Вот он, скандал! Вот он вырисовывается у меня в голове.

Я в возбуждении прошелся по комнате, почесывая задницу. Так мне всегда лучше думалось, на ходу. Проверенный способ. Как славно, что я не выбросил на помойку эту газетку с портретом моего заклятого друга. Если честно сказать, даже выбросил, но теперь снова достал и разгладил на столе. Газета и счастливый билетик лежали теперь рядышком, бочок к бочку. Хорошо, что у меня такая замечательная память. Мог бы и не упомнить эту строчку в газете. Но упомнил. Неизвестный мне репортер (судя по стилю, пассивный педик) высказывал предположение, что завтрашний спектакль «Спартак» соизволит посетить сам господин Президент.

Хорошо бы соизволил, подумал я с воодушевлением. Насколько я помню, он никогда не любил балета, но теперь будет исправно посещать Большой. Потому что его предшественник предпочитал футбольные матчи в Лужниках. Господин Наоборот, как назвал его в своей газете какой-то канадский засранец. Замечательная привычка. Так держать, Маркович!

Я выволок из шкафа весь свой гардероб и принялся прикидывать сценарий своего завтрашнего костюма. До завтрашнего спектакля оставалось еще часов двадцать, но гардероб такая вещь, что никогда не мешает начать пораньше.

Разумеется, будут репортеры. И не какие-нибудь там шестерки из светской хроники, как я думал раньше, все эти юные кусочники, охотники за информашками строк на пятнадцать. Визит Президента в храм искусств придут освещать педрилы покрупней – и почти все они меня знают и заметят. Пусть попробуют не заметить, я им брошусь в глаза. В этом пиджачишке цвета морской волны с огромными глазами, нарисованными на спине, на боках и на рукаве. В этих бархатных джинсах, словно сошедших с полотен Рене Магритта. В этом восхитительном шейном платке цвета корня мандрагоры (какого он, кстати, цвета?). Наконец, в этих потрясающих зеркальных очках от Кардена – тысяча франков, как одна копеечка. (Ну, не тысяча. Триста. Но ведь от Кардена!)

Заметят как миленькие, решил я. Задницы напрягут от усердия, будут отворачиваться, но краем глаза следить за европейски известным писателем Изюмовым. Парад-алле! Фердинанд Изюмов с группой дрессированных репортеров. Только в нашем цирке.

Так, теперь обувь. Обувь лежала сваленной в большой коробке из-под телевизора, и чтобы составить подходящую пару, пришлось основательно покопаться. У меня созрела даже дикая мысль явиться в разных ботинках, но я тут же передумал. Это не стильно, это получится замотанный совдеповский совок. Должно быть нечто цельное, крутое, вызывающее.

Подумав, я выбрал из всего многообразия пару кавалерийских сапог с колесиками на шпорах. Класс. Я пальцем прокрутил каждое колесико и с удовлетворением услышал омерзительный скрип несмазанного металла. Славно, славно, Фредди-беби, только не увлекайся. Примерь-ка, по ноге ли сапожки, не узковаты ли?

Я померил и с горечью понял, что с сапожками пролет: тесноваты. Даже если порушить мой педикюр и рискнуть остричь ногти на ногах – все равно быстро в них не походишь. Пришлось остановить свой выбор на паре крепких американских армейских ботинок. Раньше я их носил обязательно в паре с красноармейской шинелью и только в дождливую погоду. Когда я из слякоти ступал на какой-нибудь паркет, то американская резина гордо печатала: US ARMY. Следы эти потом долго не удавалось затереть, и все пришедшие вослед уже знали с порога: присутствует европейский прозаик Изюмов.

Может, завтра будет дождь? – подумал я со слабой надеждой. Нет, вряд ли будет. Даже если и соберутся над Москвой облака, их, наверное, расстреляют заранее с метеозондов. Завтра приезжают эти капиталистические педрилы, и над всей Москвой должно быть безоблачное небо.

