Четвертая пещера была огромна. В ней расположилась целая деревня, состоящая из собирающихся на месте бунгало. Дно пещеры ярко освещалось многочисленными электрическими фонарями, висящими на высоких каменных столбах. Все бунгало были снабжены электричеством, центральным отоплением, горячей и холодной водой. В них стояла хорошая мебель, в холодильниках всегда был запас свежих продуктов. Бары ломились от выпивки и курева.

За то время, пока я был Глашатаем, я узнал множество вещей. Я побывал более чем в двадцати пещерах. Но мне так и не удалось узнать, откуда поступала провизия, где находилась электростанция и откуда шла вода. Я не знал также, где находится проход, которым пользовались только те, кто входил в эту Девятку.

Глашатай оставил нас в центре поселка. Калибан вошел в домик, на котором висела дощечка с его именем. Я огляделся и увидел тот, что был предназначен для меня. Там наконец-то я смог побриться и принять горячую ванну. После этого я решил плотно перекусить. Еда готовилась знаменитым французским поваром. Я набросился на блюда и лишь с трудом заставил себя притормозить: мне не хотелось иметь битком набитый желудок во время церемонии в пещере Совета.

В обеде мне помогала, вернее — сервировала стол и меняла блюда — высокая стройная датчанка с огненно-рыжей шевелюрой на голове и изумрудно-зелеными сверкающими глазами. Хохолок на ее лобке был самым нежным из всех, которых я когда-либо касался. Графиня Клара Экджайер была почти такого же высокого роста что и я, и сложена как истинная богиня. Я очень давно и очень интимно знал ее, поскольку мы уже несколько раз встречались во время посещения пещер.

Пообедав, я прилег отдохнуть. Графиня пристроилась рядышком и поцеловала меня. Я ответил ей со всем пылом, на который она могла рассчитывать. Потом я ласкал ее большие, тяжелые, прекрасной формы груди, нежно щекоча и покусывая огромные, мгновенно затвердевшие соски. Со страстью вновь обращенных мы предались всем любовным играм, свойственным такой опытной и лишенной любых предрассудков паре, как наша. Графиня становилась все горячее и настойчивее в ласках, когда наконец заметила, что несмотря на все наши совместные усилия мой член висит как плеть и не выказывает ни малейшего признака приближающейся эрекции. Даже то, что она взяла его в рот и сосала некоторое время, не произвело на него ни малейшего впечатления. Клара несколько растерялась и. я бы сказал, даже обиделась.

— Как это должно быть ужасно для тебя! — воскликнула она.

— Не стоит из мухи делать слона, ничего страшного! — ответил я.

— Ничего страшного? Тогда чего же ему нужно?

Я не ответил. Она продолжила:

— Мне рассказали, что произошло на мосту между тобой и Калибаном.

Она вздрогнула, но потом, к моему большому удивлению, весело рассмеялась.

— Да, это, вероятно, было зрелище! Дуэль на х… Но что с вами случилось?

— Я предпочел бы не знать этого, — ответил я. — По крайней мере в том, что касается меня. Почему? У Калибана что, тоже есть какие-то проблемы?

— Если не считать тебя, то я не знаю более красивого мужчины, чем он. Но ему все портит эта чудовищная штучка, бедненькому. Ему нужны женщины с очень широкой… ну, ты понимаешь.

Я в этом сомневался. Я прочел почти все публикации, касающиеся раздела медицинской патологии. И я ни разу не встретил описаний случая, чтобы мужской член, каким бы большим он ни был, не мог быть введен в женское влагалище, если к тому же перед этим он был предварительно смазан. При условии, что женщина будет нормального телосложения, без чрезмерно сильных сфинктеров и не будет заранее бояться предстоящей процедуры. Я поделился этими научными наблюдениями с графиней Кларой. На что она ответила:

— Может быть, ты и прав. Я однажды предложила ему сделать попытку со мной. Мне казалось, я смогу сделать так, чтобы он проник в меня, и, к тому же, я действительно желала его. Но Док не захотел. Он заявил мне, что это физически невозможно. Взамен этого он предложил мне «раскурить ему трубку», за неимением лучшего. Но тут уж я не захотела. Я никогда не прочь пососать и даже, можно сказать, люблю это, но при условии, что меня потом трахнут. Что делать, у каждого свои странности. Тем не менее он спит со своей кузиной, Патрицией Вайлд, она же Триш.

— Она одна из наших?

