Глава 10

Смит, не обращая внимания на Мэри, с криком «Нет!» пытавшуюся удержать его, подошел к тому месту, где крыша резко уходила под уклон. Под кромкой кровли как раз показался край вагончика, внутри которого торжествовали удачу трое недавних пленников. Майор попытался почетче оттолкнуться с обледеневшей крыши и прыгнул вниз. Просчитайся он хоть чуть-чуть, дело кончилось бы плохо. Однако ему удалось попасть на крышу вагончика, правда, от удара вагончик беспорядочно задергался, и Смит заскользил вниз. Он не смог удержаться за скобу подвески раненой рукой и, инстинктивно потянувшись к ней левой, выронил «люгер», который соскочил с крыши и утонул во тьме. Судорожно схватившись за скобу обеими руками, Смит хватал ртом ледяной воздух. Пассажиры вагончика замерли от неожиданности. Улыбки как-то застыли на их лицах; рука Кристиансена, собиравшегося радостно хлопнуть кого-то по плечу, так и повисла в воздухе. Первым очнулся Каррачола. Он стащил с Кристиансена «шмайсер» и нацелил его вверх. Вагончик уже отошел на порядочное расстояние от замка, и висел высоко над землей, нещадно раскачиваемый ветром. Смит, ослабленный ударом от прыжка, болью в руке и потерей крови, из последних сил держался за скобу, безжизненно распластавшись на скользкой крыше. К горлу подступала тошнота, в глазах стоял туман.

Автоматная очередь прошила железо в сантиметре от него. Туман в глазах мигом рассеялся. Магазин «шмайсера» вмещал гораздо больше пуль, чем появилось на крыше дырок. Значит, обождав пару секунд — не свалится ли его тело вниз — они возобновят стрельбу. Вот только куда на этот раз будут целить? В какую часть крыши? Пальнут ли наобум или станут расчетливо прочесывать участок за участком? Гадать бесполезно. Может, как раз в этот момент дуло «шмайсера» нацелено ему в живот? От одной этой мысли Смит как наэлектризованный откатился прямо туда, где остался след автоматной очереди. Вряд ли стрелок снова будет палить в то же место. Впрочем, и на это нельзя было твердо надеяться, ведь внизу могли угадать ход его мыслей. К счастью, там думали по-другому; следующая серия дырок появилась ближе к заднему краю вагончика.

Опираясь на скобу подвески, Смит поднялся на ноги и схватился за трос. Теперь в качестве мишени он значительно сузил противнику возможность попадания. Перебирая руками трос, он бесшумно и быстро пробрался в переднюю часть вагончика.

Амплитуда колебаний фуникулера становилась головокружительной. Опора для ног была ненадежной, и Смит держался в основном за счет рук, точнее — за счет одной здоровой руки. А вагончик плясал на проволоке, как шут на веревочке, и, казалось, вот-вот сорвется. Напряжение в левой руке делалось невыносимым: плечевые суставы нестерпимо ныли — и все же это было не смертельно. Смит рассчитывал, что ни один идиот не станет стрелять в то единственное место на крыше вагончика, с которого легче всего сорваться. Его расчет оправдался. Снизу дали еще три очереди и все три на безопасном расстоянии от его прибежища. Теперь можно было подумать о возвращении к скобе подвески. В самом деле, его силы были на исходе. Левая рука совсем ослабела, пришлось перенести упор на раненую правую, и острая боль пронзила тело как электрический разряд. В результате Смит почувствовал себя еще хуже. Надо было немедленно возвращаться на прежнее место.

В этот момент из передней дверцы вагончика показалась голова Каррачолы и его рука со «шмайсером». Вытянув шею, он высматривал Смита — и моментально увидел его. Каррачола протиснулся насколько можно было вперед, приладил приклад к плечу и нажал спуск в момент, когда Смит бросился к скобе подвески.

Точно прицелиться ему не удалось, но на таком небольшом расстоянии этого и не требовалось. Первая пуля сорвала погон с левого плеча Смита, вторая царапнула плечо, содрав кожу, хорошо, что остальные просвистели мимо головы. Смит рухнул на крышу. сжавшись в комок за основанием скобы. Но Каррачола твердо решил довести дело до конца. У него оставалось совсем немного патронов, и он решил не расходовать их впустую. С помощью Томаса и Кристиансена он не без труда вылез на крышу. Ноги его повисли над пропастью. Самоубийственный шаг, подумал Смит. Каррачола сделал роковую ошибку: ни руками не за что ухватиться, ни ногами зацепиться — при первом же толчке он полетит вниз. Но Смит рано радовался. Пальцы Каррачолы нащупали в крыше прорезь, проделанную автоматной очередью, — он подтянулся вперед и стал на колени.

Смит раненой рукой искал в сумке гранату, стараясь как можно дальше отползти назад — на таком расстоянии граната была для него не менее опасна, чем для Каррачолы. Ноги его повисли над краем вагончика, и вдруг он вскрикнул от резкой боли. Смит повернул голову назад, но в мутном свете луны не смог увидеть ничего, кроме пары рук, ломавших его голени. Смит посмотрел вперед — Каррачола не шевелился. Вагончик находился как раз посередине между верхней станцией и опорой. Амплитуда раскачки была здесь особенно велика, и Каррачола замер, боясь сорваться. Смит перестал нащупывать гранату — теперь она могла и не понадобиться, зато вытащил нож и попытался ударить по рукам, которые причиняли ему такую адскую боль. Но достать до них не сумел.

Левая рука, казалось, вот-вот не выдержит напряжения. В запасе оставались считанные секунды, и терять ему было уже нечего. Смит зажал рукоятку раненой рукой, повернулся и со всей оставшейся силой метнул нож.

Раздался чей-то крик боли, ноги тут же отпустили. Томас втащил Кристиансена в вагончик, и тот с тупым удивлением уставился на лезвие, вонзившееся ему в запястье. Но и Смит остался без последнего своего оружия. Каррачола понял, что настал его час. Он медленно поднялся на ноги, держась за стойку скобы подвески, обхватив ее для верности ногой. Ствол его «шмайсера» нацелился прямо в лицо Смиту.

— Осталась последняя пуля, — объявил Каррачола с вежливой улыбкой. — И сейчас мы ее пустим в ход.

Неужели это конец, подумал Смит. Но надежда не покидала его. В схватке с Кристиансеном он не заметил, что вагончик перестал раскачиваться как маятник. Удерживаться на скользкой крыше стало легче. Не заметил этого и Каррачола. Тем более он не обратил внимания, почему это произошло. Смит, усилием воли оторвав взгляд от дула глядящего на него автомата, посмотрел через плечо Каррачолы. Поперечная балка приближающейся опоры фуникулера вот-вот должна была пройти прямо над крышей вагончика.

— Ну что, Смит, не горюй, — с притворным сочувствием сказал Каррачола, поправляя прицел. — Все там будем. На том свете свидимся.

— Погляди-ка лучше, что у тебя за спиной.

Каррачола презрительно улыбнулся, решив, что Смит пытается провести его с помощью такого детского трюка. Смит еще раз посмотрел за спину Каррачолы и быстро отвел взгляд. Усмешку будто стерло с губ Каррачолы: шестым чувством он ощутил опасность и, обернувшись, издал страшный крик. Последний в своей жизни. Стальная перекладина опоры ударила его в спину, с громким хрустом размозжив позвоночник. Через секунду его мертвое тело падало вниз. В открытую заднюю дверцу вагончика Томас и Кристиансен, онемев от ужаса, наблюдали эту жуткую картину.

Трясясь как в малярийном ознобе, словно в полусне, Смит, пересиливая боль, сел, сцепив руки и ноги вокруг задней стойки скобы подвески. Почти бессознательно он поднял голову и бросил взгляд вниз, в долину. Второй вагончик, двигающийся навстречу с нижней станции, миновал первую опору. Если повезет, вагончик, на крыше которого сидел Смит, доберется до центральной опоры первым. Если повезет. Но нельзя надеяться на слепой случай: выбора не было, следовало действовать, не рассчитывая на особое везение.

