Глава 12
Наступило время возвращения с работы, и Лексингтон-авеню заполнилась народом. Оставив детей у витрины, я зашла внутрь, чтобы позвонить. Дома у Эрики никто не ответил. В госпитале отозвалась только секретарша, посоветовавшая оставить номер телефона. Номер, которого у меня уже не было.
Я положила трубку и, взглянув на своих детей и большую черную собаку, вдруг почувствовала себя цыганкой. Да, Барон нам осложнял проблему до крайности — с ним нельзя было приткнуться в ресторане или кино.
Мысль о том, что нашей разношерстной компании предстоит скитаться по улицам, нагоняла тоску. К Тэду я детей не могла отвести, не открыв, что случилось, а поскольку Тэд и так был зол на Джоэла, я боялась, что он тут же вызовет полицию.
Тут я вспомнила о докторе Райхмане. Тот быстро снял трубку. Меня он вспомнил сразу, только уточнил фамилию.
— Кажется, она поехала в госпиталь Рокленда. Она пишет книгу о шизофрении, вызываемой наркотиками, ну а там оказался молодой музыкант… Не уверен, что она сегодня вернется.
Чувствуя, что он вот-вот повесит трубку, я торопливо передала смысл рассказа детей и какие-то обрывки истории с доном Педро. Не представляю, как он смог понять хоть что-то без переводчика. Но тут, с явным удивлением в голосе, он произнес:
— Да, знаю я такого «брухо», он держит магазин «Ботаникас» в испанском Гарлеме.
— И носит ожерелье из собачьих зубов, — добавила я.
— Вы были у него на сеансе?
— Я бы не назвала это сеансом. Там пели и пили ром. У одного юноши был припадок. Они пытались изгнать дух умершего человека из моего брата.
— Так это то, что называется одержимостью, — Казалось, доктор был изумлен до крайности.
— Но такого не бывает, ведь правда?
— Я думаю, вам стоит приехать ко мне и поговорить об этом.
— Со мной дети…
— Разве вам негде их оставить?
— Не так все просто. И со мной еще овчарка.
— Ведите всех, — вздохнул он. — Но только поскорее. У меня скоро самолет.
* * *
Доктор Райхман был одним из тех старомодных психиатров, которые все еще продолжали обитать в Вест-Сайде. Пренебрегая сверкающими хромом и стеклом офисами на Парк-авеню, они обитали в больших и мрачных домах с массивной мебелью и древними рыцарскими доспехами, а вместо деловитых молодых секретарей у них работали старательные пожилые женщины, следившие заодно за домом, готовившие обеды и часто бывшие их дальними кузинами, вывезенными в незапамятные времена из Европы.
Экономка, стены, уставленные до потолка книгами, и мрачная массивная мебель — все это на время лишило дара речи моих современных американских детей. Они тихо сидели на обитой кожей софе, бросая осторожные взгляды на тибетских идолов и монгольские шаманские бубны. Перепуганный необычными запахами, Барон замер у их ног.
Пока седовласая экономка подавала сэндвичи из черного хлеба с плавленным сыром и красной икрой, доктор Райхман дал возможность успокоиться, рассказав о путешествии, в которое он собрался.
— Я лечу в Лиму, а оттуда в один из поселков на побережье. Собираюсь изучить то, что они именуют «мосуэло».
— А что это такое? — полюбопытствовал Питер.
— Мосуэло — это магический ужас. Их легенды гласят, что когда человек пугается, его душа покидает тело. Этот синдром характерен для латиноамериканских стран. И индейские знахари его успешно лечат.
Глаза его горели энтузиазмом. Да, я помнила такие рассказы. С оккультизмом у меня были свои проблемы.
Тут, наконец, мои дети решили прогуляться в магазин, чтобы купить Барону консервов, и доктор Райхман провел меня в кабинет. Стены там тоже были уставлены книгами, у одной из незанятых стен стоял большой кожаный диван, посередине — огромный приземистый письменный стол. Восседая за ним, он походил на Далай-Ламу. Как ни странно, это меня успокоило.
Предложив мне сесть, он подал сигареты, и потом, сомкнув кончики пальцев и одобрительно кивая, выслушал мою историю.
