7
Рорка Ева нашла у себя в кабинете. Она кинула папки на стол, сразу прошла к кофеварке и уже с кофе в руке плюхнулась в кресло.
Рорк ждал, пока она устроится, и убирал в карман планшетник.
– Ну и?
– Максимум, чего мне удалось выжать, это оформить его за нарушение порядка в пьяном виде. Он, конечно, заслуживает намного большего, но вряд ли замешан в нашем убийстве. Во-первых, он для этого неимоверно глуп. Понимаешь, такой вот откровенный и безнадежный тупица.
Рорк лишь кивнул в ответ.
– Ты здесь закончила? В Управлении? – спросил он. – Или еще есть дела, которых ты не можешь сделать дома?
– Да нет, пожалуй.
– Тогда поехали домой, по дороге все расскажешь.
Он слушал. Ева уже привыкла к тому, что у нее всегда есть слушатель, которому – что еще более ценно – не надо ничего разжевывать, он и так все понимает.
– Больной на всю голову! Урод! Он на самом деле не видит ничего зазорного в том, чтобы засунуть свой поганый член в рот ребенку. Черт бы его побрал! И в том, что тринадцатилетняя девочка расплачивается с ним за пару пива минетом. Говорит – она сама предложила. Как тебе?
– И все-таки ты не думаешь, что этот больной урод ее убил? Как и любую другую из наших двенадцати?
– Не думаю. Он, конечно, заслуживает того, чтобы ему член завязали узлом, облили кислотой и подожгли под восторженные крики толпы, но…
– Ого, какое воображение!
– Но убивать он не убивал. Он гнойный прыщ на заднице человечества, но для убийства у него кишка тонка. И он полный кретин. А это дело рук не кретина. Я его крепко взяла в оборот, и так крутила, и эдак, давила, припирала к стенке. Ничего он не знает. Будем за ним приглядывать – во-первых, вдруг я ошиблась, а во-вторых, он ведь может рано или поздно прибрать к рукам еще кого-то, и не исключено, что снова малолетку. Тут-то мы его и прихватим – пускай посидит несколько лет за решеткой, похнычет там.
Она выпрямилась и шумно втянула воздух.
– Так что ничего у меня пока нет.
– Ты знаешь, что это не так. Тебе просто досадно, что не удалось подпалить этот хрен. Зато ты уже отработала и исключила нескольких подозреваемых, а главное – у тебя есть имена двух девочек.
– Это не моя заслуга.
– Так в этом все дело? – недоуменно покосился Рорк и направил машину в распахнутые ворота особняка.
– Даже не знаю. Сама себя не узнаю! – Ева взъерошила волосы. – Так не должно быть. Не должно быть! Я не ученый. Я не умею, глядя на кости, определять, кому они принадлежат. И глупо злиться, что информация поступает ко мне от других. От эксперта.
– И «глупо» – это не про тебя, даже когда прикидываешься дурочкой.
Она рассмеялась.
– Да, я не глупая, и эти девочки заслуживают того, чтобы я напрягла все свои извилины.
Она окинула взглядом дом, его чудесные пропорции, башни и бойницы, бесчисленные окна. А думать продолжала о юных девочках, которые жили или живут в убогих общежитиях, моются в грязном общем душе и при этом всей душой рвутся на волю и мечтают о какой-никакой, но самостоятельной жизни. Такой девочкой когда-то была и она.
Слишком многие из них так и не добились своей цели.
– Слишком многие из них так и не добились своей цели, – произнесла она вслух.
– А хочешь, я расскажу тебе об одной, которая добилась?
Рорк остановил машину, она посмотрела на него с недоумением.
– Что? Ты о ком?
– О Ли Крейн. Теперь Ли Лоренцо. Полтора года назад вышла замуж. За пожарного из большой итальянской семьи. Весной ждут первенца. Она работает учительницей в начальных классах. Живут в Куинсе.
– Значит, пока я общалась с этим козлом, ты ее разыскал?
– Разыскал. Она выкарабкалась и, судя по всему, построила крепкую, счастливую семью. Будешь ее допрашивать?