Смит вытащил из сумки два пакета взрывчатки и надежно расположил их у основания скобы. Сам привалился к скобе, обхватив ее руками и ногами, собираясь пересидеть так самый опасный участок пути, когда вагончик, находясь на равном расстоянии от опор, раскачивается особенно сильно. Он понимал, что торчать так довольно глупо. Снегопад прекратился, сияла полная луна, освещая долину призрачным светом. Он плыл по небу, заметный отовсюду — и с нижней станции, и из окон замка. Но понимая это, ничего не мог поделать — у него не осталось сил, чтобы, распластавшись на крыше, держаться за скобу руками, как они это проделали с Шэффером на пути наверх. Он подумал о Шэффере — но как о чем-то постороннем, далеком. Эмоций не осталось — утомление, потеря крови и жестокий холод истощили чувства. Он подумал и о других — о старике и девушке на крыше верхней станции, о двух изменниках внутри вагончика. Мэри и Карнаби-Джонс ничем не могли ему помочь; безоружные Томас и Кристиансен вряд ли решились бы повторить вылазку Каррачолы — у того хоть был «шмайсер».

Шэффер… Мысли Смита вновь вернулись к нему. Шэффер чувствовал себя не лучше, чем майор. Он едва очнулся, приходя в себя от тяжелого кошмара и ощущая во рту соленый привкус. Сквозь туман в голове он услыхал женский голос, повторяющий его имя. В нормальной обстановке Шэффер всегда живо откликался на женские голоса, но теперь ему хотелось, чтобы женщина умолкла: она была частью того тяжелого сна, в котором ему раскроили голову, и чтобы боль прошла, надо было проснуться. Он со стоном уперся ладонями в пол, пытаясь приподняться. Ему стоило немалых трудов, помогая себе руками, оторвать голову от пола. Голова была чужой: в нее словно всадили мясницкий топор и набили ватой. Он помотал ею, чтобы рассеялся туман, — и напрасно, потому что из глаз снопом посыпались разноцветные искры. Шэффер поднял тяжелые веки, и пестрый калейдоскоп потихоньку растаял в воздухе. На полу проступили знакомые очертания его собственных рук. Он окончательно пришел в себя — но кошмарное наваждение не отступало. Он по-прежнему чувствовал во рту соленый привкус крови, голова все так же кружилась в каком-то бешеном танце, а женский голос продолжал звать его:

— Лейтенант Шэффер! Лейтенант Шэффер! Очнитесь. лейтенант! Очнитесь же! Слышите меня?

Где-то он слышал этот голос, подумал Шэффер, вот только где? Должно быть, очень давно. Он повернул голову на голос — он исходил откуда-то сверху — и перед глазами опять поплыла разноцветная мозаика. Нельзя двигать головой, заключил Шэффер. Он подтянул под себя колени, подполз к какой-то механической штуковине, за которую удобно было держаться, и потихоньку поднялся на ноги. Ноги дрожали, но он все-таки стоял.

— Лейтенант! Лейтенант Шэффер! Я здесь, наверху!

Шэффер невероятным усилием приподнял голову — казалось, этот простой жест занял у него целую вечность, — и беспорядочный хоровод разноцветных светил перед его глазами собрался в аккуратное созвездие. Он узнал этот голос — голос Мэри Эллисон, ему казалось, он узнал даже ее бледное лицо со следами слез. Впрочем, уверенности не было — взгляд не мог сосредоточиться. Он никак не мог понять, какого черта она делает там наверху, за какой-то решеткой вдребезги разбитого светового люка. Его мысли тупо продирались сквозь самые обычные вещи. Они были похожи на пловца, вынужденного плыть против течения, путаясь в густых водорослях.

— Как вы себя чувствуете? — спросила Мэри.

Вопрос его рассмешил.

— Кажется, кое-что чувствую, — не сразу ответил он. — А что случилось?

— Они ударили вас вашим же автоматом.

— Вот оно что. — Шэффер понимающе кивнул и тут же пожалел об этом. Он осторожно пощупал кровоподтек на голове. — Должно быть, сотрясение… — Он резко оборвал себя и медленно повернулся лицом к двери. — Что там такое?

— Собака. Похоже, собака лает.

— Я так и думал, — сказал он притихшим голосом и как пьяный прислонился ухом к железной двери. — Много собак. И стучат молотом, да не одним. — Он отошел от двери и, спотыкаясь, подошел к тому месту. откуда хорошо было видно Мэри. — А где майор?

— Отправился за ними, — бесстрастно ответила она. — Вспрыгнул на крышу вагончика.

— Так, значит, — Шэффер воспринял известие как нечто заурядное. — И что же дальше?

— Что дальше? — Раздраженная его явным безразличием, Мэри повысила голос: — Была драка, и кто-то слетел вниз. Не знаю, кто.

— Один из этих, — убежденно ответил Шэффер.

— Откуда вы знаете?

— Майор Смит не из тех, кто сваливается в пропасть. Это кстати, цитата из воспоминаний будущей миссис Шэффер. Наш майор Смит не имеет обыкновения падать с крыши фуникулера. А это цитата из воспоминаний будущего мужа миссис Шэффер.

— Похоже, вы приходите в себя, — заметила Мэри, — Вы, пожалуй, правы. Там кто-то сидит на крыше, и вряд ли кто из этих…

— А откуда вы знаете, что там кто-то сидит?

— Вижу, — нетерпеливо ответила она, устав от объяснений. — Луна светит. Да сами взгляните. Шэффер взглянул сам, потер глаза рукавом.

— Должен вам сказать, любовь моя, что я не могу разглядеть даже самого вагончика.

До центральной опоры оставалось метров десять. Поднимающийся снизу вагончик находился примерно на том же расстоянии от нее. Времени было в обрез. Смит оторвался от взрывчатки и приготовился. Вытянув вперед руки, он зацепился за верхнюю балку опоры. Удар был сильным, но он удержался и быстро перебирая руками и ногами, перелез по обледеневшей стальной балке на другую сторону опоры. Крыша вагончика с нижней станции уже начала проплывать мимо. Впервые за эту ночь Смит возблагодарил луну. Сделав еще два неверных шага по скользкой поверхности, он прыгнул на обледеневший трос, ярко блеснувший в бледном свете. Левой рукой Смит придержал трос, правой обхватил его, прижав к груди. Как ни крепко он старался держаться, все-таки он соскользнул немного вниз, и трос, дернувшись, ударил его по шее, едва не лишив головы. Но ноги уже нащупали крышу вагончика, и он, отпустив трос, рухнул на четвереньки и вслепую нащупал стойку скобы подвески. Несколько долгих секунд Смит не двигался, одолеваемый тошнотой, подступившей к горлу. Потом, когда ему немного полегчало, лег лицом вниз. По мере удаления от опоры вагончик раскачивался все сильнее. Расскажи Смиту кто-нибудь о том, как вконец обессиленный человек за счет одного инстинкта самосохранения нашел в себе силы продержаться в таких условиях — он бы не поверил. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем силы потихоньку стали возвращаться к нему. Уже привычным движением он сел, привалившись к скобе и стал смотреть вниз.

Вагончик, который он только что покинул, приближался к последней на своем пути опоре. Томас и Кристиансен сидели на полу. Кристиансен сооружал себе повязку на раненую руку. Обе дверцы были раскрыты настежь — как в тот момент, когда они втроем предприняли атаку на Смита. То, что никто из них даже не попытался прикрыть двери, свидетельствовало об уважении, если не сказать — страхе, который они теперь испытывали по отношению к Смиту. Яркая магниевая вспышка блеснула сверху, и сразу же раздались два взрыва, слившиеся в один. Задние стойки скобы подвески вагончика разлетелись в куски, и он, запрокинувшись, повис на двух передних.

Кристиансена отбросило к открытой задней дверце. Он судорожно попытался удержаться за стену, но раненая рука подвела его, и он беззвучно вывалился из двери, пропав во тьме.

