Дурацкое сокращение ФСК чуть не поломало мое будущее семейное счастье. Затянувшийся мой трехлетний роман с Еленой только-только начал во что-то вырисовываться, как у нас в очередной раз сменили вывеску.

– Очень мило, – сообщила мне Лена. – Выходит, я как порядочная девушка познакомилась с молодым гэбистом. Он меня соблазнил, а потом превратился в эмбрр… не поймешь что. А теперь стал еще вдобавок фискалом.

– Вот и не надо было с гэбистом знакомиться, – сразу разозлился я, потому что новое название мне самому казалось еще хуже прежних. – Знала же, на что идешь. Как тебе уже, наверное, известно, мы – враги прогресса, душители свободы. Буковского чуть не замучили в психушке, еле ушел. И вообще готовим вовсю государственный переворот. Колонну тракторов в Безбожном переулке видела? Так вот, это – замаскированные танки. В пятницу берем Кремль.

– Смешно, – с каменным лицом сказала Леночка. – Ты эту фразу репетировал или как?

– Или как, – отозвался я.

– Тогда ты ошибся профессией, Макс. Тебе в театр эстрады надо было поступать, к Жванецкому. Только я бы на твой спектакль не пришла. Юмор у тебя малость казарменный.

– Ну и не приходи, – буркнул я, чувствуя себя полнейшим идиотом. – Мы со Жванецким прекрасно без тебя обойдемся.

Ни слова больше не говоря, Леночка сделала кругом на каблучке и пошла прочь. Потом она призналась, что если бы я ее не догнал сразу, то она бы ушла совсем. Происходила вся эта милая сцена в позапрошлом году.

Теперь мы счастливые супруги, у нас дочка. Ленка по-прежнему работает в своей газете, а я по-прежнему служу в этом, как его… в ФСК. Все жду новой реорганизации и нового названия, поприличней. Новая форма этого нашего дела сейчас необходима, а содержание меня вполне устраивает. По крайней мере, до сегодняшнего дня устраивало.

В двенадцать, за полчаса до обеда, меня вызвал к себе наш генерал. Я захватил с собой последние разработки по Карташову и его окружению, с тем и переступил порог кабинета.

Генерал был сильно не в духе. Раздражение так и сквозило в каждом его жесте, даже в наклоне головы. Даже в цвете лысины. Даже в том, как брезгливо он держал свой «ронсон», когда прикуривал. Я догадывался уже, что генерал сердится не на меня. Когда я рысью пробегал через приемную, Сонечка Владимировна успела шепнуть мне, что «папа» был у Президента. Что-то случилось. Только вот что?

– У тебя что сейчас в работе? – осведомился генерал, раскурив наконец свое допотопное «Золотое руно». В кабинете сладко запахло химически чистой мятой.

Я положил ему на стол свои бумаги и откашлялся.

– С момента последней оперативной проверки штаб-квартира группы Карташова свое место дислокации не изменила. Численность группы осталась прежней. По мнению экспертов из аналитического отдела, данные о численности карташовцев, которые приведены в их бюллетене «Честь и Порядок», сильно завышены. Основное транспортное средство штаба – машина «БМВ», – записано на имя сына. Тир штаб-квартиры оснащен малокалиберными и пневматическими винтовками. По непроверенным данным, в сейфе штаба находятся четыре автомата АК-74, сам наш подопечный носит с собой двенадцатизарядную «беретту» бельгийского производства. Разрешения на ношение оружия не имеет. Мой контакт в штабе утверждает, что на сегодняшний день Карташов настроен лояльно к Президенту.

– Вот и ладно, – произнес генерал. – Лоялен – стало быть, не полезет на рожон. И оставь его на пару дней в покое. Тут у нас другое чепе…

Минут через десять я, как и мой начальник, уже испытывал одно лишь чувство раздраженной озабоченности, или озабоченного раздражения, как кому нравится. Чувство боли я профессионально-быстро загасил. Чувство ненависти тоже. Этим делу не поможешь. Понятно, что этих соколов, которые в Лефортово забили ногами нашего ценнейшего агента «Кириченко», мы поодиночке вычислим. Пусть их Пал Семеныч (или Пал Секамыч, как называют злые языки Главного Телохранителя – за любовь к японской видеотехнике) скрывает сколько угодно. У нас с этим серьезно. Правда, возможное покушение на жизнь Президента – дело еще более серьезное. И времени до завтрашнего вечера осталось всего ничего.

– Ты вот что, – изрек наконец генерал, когда я замолчал, отвозмущавшись. – Быстро проверь все связи «Кириченко», все до единой за последнюю неделю. Дело, сам понимаешь, деликатное. Наши коллеги боятся, что мы у них хлеб отобьем. Вот и славно, только не нарывайся. Завтра в восемь ноль-ноль представишь полный отчет. Уяснил?

Я кивнул.

– Ну, давай.

Я уже открывал дверь кабинета, когда генерал окликнул меня:

– Э-э… Максим! А как была его настоящая фамилия? Ну, этого «Кириченко»?

Я сказал. После смерти агента конспирация уже не так важна, поэтому я почти не нарушил наших правил. Тем более что, похоже, генерал все знал, просто проверял себя.

– Ну да? Так он, значит, родственник этого нашего… как его там по званию?…

– Сын, – ответил я коротко. – Правда, они уже несколько лет не общались. После того, как его отец…

– Знаю, – перебил генерал. – Ладно, свободен.

– Слушаюсь! – сказал я и вышел.