Она немного помолчала.
– Если придется – буду. В противном случае я лучше ее не тревожила бы. Но… можно послать информацию о ней Серафиме Бригэм.
– Уже послал.
– Хорошо.
Ева поняла, что он специально придерживал хорошие новости – давал ей выговориться. Очко в его пользу. Много очков.
– Ты не покажешь мне свой проект касательно этой развалюхи, что ты купил? Как ты намерен возродить ее к жизни?
– Давай покажу.
Они вышли из машины, он взял ее за руку.
– Сегодня я спросил себя: а что было бы, если бы я этот дом не купил? Эти девочки могли же там пролежать еще много лет! А потом я сказал: нет, ничего подобного! Это должно было случиться. Сейчас. Со мной и с тобой.
– Иногда твое ирландское нутро так и лезет наружу.
– Это было предначертано. – Он пожал плечами. – Мы таких ребят не сторонимся, сами такими когда-то были. Вот почему ни ты, ни я не остановимся, пока не узнаем, как их звали, что с ними произошло и кто оборвал их жизнь.
– Кто бы это ни был, пятнадцать лет назад это сошло ему с рук.
– А теперь?
– Теперь мы оборвем его жизнь – то есть жизнь на свободе. Он кончит ее за решеткой.
Ева вошла в дом, где их ждал Саммерсет – пугало в черном костюме – и их откормленный котяра Галахад.
Уходила она из большого, светлого вестибюля, а вернулась прямиком в Рождество. Пахло хвоей и корицей, лестничные перила были увиты гирляндой из мелких лампочек, а из крупных пуансеттий – кажется, так это называется? – была составлена искусная композиция.
Она заглянула в переднюю гостиную и увидела, что там стоит, мерцая лампочками, красиво наряженная большая ель.
– А эльфы где?
– Думаю, у них рабочий день закончился, – ответил Рорк. – Завтра вернутся и займутся домом снаружи.
– Если бы вы вовремя вернулись, то кого-то из них, возможно, застали бы, – проговорил Саммерсет.
Ева смерила его ледяным взором.
– А мы развлекались. Катались на санях, глушили коньяк и обсуждали, что бы такое не подарить тебе на Рождество. У нас ведь не жизнь, а сплошные забавы!
– Тем не менее никакие забавы не поднимают вам настроение и не улучшают манеры.
– Тепло родного дома! – Рорк покачал головой и начал снимать пальто, в то время как кот важно подошел и стал тереться о Евину ногу. – Обожаю.
– Это я еще даже не начинала… – заговорила было Ева, но осеклась и выхватила из кармана запищавший телефон. – Есть еще одно лицо! – крикнула она и бегом кинулась по лестнице, на ходу вызывая на экран телефона изображение.
– По телевизору сказали, двенадцать? – спросил Саммерсет.
Рорк кивнул:
– Да. И все совсем еще дети.
– В мире много мерзости.
– Она найдет того, кто это сделал, и отправит туда, где ему место.
– Не сомневаюсь. Холодный сегодня вечер! На ужин беф-бургиньон. Настоящее мясо вам обоим куда полезнее, чем пицца, которая первой придет ей в голову.
– Я прослежу, чтобы она поела. Спасибо.
Поднявшись к Еве в кабинет, Рорк обнаружил, что она уже вся поглощена выведенным на большой настенный экран изображением третьей жертвы.
Еще моложе, подумалось ему. Эта девочка на вид моложе первых двух.
– Хочу поискать ее в списках Реабилитационного центра. Если она у них проходила, это будет быстрее, чем искать в базе пропавших.
– Давай. А я могу пока и по базе пробить. Я знаю, ты любишь, когда я тебе помогаю, – поспешил он добавить, не дав Еве возразить.
– Ладно, спасибо. Так быстрее будет.
Они одновременно взялись за работу. А ужин немного подождет, подумал он.