Томас, руки у которого были в порядке, а реакция быстрее, оказался удачливее, но ненадолго. Он увидел, как разламывается крыша вагончика под давлением стоек, на которые ложилась тяжесть, явно для них непосильная. Томас подобрался к дверце и обеими руками ухватился за трос. Ему удалось выкинуть наружу ноги как раз в тот момент, когда передние стойки со скрежетом выломались из крыши. Вагончик, переворачиваясь в воздухе, рухнул вниз. Томас удержался на тросе, который, освободившие от груза вагончика, ходил ходуном. Но, обернувшись он увидел несущуюся на него поперечную балку нижней опоры. Силы покинули его, изо рта вырвался крик ужаса. Суставы рук, до боли сжавшие ледяной трос, побелели как полированная слоновая кость. А потом раздался долгий крик, затихший в ночной тьме.

Приближаясь к верхней станции, Смит подался вперед, пытаясь разглядеть, что делается в замке. Ему было не видно восточного крыла Шлосс Адлера, но судя по клубам густого дыма, заполнившего долину пожар не утихал. Луна опять скрылась за облаками. Но на этот раз это было, с одной стороны, им на руку, а с другой — могло помешать. В темноте незаметнее были клубы дыма, зато ярче казался огонь. Теперь дорога была каждая минута, пока в долине — в деревне или в казармах — не увидят пожар. Впрочем, внимание может привлечь не только огонь, но и раздававшиеся в замке взрывы, которых оказалось что-то многовато; вряд ли все они были на совести Шэффера.

Крыша вагончика достигла уровня верхней станции и Смит со вздохом облегчения увидел у входа фигуру. Это был Шэффер. Весьма потрепанный Шэффер, это верно, едва держащийся на ногах, Шэффер с кровавой маской вместо лица, Шэффер, которому, при всем старании, никак не удавалось сосредоточить свой взгляд. И все же это был Шэффер, несомненно он. Смит по чувствовал внезапный прилив энергии. Он только сейчас до конца понял, как дорог ему этот американец.

На крыше станции, прижавшись к стене замка, стояли Мэри и Карнаби-Джонс. Он поднял руку, приветствуя их, но они не ответили. Я будто призрак из царства мертвых, подумалось Смиту. Шэффер, несмотря на проблемы со зрением и головокружение, вполне справился с управлением фуникулером. Может, это удалось ему по чистой случайности, но он остановил вагончик точно под навесом крыши. Сперва Мэри, потом Джонс соскользнули по нейлоновой веревке вниз. Джонс с закрытыми глазами. Никто не проронил ни слова, даже когда Шэффер помогал им спуститься на пол станции.

— Быстрей! Быстрей! — закричал Смит, гостеприимно распахивая дверцу вагончика. — Сюда давайте, все! — Он поднял валявшийся на полу «люгер» Шэффера и обернулся на лай собак и грохот молотов, с помощью которых пытались открыть железные двери станции.

Мэри и Шэффер были уже в вагончике. Джонс замер со «шмайсером» в руке, прислушиваясь к грозному грохоту. Лицо его было безучастным.

— Я ужасно боюсь высоты. Но дело не в этом.

— Живо в вагончик! — прошипел Смит.

— Нет, — отрицательно покачал головой Джонс. — Слышите? Сейчас они будут здесь. Я старше всех вас на двадцать лет, я остаюсь.

— Бога ради! — взмолился Смит. — Впрочем, спасибо Джонс. — Он понимающе кивнул и тут же, здоровой рукой послав артиста в нокаут, втащил его внутрь. Потом быстро освободил тормоз, включил передачу и догнал двинувшийся вперед вагончик.

В этот момент грохот, который производили осаждавшие дверь тоннеля, усилился. Видимо, в Шлосс Адлере решили, во что бы то ни стало преодолеть преграду. Смит затворил дверцу вагончика. Шэффер сидел, обхватив голову руками. Мэри стояла на коленях, прижав к груди Джонса, и смотрела на его благородную седину. Лица ее было не видно, но Смит готов был голову отдать на отсечение, что она вряд ли хвалит негодяев, обидевших пожилого беззащитного артиста. Так прошло минуты две — пока Карнаби-Джонс не шевельнулся. Вслед за ним встрепенулась Мэри, и взгляд ее упал на Смита. На губах ее сияла улыбка.

— Все в порядке, — сказала она. — Я сосчитала до десяти, открыла глаза и призрак не исчез. Значит, ты не призрак. — Она помолчала, и улыбка слетела с ее губ. — Я думала, тебя уже нет.

— Не ты одна. Надо подавать в отставку. За последние четверть часа я исчерпал лимит удачи на всю оставшуюся жизнь. А ты неважно выглядишь.

— И чувствую себя неважно. — Лицо ее мертвенно побледнело, на нем обозначились морщины. Она бессильно прислонилась к железной стенке. — К твоему сведению, у меня горная болезнь. И это путешествие для меня — нож острый. Смит хлопнул рукой по потолку.

— Жаль, тебе не довелось путешествовать верхом на этой штуке. Не стала бы привередничать. Ага! Вот и опора номер два. Почти полпути прошли.

— Только полпути! А что, если они сломают дверь?

— Повернут рукоять, и мы поедем вверх. Хочешь — не хочешь.

— Грязный трюк.

— Прошу прощения, — вежливо отозвался Смит.

— Вы-то были на высоте, — с улыбкой покачал головой Джонс. — Но герой — не мое амплуа.

— Да и не мое, браток, — траурным тоном вставил Шэффер. Он поднял голову. Глаза его по-прежнему не слушались, но правая щека, которая не пострадала от удара, уже слегка зарумянилась. — А где наши друзья? Что с ними случилось?

— Их нет.

— Нет? — Шэффер застонал и покачал головой. — Расскажете мне об этом поподробнее. Только не сейчас.

— Он не понимает, что происходит, — грустно сказал Смит. И, помолчав, добавил: — Интересно, как там продвигается осада? Держится дверь, или замок уже сбили? И кто-нибудь уже добрался до рычага управления…

— Заткнись! — выкрикнула Мэри. — Не смей болтать эту чушь!

— Извини, — виновато сказал Смит. Он нежно коснулся ее плеча. — Дурацкая шутка. Вот и последняя опора. Еще минута, и будем дома.

— Дома! — встрепенулся Шэффер. — Дома я буду, когда возьму в руки меню гриль-бара «Савой». Только тогда.

— Кое-кто думает только о своем желудке, — заметил Смит. Надо сказать, что в эту минуту он сам как раз думал о своем желудке, и эти мысли нельзя было назвать приятными. Ощущение было такое, будто он проглотил холодный свинцовый шар. Не только желудок доставлял ему страдания. Редкие глухие удары сердца болезненно отдавались в груди. Рот был полон липкой противной слюны, мешавшей говорить.

Смит вдруг почувствовал, что медленно заваливается на спину — он очнулся благодаря резкому толчку вагончика. Сосчитаю до десяти, сказал он себе, потом, если ничего не случится — до девяти, потом… Потом он перехватил взгляд Мэри. Она выглядела старше лет на пятнадцать; лицо ее было мертвенно-бледным и измученными. Он устыдился самого себя. Нежно пожал ей руку выше локтя.

— Все будет в порядке, — доверительно сказал он. Ему вдруг опять стало легко говорить. — Вот увидишь. Раз дядя Джон сказал…

Она взглянула на него, пытаясь улыбнуться:

— А что, дядя Джон всегда прав?

— Всегда, — твердо ответил Смит.

Прошло секунд двадцать. Смит встал, подошел к переднему краю вагончика. Впереди неясно вырисовывались очертания станции. Он обернулся — все в ожидании смотрели на него.

— Осталось метров тридцать, не больше, — объявил он. — Через минуту я открою эту дверцу. Даже раньше. Мы будем находиться метрах в четырех над землей. Ну, самое большее — в пяти. Будем прыгать. Снег тут достаточно глубокий. Он самортизирует прыжок. Безопасность гарантируется.

Шэффер хотел было сделать какое-то замечание, но удержался и снова обхватил голову руками. Смит открыл дверцу и, щурясь от резкого ледяного ветра. порвавшегося в вагончик, посмотрел прямо вниз. под ноги, признавшись себе, что его прогноз насчет расстояния до земли оказался чересчур оптимистическим. До нее было метров пятнадцать, а такая высота и у самого отчаянного смельчака способна породить видения сломанного позвоночника или конечностей. Но не это было теперь самым опасным.