Начала я с февральской ночи, когда нашла брата, лежащим на мексиканском ковре, рассказала о его пребывании в Бельвью, об истории со спуском по стеблям винограда, даже о подозрениях, что он усыпил меня в ту ночь, когда была убита Шерри. Когда я рассказывала о смерти Тони, он вдруг схватил ручку. И пока я говорила о сеансе дона Педро, он не отрываясь строчил в блокноте.
Закончила я рассказом детей о том, как Джоэл не хотел возвращаться «туда, где темно и страшно».
— М-да, — протянул Райхман, уставившись в записи. Когда он поднял голову, в глазах я заметила такой же блеск, как при рассказе о мосуэло.
— В тот день рождения… Вы не заметили перемен в его лице?
Я попыталась вспомнить, как же выглядел Джоэл в ту ночь. Слишком возбужден, быть может, но ничего особенного. Тогда я думала, он перебрал шампанского. Но тут я вспомнила тот вечер, когда нашла его в квартире на 2-й Восточной улице. Тогда действительно его лицо выглядело очень странно: искаженный рот, сведенные судорогой мышцы и этот голос…
— В тот вечер — нет, — сказала я, — а вот когда нашла его…
— Он задыхался? Заикался?
— Вначале, говоря по телефону, заикался, потом нет. Но задыхался, это я помню точно.
Доктор снова уткнулся в записи.
— Потеря сознания, амнезия — классический случай. Описан, начиная со средних веков. Но странный вариант. Скажите, миссис Бенсон, не замечали вы за ним этакой полной отрешенности?
Я задумалась.
— Скорее странную пассивность. Вот, например, в такси, когда мы ехали из Бельвью. Потом он пошел спать, ночью исчез и появился только к утру. То было в ту ночь, когда мистер Перес… умер.
— Эмоциональная депрессия… — протянул он, надевая колпачок на ручку. — Очень даже может быть.
Я сразу насторожилась. Лицо его выражало грусть, сострадание и некоторую опаску.
— Это то, о чем говорил дон Педро? — Я не могла заставить себя произнести слово «одержимость», как будто оно могло превратить меня в фанатика НЛО, любителя спиритизма или помешанную Бог весть на чем еще.
— Скажем так: подавление личности из-за некоего мощного стороннего процесса.
Я перевела дух. Летающие тарелки стали исчезать из виду.
— Раньше это называли одержимостью, — добавил он. — А иначе — демоническим сомнамбулизмом.
Фраза эта громким колоколом загудела у меня в голове. Завопили демоны, разверзлись могилы, меня окружил жуткий паноптикум давно прошедших эпох. Я почувствовала, что с кем-то из нас что-то не в порядке. То ли я его не понимала, то ли увлечение демонизмом окончательно свихнуло ему мозги. Оглядев весь кабинет, чтобы найти подтверждение своему заключению, я ничего не нашла.
Доктор выглядел все таким же сострадающим и совершенно нормальным, он сидел чуть наклонившись вперед, сомкнув кончики своих ухоженных пальцев. И вместо того, чтобы извиниться и уйти, я спокойно спросила:
— Но разве все это бывает?
— О да, такие случаи бывали, — сказал он совершенно спокойно.
Поднявшись, обошел вокруг стола и подошел к книжным полкам.
— Это долгая история, — он коснулся толстого, обтянутого кожей тома, — Ее начало, как я полагаю, — в Вавилоне. В клинописных табличках есть детальное описание одержимости духами. А потом все это перешло к иудеям, а от них — в христианство. Нам доступно лишь средневековое изложение этих версий — истории одержимости демонами.
Он прошелся вдоль полки, тронув еще несколько книг.
— Есть эти истории и в долине Нила. Египетские жрецы слыли заклинателями духов. Потом до этого дошли древние греки. Описания одержимых есть у Люциана и Филострата. Ну и третья ветвь пошла из Индии. В этом томе — описания, переведенные с санскрита. Так что это было распространено повсеместно.
— Но все это было так давно…
— До появления электричества, автомобилей и всех прелестей кока-колы? — Он улыбнулся, — Возможно. Но давайте перейдем к нашему времени.
Доктор подошел к книжной полке у противоположной стены.