Рорк отметил, что под окном Евиного кабинета тоже установили елку, которую он сам заказал, поскольку это просто и традиционно. Просто и традиционно – именно эти два слова, по ее утверждению, лучше всего характеризуют ее натуру. Хотя на самом деле ни то ни другое ей совсем не подходило – за редким исключением.
Разве стала бы простая женщина традиционных устоев проводить вечер в попытках идентифицировать погибших девочек? А доводить себя работой до изнеможения, телесного, духовного, сердечного, чтобы найти того, кто их убил? И хотя порой с ней было и трудно, и больно, и обидно, он благодарил Господа, что не связал свою жизнь с простой женщиной традиционных устоев.
– Нашла!
Рорк прервался и посмотрел на большой экран. Ева разбила его на два окна: в одном были изображения, полученные путем реконструкции, в другом – фотография с документов совсем юной девочки.
– Да, она. Всего двенадцать лет?
– Так по документам. Проверяю, есть ли на нее досье в полиции и числится ли она среди пропавших.
Лупа Дайсон, прочел он. Адрес – Нью-Йорк, всего в нескольких кварталах от того места, где нашли ее останки. Опекуном была записана ее тетка, Розетта Вега.
Трагический взгляд, подумалось ему. Откуда у такой юной девочки этот трагический взгляд?
– Тетка подавала заявление об исчезновении. Судя по всему, оба родителя погибли в катастрофе. Сестра матери – а больше в Штатах у нее родни не было – назначена опекуном. Куча родни по материнской линии в Мексике.
Ева продолжала просматривать досье, а Рорк подошел к мебельной стенке и достал из барной секции бутылку вина.
– Так, так. Тетка работала горничной в отеле «Фэрмонт» в Вест-сайде. Подверглась нападению, когда шла с работы домой, ее сильно избили и даже ранили ножом. Была вынуждена провести несколько недель в клинике, а потом на восстановительном лечении. Попросила, чтобы девочку взяли в Обитель: у кого-то из знакомых ребенок там был. Суд постановил поместить временно. Девочка туда поступила, потом вышла и вернулась домой. А спустя три недели пропала. Дата исчезновения – семнадцатое сентября. Через пять дней после Линь Пенброк.
– Ее заманили обратно в тот дом.
– Может быть. Она пропала через пятнадцать дней после того, как приют съехал. Дом стоял пустой. Ни в какие неприятности она раньше не попадала. Тетка – тоже. Сейчас пробьем эту тетушку… Чем она нынче у нас занимается?
– Она не сбежала из дому, – сказал Рорк. – Проблемный ребенок – да, но только из-за смерти родителей. – Теперь понятно, откуда этот трагический взгляд, подумал он.
– Так. Тетка вышла замуж. Десять лет назад. За некоего Хуана Деладжо. Сейчас она сестра-хозяйка в фешенебельном отеле «Антуан» в Ист-Сайде, работает в дневную смену. Живет тоже в Ист-Сайде, не в самой шикарной части, но тоже ничего себе.
– Это один из моих. Отель то есть.
– А… До этого мы еще не скоро дошли бы. – Ева взглянула на мужа. – Не знаешь ее?
– Нет, но могу у управляющего взять ее личное дело.
– Пока не нужно. У нее с Хуаном трое детей. Он из нашего брата, из двести двадцать шестого. – Ева взялась было за телефон, но увидела перед собой наполненный бокал и нахмурилась.
– Я займусь ужином, – объявил Рорк.
– Но я…
– Мы поедим и за едой все обсудим.
– Хорошо, ладно. Хорошо. Это лейтенант Даллас из Главного, – произнесла она в трубку, а Рорк тем временем спустился на кухню и включил подогрев.
Когда он вернулся, Ева с кем-то говорила – должно быть, со следователем, который вел дело об исчезновении, догадался он, – и что-то себе помечала. Он оставил ее заканчивать разговор, а сам накрыл ужин на журнальном столике.
– Спасибо, – сказала Ева в трубку. – Да, конечно, я буду держать вас в курсе.
Она отключила связь и снова недовольно взглянула на вино. Но все же взяла и сделала глоток.