Издалека доносился рев сирены, в туманной мгле светились фары приближающихся автомашин. Шэффер поднял голову. Она еще сильно болела, но уж не так дьявольски кружилась.

— Подкрепление идет, — сообщил он. — Нештатная ситуация, босс. Рации нет, телефона нет, геликоптера нет, а сообщить умудрились…

— Дымовой сигнал. — Смит указал на замок.

— Черт побери, — воскликнул Шэффер, — неплохо горит для камня!

Шэффер не преувеличивал. Горело действительно великолепно. Шлосс Адлер весь занялся огнем, и его самого почти совсем не было видно в зареве. Пылающая крепость, окруженная таящейся во тьме горной громадой и бросающая отсвет в долину, залитую бледной луной, казалась фантастическим сказочным видением.

— Надо надеяться, у них хорошая страховка, — сказал Шэффер. — Так сколько отсюда до земли, босс? — поинтересовался он.

— Метра четыре с половиной.

Огни фар показались среди догорающих руин железнодорожной станции.

— Кажется, мы успели, лейтенант Шэффер.

— Успели, — повторил Шэффер и выругался от боли, ударившей в голову от резкой остановки вагончика.

— Всем прыгать! — скомандовал Смит.

— Позвольте мне, у меня все-таки обе руки целы, — сказал Шэффер, оттеснив Смита, и, обняв Мэри, спустил ее, насколько хватило вытянутых рук, вниз. Ей оставалось лететь меньше двух метров. Через три секунды он проделал ту же процедуру с Карнаби-Джонсом. Вагончик дернулся, готовясь начать движение вверх. Шэффер выпихнул Смита и прыгнул вслед за ним в мягкий податливый снег. Покачнувшись, лейтенант все же устоял на ногах.

Смит был рядом. Он уже успел достать взрывчатку и приготовить взрыватель. Протянув взрывпакет Шэфферу, сказал: — У тебя правая в порядке — действуй.

— Правая у меня в порядке. Пусть с лошадьми я не лажу, но в бейсбол могу сыграть хоть сейчас. — Шэффер ловко забросил взрывчатку в дверной проем вагончика: — Годится?

— Годится. Пошли.

Смит взял за руку Мэри, Шэффер — Карнаби-Джонса, и они успели спрятаться в каком-то закутке, прежде чем грузовики резко притормозили и из них посыпались солдаты, которые вслед за полковником Вайснером двинулись к нижней станции. Замок горел все ярче, пожар вырвался из-под контроля и бушевал вовсю. Сквозь треск огня явственно послышался взрыв — вагончик, не пройдя и середины пути до первой опоры, занялся пламенем и, продолжая катить вверх, вскоре неразличимо смешался с огнем большого пожара.

Шэффер тронул Смита за руку:

— Может, заодно и на станции фуникулера пустим красного петуха?

— Уймись, — ответил Смит. — Теперь в гараж.

Полковник Уайет-Тернер, сидевший в кресле второго пилота, прижался лицом к боковому стеклу и недовольно посмотрел вниз. «Москито» был самым быстрым самолетом на этой войне, но лететь с такой скоростью было слишком даже для него.

Уайет-Тернеру казалось, что вот-вот дело закончится катастрофой. Хозяин самолета Карпентер демонстрировал высший пилотаж на бреющем полете, но Уайет-Тернеру это не понравилось. Еще меньше ему нравилась скорость, с которой летела отбрасываемая их бомбардировщиком на землю тень, а хуже всего было, когда дистанция между самолетом и тенью сокращалась почти до нуля. Пытаясь отвлечься от мысли о том, что произойдет, если самолет и его тень действительно сольются, он оторвал взгляд от окна и посмотрел на часы.

— Двадцать пять минут. — Он выразительно посмотрел на Карпентера, с обветренным лицом которого так не вязались великолепные рыжие усы. — Успеем?

— Успеем, — безмятежно отозвался Карпентер. — Успеют ли они — вот вопрос.

— Бог знает. Ума не приложу, как им это удается: мы с адмиралом не сомневаемся, что они попали в замке в капкан. А сейчас там вообще всех подняли в ружье. Какие тут могут быть шансы…

— И потому вы летите?

— Я их туда послал, — бесстрастно ответил Уайет-Тернер. Он посмотрел в окно, увидел, как самолет и его тень соприкоснулись, пролетая над верхушками сосен, и, теряя терпение, спросил: — Это что, необходимо — лететь так низко?

— Иначе нас засекут, старина, — объяснил Карпентер. — Ближе к земле безопаснее.

Смит, Мэри, Джонс и замыкающий цепочку Шэффер задворками вышли к гаражу. Смит приготовил отмычку, чтобы открыть замок, но дверь тихонько приотворилась сама собой. У входа стояла Хайди, глядя на них как на пришельцев с того света. Потом она перевела взгляд на пылающий замок и вопросительно посмотрела на Смита:

— Все здесь, в блокнотах, черным по белому, — хлопнул он себя по груди. — Теперь в автобус.

Он пропустил всех в дверь гаража, закрыл ее за собой и выглянул из небольшого зарешеченного окна на улицу. Та была заполнена людьми, главным образом военными, хотя не все из них были с оружием — большинство сбежалось поглазеть на пожар прямо из деревенских кабачков. Недалеко от гаража стояли два грузовика с солдатами и еще три — возле станции фуникулера. У «Дикого оленя» припарковался мотоциклетный патруль. Но самое серьезное препятствие представлял собой небольшой автомобиль с людьми прямо у выезда из гаража. Смит внимательно осмотрел его и решил, что это препятствие вполне преодолимо.

Мэри и Карнаби-Джонс уже заняли места в автобусе. Туда же направилась и Хайди. Шэффер обнял ее за плечи, поцеловал и улыбнулся. Она удивленно посмотрела на него.

— Разве ты не рада снова меня видеть? Если б ты только знала, через что мне пришлось пройти! Боже милостивый, я ведь чудом остался жив!

— И ты теперь не такой красавчик, как два часа назад, — она нежно прикоснулась к его лицу, на котором Каррачола оставил кровавый след и. поднимаясь в автобус, бросила через плечо:

— Надо же, два часа — это как раз вся история нашего знакомства.

— Два часа! Мне кажется, я постарел за это время на двадцать лет. И все эти годы я посвящаю вам, леди. А сейчас, — закончил он, глядя, как Смит усаживается на водительское место и включает зажигание, — предстоит прожить очередные двадцать. Всем на пол!

— А вы? — спросила Хайди.

— Я? — с искренним удивлением переспросил Шэффер. Он вышиб прикладом «шмайсера» лобовое стекло. щелкнул затвором и стал на колени, пристроив автомат стволом наружу. — А я кондуктор. Где вы видели, что кондуктор работает лежа?

Смит нажал на стартер, и дизельный мотор послушно загудел. Майор включил первую скорость, автобус рванул вперед. Снабженный мощным стальным ножом снегоочистителя, он легко пропорол двойные двери, будто они были сделаны из картона, только щепки полетели в разные стороны, как конфетти. Смит свернул направо и выехал на главную улицу. Зевак, заполнивших улицу, можно было распугать гудком и ревом дизеля, но с автомобилем, стоявшим на выезде, разъехаться было не так просто. Но прежде чем сидящие в нем — сержант, руки которого покоились на баранке, и майор с радиотелефоном в одной руке и тонкой сигарой с длинным столбиком пепла — в другой, успели понять, что происходит, их машину отнесло ножом снегоочистителя на несколько метров, после чего она благополучно остановилась. Ошарашенный майор так и остался сидеть с радиотелефоном в одной руке и с сигарой в другой. Даже пепел сигары не осыпался.

Мотоциклистов, столпившихся у дверей «Дикого оленя», удивил необыкновенный выезд автобуса. Сначала они решили, что его владелец Зеп Зальцман свихнулся или у него заело акселератор. Но они быстро поняли, что ошиблись. Они заметили Смита, склонившегося над рулем, и Шэффера со «шмайсером», дуло которого выглядывало из разбитого лобового стекла. Этого оказалось достаточно, чтобы сержант отдал команду, и мотоциклисты рванулись к своим машинам. Но и Смит увидел достаточно. Он включил далеко слышный рожок автобуса, резко свернул и на всей скорости двинулся к тротуару в сторону мотоциклистов. Поняв его намерения, те сделали единственно правильный выбор: оставив свои машины на произвол судьбы, предпочли укрыться на лестнице «Дикого оленя».

