Глава 16
Рома проснулся от дождя, начавшегося еще с полуночи. Но если ночью дождь лишь слабо шелестел за окнами, то к утру капли отяжелели, будто налились свинцом, и молотили по отливу подоконника так, что, казалось, пробивают его насквозь. Он скинул с себя одеяло, морщась от головной боли, которая тоже наверняка случилась из-за дождя, подошел к окну, выглянул из-за шторы.
Ненастье. Серое, мокрое, холодное. Рома поежился, потер виски. Вспомнил вчерашний день. Он до умопомрачения тренировался. Решил тут же, что голова болит от усталости, дождь тут ни при чем. И пошел в кухню готовить себе завтрак.
Пара яиц на сковороду, бутерброд, кофе с молоком. Быстро приготовил, поел прямо со сковороды. Помыл посуду и решил обойти весь дом. Обошел. Со вчерашнего дня в нем ничего не изменилось. Все те же пустые комнаты. Все это когда-то принадлежало его отцу. А потом? Что случилось потом? Как могло получиться, что у этого дома, у всех этих недостроенных домов и незаасфальтированных улиц появился новый хозяин? Мать продала дело отца? А как? Как это у нее, интересно, получилось? Даже если и было завещание, отца-то до сих пор не признали умершим. У них даже свидетельства о его смерти нет. Как вышло, что теперь этот недостроенный поселок принадлежит другому человеку?
– Странно… – проговорил Рома, стоя в одной из пустых комнат на третьем этаже.
Ноги сами собой тут же понесли его к окну. Он выглянул. Сквозь сизую сетку ливня он разглядел ряд недостроенных коттеджей. В котором из них, интересно, любит усаживаться с биноклем супруга его вчерашнего знакомого – Семена? В том, что строго напротив? Или в том, что левее? Скорее в том, что левее, решил он. Дом полностью достроен. И крыша покрыта черепицей. И чердачное окно застеклено. Наверняка и лестница имеется. Сходить туда? А что это даст? Тетка не сидит же сейчас там с биноклем. Сейчас ей наблюдать нет нужды. Ее муж дома.
Странный мужик, подумал Рома. Пришел с дорогой закуской и выпивкой, которая половину его пенсии стоит. Болтал все время о пустяках. А потом, под конец, вдруг про отца его вспомнил. Просто так, к слову или намеренно?
– Непонятно… – проговорил Рома, внимательнее присматриваясь к коттеджу напротив.
Что ему было нужно здесь? Собутыльник? Сомнительно. Люди такого склада редко хотят делиться спиртным. Они до него жадные. И Семен выпил бы все один с большей радостью. А зачем-то пришел к нему. Зачем?! Сообщить о странных вещах, которые здесь происходили? Но почему ему? Он же – Семен – не знал, что Рома это Рома. Он знал его как Сашу. Или все же знал?
– Странно… – снова вслух произнес Роман и решил мужика этого сегодня в поселке найти.
Не так уж много здесь обитаемых домов. И людей с подобными приметами, думается, тоже. Вот только дождь прекратится. У него с собой вещей почти нет. Купил по дороге пару белья и три дешевые футболки. Из обуви ничего другого нет. А в тех туфлях, в которых он хоронил мать и в которых сюда приехал, по разбухшему чернозему не попрешь.
Кстати, вещи! Он как-то о них и не подумал, отъезжая от адвокатской конторы. Что-то надо было купить еще. Как долго ему придется тут жить? Видимо, долго, раз его снабдили фальшивыми документами. А чем он станет тут заниматься? Ходить из угла в угол по дому? Ему дали деньги. Не много, но и не мало. Их тут и тратить некуда. Продуктов полон холодильник. Но все же: как долго? Как долго он станет тут жить?
– Пока все не стихнет, – со вздохом произнес его благодетель, позвонив ближе к обеду.
– В смысле? – Он не такого ответа ждал. – Хотелось бы поточнее.
– Почему тебе там плохо? – Снова последовал вздох. – Тишина, природа. За грибами сходи.
– Я в них ничего не понимаю, – буркнул Рома. И настырно повторил: – Как долго мне скрываться?
– Пока не найдут убийцу Валентина Стремова и его девушки.
– Да ладно! – Рома присвистнул. – А если его вообще не найдут?! Что со мной? Стану тут вечно жить?