— Все, что находится на этой полке, касается Африки. Миссионеры и этнографы записывали рассказы о случаях одержимости духами и привидениями. Бабаку, Бауда, Иа-Нкома — это все духи, вселяющиеся в людей.
Из толстой папки он достал какие-то бумаги.
— Вот тезисы диссертации одного шведского антрополога, с которым я встречался позавчера вечером. Он рассказал мне о случае одержимости человека животным. Старик лежал в траве, потом кидался и калечил проходивших мимо. Он утверждал, что одержим духом льва. В племенах банту на территории Камеруна известны случаи одержимости духами умерших. Подобное встречалось и в племенах баронга в юго-восточной части Африки, — Он замолчал, испытующе глядя на меня. — Примитивные африканцы — скажете вы? Хорошо, пойдем дальше. Возьмем Азию.
Еще несколько шагов вдоль книжной полки.
— Вот Индия. Тут очень толстый том. Вот остров Бали, здесь сложнее. Балийцы бывают одержимы не только местными духами, но и духами Явы, Полинезии и Китая. В Японии отмечены лишь случаи одержимости животными. Зато в Китае — то, что нам нужно, одержимость духами недавно умерших людей. Вот здесь две книги на эту тему, одна довольно редкая — «Одержимость демоном» Джона Нивьюса, миссионера с сорокалетним опытом. Он утверждает, что это обычное явление.
Доктор снова взглянул на меня.
— Это все иностранцы? Возьмем «Принципы психологии» Уильяма Джеймса. Он рассказывает о четырнадцатилетней девочке из какого-то городишки в штате Иллинойс. Та была одержима умершим мальчиком. Доктор Грей ссылается на материал, напечатанный в «Нью-Йорк Джорнел» в прошлом веке. Тот же случай описал доктор Бастиан. Вся соседняя полка — это современные американские описания подобных случаев. — Он внимательно обвел взглядом книги. — А вот как раз то, что мы с вами ищем. Одержимость мертвыми на Карибских островах. Эксперт по этому вопросу доктор Сингх с Тринидада сейчас находится в Соединенных Штатах, преподает тропическую ботанику. Я уже звонил ему, и он нас ждет.
Я была потрясена.
— Он остановился на Бродвее, в нескольких кварталах отсюда. Мы будем у него минут через десять.
* * *
«Сен-Жермен» был одним из немногих старых отелей верхнего Бродвея, доживавших свой век среди дорогих многоэтажных домов. С одной стороны была закусочная, с другой — кинотеатр. Нам навстречу из отеля выходили пожилые дамы и молодой раввин.
Доктор Райхман в своем роскошном костюме с дорогим галстуком совершенно не подходил к этому месту, но, казалось, не замечал этого. Пока он говорил по внутреннему телефону, я оглядела холл. Обшарпанные кресла, почерневшая от времени кадка под фикусом…
У меня снова закружилась голова, как утром в Эль-Баррио.
Ощущение нереальности росло по мере того, как мы поднимались на четвертый этаж на скрипучем лифте. Пройдя по изношенным коврам, наконец-то мы нашли номер доктора Сингха.
Тот уже ожидал нас в дверях, подчеркивая тем самым свою пунктуальность. Он оказался худощавым человеком лет шестидесяти, темнокожим, в бледно-голубом тюрбане. Было в нем что-то от прошлого века. Видимо, ему удалось получить хорошее английское образование. Я узнала позже — в Кембридже. Сын преуспевающего индийского торговца, не гонясь за роскошью, он обитал в «Сен-Жермене».
Он провел нас в комнату с высоким потолком, выходившую окнами на Бродвей. В номере был газовый камин, продавленные кресла и письменный стол с облупившейся полировкой. На столе остывала электрическая плитка с кастрюлей и по всей комнате пахло тушеным мясом. В нише помещалась кровать с небрежно наброшенным покрывалом.
Начался наш визит с зеленого мятного чая с кунжутными пирожными. Потом доктор Сингх сел напротив меня и сказал:
— Слышал, вы попали в необычную ситуацию.