С душераздирающим металлическим скрежетом автобус смял патрульные мотоциклы, превратив их в груду утиля. Вырулив опять на середину дороги, Смит оглянулся: лишь две машины благополучно избежали общей участи. Под рев рожка Смит без передышки жал на газ, включая то огромные передние фары, то подфарники, и от этой свистопляски народ в панике разбегался кто куда, очищая дорогу. На горных дорогах почтовые автобусы пользуются абсолютной привилегией перед всеми другими видами транспорта, и символом их непререкаемого дорожного авторитета является оглушительно-пронзительный рожок. Звук этого рожка — виден сам автобус или нет — это приказ всем машинам и пешеходам остановиться или отступить, неукоснительно исполняемый каждым альпийцем, с молоком матери впитавшим дорожные правила, принятые в родных местах. Волшебный рожок оказывал магическое действие: и автомобили, и люди послушно жались к тротуару, как будто их враз притянул к себе мощный магнит. На лицах можно было прочитать все степени удивления — от тупого недоумения до возбужденного изумления. Чего на них не было, так это досады и негодования — события развивались столь стремительно, что до этого дело просто не успевало дойти. Автобус достиг уже конца улицы, а вдогонку не прозвучало ни одного выстрела.

Впереди маячила прямая как стрела лента дороги вдоль Голубого озера. Смит отключил альпийский рожок, но, спохватившись, включил его вновь: он мог сослужить службу не хуже, чем пара пулеметов.

— Нельзя ли сменить пластинку? — раздраженно спросил Шэффер. Он совсем продрог под ледяным ветром, который дул из разбитого окна и, стараясь по возможности укрыться от холода, уселся на пол. — Свистните, если понадоблюсь. У меня, наверное, миля в запасе.

— В смысле?..

— Через милю подъедем к КПП казармы. У офицера в той машине, которую мы побеспокоили, был радиотелефон. Парень им, надо думать, воспользовался.

— А что же ты его не застрелил?

— Не тот я стал теперь, босс. — вздохнул Шэффер. — В мою жизнь вошло нечто прекрасное.

— Скажи лучше, что у тебя не было возможности.

— И, как вы верно заметили, у меня не было возможности. — Шэффер обернулся, посмотрел в заднее стекло — нет ли погони. Дорога за ними была пуста. Тем не менее вид, открывавшийся в сторону, откуда они удалялись, заслуживал внимания. Шлосс Адлер, окутанный пламенем освещал адским огнем снежное королевство на полмили вокруг. Это была мечта пиротехника, кошмарный сон брандмайора. Участь замка была предрешена: к рассвету он превратится в дымящиеся руины. Отныне он обречен быть легендой, передаваемой из поколения в поколение, сказанием о прекрасном, навсегда исчезнувшем видении.

Шэффер перевел взгляд в салон автобуса, пытаясь определить, каково самочувствие пассажиров, но их было не разглядеть — все попрятались под сиденьями. Тут автобус здорово тряхнуло, Шэффер ударился плечом о стенку. Это заставило его взглянуть на приборный щиток.

— Господи, спаси и сохрани, — смиренно проговорил он. — Девяносто.

— Это в километрах, — успокоил Смит.

— Ну, тогда беспокоиться не о чем, — только и сказал Шэффер. Заметив, что Смит притормозил, он посмотрел в окно и тихонько свистнул. Казармы были совсем рядом. За контрольно-пропускным пунктом виднелся ярко освещенный плац, на котором суетились вооруженные солдаты. На первый взгляд их беготня показалась Шэфферу беспорядочной, но его заблуждение длилось недолго. Альпийские стрелки, не теряя ни секунды, спешили к ожидавшим их автомашинам.

— Собираются по тревоге, — отметил Шэффер. — Интересно, — начал было он, но оборвал себя на полуслове, широко раскрыв глаза. Из-за здания КПП, грохоча, выполз огромный танк. Выйдя на дорогу, он развернулся на сто восемьдесят градусов, прицельно направив орудие на приближающийся автобус.

— Ну и дела, — прошептал Шэффер так громко, что его стало слышно в затихающем гуле автобусного дизеля. — «Тигр»! И 88-миллиметровая пушка, босс.

— Да, уж видно, что не пугач, — согласился Смит. — И прямехонько на дороге. Всем лечь на пол!

Он сперва притушил, а потом и вовсе выключил фары и оставил только боковую подсветку, моля Бога, чтобы эти мирные огоньки остановили руку, которая, может быть, уже приготовилась нажать на спусковую кнопку орудия. И Бог услышал его; эта невидимая рука не прикоснулась к кнопке. Смит до предела замедлил скорость, свернул к воротам КПП и остановился. Стараясь, чтобы его раненая рука никому не попалась на глаза, он высунулся из окна и громко скомандовал тройке солдат с автоматами на изготовку, которые приближались под командой сержанта.

— Быстро! К телефону! Срочно нужен хирург. — Он ткнул пальцем куда-то себе за спину. — Полковнику Вайснеру. Два ранения. Задето легкое. Да что вы, черт вас побери, стоите как идиоты!

— Но у нас приказ, — запротестовал сержант. — Задержать почтовый автобус.

— Да вы пьяны! — загремел Смит. — Завтра же под трибунал пойдете — не дай Бог полковник умрет. Шевелите задницей!

Смит включил первую передачу, и автобус медленно поехал вперед. Сержант, на которого произвела впечатление майорская форма, а также то, что автобус не спеша въезжает на территорию казарм, но более всего успокоенный властным ревом альпийского рожка, который Смит так и не отключил, кинулся к ближайшему телефону.

Не прибавляя скорости Смит осторожно провел автобус сквозь мещанину людей и машин, проехал мимо шеренги мотоциклов, колонны грузовиков с вооруженными солдатами (они уже начали выезжать из ворот, но не так быстро, как ему бы хотелось). Впереди стояла группа оживленно беседующих офицеров. Смит сбавил скорость и высунулся из окна.

— Попались, — радостно возвестил он. — В «Диком олене»! Взяли в заложники полковника Вайснера. Ради Бога, скорее!

Тут он осекся, узнав в одном из офицеров капитана, которому вечером в кабачке представился как майор Бернд Гиммлер. Секундой позже был узнан и он сам. У капитана от удивления отвисла челюсть, но прежде чем он успел как-нибудь среагировать, Смит уже нажал газ, и автобус рванул к южным воротам, распугивая народ скрежещущим снегоочистителем. Эффект неожиданности позволил беспрепятственно одолеть метров тридцать, прежде чем задние стекла разлетелись под градом выстрелов. Смит прорвался через южные ворота на главную дорогу и на какое-то время скрылся от прицельного огня с плаца. Но здесь их подстерегал еще более опасный враг, от которого не было никакой защиты. Смит чуть не потерял управление автобусом, когда что-то врезалось в дверь кабины, рикошетом отлетело в сторону и взорвалось в пятидесяти ярдах от них.

— Проклятый «Тигр»! — закричал Шэффер.

— Ложись! — Смит пригнулся к рулю. — Этот отскочил. А следующий…

Следующий пробил верхнюю часть задней двери, пролетел по автобусу и вышел как раз над лобовым стеклом. На этот раз взрыва опять не было.

— Может, учебный? — с надеждой спросил Шэффер.

— Ничего не учебный! — Смит яростно бросал автобус из стороны в сторону, чтобы не дать танку возможность вести прицельный огонь.

— Бронебойные снаряды, парень, сделаны так, что они должны пройти сквозь двухдюймовую броню танка, прежде чем взорваться. — Он подмигнул и низко пригнулся, когда третий снаряд выбил почти все стекла с левой стороны и осколки посыпались на голову Шэффера. — Если снаряд врежется не в металлическую обшивку автобуса, а в шасси, или двигатель, или плуг снегоочистителя, то…

— Не надо об этом! — попросил Шэффер. Он замолчал, затем продолжил: — Он не торопится, должно быть, прицеливается.

