10

Сами встретил Ноама, широко улыбаясь. Тот прилетел утром и, едва успев принять душ и проглотить чашку кофе, примчался на работу.

– Ну, как съездил?

– Некогда рассказывать, бегу к патрону.

– Опять?

– Да. Я не хочу заниматься делом «Барама».

– Шутишь? Он не любит, когда ему отказывают.

– Я и не собираюсь ему отказывать. Все будет разыграно тоньше.

– А именно?

– Потом. Он меня ждет.

Ноам поднялся в дирекцию. Он принял решение отделаться от этого задания в самолете на обратном пути во Францию. Для реализации проекта у него не было ни времени, ни нужного настроя.

Когда он вошел в кабинет, Дюшоссуа говорил по телефону. Он зна́ком предложил Ноаму сесть.

– У вас минут десять, не больше. Что за срочность? Зачем я вам понадобился? – проворчал он, вешая трубку.

– У меня проблемы с делом «Барама», и я хотел бы посоветоваться с вами.

Но провести патрона было трудно: такое вступление не предвещало легкого разговора. Проявить интерес к собеседнику, польстить ему, подчеркнуть его значимость, спросив совета, чтобы легче было сломить его сопротивление. Оба знали, как это бывает, и это только обостряло ситуацию.

– Рад буду помочь, – с кривой ухмылкой предложил Дюшоссуа.

– Я изучил дело и считаю, что производство этой серии одежды в Азии невозможно. Консультации, разработка, основные тесты на качество на опытных образцах: при таких сроках нам не хватит на все это времени. Более того, к этой продукции предъявляются совершенно особые технические требования, поэтому использовать прежние схемы нам не удастся.

– Я прекрасно знал все это, когда поручал вам это дело, Ноам. И я жду от вас решений, а не анализа трудностей. Ну и какие же они будут, эти решения? Потому что я даже думать не хочу, что вы пришли ко мне только чтобы перечислить эти чертовы затруднения.

– Да, конечно. Я нашел нескольких производителей, которые могли бы в сжатые сроки изготовить эти изделия. Но мне надо бы встретиться с ними, чтобы лично объяснить, чего мы от них ждем, и убедиться, что они в состоянии сделать все в срок. Некоторые из них находятся в Восточной Европе, но большая часть – в Африке; индийские и азиатские предприятия мы исключаем из-за их удаленности.

Ноам знал, что у него сильные аргументы. Известно ему было и то, как неохотно босс соглашался на командировки – из-за расходов, которые влекли за собой подобные решения. Политика фирмы была вполне прозрачной: находить выгодных партнеров и все переговоры с ними вести на расстоянии – по телефону, электронной почте, посредством телеконференций или же, в самых сложных случаях, прибегать к помощи посредников. Планы Ноама его взбесят, он испугается провала и заберет у него дело. Разумеется, Ноам упадет в его глазах как специалист, но ему было на это наплевать.

Дюшоссуа уставился Ноаму прямо в глаза и несколько секунд хранил молчание.

– Мне понятны ваши опасения, Ноам. Но признаюсь, что вы меня разочаровали. Я считал вас более боевитым, более ловким и никак не думал, что вы споткнетесь о первое же препятствие. Я потому вас и выбрал. Но поскольку мы не можем сейчас отступить, вот вам мое решение: будете работать с французскими производителями. Большинство из них сейчас на последнем издыхании, так что любой будет счастлив сотрудничеству с нами и пойдет на любые жертвы. Вы выиграете время на переездах и сократите сроки.

– Но ни одно французское предприятие не выдержит конкуренции с азиатскими поставщиками! – с досадой возразил Ноам.

– Кризис смешал карты, не забывайте об этом. Необанкротившиеся производители-французы готовы на все.

– И вы хотите чтобы я их добил?

– Добил? Нет, вы меня решительно удивляете. Наше дело – создать такое соотношение сил, которое будет для нас выгодно. Так что я жду от вас одной вещи: вы должны показать, что способны довести это дело до ума, невзирая на проблемы. Ясно?