– Станешь там жить ровно столько, сколько понадобится, – жестко оборвали его. – Хотя можешь явку с повинной написать. Я не против.
– Я никого не убивал! – заорал Рома, снова ощущая странную слабость, которая всегда накатывала при общении с этим человеком.
– Да, но на месте преступления ты был?
– И что?
– А ничего. Ты там был, на камерах видеонаблюдения засветился, кто-то из жильцов тебя видел. Мало? Продолжить? Рассказать, что по совокупности улик тебя ждет?
– Не надо. – Рома закусил предательски дергавшуюся губу. Потом спросил: – Я просто хотел узнать, как долго мне тут сидеть, в этой глуши?
– Столько, сколько понадобится. Все у тебя?
– Нет, не все! – непозволительно повысил он голос. – Я хотел бы знать, кто хозяин этого дома?
– Упс-сс… – прозвучало в ухе шипяще. – С какой стати ты интересуешься?
И голос его сделался таким отвратительно вкрадчивым. Как у опасного удава из детского мультфильма.
– С той, что он может явиться сюда с девками, а я тут! – нашелся Рома, решив не раскрывать пока до конца все, что знает.
– С девками? С какими девками? Что за девки? – обеспокоился собеседник.
– Мне сказали, что хозяин сюда часто шлюх возит. Вот он явится. А я…
– Не явится, – пробормотал собеседник и, не простившись, отключился.
И потом телефон его оказался вне зоны доступа. А вечером он неожиданно явился сам вместо хозяина.
Сумерки, заполненные дождем, были ранними. Рома валялся на незастеленной кровати в одежде перед телевизором, его весь день клонило в сон, когда с улицы раздался шум мотора. Он выключил телевизор, потушил свет, подбежал к окну, выглянул на улицу.
Машина подъехала вплотную к воротам. Посигналили. Он не сдвинулся с места. Потом все стихло, через какое-то время ворота загремели, распахнулись и машина – белоснежный седан – вкатилась внутрь. Передние колеса замерли в полуметре от ступенек, ведущих ко входу в дом. Через минуту хозяин изящной белоснежной машинки выбрался на улицу.
Это был он, его дневной собеседник. Приехал один. Ежась от дождя, с заднего сиденья достал объемную сумку, хлопнул дверцей, поставил машину на сигнализацию, что Рома счел лишним. Здесь никого не было. Кажется, даже птицы не водились. Он не слышал вчера их пения. А сегодня, в дождь, и водились бы – попрятались.
– Вечер добрый, юноша, – поздоровался нежданный гость, входя в дом и неодобрительно рассматривая Романа в мятой одежде. Воротник и плечи его ветровки были мокрыми. С коротко стриженных волос стекали капли. – С вечера не раздевался, что ли?
– Почему? – Он сунул руки в карманы штанов, качнулся на каблуках ботинок, пожал плечами. – Раздевался. И вам добрый вечер, Василий Николаевич.
– На вот. Купил тебе кое-что из одежды. – Гость протянул ему туго набитую дорожную сумку. – Чаю-то нальешь?
Рома кивнул, подхватил сумку, быстро отнес ее в комнату. Когда вернулся, Василий Николаевич уже был в кухне. Успел залить в чайник воды, поставить кипятить и активно нарезал на громадной доске сыр с большущими дырками. Рома такой не любил. И обходил упаковку вниманием.
– Пока ехал, проголодался. Я на ночь вообще-то не ем. Но сыр можно. И чай без сахара. Зеленый, – бормотал тот себе под нос удивительно, почти по-приятельски, аккуратно раскладывая тонкие пластинки сыра на глиняном блюде. – Не хотел ехать. Поздно уже. Да вопросы у тебя появились, требующие ответов. Что же, Рома, поговорим. Видимо, время пришло…
Он достал из посудного шкафа две чайные пары, поставил на крохотный стол в дальнем углу посуду, блюдо с сыром. Заварил чай. Сел и сделал знак рукой садиться Роману. Тот послушно опустился на стул напротив.
Василий Николаевич заглянул под крышечку заварочного чайника, удовлетворенно улыбнулся, шумно втянув аромат свежезаваренного чая. Разлил его по чашкам. И тут же начал цедить кипяток мелкими глотками. Рома ждал, пока остынет, вяло помешивая в чашке ложкой.