«Над всей Москвою безоблачное небо». Я повторил эту вкусную фразу, означающую военный переворот или хоть какой-нибудь скандал. Переворот вам не обещаю, господа репортеры, усмехнулся я в зеркало, но скандал попробую. Я примерил перед зеркалом свою фирменную зеленую кепочку с изображением моего тезки, немецкого самоходного орудия «Фердинанд». Порядок.

Теперь ручная кладь. Я, поколебавшись, выбрал на завтра вместительную сумку из крокодиловой кожи с перламутровыми замочками. Атасная штука. Задницы надорвете, а другой такой в Москве не сыщете. Сам шил по собственному сценарию. Сам потрошил крокодила, сам вымачивал кожуру. Крокодила, допустим, они мне продали явно старого и некондиционного. Из молодого, говорят, можно было бы выкроить еще пару штиблет.

В эту сумку войдет десятка полтора книжек. Что брать – вопросов не было. Если бы господин Президент не собирался посетить спектакль, я бы, конечно, взял «Гей-славян», у меня их вечно просят. Но раз есть шанс встретить своего закадычного врага, то погрузим в сумочку побольше моих брошюр «Спасите от него Россию!».

В бывшего крокодила с натугой полезло семнадцать штук. Я защелкнул сумку и провел ногтем по зеленой ребристой поверхности. Будет так, сообразил я. В антракте я выйду в фойе и устрою бесплатную раздачу брошюр с автографами автора. Если удастся создать толпишку, то подлезут непременно соколы. Меня выведут, если повезет, вынесут на руках. Конечно, набьют лицо. Возможно, разорвут мою фирменную кепочку. Шум, потасовка. И завтра в любой бульварной газете будет по статье «Очередная провокационная выходка писателя Изюмова». Бог ты мой, как я соскучился по таким статьям!

Однако береженого Бог бережет. Я загодя рассовал по карманам своего сногсшибательного пиджака с глазами кастет и баллончик с нервно-паралитическим газом. То есть я надеялся, что меня просто выкинут, однако если захотят продолжить на улице, то можно будет попробовать отбиться. Когда-то я славно умел пользоваться кастетом. А уж баллончик – святое дело против насильников. Многие почему-то полагают, что если у меня самая крутая задница во всей Москве, ее можно использовать не по прямому назначению. Не выйдет, господа хорошие! Не удастся. Я вам не Соколиный Глаз, да и мы, к счастью, не на свалке в Колорадо-Спрингс. Фердинанд Изюмов есть всенародное достояние и не принадлежит, кроме себя, никому конкретно.

Я еще немного повертелся перед зеркалом, потом завтрашний костюм отложил в сторону, а остальное спрятал. Времени до завтра было вагон. Что, интересно, у нас сегодня по ТиВи? Я заглянул в программу. Ну… ну, вот хотя бы «Лицом к лицу». Бенефис господина Полковникова. Забавная передачка, если бы господин Полковников поменьше выпендривался. Брал бы пример, скажем, с меня.

Телевизор включился и сразу заорал, засверкал разными цветами – как всегда, передавали идиотскую рекламу мороженого «Кактус». Я отвлекся и даже не заметил, как кактусов сменила дикторша. Участливым голосом, как говорят с тяжелобольными, она стала что-то вещать. Я въехал только на середине и тут же обиделся. Ну вот, стоило европейскому писателю Изюмову собраться посмотреть ваше паршивое ТиВи, как вы тут же объявляете, что «Лицом к лицу» переносится и все мы должны с радостью глядеть на «Выстрелы в Далласе». Да видел я ваши «Выстрелы»… еще в Париже три года назад. Обычный и притом плохо снятый кунштюк про убийство Кеннеди. И Освальд был редкой дубиной, и режиссер фильма не умнее. Им надо было пригласить в консультанты меня. Если бы я захотел убить Президента, я бы все сделал не так и лучше. Гораздо лучше.