Ноам хотел было возразить, сказать, что не умеет пользоваться чужим несчастьем, объяснить, что ему всегда удавалось добиваться результатов, выстраивая взаимовыгодные отношения, но патрон уже истолковал его нерешительность как согласие, после чего объявил встречу оконченной.

Аврора позвонила ему, как только он вернулся. И сама предложила увидеться вечером, чтобы выпить по стаканчику.

– Я хочу знать все подробности, – сказала она.

Они встретились в пабе, и Ноам рассказал ей о встрече с Сарой и о визите к Вайнштейнам. Журналистка слушала его с интересом и удивлением.

– Ну, что ты об этом думаешь? – спросил он, закончив свой рассказ.

Аврора сделала круглые глаза, надула губы и потрясла рукой, как делают дети, чтобы показать свое удивление.

– Что я думаю? Фантастика в чистом виде.

– А если серьезно?

– Я отвечу тебе, но мне хотелось бы, чтобы сначала ты сказал, как ты сам расцениваешь эту… это приключение. Ты-то сам веришь в теорию своей гуру?

– Ну… на самом деле меня раздирают сомнения. Моменты глубокого скептицизма чередуются у меня с такой же глубокой верой. Там, у Сары, я был убежден, что она не лжет.

– Да, но ты находился в самом волшебном, самом дестабилизирующем городе мира. Знаешь, каждый год в психиатрическую больницу Кфар Шауль попадают десятки человек, потому что у них перегорают пробки. Эти люди совершенно нормальные, в здравом уме и твердой памяти, оказавшись в абсолютно непривычной обстановке, более того, в городе, буквально напичканном историей, мифами, теряют ориентиры, впадают в панику, а некоторые доходят до того, что начинают считать себя новым мессией. Это так и называется – «иерусалимский синдром».

– Я не отрицаю этой мистической силы. Но когда Сара общалась со мной, у меня сложилось впечатление, что она говорит правду или по меньшей мере то, что считает правдой. И потом, с чего бы ей лгать? Она меня не знает, живет в своем внутреннем непорочном мире.

– Да не в том дело, что она убеждена, что говорит правду. Сумасшедшие тоже уверены, что обладают истиной.

– Мне кажется, ты стала больше сомневаться, чем раньше.

– Я просто пытаюсь сохранить критический подход. И еще, пока тебя не было, я присмотрелась к этой Линетт Маркюс.

Ноам застыл от удивления. Значит, Авроре захотелось узнать больше… Он был тронут, что ей небезразлична его история, но в то же время сделанные ею открытия беспокоили его.

– Ну, что ты так на меня смотришь? У меня это почти рефлекс – отыскивать информацию, копаться в ней, сопоставлять факты. Так вот знай, что методы этой твоей врачихи – женщины странной, которая испытывает на пациентах приемы, почерпнутые из оккультных наук, – опровергаются многими из ее коллег.

– Она говорила мне это.

– Да, только аргументы ее оппоненты приводят очень убедительные. Но еще бо́льшие сомнения вызывает у меня то, что я узнала об облегченной коммуникации. Эта методика была отвергнута почти всем научным сообществом. Исследования показали, что продемонстрированные аутистами знания на самом деле принадлежали их помощникам.

– Да, это правда, были издержки. Но в некоторых случаях аутисты превосходили тех, кто помогал им изъясняться.

– А это ничем не подтверждено.

– Значит, ты считаешь, что все это – одно сплошное надувательство.

– Давай откровенно, Ноам. Предложение твоей Линетт Маркюс начать поиски истины разожгло мое любопытство. Я поддержала тебя в твоем желании отправиться в эту поездку, потому что тебе это было необходимо. Но ничего из того, что я узнала сама или что рассказал мне ты, не внушает мне ни малейшей веры в этот предприятие.

– Ты советуешь мне бросить?

– Я сейчас даже убеждена, что все это бесполезно, что ответы, даже если ты их получишь, не разрешат твоих экзистенциальных сомнений, поскольку проблема в другом. И я удивляюсь, что такой прославленный врач, как Арета Лоран, отправила тебя к такой сомнительной фигуре, как Линетт Маркюс. Ей бы следовало направить тебя к такому своему коллеге, который помог бы тебе вернуться к истокам болезни, чтобы устранить затем их последствия.