– Ты спросил у меня, кто хозяин этого дома? – неожиданно прервав громкое чаепитие, сопровождавшееся активным чавканьем, спросил Василий Николаевич.
– Да, спросил, – откликнулся Роман настороженно. – И кто же он?
– Ты, – выпалил Василий Николаевич с утробным смешком. И широко повел вокруг себя незанятой чашкой рукой. – Хозяин этого дома. Недостроенных домов хозяин. И земли, на которой они стоят. Хозяин всему этому – ты, Рома.
Он потрясенно молчал, не зная, верить или нет. Он не видел никаких бумаг, если что! Он вообще после исчезновения отца в доме не видел ни единого документа на право хоть какой-то собственности. Даже на их с матерью квартиру! Если что-то и было, то куда-то подевалось. Или было спрятано. Кем и когда – загадка! Деньги в доме водились. Мать его не баловала, но и в черном теле не держала. Откуда были деньги, не говорила. Он не спрашивал. Не у кого было! Она то в запое пребывала, то накануне запоя, то сразу после него.
– Так что жить тут можешь сколь угодно долго, – закончил Василий Николаевич с улыбкой и вдруг помрачнел и закончил неожиданно: – Если, конечно, тебя…
– Не арестуют? – закончил за него Роман.
– Если бы! – Василий Николаевич неожиданно сделал из ладони козырек над глазами и отчетливо скрипнул зубами, произнеся: – Речь идет о твоей жизни, сынок! О жизни и безопасности!
– То есть?! – Рома почувствовал, что бледнеет. – Что значит – о безопасности?! Я не понял!
Василий Николаевич дотянулся до своей ветровки, висевшей на спинке его стула. Порылся в карманах, достал фотографию. Запустил ее через стол. Черно-белый снимок. Мужское лицо, тяжелое, брутальное, отвратительный взгляд – властный, безжалостный.
– Представлять тебе этого джентльмена нет нужды? – спросил он, и лицо его перекосило ненавистью.
– Нет.
Рома качнул головой. Он узнал Шелестова.
– Так вот, сынок… Та наша с тобой давняя история не закончилась. – Василий Николаевич ткнул пальцем в лоб Шелестову на фотографии. – Эта сволочь не успокоилась и решила перейти вообще все границы!!!
– Что вы имеете в виду?
Рома опустил глаза. Напоминание о его подлости, совершенной будто бы ради благого дела, всегда больно его ранило. Всегда! Сейчас, после того как Диана обо всем узнала, – особенно.
– Я совершенно точно знаю, что он вывез за город твою девушку.
– Диану??? – ахнул Роман.
– Да. Диану Мосину. Так вот он, под благовидным предлогом, вывез ее за город и удерживает там. Причем ее мать, глупая курица, идет у него на поводу. Думаю, он ей приплачивает. Спасает будто бы от тебя! На экзамены привозят, как баронессу, с охраной! Будь моя воля… – Василий Николаевич стиснул челюсти, тяжело задышал. – Но сейчас не об этом, сынок. Твоя девушка, уж извини за прямоту, меня волнует мало. Больше меня заботит твоя судьба.
– А что с ней? С моей судьбой? – рассеянно отозвался Рома.
То, что Диана у Шелестова, возможно, помимо ее воли, пригвоздило его к стулу.
Кто там с ней? Что, на хрен, за охранники?! Они ее охраняют от чего?! А от себя как? Сами они ничего такого себе не позволяют?! А Шелестов?! Это криволапое чудовище? Он не сделал Дианку своей любовницей, как сделал ею ее сестру?!
Черт, черт, черт!!! Он готов был сейчас на все, что угодно! Появись сейчас Шелестов перед ним, кто знает, что бы он сделал!
– А с твоей судьбой все плохо, парень, – продолжил говорить Василий Николаевич. – Тебе в затылок дышит полиция. Но это ладно, решим. Я уже работаю в этом направлении. Жильцы дома, где жил Стремов, точного описания парня, что выбегал ночью из подъезда, дать не могут. Темно было! Оно и логично – ночь. Записи с камер тоже так себе. То ли ты на них, то ли нет. Посиди тихо, и все рассосется само собой. Я же знаю, что ты не убивал этого несчастного. Нет? Не убивал?
И его глубоко посаженные глаза впились Роме в переносицу.
– Нет, не убивал, – спокойно выдержал он его взгляд. – Зачем мне? Я хотел поговорить с ним.