– Застала на месте следачку, которая вела ее дело. Все помнит! Говорит, так хорошо запомнила все потому, что у нее у самой была такая же дочка.
– Давай ешь, и все мне расскажешь.
Она подумала, что кусок пиццы был бы намного проще, ведь можно одновременно жевать и продолжать работать. Однако, учитывая, сколько информации они добыли, день нельзя было не признать плодотворным.
Ева подошла и села напротив.
– И еще по одной причине она все помнит – они поддерживают связь с этой тетушкой. Где-то раз в год одна из них звонит другой, просто пообщаться. Насколько я поняла, девочка страшно переживала смерть родителей, но хоть с теткой у нее были близкие отношения, это отчасти помогло. Они ходили к психотерапевту, и вроде даже толк был.
– Потерять в момент обоих родителей сразу наверняка очень тяжело, даже при наличии родных, готовых о тебе позаботиться.
– Ей еще пришлось и школу поменять, поскольку тетушке оказалось не по карману переехать к девочке и оставить ее в старой школе. Но, по словам тетки – а следователь ей верила тогда и продолжает верить сейчас, – все у девочки вроде налаживалось. Однако где-то за неделю до своего исчезновения она вдруг начала задерживаться после школы. Тетка-то работала, но по ее просьбе за Лупой приглядывала соседка, так вот девочка стала появляться непосредственно перед возвращением тети с работы.
– Слушай, а вкусно! – вдруг похвалила она.
– Спасибо. Аж несколько минут кнопки жал и ждал.
Она улыбнулась и продолжила есть.
– Когда тетя потребовала объяснений, девочка сказала, что просто тусуется с новыми друзьями, что они, дескать, делают вместе уроки. Но видно было, что темнит, но тетя давить не стала. Чувствовала, что ей надо дать немного свободы. И настал день, когда она совсем не вернулась домой.
– Из того, что ты говоришь, как-то непохоже, чтобы она сбежала.
– Я тоже не думаю, что она сбежала. Я думаю, ее заманили в тот дом, чем-то соблазнили. А потом там же и убили. И думаю, самое вероятное, что в те несколько дней, что она пропадала, она и познакомилась с убийцей. Или с кем-то, кто ее к нему привел. Она – девочка – начала задавать кучу вопросов о Боге.
– То есть?
– Ну, типа: почему Бог сделал то, а не сделал это… Они довольно набожные. Католики. Изначально. Но в ходе расследования выяснилось, что она стала интересоваться другими религиями и… как назвать? – философскими учениями, да? Входила в сеть с домашнего компьютера – другой им был не по карману. Читала. Поздно ночью, после того как тетя ляжет спать.
– Не вижу в этом чего-то необычного для девочки-подростка, тем более пережившей тяжелую утрату.
– Нет, конечно. Но я вот думаю обо всех этих разговорах о божественном промысле и задаю вопрос: а не связано ли это с Реабилитационным центром Джонсов? Они же там только о божественном и толкуют!
Ева подкрепила свои слова, помахав ложкой в воздухе, после чего опять использовала ее по назначению.
– Предположим, девочка встречалась с кем-то из Обители. Сотрудником или воспитанником. С которым была знакома еще в свою бытность там и продолжала поддерживать связь. Следствию так и не удалось установить, где она проводила время после школы до возвращения домой. Может, кто-то ее вовлек в разговоры о духовном и подцепил на эту удочку: почему Господь сделал такую ужасную вещь? Это может кое-что прояснить.
– Она могла по дороге в школу проходить мимо этого дома, – предположил Рорк.
– Она вторая из наших жертв, кто жил в Обители. Это не может быть совпадением, все это не случайно. Наркотиками она не баловалась, никаких признаков этого обнаружено не было.
– Хорошая девочка, – добавил Рорк, – которая попала в тяжелые и скорбные жизненные обстоятельства.
– Да. Каждый день ходила в школу, получала хорошие оценки. Когда посещала психотерапевта – одна или с тетей, – никому и в голову не приходило, что она может сбежать из дому. С тетей они не ссорились. И вдобавок она ничего с собой не взяла. У нее был только школьный рюкзак и то, что на ней. А подростки не бегут из дому, не прихватив каких-то вещей.