– Если она посоветовала мне встретиться с Линетт Маркюс, это означает, что в моем случае она считает ее методы более эффективными, чем методы традиционного психоаналитика или психотерапевта.

Аврора отвергла этот довод, покачав головой.

– И все равно мне кажется удивительным, что такой специалист толкнул тебя на путь мистики для решения чисто психологической проблемы.

– В любом случае рассуждать о намерениях доктора Лоран сейчас уже совершенно бесполезно. Я добровольно ввязался в эту историю и, как мне кажется, вполне осознаю грани и риски, так что могу бросить эту авантюру, когда сочту нужным.

– На мой взгляд, тебе уже пора ее бросать. Встреча с этим младенцем ничего тебе не дала. Между вами не существует никакой связи.

– Во всяком случае, явной. Но Сара и не говорила, что такая связь существует. Она просто сказала, что мы умрем в один и тот же день.

– Жуть. В это невозможно поверить.

– Да, правда.

– И все же ты собираешься продолжать!

– Думаю, да.

– Тебе надо подумать прежде всего о своем здоровье! Ты выглядишь страшно измотанным.

– Такой я и есть. Впрочем, мне пора домой.

– Ну вот, теперь ты дуешься! Пойми меня правильно: я не против того, чтобы ты продолжил искать ответы там, где уже начал. Я просто хочу помочь тебе правильно сформулировать вопросы, чтобы ты не запутался окончательно.

– Я не дуюсь, Аврора. Я даже благодарен тебе за такой интерес к моей истории. Но у меня все больше и больше уверенности, что ответ ждет меня в конце этого приключения и что я должен до него добраться.

Вернувшись домой, Ноам оказался во власти противоречивых чувств. Поделившись с ним своим видением ситуации, Аврора не сказала ничего такого, чего бы он сам не знал. Но ее мнение, высказанное в ясной и доброжелательной форме, тронуло его. Что же все-таки движет им: убежденность, легковерие, слабость, невежество или страх? Наверно, тут есть всего понемногу, только вот в каких пропорциях?

Он взглянул на экран своего компьютера. Его ожидало множество сообщений. Просматривая темы писем, он прекрасно осознавал, что ищет одно-единственное, и вскоре нашел его.

На мгновение он застыл, прерывисто дыша и не решаясь открыть письмо.

Открыть – значит, снова пуститься в эту безумную авантюру. Удалить – значит, отказаться от сомнительной, даже опасной игры и вернуться к нормальной жизни.

Он подвел мышку к кнопке «Удалить».

Нормальная жизнь? В его случае это означает «пресная, никчемная» – не жизнь, а существование, в котором он останется тем же потерянным невротиком, не способным заглянуть в собственное будущее. Да, не способным…

Курсор передвинулся на иконку «Открыть».

Ситуация складывалась нелепейшая. Почему он должен решать что-то, становиться жертвой какого-то мракобесия?

Он снова сдвинул мышку.

Да, но если он сотрет это сообщение и оборвет связь, его вечно будет преследовать сомнение. Может быть, даже сожаление, что он не дошел до конца этой удивительной истории, не узнал, что скрывалось за ней. Нет, так нельзя.

Он глубоко вздохнул и нажал на кнопку.

Почему Рим? Он никогда не бывал в столице Италии, у него там не было ни одного знакомого. Правда, отец его был итальянцем по происхождению, родом из Калабрии, но он вырос во Франции и, судя по всему, не сохранил никаких контактов с родиной.

Какая связь могла существовать между ним и этим человеком, тем ребенком? Если она вообще была…

Возвращаясь мысленно к Тель-Авиву, он понял, что и город, и младенец были для него тоже совершенно чужими.

Сомнений нет: нельзя больше отступать, нельзя цепляться за логические доводы, склонявшие его бросить эту погоню за химерами.

Он открыл туристический сайт и заказал себе билет на завтрашнее утро.