— Да. Эта очень красивая девочка. И такого же цвета, как он. Я бы сказала, что она — это Калибан в женском варианте. Но они никогда не бывают в пещерах одновременно. Однажды, совершенно случайно, я оказалась в одной смене с ней. Мы познакомились, но тогда я не могла себе и представить ее возможной связи с Доком, пока не встретила ее однажды на одной из улиц Нью-Йорка, где я была в туристической поездке. Она пригласила меня к ним на обед. Оказывается, Док снимает квартиру в Эмпайр Стейтс Билдингс, представляешь! Во время обеда мы не могли говорить о Девяти, так как остальные гости не были посвященными. Но потом, оставшись одни, мы довольно мило поболтали. Мимоходом Триш дала мне понять, чтобы я не очень-то крутилась вокруг ее Дока. Она хотела, чтобы вне пещер он был только ее и ничей другой. Она была очень откровенна со мной, несмотря ни на что. Пат призналась, что Доку удастся проникнуть в нее, хотя она при этом ужасно мучается и предпочитает ублажать его ртом. К сожалению, Док всегда испытывал моральное отвращение к так называемой «любви по-французски».

— Да? — удивился я. — Гляди-ка!..

— Ему с двухлетнего возраста стали внушать строгие моральные принципы, — объяснила она. — Занятия спортом сделали из него замечательного атлета и самого сильного человека в мире. Не считая тебя, конечно, дорогой Джек. Я не думаю, что ему удалось бы это, если бы с рождения в нем не были бы заложены необходимые качества. А его мускулатура! Никогда не видела мужчины, более пропорционально сложенного, чем он. За исключением тебя, конечно. И, что уж совсем редко случается, он наделен выдающимися научными способностями. Мало того, что он стал прекрасным хирургом (кстати, он практикует под псевдонимом), Дон изучал и проводил исследования в области химии, физики, антропологии, лингвистики и занимался еще целой кучей всяких научных проблем. Подобная эрудиция тоже своего рода извращение. Его отец вбил себе в голову, что его сын должен стать настоящим суперменом, призванным бороться со Злом во всех его проявлениях и защищать бедных вдов и сирот.

— В общем, нечто вроде супербойскаута, так?

— В каком-то смысле, да. Его отец прямо-таки до посинения ненавидел Зло, можно сказать, почти физически. Ты знаешь, что он был убит гангстерами?

— Нет, — ответил я. — Откуда мне знать?

— Да, да. Как бы то ни было, Док получил довольно суровое воспитание, с твердыми моральными устоями. Одно время он даже подумывал, не стать ли ему монахом. Ты поверишь мне, если я тебе скажу, что ему было уже двадцать семь лет, когда он в первый раз поимел женщину?

— В это трудно поверить.

— Более того, до этого он даже не занимался мастурбацией! Он сознательно подавлял в себе всякие проявления сексуальности. Он страшно гордится тем, что может сохранять самообладание в любой ситуации, понимаешь? Но надо отметить, что он этим не хвастается. Кстати, он вообще никогда не хвастается. С его точки зрения, хвастовство — это тоже неумение управлять собой. Но то, что он горд своим умением, это да, это есть. Я подозреваю, что несмотря на то, что он так хорохорится, внутренне Калибан угнетен размерами своей машинки. Я бы тоже, наверное, стеснялась, будь я на его месте. А это еще более усиливает его внутренние запреты, заставляя сторониться женщин. Я знаю, он оправдывался перед своими приятелями Риверсом и Симмонсом и еще двумя, я уже не помню их имен, что у него слишком много других важных дел, чтобы тратить свое время на женщин. И он, якобы, не хочет подвергать опасности этих слабых созданий.

— Его друзья никогда не воспринимали эти слова Дока всерьез, — заметил я.

— Однажды, когда ему было двадцать семь лет, Дока в Лос-Анджелесе захватила группа торговцев наркотиками, которую он как-то до этого поклялся разогнать. Любовница босса банды подсыпала ему снотворного в кофе. После этого они его связали и привезли в один дом в Топанго Каньон; как мне объяснила Триш, это где-то среди холмов, недалеко от Лос-Анджелеса. И вот эта женщина, ее звали Левелин, по прозвищу Олений Глаз, осталась наедине с Доком. В общем, она изнасиловала его. Она трахалась с ним столько, насколько у нее хватило сил, а потом высосала все, что у него там еще оставалось.

— Что доказывает, что существует, по крайней мере, одна женщина, способная вместить в себе эту базуку, — сказал я.

— Да. Если верить тому, что Док рассказал Триш, эта малютка действительно была большим специалистом в подобных делах. Док делал все возможное и невозможное, чтобы оставаться холодным, как лед, но с ней он потерпел полное фиаско в этом плане. Одним разом он открыл для себя, чего он был лишен все это время. Но вместо того, чтобы порадоваться тому, что он узнал о себе, Док дико разъярился. Он разорвал свои путы, убил женщину и скрылся.

— Он был вынужден убить ее? — спросил я.