Да, подумала Ева, такого не бывает. Обычно поступают, как сделала Линь – обязательно что-то берут с собой.
– У нее было немного накопленных денег – так, ерунда, за какие-то мелкие поручения и тому подобное. Но она и их не взяла. С самого начала расследования никто не рассматривал ее исчезновение как бегство из дома. И не нашли никого, кто бы видел, что ее кто-то поджидал. Мне перешлют дело, но у меня впечатление, что следователь не пожалела времени и усилий – пожалуй, даже больше, чем сделал бы кто-то другой.
– То есть у тебя уже две жертвы, которые в одно и то же время обретались в Обители.
Ева в задумчивости отхлебнула вина.
– Из трех, чьи личности нам уже известны, мы имеем одну беспризорницу, одну спонтанную беглянку из благополучной семьи и подростка из рабочего класса, которая, по всем данным, была примерной девочкой и потихоньку училась справляться с понесенной утратой. Их объединяют возраст, комплекция и – в двух случаях из трех – достоверно подтвержденная связь с местом преступления.
– По всему выходит, возраст и телосложение, скорее всего, будут примерно такими же у всех.
– Из чего можно сделать заключение, что и по третьему признаку мы будем иметь совпадение во всех случаях. Это лишний раз подтверждает, что убийца был как-то связан с Обителью, а возможно, и с Центром.
– А что, если это тоже воспитанник? – предположил Рорк. – Тебе не приходило в голову, что это мог сделать кто-то из ребят?
– Я над этим размышляю. Из ребят постарше. Они ведь и восемнадцатилетних принимали, да еще наверняка были переростки.
– Ну да, на формальности в ряде случаев могли закрыть глаза. Или просто не спросить, – согласился Рорк. – Может, были такие, кто уже вышел из возраста, а идти-то все равно некуда, и их оставляли выполнять какую-то работу в обмен на еду и жилье.
– Да, такой вариант кажется вероятным, – кивнула Ева, вспоминая свое впечатление от Джонсов. – Парень. Конечно, девочки в таком возрасте могут пойти на поводу и у подруги постарше, но парням они просто в рот смотрят.
– Никогда не был девчонкой, поэтому сказать что-либо затрудняюсь. Тебе видней.
– Мне? Я-то как раз парням в рот никогда не глядела. Во всяком случае, до встречи с тобой.
Он рассмеялся и глотнул вина.
– Как трогательно!
– У меня слишком много всего происходило в жизни, чтобы терять голову из-за парней. Я наверное, и сексом никогда заниматься не стала бы, если бы мне не стало любопытно, что в нем такого особенного. Оказалось – по крайней мере, тогда, – что много чего.
Он опять рассмеялся. Общение с женой всегда доставляло ему удовольствие.
– И сколько тебе было? Даже не верится, что я никогда тебя не спрашивал.
– Не знаю, около семнадцати, наверное. Все вокруг – или большинство – спаривались как кролики, вот я и решила выяснить почему. А у тебя как было?
Он поднял бокал.
– А я, пожалуй, опять воспользуюсь Пятой поправкой.
– О нет! Надо записать в правилах семейной жизни. Я рассказываю тебе, ты – мне.
– Ох, не люблю я правил! Это же сплошные ограничения! Ну ладно. Мне было около четырнадцати. Можно сказать, улицы и аллеи Дублина жили интересной жизнью.
– Ну, еще бы. Погоди! – Она подняла указательный палец. – Это тогда ты выяснил, что на год моложе, чем думал?
На его лице отразилось смущение, всего на миг. Такое случалось с ним редко.
– Ну да. Ха-ха.
Он поднялся и стал собирать посуду.
– То есть тринадцать? Правда, что ли?
– В моей жизненной ситуации было так: или быстро взрослеешь – или расплачиваешься. Как бы то ни было, дорогая, ты лучше подумай, какая богатая у меня была практика к моменту нашего знакомства.
