Тетрадь откровений
7 августа 2011 года
Как некоторым людям удается определять, что правильно, а что нет, где проходит граница между добром и злом, быть уверенными в том, как им следует поступать, а как не следует? Я говорю не о тех, кто путает «легкость бытия» с самим бытием и думает, что смысл жизни – в наслаждении, в котором они пытаются найти блага этого мира. Нет, я о людях волевых, чья сила заключается в их нравственных ориентирах, о людях, которые сами управляют своей жизнью, держа курс туда, где их ждет долгожданная истина. Они не умеют отступать, они хранят верность своим идеям, отстаивают их, развивают, уверенные в своей правоте.
Я не из их числа и всегда утешался верой в то, что эта несгибаемость есть результат спокойного счастливого детства в семье, где царила любовь и где им говорили, кто они есть на самом деле.
Впрочем, о том же пишет в своих работах и профессор Луццато: сформироваться внутри семьи, чтобы правильно ориентироваться в мире. Но это правило не абсолютно. Что показывает и собственная биография профессора. У него самого было трудное детство, потом близких отправили в концлагерь, его юность прошла в борьбе с врагом. Значит, свою силу он извлек из страданий, а свои мысли – из того, чему они его научили.
В этом и состоит наше различие: в выпавших мне испытаниях я находил повод, чтобы прятаться от мира, он же черпал в них силы для осмысления своего времени, для формулирования идей, которые способны повести за ним других.
Это понимание угрожает самим основам моей личности. Чем дальше я захожу в своих поисках, тем непрогляднее становится туман.
А что, если в конце этого пути меня ждут еще бо́льшие страдания?
Голос Дени Дютертра дрожал.
– У меня ничего не выходит, господин Бомон. Мы не сможем сотрудничать с вами на ваших условиях, при этом зарабатывая на жизнь.
Волнение, с которым говорил его собеседник, тронуло Ноама, ему стало жаль, что он довел его до такого состояния.
– При какой цене вы сможете согласиться на сделку?
– Не при той, что заявлена, – ответил тот. – Впрочем, на них не согласится ни одно французское предприятие, уверяю вас. Если не захочет работать себе в убыток, конечно. На что я пойти не могу. Я и так за последние месяцы уволил половину сотрудников, и…
– Какая отпускная цена позволила бы вам принять мой заказ, сохранив при этом достаточную прибыль?
Директор «Дютертр-Стиля» помедлил с ответом, пытаясь понять, нет ли в этом вопросе подвоха.
– Двадцать пять процентов сверх той цифры, которую вы назвали, – сказал он наконец. – Вы видите… сделка не состоится.
– Пришлите мне предложение на тридцатипроцентное повышение цены по отношению к указанной в договоре.
– Я не понимаю, – промямлил фабрикант, – вы согласны на…
– На пересмотр условий, да.
Он почувствовал, как засуетился на том конце провода собеседник.
– И добавьте пункты, чтобы подстраховаться на случай отказа от выполнения обязательств, – добавил Ноам.
Когда он повесил трубку, Сами смотрел на него с недоверчивым видом.
– Я правильно понял, что ты только что сделал? – спросил он.
– Не лезь в это, Сами, – жестко ответил Ноам.
– А что за дело-то?
– Ни одно из тех, что числятся за тобой. Так что прошу тебя: не вмешивайся.
– Не знаю, что за игру ты затеял, но…
– Сами, прошу тебя! – воскликнул Ноам.
Тот понял, что настаивать бесполезно.
– Ты внушаешь мне беспокойство, Ноам, – пробормотал он.
– Знаю. Я его всем внушаю. Хотя вам следовало бы порадоваться, потому что я наконец-то привожу свою жизнь в соответствие со своими же принципами.