Доктор Райхман мне кивнул, и я вновь пересказала свою историю. Временами доктор Райхман поправлял меня, помогая перечислить все события сегодняшнего дня. Когда рассказ был окончен, наступило молчание. Потом, отхлебнув из чашки, доктор Сингх спросил:
— Как вам чай? Не слишком сладкий?
Чай и в самом деле был настолько сладким, что я с трудом преодолела приступ тошноты. Выручил меня доктор Райхман, решивший перейти к делу.
— Думаю, что наиболее интересна встреча в магазине «Ботаникас». Статуэтка Сан-Маркоса, ром…
— Да, пожалуй, это «бела-бела», — согласился доктор Сингх. — Магический круг, многоголосое пение, одержимость молодого человека… Есть такой способ установить контакт с умершим.
— Значит, это что-то вроде культа вуду? — и спросив, я тут же поняла, что совершила ошибку.
Доктор Сингх взглянул на меня как на нерадивую студентку, и мне стало стыдно. Позабыв на время о Джоэле, мы погрузились в теорию.
— Вуду, а точнее вод он, нужно отличать от эспиритизма. То, что произошло с вашим братом, не имеет ничего общего с культом вуду. Тот — всего лишь парное магическое действо, исполняемое жрецом и жрицей рядом с идолом или иным каким-то фетишем. Этот культ особенно распространен на Гаити.
— Понятно, — протянула я, но это не вернуло его к проблеме Джоэла.
— Обеа — это система магических ритуалов, исполняемых одним человеком, и она берет начало в африканских племенах ибо, попо и корамантин. Она основана на заклинаниях, ворожбе и связи с душами умерших, кроме того, она опирается на глубокие знания ядов, лекарственных трав и наркотиков. Она очень распространена по Карибским островам и близка к пуэрториканскому эспиритизму. Хоровод вокруг одержимого танцора, песни и ром — все это явные черты обеа.
Чувствуя, что доктор Сингх углубляется в излюбленный предмет, я решила переменить тему:
— Можно ли мне разрешить дону Педро продолжать сеансы изгнания духов?
Наступила пауза. Доктор Сингх уставился в свой чай, доктор Райхман занялся пирожными. Я смутилась, но решила сделать еще один шаг.
— Ведь эта «бела-бела» позволяет изгонять духов? Дон Педро даже просил привести Джоэла. Это что-то вроде экзорцизма?
Доктор Сингх поднял свою увенчанную тюрбаном голову. Глаза его пылали негодованием.
— Всякие собачьи зубы, тыквы и ящерицы вовсе не нужны для настоящего обеа. Дон Педро — мошенник. И все его тряпки, бутылки и грязь из могил не что иное, как надувательство. Настоящему обеа можно научиться лишь у опытного учителя!
У меня перехватило дыхание. Неужели под маской ученого — ботаника и скрывался один из таких опытных учителей? Мне представились таинственные обряды, совершаемые этим щуплым индусом.
Доктор Райхман же пребывал в некотором смущении.
— Не так все это просто, дорогая миссис Бенсон. История экзорцизма — это цепь неудач. Часто не только не удается помочь одержимому, но и изгоняющий духов может серьезно пострадать. Знаменитый случай в Лудане — четверо заклинателей друг за другом впали в одержимое состояние, причем один из них умер в страшных мучениях. Даже свидетели могут подвергнуться опасности. Повсеместно этот акт считается смертельно опасным.
— Чем же нам помочь Джоэлу? — спросила я.
Он помедлил. Мне показалось, ему хотелось бы уйти от ответа на мой вопрос. Беспокойство за Джоэла заставляло меня действовать напрямую.
— Доктор Райхман, — начала я, — а вы сами верите, что Джоэл одержим духом Тони?
От такого вопроса было не уйти. Аккуратно поставив чашку на стол и обдумывая каждое слово, он ответил:
— Кажется, мы имеем дело с сублимацией, представляющей собою психоастетическую кристаллизацию. Сублимацию такого рода часто называют одержимостью.
К этой игре заумных терминов я подошла со всей возможной осторожностью, правда, само их применение убеждало, что у Джоэла просто психическое заболевание, пусть даже серьезное. Я почувствовала облегчение.
Но доктор Сингх беспокойно зашевелился.
— Тогда как вы объясните парапсихические явления, связанные с одержимостью?