— Не в том дело. — Смит бросил взгляд в зеркало заднего вида и выровнял машину. — Они даже не подозревают, как я рад, что за нами гонятся машины с солдатами.

Он включил четвертую передачу и выжал педаль газа до предела.

Шэффер повернулся и посмотрел через разбитые задние стекла. Он смог насчитать по меньшей мере три пары фар, преследовавших их по дороге, еще две, покачиваясь, выезжали из южных ворот: они успешно закрывали автобус от пушки танка.

— Выражение «счастлив» для меня не подходит! Что касается меня, то я просто в экстазе. «Тигр» — это одно, а грузовички — совсем другое!

Шэффер быстро прошел по проходу автобуса мимо Мэри, Хайди и Карнаби-Джонса, которые довольно неуверенно пытались встать на ноги, и посмотрел на ящики, лежащие на задних сиденьях.

— Шесть ящиков, — сказал он Хайди. — А мы просили только два… Душечка, ты делаешь меня счастливейшим из смертных!

Он открыл заднюю дверь и начал высыпать содержимое ящиков на дорогу. Лишь несколько бутылок, упав в глубокий снег, не разбились, но остальные, как на то и надеялся Шэффер, разлетелись вдребезги.

Первая преследующая машина находилась в трехстах ярдах от автобуса, когда въехала на битое стекло. Шэфферу трудно было точно определить, что там произошло, но то, что ему удалось увидеть и услышать, было весьма утешительным. Дальний свет первой машины начал прыгать из стороны в сторону, затем послышался визг тормозов, а в след за ним раздался громкий скрежет металла. Вторая машина врезалась в хвост ведущей. Вцепившись друг в друга, они развернулись и перегородили дорогу от одной обочины до другой.

В момент столкновения фары этих машин погасли. Однако огни грузовиков, подошедших следом, позволяли увидеть, что дорога полностью заблокирована.

— Четко сработано! — сказал Шэффер с восхищением. — Молодец, Шэффер! — Он обратился к Смиту: — Это их задержит, босс.

— Конечно, задержит, — ответил Смит мрачно. — На целую минуту. Шины тяжелых грузовиков осколками бутылок не продырявить, а на то, чтобы оттащить две легковые машины с дороги, много времени не уйдет. Хайди!

Хайди прошла вперед, дрожа на ледяном ветру, врывающемся в разбитые передние и боковые окна.

— Да, майор?

— Сколько еще до поворота?

— Миля.

— А до деревянного моста?

— Еще миля.

— Три минуты. В лучшем случае у нас есть три минуты. — Он повысил голос: — Вы успеете, лейтенант?

— Конечно. — Шэффер уже связывал упаковки с взрывчаткой, скрепляя их липкой лентой. Он привязывал последнюю упаковку, когда его отбросило в сторону — автобус резко свернул налево и теперь мчался через сосновый лес по боковой дороге.

— Извините, лейтенант, — крикнул Смит. — Тут оказалось меньше мили.

— Нет оснований для паники, — бодро ответил Шэффер. Достав нож, он под корень обрезал запалы. Глянув в зиящую дыру на месте бывшего заднего окна, он замер, увидев фары настигающего их грузовика. — Впрочем, повод для небольшого волнения появился. У меня неважные новости, босс.

— Сам вижу. Сколько осталось, Хайди?

— За следующим поворотом.

Смит так же лихо прошел второй поворот. Впереди показался мост. В лучшие времена, подумал Смит, он не рискнул бы проехать через эту развалину даже на велосипеде. Теперь же надо было прокатиться по ней на шеститонном автобусе. Добро бы еще под ним текли мирные воды какой-нибудь речушки. Тут же зияла черная бездна. Мост состоял из сцепленных попарно железнодорожных шпал. Держался он на ветхих деревянных опорах. которые на взгляд Смита не выдержали бы тяжести праздничного стола в саду сельского священника.

Смит атаковал это почтенное сооружение на скорости полсотни километров. Конечно, осторожность требовала вползти на мост как можно медленнее, но Смит решил, что это удовольствие не стоит растягивать. Цепи, которыми были обмотаны шины автобуса, скрежетали по шпалам, автобус подпрыгивал, а мост раскачивался из стороны в сторону. На середине у центральной опоры следовало приостановиться. Но это было так же выполнимо, как желание сорвать цветок эдельвейса в условиях схода снежной лавины. Только метра за три до конца моста Смит притормозил, и автобус медленно съехал на твердую дорогу.

Не дожидаясь остановки, Шэффер спрыгнул через заднюю дверь, держа наготове пакет с взрывчаткой. Быстро добежав до середины моста, он прикрепил связку взрывпакетов к центральной опоре, сорвал предохранители и бросился назад, к автобусу, который уже медленно тронулся с места. Дружеские руки втащили его вовнутрь.

Он успел увидеть приближающуюся к мосту машину. Но тут два громких взрыва, сопровождавшихся яркими вспышками, почти слились в один. Остатки опор и шпал, взметнувшиеся в воздух, как в замедленной съемке, стали оседать вниз. Через секунду вместо моста зиял черный провал. Водитель грузовика, едва успевший нажать на тормоз, в безнадежной попытке удержаться на краю, лавировал из стороны в сторону. Но машину повело юзом и, наткнувшись на каменный выступ, она дважды перевернулась.

Шэффер изумленно помотал головой, закрыл дверь, сел на заднее сиденье, зажег сигарету, выбросил спичку в окно и изрек:

— Да, братцы, повезло вам, что я попал в вашу компанию.

— Столько достоинств — и такая скромность! — восхитилась Хайди.

— Редкое сочетание, — признал Шэффер. — Со временем ты найдешь во мне кучу всяческих добродетелей. Интересно, а сколько отсюда до аэродрома?

— Пять миль. Минут восемь пути. Кстати, это единственная дорога к нему. Так что хвоста не будет. Можно не торопиться.

— Вот и не будем. Скажи, золотко, бутылки, которые ты захватила, все пустые?

— Те, что выбросили, да.

— Нет, я тебя просто не достоин, — уважительно сказал Шэффер.

— Наконец-то мы сошлись в суждениях, — съязвила Хайди. Шэффер улыбнулся, вытащил из ящика пару пива и направился к Смиту, который, не останавливая автобус, уступил ему место водителя.

Не прошло и трех минут, как, миновав перелесок, они уже выехали на открытое поле, а еще через пять, следуя инструкциям Хайди, Шэффер ввел автобус в узкие ворота, за которыми в свете фар хорошо просматривались два небольших ангара, чистая взлетная полоса и изрешеченный пулями бомбардировщик «Москито» с подломленным шасси.

— Что за чудный вид! — Шэффер кивнул в сторону изувеченного самолета. — Никак это личный транспорт Карнаби-Джонса?

Смит кивнул.

— С «Москито» началось и, надеюсь, в «Москито» все закончится. Это аэродром Оберхаузена. Штаб-квартира баварского горноспасательного авиаотряда.

— Трижды ура доблестным баварским авиагорноспасателям! — Шэффер притормозил прямо у взлетной полосы, выключил фары и заглушил мотор. В полной темноте они молча расселись по местам и стали ждать.

Полковник Уайет-Тернер посмотрел в окно и впервые за всю ночь с облегчением вздохнул: земля стала удаляться от «Москито».

— Нервничаете, командир? — язвительно поинтересовался он у Карпентера.

— Я свое отнервничал 3 сентября 1939 года, — бодро отозвался Карпентер. — Пришлось подняться повыше — из-за деревьев не видно сигнальных огней.

— А вы уверены, что мы летим правильным курсом?

— Абсолютно. Вон там гора Вайсшпитце. Лететь осталось минуты три. — Карпентер помолчал и задумчиво закончил: — Что-то не узнаю здешних мест. Как будто над луна-парком летим…

Командир корабля не преувеличивал. На фоне силуэта Вайсшпитце были видны сполохи гигантского пожара. Время от времени они расцвечивались огненными искрами, разлетавшимися пестрыми снопами во все стороны.

