последние годы я оказался востребован молодёжным движением «Наши». Это вызвало изрядное негодование прогрессивной общественности. Но лично мне молодёжный оптимизм изрядно поднимает дух. Так, акция «Все свои» молодёжного движения «Наши» в День народного единства четвёртого октября две тысячи девятого охватила только в Москве два десятка тысяч радостных молодых людей, гармонично сочетающих веселье с соблюдением порядка.

День народного единства имеет скромную историю празднования, но давнюю предысторию. Почти четыре века назад наш народ показал, как умеет объединяться против тех, кто его не уважает. Польский король Сигизмунд Ваза — швед по происхождению, как и основоположник династии, сплотившей Русь воедино — Рюрик. Но в отличие от Рюрика и его потомков, Сигизмунд не пожелал считаться с обычаями народа, отказался сохранить на Руси православие, да и со здешним исламом пообещал расправиться. Поэтому наши предки собственноручно расправились с теми, кто пытался силой отдать русский народ под польско-шведское владычество.

Но неправы те, кто считает давний подвиг примером общего неприятия всего иноземного. Наоборот — и до, и после Смутного времени Россия открыта влияниям всего мира.

Пётр I Алексеевич Романов лишь вынужденно ускорил усвоение нашей страной некоторых западных обычаев, достаточно популярных ещё при его отце Алексее Михайловиче. Россия при каждом выходе на общеевропейскую арену оказывалась запутана в международных интригах и принуждена в чьих-то интересах воевать. Пётр не хотел повторять ошибку Ивана IV Васильевича Рюрикова, истратившего на Ливонскую — прибалтийскую — войну ресурсы всей страны, но в конечном счёте оттеснённого и от прежних границ. Пётр использовал новейшую тогда западноевропейскую организацию вооружённых сил — и оказался вынужден приучать своих дворян к западноевропейским же бытовым обычаям: без них армейские порядки казались неестественными.

Люди с новоевропейскими взглядами и привычками в России уже были. Так, до совершеннолетия Петра страной правили его старшая сестра Софья и её любовник Василий Васильевич Голицын. Если бы не внутрисемейные распри, мы скорее всего сейчас говорили бы не о петровых, а о софьиных реформах. Но для ускоренного формирования полноценной массовой армии потребовалась столь же массовая ускоренная европеизация.

Пётр провёл её с таким напором, что добрый век после него правящая верхушка и остальной народ буквально не понимали друг друга. Не зря через шесть десятилетий после смерти Петра князь Михаил Михайлович Щербатов назвал свой главный публицистический труд «О повреждении нравов в России» — и прямо обвинил первого нашего императора в этом повреждении.

Но наш народ в полной мере проявил ту силу, которая и делает народы великими. Величие — не в том, чтобы навязывать всем, до кого можешь дотянуться, собственные взгляды, порядки, обычаи. Подлинное величие — в том, чтобы по всему миру находить то, что может тебе пригодиться, объединять даже самые разнородные чужие творения и уже на их основе творить своё. Да так творить, чтобы все остальные народы восхищались не только загадочной русской душой, но и общечеловеческим величием наших творцов. Русские гении Лев Николаевич Толстой и Пётр Ильич Чайковский признаны всемирно.

Всемирную культуру — всем миром и создавать. Среди лучших русских драматургов — немец фон Визен. Словарь живого великорусского языка собрал датчанин Даль. Русские крепости на землях, отвоёванных Петром Великим, строил эфиоп Ганнибал — а его правнук создал современную норму русского литературного языка, используемую нами по сей день почти без изменений.

Русский народ — не единственный, вбирающий в себя достижения отовсюду. Классик французской поэзии Гийом Аполлинер — поляк Вильгельм Альберт Владимир Александр Аполлинарий ВонжКостровицкий. Классик английской прозы Джозеф Конрад — поляк Юзеф Теодор Конрад Аполлонович Коженёвский. Но именно в нашей стране наиболее очевидно общее правило: велик может быть лишь тот народ, что не варится в собственном соку.

Те, кто два десятилетия назад призвали отделить Российскую Федерацию от остальных республик Союза и даже создали внутри правившей тогда союзной коммунистической партии отдельную КПРФ, подорвали экономическую и политическую мощь не только других республик, но прежде всего самой России.

Даже по официальному подсчёту за пределами республики оказалось двадцать пять миллионов русских. По родному же языку — а не по записям в паспорте — на территории былого Союза внероссийских русских лишь немногим меньше, чем внутрироссийских.

Но куда страшнее, что механизм культурного и экономического взаимообогащения, выстроенный веками, сейчас замкнут в куда более жёстких границах, нежели ещё четверть века назад. Вдобавок даже внутри нынешней России кое-кто пытается остановить его, провозглашая «Россия для русских» и называя русскими только тех, кто соответствует их собственным представлениям о народе. Хотя сами эти представления то ли устарели на добрую тысячу лет, то ли вовсе никогда не имели отношения к действительности.

Остаётся лишь порадоваться, что в родной стране так много желающих поддержать главный источник нашего величия.