После обеда к даче подъехал черный «мерседес». Судя по тому, с каким шиком водитель скрипнул у входа тормозами и с какой озабоченностью забегала внизу охрана, прибыла какая-то важная шишка. Чуть ли не охранник охранников, самый главный российский вертухай.

Я наказал дочке и внукам не высовываться. Набросил пиджак, спустился по лестнице на несколько ступенек вниз и сказал прибывшему:

– Ну?!

Задребезжали подвески большой люстры в холле, а гость невольно попятился. Вот она, сила привычки! Это громовое «ну?!» еще недавно знала вся страна. Братец мой, по образованию физик, в свое время уверял, будто у меня необычный, редкостной силы голос. Я толком не понял, в чем там хитрость. Какие-то децибелы или обертоны. В нем частота колебаний, что ли, особенная. Короче, в горах мне не рекомендовалось кричать и даже говорить в полный голос. Иначе можно было вызвать обвал или лавину.

– Ну? – повторил я тоном ниже. Люстру разбивать не хотелось.

Главный вертухай – по виду между тридцатью и сорока – довольно быстро опомнился и деловым тоном произнес, глядя мне в лицо и потому невольно задирая голову:

– У меня к вам ответственный разговор.

Вот так, без имени, без отчества. Ну да, хозяин пожаловал!

– Говори. – Я глянул на Вертухаича исподлобья. – На все тебе минута. – Хотелось поскорее выпроводить нахала, и в то же время разбирало любопытство: что ИМ от меня надо? Как-никак первый официальный визит за время моего затворничества. Нашли, понимаешь, кого прислать. Вла-а-асть. Мелкая крикливая шушера. Недаром покойный Иволгин воскликнул сразу после выборов: «Страна моя, ты просто спятила!» Бедняга Иволгин. Что он, интересно, чувствовал, когда прыгал из окна своей башни на Котельнической набережной?…

– Здесь неудобно… То есть на лестнице, – заявил нахал. – Разговор строго конфиденциальный. Дело касается ваших близких. Все зависит от вас.

Шантаж. Этого и следовало ожидать. Они догадываются, ЧЕМ меня можно взять за жабры. Но не уверены до конца. Только спокойнее. Не показывай, как ты сразу испугался за Аньку и внуков. Они уважают силу. И они по привычке считают тебя сильным человеком. Если, они поймут, что от президента осталось только громовое «ну?!», они тебя на бутерброд намажут. Побольше металла в голосе.

– Пшел вон! – рявкнул я.

Люстру сотрясло, с нее посыпались подвески. Несколько штук угодило в молодого Вертухаича. Он слетел с лестницы и схватился за лоб, на котором сразу набухла кровавая царапина. Я быстро взглянул на остолбеневших охранников. На них стеклянный дождь из люстры, который я вызывал своим криком, производил всегда неизгладимое впечатление.

Отлично сработано. Я неторопливо повернулся и начал подниматься вверх. Царь давал понять, что аудиенция окончена.

Окровавленный Вертухаич так, однако, не думал. Не убирая ладони со лба, этот маэстро охранников бросился за мной. Как видно, он еще не расстался с надеждой все-таки довести свою миссию до конца.

Я вышел на маленькую тенистую веранду и посмотрел вниз. Наружная охрана столпилась возле «мерседеса» и уже начала обсуждать царский гнев. Эти дебилы с короткоствольными автоматами на животах, получив соответствующий приказ, не затруднились бы расстрелять и меня, и Аньку, и внуков. И вместе с тем они меня побаивались. Для них я был Гулливером среди лилипутов. Связанным по рукам и ногам – и все-таки опасным.

За спиной аккуратно кашлянул Вертухаич. Ранение поубавило у него гонору. Но ясно было, что он так просто не уйдет. Не для того он гнал в Завидово свой «мерседес», чтобы вернуться только с исцарапанной рожей.

Я обернулся к нему.

– Извините, я забыл представиться, – торопливо произнес Вертухаич, бросив опасливый взгляд вверх. К счастью для него, люстра на этой даче только одна. – Я начальник Управления Охраны. Меня зовут Олег Витальевич.

– А меня – нет, – ответил я, внутренне усмехаясь.

Этой дурацкой шуточкой я всегда проверял в разговоре своих противников. Если вежливо хихикнет, значит, уже выбит из колеи. Если удивленно промолчит, значит, умеет держать себя в руках. Олег Витальевич машинально хихикнул. Очень хорошо. Этот сет я выиграл. Но только этот.

– Так что тебе надо? – буркнул я и посмотрел на часы. Вертухай Витальич ловко вытащил из внутреннего кармана пиджака сверток и проговорил быстро:

– Мы знаем, что вы хотели бы отправить вашу дочь Анну вместе с внуками Максимом и Игорем за границу. Мы готовы пойти вам навстречу. Здесь паспорт с французской визой и билеты на завтра. Но и вы должны нам помочь…

Шантаж, как я и думал. У них уголовные замашки. Шантаж и угрозы. Четыре сбоку – ваших нет.