— Видно, что-то рвется, — протянул Карпентер. — Прямо в Шлосс Адлере. Что, кто-то из ваших ребят захватил с собой спички?

— Как видите. — Уайет-Тернер бесстрастно смотрел в окно. — Фантастическое зрелище.

— Востину так, — согласился Карпентер. Он тронул полковника за плечо и указал глазами куда-то вниз. — Но вот там есть кое-что позанимательнее.

Уайет-Тернер послушно перевел глаза. Во тьме ритмично загорались и гасли огни двух фар. Полковник, как зачарованный смотрел на них, медленно качая головой, не в силах поверить своим глазам.

Шэффер оставил фары гореть, и они ярким светом заливали посадочную площадку. Черная тень «Москито» с выпущенными шасси пробежала по полю. Не прошло и полминуты, как все пятеро уже сидели внутри бомбардировщика. Карпентер развернул машину на 180 градусов, — и моторы заработали на предельных оборотах. «Москито» взмыл вверх. Примерно с милю, пока самолет набирал высоту, они летели прямо навстречу горящему замку, освещавшему кровавым светом всю долину. Потом «Москито» взял курс на северо-запад, и гибнущий Шлосс Адлер навсегда исчез из виду.

Командир Карпентер лег на курс на высоте трех тысяч метров. Теперь не было необходимости лететь, задевая ветви деревьев; тогда он вынужден был следить, чтобы немецкие радарные установки не смогли достаточно долго держать «Москито» в зоне обнаружения, чтобы определить направление полета. А сейчас миссия выполнена, он летит домой, в Англию, и ни один военный самолет во всей Европе не сможет догнать их бомбардировщик. Пятеро только что взятых на борт пассажиров пребывали не в столь радужном настроении. Они не так удобно устроились, как Карпентер в своем кресле пилота. Конструкция «Москито» не предусматривала ни малейшего комфорта для пассажиров. Трое мужчин и две девушки скорчились на тощих тюфяках. Полковник Уайет-Тернер сидел боком в кресле второго пилота, держа на коленях автомат, который прихватил с собой, отправляясь на аэродром. Полковник развернулся так, чтобы одновременно видеть и пилота, и пассажиров. Объяснение Смита о причинах присутствия в их компании девушек не взволновало его, он думал о более существенных вещах.

Мэри, воспользовавшись аптечкой, которую нашла в самолете, перевязывала Смиту руку. Повернувшись к полковнику, майор сказал:

— Очень любезно с вашей стороны, сэр, встретить нас лично.

— Дело не в любезности, — по-солдатски прямо ответил Уайет-Тернер, — Я не мог не полететь сюда, иначе я бы просто свихнулся от неопределенности. Ведь это я вас сюда послал. — Он немного помолчал и добавил: — Погибли Торренс-Смиз, сержант Хэррод, а теперь вот, оказывается, еще Каррачола, Кристиансен и Томас. Столько жизней! Большая цена. Смит, страшная цена. Это были мои лучшие агенты.

— Все? — тихо спросил Смит.

— Я старею, — Уайет-Тернер устало покачал головой и привел ладонью по лицу. — Вы выяснили, кто из них…

— Каррачола.

— Тед Каррачола! Каррачола? Невозможно поверить!

— И Кристиансен. — Голос Смита звучал по-прежнему спокойно, даже монотонно. — И Томас.

— И Кристиансен? И Томас? — Полковник внимательно посмотрел на Смита. — Вы должно быть, переутомились, майор.

— Да, я конечно, устал, — признался он. — Но когда я убивал предателей, я был в здравом уме и твердой памяти.

— Вы… вы их убили? Все трое предатели… Невозможно! Я не хочу в это верить!

— Тогда вы возможно, поверите вот этому. — Смит достал из кармана блокнот и протянул Уайет-Тернеру. — Здесь имена, адреса и явки всех немецких агентов в Южной Англии и имена всех английских агентов в Северо-Западной Европе, которых заменили немецкие шпионы. Вы узнаете почерк Каррачолы? Ему пришлось это написать по моей просьбе.

Уайет-Тернер медленно, как сомнамбула, протянул руку и взял блокнот. Минуты три он, листая страницы, внимательно изучал написанное, наконец, закрыл блокнот, положил на колени.

— Это документ чрезвычайной важности. Нация в долгу перед вами, майор Смит.

— Благодарю вас, сэр.

— Во всяком случае, она могла бы оказаться в долгу, но, боюсь, ей не выпадет этот шанс. — С этими словами полковник направил свой «стен» прямо в грудь Смиту. — Вы ведь не допустите глупостей, майор, не правда ли?

— Какого черта… — начал было Карпентер, поворачиваясь к Уайет-Тернеру.

— Не отвлекайтесь, командир. — Уайет-Тернер повел автоматом в сторону Карпентера. — Кстати, прошу вас внести поправку к курсу. Через час мы должны приземлиться в аэропорту Лилля.

— Да этот парень свихнулся! — ошарашенно выговорил Шэффер.

— Если и свихнулся, — сухо заметил Смит, — то не сейчас. Леди и джентльмены, честь имею представить вам самого опасного шпиона во всей Европе, самого удачливого двойного агента всех времен и народов. — Он сделал паузу, ожидая реакции, но никто не проронил ни слова: чудовищность разоблачения не укладывалась в сознании. Тогда Смит продолжил: — Полковник Уайет-Тернер, вы сегодня же предстанете перед военным трибуналом, вам вынесут приговор и препроводят в Тауэр, откуда завтра утром выведут с повязкой на глазах, чтобы привести приговор в исполнение.

— Так вы знали? — услышанное явно не понравилось, Уайет-Тернеру. — Вы знали?

— Знал, — кивнул Смит. — И не я один. Вы три года работали в вермахте, после чего, как доложили, вам удалось перевестись в Берлин. Это правда. Но с помощью самих немцев. Когда же ход войны переломился, и уже не требовалось подсовывать союзным державам лживую информацию о предполагаемых наступательных операциях германских войск, вас отправили в Англию, откуда вы передавали немцам точные сведения о планах союзников и заодно выявляли английских агентов в Северо-Западной Европе. Сколько миллионов франков на вашем счету в цюрихском банке, полковник?

Командир Карпентер, глядя прямо перед собой сквозь лобовое стекло, медленно выговорил:

— А вы не перегибаете палку, старина?

— Протрите глаза и взгляните на «стен». Разве это не доказательство? — Смит опять повернулся к Уайет-Тернеру. — Вы недооценили адмирала Ролленда. Он несколько месяцев держал под подозрением вас и четырех сотрудников Отдела II. Ошибся он только в отношении Торренс-Смиза.

— Валяйте, выкладывайте ваши домыслы, — сказал Уайет-Тернер, оправившись от неожиданности. — Это поможет нам скоротать время до посадки в Лилле.

— К несчастью для вас, это не домыслы. Адмирал вызвал нас с Мэри из Италии, потому что ему не на кого было положиться в Лондоне. Предательство, увы, штука очень заразная и стремительно распространяющаяся. Адмирал поставил нас в известность о том, что подозревает кое-кого из начальников секторов, но не сказал, кого именно. И когда самолет генерала Карнаби потерпел крушение, он поделился с вами замыслом операции, приняв меры к тому, чтобы вы не успели ни с кем из ее участников побеседовать с глазу на глаз.

— Так вот почему я сюда попал, — вмешался Шэффер, начиная кое-что понимать. — Потому что своим не доверяли…

— Удача, полковник, изменила вам в тот момент, когда Ролленд поручил вам назначить старшего группы, и вы выбрали меня. Ролленд был уверен, что именно так вы и поступите. Из штаба контрразведки, от самого вашего приятеля адмирала Канариса вам стало известно, что я двойной агент. И один только Ролленд знал, что это не так. На ваш взгляд, я был идеальной фигурой. Ролленд предусмотрел, чтобы со мной вы тоже не успели переговорить, но вы были за меня спокойны, полагали, что я правильно сориентируюсь, — Смит чуть улыбнулся. — Рад доложить,что я действительно сориентировался. А вам, наверное, не доставило удовольствия узнать, кто я таков на самом деле. Ролленд только сегодня вам объяснил.