– О чем?
– О последнем дне моего отца. Он что-то знал точно.
– Он тебе сказал? – Василий Николаевич поддел с блюда за дырку ломтик сыра, швырнул в рот.
– Ничего он не сказал. Не успел! Но что-то знал о последнем дне отца, что-то знал.
– Можно было бы спросить у Шелестова о том дне, – загадочно улыбнулся Василий Николаевич. – Но разве он скажет?
– Вы что-то знаете??? Вы???
Рома приподнялся со стула, навис над столиком – натренированный, гибкий, сильный, способный ударом ребра ладони убить. Гость об этом всегда помнил. И поежился, рассматривая лицо парня с высокими скулами, сжатым в узкую линию ртом, с лихорадочно блестевшими глазами.
– Знаю мало. – Он снова сделал знак Роме сесть. – Но точно знаю, что в тот день из ресторана они уехали с Шелестовым. Куда поехали – не знаю. Но уехали вместе. На одной машине! На машине твоего отца. Ее потом так и не нашли. Машина Шелестова стояла у ресторана до утра. Утром ее перегнал его водитель. Это первое… Второе… Ты знаешь, кто такой бенефициар?
– Да, слышал, – кивнул Рома. – Это, кажется, человек, сдавший свой бизнес в аренду. И получающий определенную долю прибыли. Либо оформивший доверенность и…
– Молодец, грамотный, – похвалил его Василий Николаевич. И с сожалением покачал головой. – Учиться бы тебе, сынок! Да не дадут!
– Кто?
– Тот, кто собирается убрать тебя. Он! – И снова его палец ткнул в фотографию Шелестова. – Я неспроста задал тебе вопрос о бенефициаре. Поскольку… Поскольку после смерти матери им теперь становишься ты, Рома!
– Я?! А что… Бизнес отца все еще существует?! После него что-то осталось?! Но… Но я не видел ни единой бумаги, Василий Николаевич! В доме ничего нет! Даже документов на квартиру! Я перерыл все!
Вспомнил он первые минуты в своем доме после того, как тело матери увезли. Он тогда искал мобильник. Но не нашел вообще ничего. Ни мобильника, ни бумаг.
– Ничего нет!
– Все есть, сынок. Все есть. Только мы не знаем, где, – проговорил он с сожалением и тут же поправился: – В том смысле, что полиция так и не нашла концов. Твоя мать все очень тщательно скрывала. И невзирая на то, что сильно пила… Н-да… В общем, полиция знает только одно: твой отец незадолго до смерти оформил весь бизнес, все, что у него имелось, на твою мать.
– Господи! – ахнул Рома и зажмурился.
Перед глазами всплыла пьяная физиономия матери с перекошенным ртом, когда она орала в пустоту, сжав кулаки и потрясая ими над пустыми тарелками со съеденной закуской:
– Вот вы у меня где все! Вот где!!!
Он тогда ничего не понимал. И не хотел! Он видел пьяную мать и тихо ненавидел ее за слабость. Сильно жалел и немного ненавидел.
– А твоя мать спустя какое-то время оформила доверенность на… Как думаешь, на кого? – И тонкие ноздри острого носа гостя нервно затрепетали. – Правильно, догадываешься, Рома! На Шелестова! И та фирма, куда ты отправился с моим пакетом, тоже теперь твоя! И еще несколько филиалов. И этот поселок. И миллионное оборудование, которое хранится у Шелестова на складе, купленное твоим отцом для завода. Все цело, Рома! И находится в доверительном управлении у Шелестова. И если твоей матерью ему удавалось управлять, обманывать, то с тобой будет проблема, Рома. И он это понимает.
– Господи! – снова ахнул Рома и недоуменно вытаращил глаза. – Но это же должна быть куча бабок, Василий Николаевич! Мать должна была за все это получать кучу бабок!
– А получила петлю на шею… – задумчиво обронил Василий Николаевич. – У меня нет доказательств, Рома, нет и не было раньше, но… Но это он убил ее! Он убил твоего отца, потом твою мать, после того, как сделал из нее конченую алкоголичку. Он привил ей тягу к алкоголю, Рома! Чтобы обманывать, чтобы не платить, как положено. Он убил ее. Ты следующий.
– Но за что??? Что мы ему сделали???