Под изысканной вежливостью вопроса чувствовалось полное расхождение во взглядах.
— Голос и манера разговора одержимого меняются до неузнаваемости. Часто он начинает говорить на языке, которого прежде не знал. Мне кажется, у нас как раз такой случай.
— Что касается испанского, — возразил доктор Райхман, — то ничего мистического нет. Довольно долго он пробыл в Марокко, потом жил в испанском квартале… У подсознания невероятные способности к запоминанию. Был случай, например, с уборщицей, которая заговорила вдруг на иврите. Как оказалось, она несколько лет убирала в университете.
— А ясновидение и телепатия? — не отступал Сингх. — Я сам был свидетелем «бела-бела», когда одержимый левитировал. Все закончилось трагедией — когда ритм песнопения нарушился, несчастный, упав на землю, сломал себе шею.
Несогласные друг с другом специалисты сердито замолчали. Такое мне встречалось и раньше — люди науки могли пренебречь личной дружбой из-за дорогих им гипотез. Но Джоэл не был абстрактной теорией. Он был моим горячо любимым братом, плоть от плоти, кровь от крови.
Доктор Райхман попытался успокоить меня светской беседой, но слова доктора Сингха не давали мне покоя. Распрощались мы очень любезно, только страх уже прочно вселился в мое сердце.
Возвращаясь по темному весеннему городу, доктор Райхман решил ободрить меня.
— Дорогая моя, психические нарушения, приводящие к развитию в сознании второго «я», — отнюдь не редкость. Мне известно немало таких же случаев, и пациенты выздоравливали.
Как в добрые старые времена он подал мне руку, чтобы я могла на нее опереться.
— Не обращайте внимания на магические обряды и языческие жертвоприношения. Или считайте их новомодным психиатрическим лечением. Чтобы докопаться до причины, нужно попробовать все. Часто это комплекс вины, иногда — какой-нибудь пустяк в далеком детстве…
— Как вы думаете, это он убил Шерри?
В сумерках я не видела его лица, но, помолчав минуту, он участливо сжал мою руку.
— Мы должны во всем разобраться, да и полиция тоже. Похоже, он беспокойный парень. Но вы поймите, уголовное преследование ему не грозит. Ни тюрьма, ни суд… На худой конец — специальная лечебница.
— Метьюван? — При упоминании о клинике для сумасшедших преступников в моем голосе звучала горечь.
— Дорогая моя, мы сейчас всего лишь обсуждаем ваши опасения. А они имеют под собой почву. Следует трезво смотреть на вещи. Если он совершил это преступление, то не только болен, но и опасен.
Опасен, Господи, Джоэл опасен! Если это он убил Шерри, он, безусловно, опасен. Слово это эхом звучало в ушах.
— Вы не должны встречаться с ним, пока его не госпитализируют.
— Но кто тогда…
— Этим займется доктор Лоренс. Хотелось бы и мне, но не могу. Сегодня вечером я улетаю в Лиму, там все уже расписано и у коллеги очень мало времени: он уезжает изучать племена Сьерра-да-Фуэго.
— Понимаю, — сказала я.
Мы миновали группу людей, выгуливавших собак.
— Сейчас я позвоню доктору Лоренс, — сказал он ободряюще.
Войдя, мы тут же направились к телефону, чтобы позвонить Эрике.
* * *
Эрика открыла нам сама. Босиком и в джинсах она выглядела совсем молоденькой. В руке у нее был кофейник.
— Проклятая зажигалка опять не работает, — пожаловалась она. — Где-то были спички. У тебя нигде коробок не завалялся?
Я было полезла в сумку, но Питер уже достал коробок из кармана. Мы последовали за Эрикой на кухню по белым мохнатым коврам, под флагами с магическими символами.
Я решила не спрашивать Питера, зачем ему спички — слава Богу, пока мне везет, и марихуану они не курят.
— Разве Чарльза нет дома? — удивилась я.
— И не говори, я вне себя. Он улетел в Амстердам, как я ни просила его остаться.
Я припомнила его голландский роман.
— И когда вернется?
Поставив кофе на плиту, она чиркнула спичкой Питера.
