Глава шестая
Я вышла во двор и попала в хаос. Крики, повсюду свет, еще и прожектор с вертолета. Патрульный нагнулся над девочкой-вампиром, зажимая рукой рану на животе, пытаясь остановить кровь, спасти ее. Громко и совсем рядом ударил выстрел. Я обернулась, наставив пистолет – другой патрульный стрелял в лежащего на земле вампира, приканчивая его. Другой коп, с хвостом волос на затылке, орал на него:
– Прекрати! Прекрати!
– Мы их спасаем или убиваем? – спросил Смит.
Превосходный вопрос. По закону мы могли бы убить их всех. Я сослалась на Акт, что означает безбумажный ордер на ликвидацию. Вполне законно мы бы могли нанести coup de grace – пустить пулю каждому в сердце, в голову. Некоторые полисмены пытались зажать раны руками или куртками, другие наставили на упавших пистолеты. Скажи я слово, мы бы их всех ликвидировали, и несколько лет назад я бы это слово сказала и была бы абсолютно уверена в своей правоте. А сейчас… сейчас я сомневалась. Какие еще варианты дает мне закон? Какие возможности? Если у тебя значок, то иногда только это тебе и остается: обязанность следовать закону. Проблема тут в том, что иногда закон неясен, а другой раз бывает слишком ясен – то есть ясен, но несправедлив, неправилен. Когда-то я считала, что смысл закона – справедливость, но слишком долго я ношу значок и пистолет, чтобы не понимать: смысл закона – сам закон. Дело в том, что написан он был теми, кто не знает, как это – стоять ночью с пистолетом в руках над кровоточащими телами, и отвечать на вопрос: «Что делать будем?»
Блин!..
Зебровски подошел ко мне с телефоном в руках и тихо сказал:
– Там наверху ребята нервничают. Им перестрелять остальных или свести вниз? И еще: тут две «Скорых» ждут вне зоны стрельбы. Им сюда подъезжать спасать, кого могут, или мы работу закончим?
– Ты не хуже меня знаешь, какие варианты дает закон.
Не хотелось мне это озвучивать. Ну почему кто-нибудь другой не может?
– Ты хочешь, чтобы мы перестреляли тех, кто наверху, а «Скорые» отослали бы? – спросил он, внимательно глядя мне в лицо, будто меня не зная или просто желая понять, что я тут из себя строю. А может, то и другое сразу.
Я замотала головой.
– Нет, мать его. Нет, наверное.
– Наверное? – переспросил он.
Я снова покачала головой и зашагала к раненым.
– Пропусти «Скорые». Скажи копам наверху, пусть заверят вампиров, что мы их доставим в безопасное место, но ситуация слишком нестабильна, чтобы можно было гарантировать им безопасность. Скажи, чтобы сидели тихо: все выйдем живыми, если никто не вздумает сопротивляться.
Он пошел делать, что я сказала, а я подошла к раненым и показала личным примером, что мы сегодня будем делать. Как мы это будем делать – решится в ближайшие минуты.
– Как помогать раненой нежити? – Смит присел возле девочки-вампира. – Сердце должно биться?
– Не обязательно, – ответила я и присела рядом с ним. С тем же успехом можно начать отсюда.
– Так как понять тогда, то ли они мертвы, то ли… реанимабельны?
– Хороший вопрос.
– А хороший ответ у тебя есть? – тихо спросил он.
Я улыбнулась, но ответной улыбки не получила. Вздохнув, я частично убрала экстрасенсорные щиты. Я – некромант, первый за тысячу лет, которому позволили жить и развиться в полную силу. Вампиры веками убивали таких, как я, потому что легенда гласит, что по-настоящему сильный некромант управляет любой нежитью, не только зомби. Я не умею управлять вампирами как зомби, но власть над ними у меня есть… иногда, кое-какая.