Он плохо слышал. В голове болезненно вздувалось и стучало. Всплывали детские воспоминания, яркие, красивые, счастливые, где они были втроем: он, отец и мама. Семейный завтрак, листки календаря, которые отец отрывал и с веселым смехом зачитывал. Отдых за городом. Соревнования, которые отец почти никогда не пропускал. И с гордостью потом пожимал юному сыну руку и говорил важно: моя смена.
– Что мы ему сделали?!
Он даже всхлипнул, честное слово, так было больно, так было невыносимо больно.
– Деньги, Рома! Большие деньги!
В глазах Василия Николаевича застыло странное выражение. Рома его не понял. То ли жалость, то ли сожаление. Было непонятно, кого тот может жалеть, о чем сожалеть.
– Деньги? – Роман поежился, вспомнив, как иногда мать набирала мелочь на опохмелку. Она даже мобильный свой пропила однажды. Как такое возможно?! – Деньги… – снова повторил он и закивал. – Ну да… Ну да…
Мать вполне могли обманывать. Утаивать доходы, скрывать прибыль. Что она могла проверить с пьяных глаз?! Другое дело – он. Он трезв, не глуп. С ним сложнее. И Шелестов это понимает. Он понимает угрозу. И сделает все, чтобы эту угрозу устранить. И чтобы он этого не сделал…
– Его надо опередить, – проговорил Роман задумчиво. – Мы должны быть на шаг впереди.
– Мы?! – Василий Николаевич отшатнулся, замахал руками. – Кто мы, Рома?! Ты меня не впутывай! Я и так слишком много лет и сил потратил на то, чтобы сохранить вас живыми! Он боялся меня, поэтому и не трогал вас с матерью.
– А сейчас не боится?
– Сейчас… – Гость опустил взгляд, осторожно потрогал ручку чашки, подхватил вдруг, пригубил остывший чай, сделавшийся пресным. – Сейчас все поменялось, сынок. Управлять пьющей женщиной легко и просто. Обманывать еще проще. Ты был несовершеннолетним. Сейчас все поменялось. Он понимает, что на кону все его благополучие. Если ты разорвешь с ним договоренность об аренде, то он… Он попросту станет нищим!
– А у него, что же, ничего не было?
– Ой, да что там у него было-то? Он все время терся вокруг твоего отца. Все время! – с неожиданной ненавистью воскликнул Василий Николаевич.
И так сжал чашку в руках, что что-то слабо хрустнуло, то ли фарфор, то ли его пальцы.
– У него не бизнес был, а так! Пыль! Он сразу прицепился к Игорю, сразу! – Пронин уставился куда-то поверх головы Романа и говорил быстро, прерывисто, будто воспоминания причиняли ему боль. – Ходил кругами вокруг него, как акула! А я Игоря предупреждал. Я говорил, что Шелестов темная лошадь! Только он слушать меня не особенно хотел. Отмахивался. И… И поплатился в итоге. И сам погиб. И жена. Теперь сын на очереди. Ты хоть понимаешь, сынок, что он не успокоится, понимаешь???
Он швырнул чашку на стол, она тут же завалилась на пузатый бок, остатки чая разлились по столу крохотной лужицей. Протянул руки к Роману, ухватил его с силой за запястья, уставился на него взглядом ненормального.
– Ты понимаешь, что он не успокоится, пока не изведет всю вашу семью??? – взревел он через мгновение. – Понимаешь???
– Да.
Роман коротко кивнул. И постарался убрать руки, Пронин слишком крепко их держал, причиняя болезненное неудобство.
– Ты понимаешь, что должен сделать, чтобы выжить??? – заорал Василий Николаевич не своим голосом, оторвал правую руку от Роминого запястья и легонько вдарил того по щеке, продолжая орать. – Понимаешь?! Понимаешь?!
– Да.
Его начало колотить то ли от страха, то ли от отвращения. Видеть перекошенным ненавистью лицо Пронина ему еще не доводилось. И сами собой полезли странные мысли: а ему-то с чего так распаляться? Каков его интерес? За что он так ненавидит Шелестова? Он же его ненавидит, факт!
– Что ты намерен делать? – спросил его Василий Николаевич, немного сбавив обороты. – Хорошо подумай, прежде чем ответить, сынок.
– Я подумал. – Рома с хрустом повертел шеей и с брезгливой гримасой проговорил: – Я его убью…