— Черт его знает. Если б я могла его найти, уже выгнала бы.
Питер с Керри, не видавшие ее с младенчества, были в восторге. Психиатр с влюбленным дворецким и квартирой в белых коврах — все это произвело неизгладимое впечатление.
Если Эрика и была удивлена нашим появлением в таком составе, то не подавала виду. Приготовив кофе, она достала мороженое и вручила, детям «поляроид», чтобы их чем-то занять.
После этого мы наконец-то направились в ее кабинет. В отличие от кабинета доктора Райхмана, тот обставлен был мебелью тикового дерева и увешан датскими шерстяными гобеленами. Поставив передо мной пепельницу, она опустилась на застланный шерстяным пледом диван.
— Ганс сообщил мне, что Джоэл одержим демонами, — сказала она.
Возражать я не стала. Это было довольно близко к истине.
— Тони мертв, — заявила я.
— Ты уверена?
— Все это подстроить они бы не смогли.
Прикусив сигарету, она выпустила струйку дыма и задумалась.
— Он как-то узнал об этом. Может быть, по поведению управляющего?
— Джоэл? — переспросила я. — Он вообще не знал о существовании Тони. Тем более о его смерти.
Эрика скептически взглянула на меня.
— Не говори ерунду. Он узнал что-то, и решил разделаться с прошлым. Пытался улететь из страны, взялся за гашиш, ЛСД… И в результате у него раздвоение личности.
— Почему? — вопрос этот вырвался сам собой.
— А почему бы и нет? Он многое пережил. Депрессия матери, ее самоубийство, отсутствие отца, неясное будущее… Не говоря уже о легкомысленной сестре.
— Эрика! — У меня уже не было сил возражать.
— Ну и что же нам теперь делать?
Вздохнув, она принялась поправлять волосы.
— Курс пентотала, чтобы установить истину, затем гипноз, затем попытки убедить его, что все поправимо… Все зависит от причин…
— Ты собираешься положить его в клинику?
— Завтра он придет ко мне на прием.
— Думаешь, придет?
— Полагаю, да. Куда ему деваться? После вашего ухода у него не осталось никого, кроме меня.
Она немного помолчала.
— Кстати, вам не следует возвращаться домой.
Я кивнула.
— Где вы остановитесь?
— Не знаю. Нас целая компания…
— А Тэд?
— К нему я не могу.
Эрика удивленно взглянула на меня, и я припомнила ее спокойные отношения с женой Райхмана.
— Слишком я старомодна, — призналась я. — И еще не залечила свои раны. Нужно поискать гостиницу. Правда, в такое время, с двумя детьми, овчаркой и без багажа…
Я запнулась.
— А что ты скажешь о Файр-Айленд? — Она удивленно взглянула на меня. — Впереди пасхальные каникулы. Завтра у детей последний день в школе, они его спокойно могут пропустить. Так что мы можем поселиться в коттедже на пляже.
— Хорошая мысль, — подумав, согласилась она. — Лучше все-таки уехать из города. Ради детей, если вдруг газеты начнут писать всякие глупости.
О газетах я и думать забыла. Они тут же пронюхают обо всем. «Приятель Шерри в сумасшедшем доме…»
Мне стало страшно, и я окончательно решила уехать.
— Как только мы устроимся, я тебе позвоню. Если я понадоблюсь, тут всего два часа езды.
Уже поднимаясь, я поколебавшись спросила:
— Завтрашняя встреча не окажется для тебя опасной?
Она покачала головой.
— У нас хорошие отношения, я ему нравлюсь.
— Шерри тоже нравилась. — Тут я ощутила леденящий ужас своих слов.
— В клинике и охрана, и санитары, — возразила Эрика.
Видя, что я все еще в нерешительности, она ободряюще улыбнулась.
— Одержим он лишь в своем воображении. Нет на свете никаких демонов и прочих потусторонних сил.
— Тебе не доводилось говорить с доктором Сингхом?
— С этим старым шарлатаном? Боже, Гансу должно быть стыдно…
Мы пожали друг другу руки и вышли из кабинета. С лестницы взглянули вниз в гостиную. Питер фотографировал Барона, сидевшего на ритуальном барабане, украшенном человеческими челюстями.