Она взглянула косо.
– Ты правда хочешь, чтобы я об этом думала?
– Может, и нет. Лучше думай о том, что ты – единственная женщина, с которой я хочу быть до конца своих дней. – Он нагнулся и поцеловал ей руку.
– Ловко вывернулся.
– Ага. Но это чистая правда. Я займусь посудой, а ты можешь вернуться к своим делам.
– Спасибо.
Ева проглядела начатый им поиск по базе. Да, работать с ее базами данных он умел. Однако теперь ей надо добавить к документам следствия еще одно лицо. Она встала и отправила изображение Лупы Дайсон к двум предыдущим. Ее тетушку – Розетту Вега-Деладжо – она поместила в графу «контакт», потом занесла данные первого расследования и предполагаемое время убийства – точнее, информацию, которой она на этот счет располагала. После начала методично вносить имена сотрудников Обители.
– Солидный списочек, – прокомментировал Рорк, присоединившись к ней.
– Всех надо будет проверять. Пибоди уже должна была начать. – Она стрельнула в него глазами. – У тебя свои-то дела есть?
– Да так… по мелочам, то да се. Ничего срочного.
Что наверняка означало куда больше, чем многие люди успевают сделать за неделю.
– Если у тебя есть время и желание, можешь с ней связаться, узнать, как далеко она продвинулась.
– И немного разгрузить?
– Вообще-то это было бы неправильно, но сэкономило бы нам время.
– А я обожаю совать нос в чужие дела. И немного времени у меня есть.
– Я правда хочу пройтись по списку обитателей приюта, подходящих под наши критерии. Можно будет хотя бы исключить тех, кто до сих пор жив и здравствует, а также кто числится умершим.
– И таким образом сузить поиск оставшихся девяти. – Он коснулся фотографии Лупы. Грустные глаза. – Известишь ее тетю?
– Завтра. Сегодня это уже ни для кого ничего не изменит. Еще я хочу порыться среди воспитанников приюта мужского пола и постарше. Вдруг какие ассоциации возникнут.
– А я тогда помогу Пибоди. – Он притянул Еву к себе и крепко прижал. – Ассоциации уже возникают, для нас обоих.
– Да. – Она на мгновение закрыла глаза. Помолчала. – Это могла быть и я. И ты, только по другую сторону океана.
– Мы что же, оказались поумнее этих девчонок? Или опыта побольше? Тертые калачи?
– И то и другое понемножку. Но даже умный и бывалый подросток может угодить в ловушку. – Она подняла лицо и поцеловала его. – Давай оставаться умными и бывалыми!
– Иначе и быть не может.
Он прошел в соседний кабинет, но дверь оставил открытой.
Ева вернулась за письменный стол, потерла лицо ладонями. И приступила к делу.
После часа работы в списке осталось восемнадцать имен. Кто-то сумел выкарабкаться и зажил вроде бы нормальной жизнью, подчас даже плодотворной. Другие отсидели срок или сидят сейчас – в разных штатах или в федеральной тюрьме. Кто-то умер, причем во всех случаях это была насильственная смерть.
Она понимала, что из оставшихся восемнадцати кто-то сменил имя, живет по поддельным документам, а чей-то след и вовсе потерян. Если понадобится, она закажет по ним электронный поиск или подключит Рорка. Пока же она будет работать с тем, что есть.
На обратной стороне своего стенда она расписала все возможные варианты. Подумала, будет полезно отправить свои соображения Девинтер и антропологу – может, это как-то ускорит дело. Потом решила взглянуть на парней в списке непредвзятым взглядом.
Случается, убивают и дети, подумалось ей. Может, не так часто, как взрослые, и не так умело. Но убивают. Она сама в восемь лет такое сделала. Нет, не такое, поправила она себя. И не надо сюда это приплетать! Ева отогнала воспоминания и стала копать дальше.
Она уже второй раз заварила себе кофе и вычеркнула одну фамилию из списка, когда вошел Рорк.