— Значит, вам все было известно… — голос Уайет-Тернера прозвучал достаточно спокойно и зловеще. — И что же дальше, Смит? — спросил полковник, поигрывая автоматом.

— Мы все знали о вас, но у нас не было доказательств. Я получил их вчера вечером. Оказалось, что полковник Крамер извещен о том, что мы явимся за генералом Карнаби. Кстати, — Смит кивнул в сторону Джонса, — познакомьтесь с Картрайтом Джонсом, американским актером.

— Генерал Карнаби проводит уик-энд в загородном доме в Уилтшире. Мистер Джонс замечательно справился с его ролью. Он сыграл ее на том же высоком уровне, на котором была инсценирована авария самолета — вы, вероятно, уже поняли, что это была инсценировка? — Уайет-Тернер попытался было что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Губы его беззвучно шевелились, кровь отхлынула от лица. — Откуда Крамер получил информацию? Ему передали ее из Берлина сразу после того, как Ролленд посвятил вас в план операции. Никто, кроме вас, не мог сообщить эти сведения немцам. Крамер знал даже о том, что мы зайдем в «Дикий олень», потому что я доложил об этом по рации, а вы, не теряя времени, передали информацию.

— Вы уверены? — спросила Хайди. — Может быть, ее передавал кто-то из тех троих — Каррачола, Кристиансен или Томас, тот, кто убил Торренс-Смиза? Прямо рядом с гостиницей телефонная будка.

— Знаю. Томас не успел бы. Я отсутствовал в кабачке ровно семь минут. Торренс-Смиз вышел оттуда через три минуты после меня, вслед за кем-то из тех троих. Смизи был догадливый малый, он чувствовал, что что-то не так.

— Откуда? — спросил Шэффер.

— Теперь мы уже не сможем ответить на это наверняка. Скорее всего, он умел читать по губам. Во всяком случае, он засек того, кто стоял в телефонной будке, прежде чем тот успел связаться с Вайснером или Крамером. И была смертельная схватка. Пока убийца затащил труп во двор и вернулся к будке, ее уже кто-то занял. Я видел, как этот человек говорил по телефону. Так что убийце пришлось вернуться в пивную. Вайснер получил информацию от Крамера, а Крамеру ее сообщил человек, который сидит сейчас перед вами.

— Очень интересно. — В голосе Уайет-Тернера прозвучала издевка, но лицо выдавало растерянность. — Правда, захватывающую историю вы нам поведали. Вы закончили, майор Смит?

— Да. Вы не могли не вылететь нам навстречу, полковник, — ведь это был ваш единственный шанс на спасение. В моем последнем донесении адмиралу по радио я передал, что у меня в руках все. Он вам объяснил, что это значит — все имена, все адреса. Мы бы никогда не вышли на вас через Каррачолу, Кристиансена или Томаса, они сами не знали, на кого работают. Вы связывались с ними через посредников — их имена и записаны в этом блокноте — и они, конечно, выдали бы вас, почуяв, что пахнет жареным. Нетрудно сделать выбор между виселицей и откровенностью, не так ли?

Вместо ответа Уаиет-Тернер повернулся к Карпентеру и приказал:

— Возьмите курс на Лилль.

— Не обращайте внимания, командир, — сказал Смит. Уайет-Тернер направил «стен» на Смита:

— Ну, что, исчерпали свое красноречие? Не найдется ли еще какого-нибудь аргумента, чтобы я вас не застрелил?

— Почему бы не найтись, — кивнул Смит. — Как вы думаете, с какой стати адмирал Ролленд лично привез вас на аэродром? Он ведь никогда прежде этого не делал.

— Продолжайте. — Голос полковника прозвучал твердо и отрывисто, но в глазах стояла боль: он понял, что терпит поражение и почувствовал дыхание смерти.

Уайет-Тернер долгим взглядом посмотрел на Смита и перевел глаза на свой автомат. На прикладе ясно были видны две свежие царапины. Боль в его глазах сменилась отчаянием.

— Ну вот, вы поняли, — продолжил Смит. — Ровно тридцать шесть часов назад я своими руками спилил у вашей пушки боек.

Левой рукой Смит неуклюже вытащил из кармана свой «люгер». Уайет-Тернер, целясь ему в голову, несколько раз нажал на спуск, но каждый раз автомат издавал лишь сухой щелчок. Полковник с застывшим лицом опустил оружие на пол, но затем резко вскочил, распахнул входной люк и выбросил в него блокнот. Потом слабо улыбнулся Смиту:

— Документ исключительной важности — так, кажется, я его назвал?

— Примерно так. — Смит отдал свой пистолет Шэфферу и вытащил из кармана два других блокнота. — А вот и дубликаты.

— Дубликаты! — Улыбка на лице полковника погасла. — Дубликаты, — шепотом повторил он, обвел всех глазами и, увидев, что Смит вновь взял в руку пистолет, спросил:

— Хотите застрелить меня?

— Нет.

— Прекрасно.

Уайет-Тернер кивнул, опять распахнул люк, негромко спросил:

— Неужели вы можете представить меня в Тауэре? — И шагнул в пустоту.

— Нет, — покачал головой Смит. — Этого я представить не могу.

— Ну, теперь пора выходить на связь. — Смит захлопнул люк, морщась от боли, уселся в кресло второго пилота и взглянул на Мэри. — Адмирал, наверное, уже волнуется.

— Да, пора, — автоматически откликнулась Мэри и посмотрела на него, как на пришельца из другого мира.

— Как ты можешь сохранять невозмутимость после того, что произошло?

— Потому что предвидел это, малышка. Я знал, что он должен умереть.

— Знал, — пробормотала она. — Ну конечно же, конечно, знал.

— Последствия? — переспросила Мэри. Лицо у нее было пепельно-бледным.

— Мы с тобой вышли из игры, — объяснил Смит. — Лично я даже простым солдатом не смогу пойти на войну: если попаду в плен, меня расстреляют как шпиона.

— И значит?..

— Значит, для нас война окончена. И мы наконец-то сможем подумать о себе. Ты не против? — он нежно сжал ее руку, она улыбнулась в ответ.

— Нет, не против… Командир, можно воспользоваться вашей связью?

— Значит, его больше нет. — Адмирал Ролленд стоял у радиопередатчика с телефонной трубкой в руке. Он выглядел усталым и постаревшим. — Может быть, так оно и лучше, Смит. А вы получили всю информацию, какую хотели?

— Всю, сэр.

— Великолепно! Просто великолепно! Я поднял на ноги всю полицию в стране. Как только списки будут у нас в руках… На аэродроме вас ждет машина. Увидимся через час.

— Есть, сэр. Да, еще одно, сэр. Я собираюсь сегодня утром вступить в брак.

— Собираетесь… что? — Седые кустистые брови адмирала поползли вверх.

— Собираюсь жениться, — раздельно проговорил Смит. — На мисс Мэри Эллисон.

— Но это невозможно, — запротестовал Ролленд. — Утром! Исключено! Нужно испрашивать разрешения, и регистрационный отдел сегодня не работает…

— И это после всего, что я для вас сделал, — укоризненно перебил его Смит.

— Но это шантаж, сэр! Чистый шантаж! — Ролленд бросил трубку, устало улыбнулся и взялся за другой аппарат. — Коммутатор? Соедините меня с сектором подделки документов.

— Решено, — сказал Шэффер. — Вечером заваливаемся в этот кабачок.

— Ты же мечтал о гриль-баре «Савой», — напомнила Хайди.

— Да, какая разница! Итак, заваливаемся в этот кабачок, заказываем паштет, копченую форель, филе по-шотландски…

— Филе! Размечтался! Ты что — забыл про войну? Про нормирование продовольствия? Филе можно получить разве что из конины.

— Золотко! — Шэффер взял ее руки в свои и сказал значительно и проникновенно: — Золотко, прошу тебя никогда не произносить при мне этого слова. У меня аллергия на лошадей.

— Вы разве там у себя, в Монтане, их едите? — изумилась Хайди.

— Они меня сбрасывают, — виновато ответил Шэффер.