— В том-то и дело, что нет. Поэтому, после всей этой истории Док заболел впервые в своей жизни. Он едва не сошел с ума. Раскаяние и сожаление о содеянном чуть не свели его в могилу. Ты понимаешь, в чем тут дело? Ну как же! Ведь он дважды подряд потерял самообладание, и ко всему еще был из-на-си-ло-ван! Во-первых, он не сумел устоять перед натиском той женщины и выдал ей все, чего она хотела от него, а во втором случае вообще сошел с рельсов и убил красотку, как простую курицу, буквально скрутив ей шею, пока не оторвалась голова. Потом, когда спустя несколько лет, он познакомился с Триш, Док признался ей, что, когда из оборванной шеи хлынула кровь и залила его с головы до ног, у него случился оргазм.

В тот период он совсем сник. И подумывал чуть ли не о самоубийстве. Такое состояние длилось года два. И все это время он молчал, не рассказывая никому, что с ним произошло. Своим приятелям он сказал лишь, что хочет отдохнуть от общества и удаляется на год или больше, чтобы предаться медитации и выполнить кое-какие эксперименты. Он уехал и поселился в одном заброшенном доме, в самой глубинке Канады, почти у самого Северного полюса, где в уединении прожил целый год. Док вернулся из своего добровольного изгнания, весь пылая от праведного гнева, и тут же захотел броситься, очертя голову, на борьбу с Преступлением. Он хотел искупить свои грехи, очистив мир от как можно большего количества преступников.

Вот тогда-то он и встретился со своей кузиной. Если я правильно поняла, то братья, их отцы, потеряли друг друга из виду со времен их юности. Отец Триш эмигрировал из Англии будучи еще совсем молодым, после чего потерял контакт со всеми своими родственниками. Отец Дока переехал в Америку, но гораздо позже. Док и Триш встретили друг друга совершенно случайно, познакомились и лишь спустя некоторое время обнаружили, что их связывают родственные узы. Они влюбились друг в друга с первого взгляда. Док все рассказал Триш. Он преодолел свой внутренний запрет, и они смогли заняться любовью. Ей удавалось вместить его, хотя ей это причиняло сильную боль. Я уже тебе говорила, что она высокая девушка, даже можно сказать — крупная, но у нее очень узкое влагалище. Во всяком случае, она сама так считает. А затем Док совершил нечто странное…

— Я заметил, что в бунгало его поджидала какая-то малютка с Востока, — заметил я. — Совсем крошечная женщина.

Я давно уже слушал разговорившуюся графиню в пол-уха и думал о кузине Дока, в чьей смерти он обвинил меня. Если он действительно верил в это, было совсем неудивительно, что он испытывает ко мне столь неприкрытую ненависть. Но почему он в это верит?

— Это Патани, — уточнила Клара. — Я ее просто не переношу! Она так нежна, такая хрупкая, такая предупредительная! Не беспокойся за нее. Она не будет и пытаться лечь рядом с ним. Эта девочка предпочитает рот всему остальному. Но делает она это мастерски, по высшему разряду. Поэтому они с Доком всегда предпочитают оставаться вместе, когда им случается здесь быть в одно и то же время.

Она поиграла немного моим концом, попробовала изобразить из него кларнет (намекая на свое имя), но все было впустую. Он оставался таким же инертным и неподвижным.

— Ты, случаем, не стал импотентом, дорогой? — спросила она. — О, нет! Это невозможно, все видели, как вы скрестили ваши дрючки на мосту, прямо как какие-нибудь Робин Гуд и Маленький Жан со своими дубинками. Ой, слушай! А может быть, за это время ты стал педиком, нет?

— Да нет же! — с досадой ответил я.

Было бы бессмысленно пытаться объяснить то, в чем я сам до сих пор не мог разобраться. Если я скажу ей, что достаточно мне убить ее, как член мой вскочит, как чертик из коробки, и зальет морем спермы ее остывающий труп, то ничего этим не объясню, а лишь напрасно напугаю ее. Вернее, создал бы у нее о себе неприятное впечатление, так как люди, приходящие в эти пещеры, пугаются лишь в действительно серьезных ситуациях.

Тогда она попросила меня хотя бы помочь ей разрядиться, и я ответил, что охотно помогу ей и сделаю это от всей души. «Сколько мужиков могли бы сейчас сделать для нее в тысячу раз больше, чем я в моем теперешнем состоянии! — подумал я. — Так нет же! Она оказывает мне честь, предпочитая иметь со мной дел на цент, чем с другими на целый доллар». Я ласково и нежно стал поглаживать ее клитор, чем быстро довел ее до состояния оргазма. Потом еще и еще, пока она не устала немного. Тогда, давая ей отдохнуть, я раздвинул языком ее малые губы и ввел его внутрь. Я двигал им то медленно, то быстро, то из стороны в сторону, то взад и вперед, почти равноценно заменив им мой забастовавший член. Она «кончила» не менее двенадцати раз. За исключением жены, я не знал ни одной другой женщины, у которой вагина была бы столь восхитительна, как у Клары.

Я почувствовал, что возбуждаюсь, но очень смутно и неопределенно. Покрыв меня на прощание тысячью поцелуев, — похоже, ей нравился вкус собственной вагины — Клара, наконец, оставила меня одного.