– Пибоди уже здорово продвинулась, когда я подключился, – начал рассказывать он, – так что мы все с ней сделали. – Он положил Еве на стол диск. – Она отправит копию в отдел, но я подумал, ты тоже захочешь взглянуть.
– Скажи в двух словах.
– В БВСМРЦ работают двадцать четыре человека – в штате и на общественных началах, кто полный день, кто по совместительству. Шестеро из них – с момента основания, то есть уже пятнадцать лет, и из них четверо пришли из Обители.
– В Обители штат был меньше – особо и выбирать было не из кого.
– Да, к тому же в Обители большинство были волонтерами, а не оплачиваемыми сотрудниками. Из тех, кто перешел из Обители в БВСМРЦ – и штатных сотрудников, и волонтеров, в том числе впоследствии уволившихся, – криминальное прошлое есть только у пятерых, от восьми до двадцати шести лет заключения.
– Давай об этих пятерых.
– Я знал, что ты попросишь. Трое сели за наркотики, с принудительным лечением. Один – за пьянку и хулиганство, опять-таки с принудительным лечением, и еще в одном случае был вандализм. Бывшая жена из баллончика расписала машину мужа непристойностями. Обвинения не выдвигались. Ни за кем не числилось ничего похожего на насилие в отношении детей или девочек-подростков.
– Но это не значит, что его не было.
– Согласен, не значит. У многих из тех, кто работал в Обители и перешел в БВСМРЦ, были приводы. У всех это задержания за распространение наркотиков или правонарушения, связанные с употреблением. Есть и те, кого задерживали по обвинению в разбойном нападении, но не в отношении детей. Несколько мелких хищений, воровство в магазинах, карманные кражи – опять-таки связанных с наркотиками. И все, кого нанимали на работу или на общественных началах, прошли курс лечения, не меньше двух лет были чистыми и выдержали испытательный срок.
– Не все попадают в поле зрения.
– Это точно. – Рорк присел на угол ее стола. – Я хочу сказать, внешне такое впечатление, что руководство прежнего и нынешнего учреждения при найме работников действовали абсолютно правильно. Мы в Дидоне будем поступать примерно так же.
– Ну, твой-то отбор поверхностным не будет.
– Конечно. – Он заглянул на обратную сторону ее стенда. – А что эти?
– Восемнадцать человек. О них нет данных, что они живут нормальной жизнью, и в числе умерших их тоже нет. Скорее всего, будут такие, кто живет по фальшивым документам, кто выпал из поля зрения полиции. Наверняка один, или даже не один, умер, но остался необнаруженным или неопознанным. Это весьма вероятно.
Она взяла в руки кофе.
– Одиннадцать из этих восемнадцати подвергались физическому насилию в семье. Трое многократно сбегали из дому. Другие проходили лечение от наркотической или алкогольной зависимости, а кто-то – и от того и от другого.
Кот ткнулся мордой Рорку в ногу, и тот поднял увесистое животное, чтобы погладить.
– Одиннадцать из восемнадцати. Эта пропорция говорит не в пользу состояния нашего мира.
– Некоторым людям надо запретить производить потомство. По крайней мере, кто-то из наших жертв точно из такой семьи. Это логично. Что касается других воспитанников, то я тут вижу немало плохих парней. И многие из этих плохих парней стали потом плохими дядьками. Я проверила двадцать… – она заглянула в записи, – двадцать восемь. Из двадцати восьми девятнадцать, уже во взрослом состоянии, отбывали срок. Из этих девятнадцати семеро еще не вышли либо сидят по второму разу, а один так даже по третьему. Похоже, оставшиеся двенадцать либо извлекли урок, либо сделались хитрее.
– Полицейский от бога!
Она лишь пожала плечами.
– Один из этой дюжины написал книжку о том, каково это – быть трудным подростком, оказаться в тюрьме, и как это здорово – жить честно. И сколько для этого надо трудиться. Теперь читает лекции. Гребет какие-то фантастические гонорары. И чем-то он мне не нравится.
– Думаешь, он убил?
– Да нет, просто не нравится.