Мой верный Батыров еще полгода назад предлагал мне отослать Аньку с пацанами хотя бы в Финляндию или Швецию. Только на время предвыборной кампании, говорил он. Я, помнится, тогда его просто послал. Президент я еще или не президент? Что за настроения, понимаешь? Вот тебе и еще. Батырова тоже теперь нет в живых. Подумать только. Не вписался в поворот на своих «Жигулях». Если бы я его тогда послушался, дочура и внуки были бы сейчас в безопасности. А со мной один хрен бы они так просто сладили. Теперь же делать нечего. Главное, чтобы они не сообразили, как легко им удалось бы меня взять. Стоит им приставить дуло к встрепанной головке Игорька или Максимки – и я соглашусь без всякой визы. Я старый человек, мне шестьдесят пять. Как славно, что пока не научились читать мысли.

– По-мочь? – брезгливо, по слогам выговорил я. – Я – вам – помочь? Чем же? Может, прикажете застрелиться? Да еще записочку сочинить? Я, мол, брал взятки и виноват перед Россией?

Что-то промелькнуло в глазах Вертухаича, и я решил, чти и такой вариант, вполне возможно, ОНИ обсуждали.

– Нет-нет, избави Боже! – заторопился он. – От вас требуется сущий пустяк. Посетить завтра Большой театр балет «Спартак». В антракте пройтись по фойе. Дело том, что на завтрашнем спектакле будет Президент. Было бы хорошо, если бы вы случайно встретились с ним. И хотя бы минут пять побеседовали… Рукопожатие совершенно необязательно, – добавил он сразу, уловив выражение моего лица. – Только краткая беседа. Пусть журналисты увидят, что все нормально. Это, сами понимаете, очень важно для национального согласия в обществе.

Вот сукины дети, подумал я. Как же, для национального согласия! Для саммита им это нужно. Легко было орать в Думе, что Запад наш главный враг. А теперь инвестиции нужны. Кредиты нужны, хоть зарежься. Куба нам денег в долг не даст, у них у самих нету.

– В театр пойти? – с задумчивым видом переспросил я. – А может, сразу в цирк на Цветном? Там и места побольше, и встретиться можно. На арене.

Вертухай Вертухаич почувствовал издевку и тут же показал зубки.

– Мы могли бы вас заставить, – произнес он. – Однако просим. Не для себя ведь, для страны. Я сделал вид, что страшно заинтересовался.

– Заставить? Это как же? Силой в Большой театр поведете, под конвоем? В целях, стало быть, всяческого согласия? Это будет картинка.

– Ну, зачем же так, – ответил Вертухаич. – Просто напоминаю вам, что жизнь полна случайностей. Или вас не удивило, как быстро исчезли Батыров и Иволгин? И не думаете ли вы, что Батыров, бывший гонщик, разучился водить «Жигули»?

– Хитро придумано, – сказал я спокойно, стараясь ничем не выдать своих чувств. Ну, подонки! – А меня, выходит, утопите в ванне.

– Что вы, – широко улыбнулся Олег Витальевич. – Как можно. Я просто напоминаю, что на этой террасе не очень высокие перила. Ваш внук может, играя, случайно упасть. Здесь второй этаж, внизу асфальт. Вспомните, что позавчера Максим чуть не свалился с качелей. Охранник еле успел его подхватить. Завтра может и не успеть.

Вот теперь, решил я, можно дать слабину и идти на обмен. Но медленно, осторожно. Держи себя в руках.

– Гарантии? – спросил я.

Главный Вертухай с готовностью протянул мне пакет.

– Вот они. Я лично прослежу, чтобы ваша дочь с детьми села на самолет в «Шереметьево»-2.

– Не пойдет, – возразил я. – Это я САМ должен проследить, чтобы самолет взлетел. После этого везите меня в театр, в цирк, в казино. Я не буду возражать, даю слово. Но только ПОСЛЕ.

Собеседник мой, подумав, кивнул:

– Идет. Я рад, что мы договорились. Надеюсь, вы нас не подведете. Сделаем так, как вам хочется. У нас выйдет неплохой ченьдж. Аэропорт, потом Большой. Скажите дочери, пусть собирает вещички. Завтра в пять мы заедем.

Когда он сбежал вниз по лестнице и «мерседес», шелестя шинами по асфальту двора, выехал из ворот, я поймал себя на странном чувстве. Что-то тут явно было не так. Что-то непонятное. Чересчур легко я получил согласие на своих условиях. Если он не блефовал и эти волки действительно убили Иволгина с Батыровым, то с какой стати идти на уступки мне? Пистолет к виску – и в дамках.

Я сел на кровать и задумался. Как ни поверни, в театр ехать все равно придется. Черт бы их всех побрал! Балет под названием «Спартак», надо же. Терпеть не могу балета. Предпочитаю футбол.