Я посмотрела на «девушку» с короткими черными волосами и очень, очень бледной кожей. Единственная здесь готка или эмо; очень уж ненатуральный был у нее цвет волос. На вид лет четырнадцать, может быть, меньше. Возраст, когда почти все мы бунтуем. Я попыталась «увидеть» глубже физического облика. Мне удалось почувствовать их голод сегодня, может быть, получится и нечто другое? Я в свое время спасла парочку вампиров. Вот… искорка, как язык холодного пламени в середине тела, примерно на уровне, где кончается грудина. Энергия, которую я видела, затухала, как огонек свечи, готовая вот-вот умереть. Я «посмотрела» на другие тела, собралась, стараясь видеть. Были холодные, без проблеска энергии. Эти ушли, умерли окончательно, но у троих горел огонь – в них или над ними.
«Скорые» подъехали, санитары выбежали с носилками-каталками. Они заколебались, не зная, с кого начать. Я крикнула:
– Начинать вон с той, с краю группы, возле вас! Она самая тяжелая!
Они переглянулись, вроде как пожали плечами и стали цеплять вампиршу к плазме. Известно, что плазма или срочное переливание крови может «спасти» вампира и дать ему шанс вылечиться дальше самому. Это примерно и все, что известно о первой помощи вампиру. Вторую бригаду «Скорой» я направила к следующему вампиру с колеблющимся пламенем энергии. Осталось еще двое живых, но раненых. Все же капельница ставится не мгновенно.
Я коснулась холодной кожи девочки. Некормленые вампиры моложе ста лет на ощупь холодны, пока наша кровь их не оживит. Я повелела пламени гореть ровнее, ярче. Оно полыхнуло так, что я отпрянула, как от реального огня.
– Все нормально? – спросил Смит.
– Ага. Только подтащи сюда второго, чтобы я его тоже тронула.
– Объяснишь потом, зачем, – сказал он.
– Ладно.
Смит поверил мне на слово и пошел подтаскивать вампира. Кто-то ахнул, кто-то сдавленно вскрикнул. Я оглянулась – огонек затрепетал и чуть было не погас, стоило мне отвлечься. Вот черт!..
– Что там? – спросила я.
– Он в сознании, – ответил Смит. – Тут один испугался.
Он глянул на одного из патрульных, с которыми вместе нес тело. Его положили по другую сторону от меня, чтобы я могла одновременно касаться обоих вампиров.
Новый вампир заморгал, глядя на меня большими темными глазами. Короткие волосы были натурального черного цвета, вполне под стать чуть раскосым глазам. Я не очень хорошо определяю азиатские народы. Пожалуй, я бы сказала, что японец или китаец, но мог быть кореец – вряд ли это важно. Худощавый, примерно моего роста, казался поэтому слишком хрупким для мужчины. Как и все прочие в этой группе, с виду он был жертвой и уж точно не выглядел опасным. Это впечатление неопасности усиливалось пулевым отверстием в верхней части груди. Когда я протянула к нему руку, он сжался и постарался отодвинуться из последних сил.
– Давай помогу, – сказала я.
И на секунду отвлеклась от искры девушки. Пришлось добавить ей энергии, закрыв на секунду глаза, чтобы лучше видеть, как разгорается пламя. И огонек этого мужчины мне тоже стало видно лучше. Он горел ровнее, чем у нее, сам себя питая. Из всех вампиров этот, пожалуй, пострадал меньше всего.
– Уберись от меня, – сказал он.
Я открыла глаза – на лице у него был страх.
– Я тебя не трогаю, – ответила я, стараясь говорить ровным голосом, чтобы энергия девушки тоже горела ровно.
– Ты сама знаешь, что делаешь, – сказал он, и к страху примешалась теперь злость.
На самом-то деле я не очень знала, что делаю. Поддерживать это пламя-энергию мне приходилось только однажды, причем с вампиром, которого я хорошо знала, и работу с этой энергией сделала до того, как возникла экстремальная ситуация. Странно, что у меня получается так гладко работать с незнакомыми вампирами.
Стоило мне это подумать, как энергия девушки затрепетала. Парапсихические способности – они как магия. Не веришь – ни хрена не выйдет.