Рорк поставил кота Еве на стол, и Галахад растянулся, словно на зеленой лужайке под летним солнышком.
Ева не стала его прогонять. Пока.
– Я пробежала кое-какие его интервью, – продолжала она. – У него аура эдакого напыщенного прохвоста, с легким налетом смирения для маскировки. Лемонт Фрестер. Я намерена его разыскать. У него в Нью-Йорке квартира. Он ее называет pied-a-terre, и уже это для меня звучит до омерзения ненатурально.
– Придется на время отказаться от употребления этого выражения, – усмехнулся Рорк.
– Отлично. Теперь о девяти, которые не сидели. Один служит в полиции Денвера – у него хороший послужной список, но я еще копну поглубже. Двое – социальные работники, еще один – адвокат, один – массажист, один владеет баром в Таксоне, а остальные работают по найму и имеют то, что ты называешь средним заработком. У этих двадцати восьми на круг… – она снова сверилась с записями, – тринадцать детей. Десятеро живут с детьми. И девятнадцать из двадцати восьми – и те, что в настоящее время в тюрьме, и те, что на свободе, – зарегистрированы как постоянные жители Нью-Йорка.
– Скольких тебе еще надо пробить?
– Втрое больше, – ответила она и надавила пальцами на веки.
– Заведи автоматический поиск. Да, да, еще не так поздно, – поспешил добавить он, видя ее протестующий взгляд, – во всяком случае, не для нас с тобой. Но утром ты взглянешь на новые данные со свежей головой. Ты же пашешь уже двенадцать с лишним часов!
– И пока ни единой убедительной ниточки.
– Зато ты добыла кучу информации, у тебя три опознанных жертвы, и несколько фамилий ты уже вычеркнула из числа вероятных жертв и из списка подозреваемых.
– Ладно. – Она снова потерла лицо. – Все равно на данном этапе это всего лишь сбор информации.
Искать и отсеивать еще предстоит долго и нудно, решила она и приказала машине продолжать выполнение текущих заданий в автоматическом режиме. А сама вместе с Рорком вышла. В голове крутилась мысль о том, что предстоит переговорить еще со многими людьми. Переговорить и посмотреть им в глаза. Вернуться на место преступления, наведаться в святая святых Девинтер, побеседовать с тетей Лупы, найти самовлюбленного «писателя». И как следует, с пристрастием присмотреться к тем мужчинам, бывшим обитателям приюта, кто после этих убийств надолго загремел за решетку. Нельзя же продолжать убивать девчонок, сидя в тюрьме.
Она стала обдумывать эту версию, а кот тем временем шмыгнул из кабинета и отправился по своим делам.
Парень, мысленно конструировала она образ убийцы. На несколько лет старше. Харизматичный. Ведь он же должен был как-то втираться девочкам в доверие? Заманивать их в это пустое здание. Как?
Кто-то из них, необязательно все, должен был его знать, доверять ему, может, даже испытывать влюбленность.
Он приводит их туда, подавляет волю.
Как?
Наркотиками? Ведь столько из них страдали зависимостью, да еще были беспризорницами со стажем. Что, если он накачивал их наркотой, а потом уже убивал?
Как?
Хоть ей это и претило, но надо было ждать результатов от Девинтер.
Раздосадованная, Ева вошла в спальню.
Перед окном стояла елка. Третий год подряд они это делают. В комнате витал аромат хвои и яблоневых дров, потрескивающих в камине.
Кот, свернувшись калачиком, лежал строго по центру кровати. Так, словно был там уже не первый час.
– Необязательно сегодня, – сказал Рорк.
Ева бросила взгляд на коробки с елочными игрушками и покачала головой. Два предыдущих года они уже наряжали вместе эту елку. И если уж она решила, то они будут продолжать эту традицию еще миллион лет.
– Сегодня нормально. Сегодня будет в самый раз. – Она взяла его руку в свою и сжала. – Что, если нам еще выпить вина и приняться за дело? Эту красавицу пора нарядить.
– А может, шампанское откроем?
– Еще лучше.