Отбросив сомнения, я продолжала держать огонек – помогать девушке его держать.
Второй вампир приподнялся на локтях, попытался отползти – и ахнул, свалился обратно на кирпичи, скривившись от боли. Вдруг ему стало намного хуже.
– Черт! – сказала я. – Пуля застряла в теле, сейчас он ее сместил.
Пламя юной вампирши заволновалось вместе с моими эмоциями, как свеча на сильном ветру, почти погасло, а теперь еще и его огонек стало задувать «ветром».
– Санитар! – заорала я.
К нам рванул один с саквояжем, оставив своего напарника налаживать капельницу другому пострадавшему. Секунды, несколько секунд, минут – и приедут еще медики.
Я схватила мальчишку за холодную руку, втолкнула в него силу.
– Нет! – заорал он. – Нет, не буду я среди твоих рабов!
Я так изумилась, что отпустила его.
Он рухнул обратно на булыжники, откашливая кровь цвета черного сиропа. Медик замялся в нерешительности между этими двумя.
– Девочка. Она уходит быстрее.
Медик поверил мне на слово, склонился над ней и начал работать, подозвав одного из патрульных помогать. Я осталась с вампиром, мальчишкой. Ему было не больше семнадцати, когда он умер в первый раз.
– Давай помогу.
– Нет!
Он закашлялся сильнее, и видно было, что это больно.
Я вложила в него еще энергии, и он заорал:
– НЕТ!
Мне не удавалось сосредоточиться на них обоих, потому что мешали эмоции. Я старалась поддержать пламя в девушке, пока ставили капельницу, и в вены ей пошла какая-то жидкость, которая должна была помочь больше, чем моя сила. Я поднесла запястье к лицу мальчика.
– Пей тогда, раз энергию брать не хочешь.
– Тогда я буду привязан к Жан-Клоду.
Полиция не очень разбирается, насколько глубоко я привязана к Жан-Клоду отношением «человек – слуга», поэтому я очень осторожно выбрала следующие слова:
– Лучше умереть?
– Да.
Он снова закашлялся и завертелся от боли. Смит пытался его удержать.
– Что так?
Он попытался заговорить, но изо рта сочилась кровь, он еле слышно прохрипел:
– Свобода… Мы не хотим принадлежать мастеру. Мы хотим быть свободными и не принадлежать другому совету. Они ушли – и не надо их возвращать.
Искра девочки щелкнула, вставая на место – плазма поддержала в ней «жизнь». Я послала всю свою энергию в мальчишку. На этот раз пламя его полыхнуло так, что я едва не закрыла глаза, защищаясь от яркости, которая была только у меня в голове.
– Нет. – Он перевернулся на бок, кровь изо рта потекла сильнее. – Я отказываюсь от медицинской или метафизической помощи. Отказываюсь.
Медик сказал:
– Не знаю, что вы там делаете с ним метафизически, но вы должны перестать. Он отказался от помощи, и по закону ее следует прекратить.
– Он умрет, – сказала я.
– Я уже давно мертвец, я вампир.
– Ты не мертвец, а нежить, – возразила я. – Это не то же самое.
– Я умираю за дело, – сказал он почти до боли низким басом. Изо рта выкатился сгусток черной крови.
– Какое дело? – спросила я.
– За свободу.
Это были его последние слова. Глаза остекленели, тело дернулось в последней судороге, пламя вспыхнуло и погасло, будто чье-то мощное дыхание задуло его.
Я схватила его за руку – слишком поздно, чтобы спасти, но оказалось не поздно почувствовать, как он уходит. Это не то ощущение, как бывало, когда умирал у меня на руках человек. Из умирающего вампира исходит нечто иное. Различие душ? Вампиры – создания зла? Их ждет погибель, как утверждает Церковь? Ничего этого я не знала. Я знала только то, что он был немногим старше своего физического тела, и он заставил нас его убить. И я не понимала, зачем.