Живущий в Глейс-Бее подросток мог найти для себя бесчисленное множество занятий. Это и футбол, и хоккей, и катание на коньках, и игра в кегли, а летом — купание и рыбалка. После занятий старшеклассники любили потусоваться возле аптеки. Были в городе и два кинотеатра, а желающие потанцевать могли провести вечер в «Венецианских садах».

Но все эти развлечения были не для Лары. В пять часов утра она должна была уже быть на ногах, чтобы помочь Берте приготовить завтрак для постояльцев общежития да еще успеть до школы убрать их постели. После обеда она уже спешила домой и начинала готовить ужин. Она помогала Берте накрывать на столы, а после ужина убирала грязную посуду, мыла ее и насухо вытирала.

Частенько на ужин подавались шотландские национальные блюда: howtowdie и hairst bree, cabbieclaw и skirlie. Но самым любимым блюдом было black bun — сдобная булка со специями.

Застольные беседы шотландцев будили в воображении Лары суровые картины северной Шотландии — горной страны, откуда вышли ее предки, и рассказы о них заставляли ощущать ее принадлежность к ним. Много раз слышала она и о Великом Глене, где находятся озера Лох-Несс, Лохи и Линнхе и множество неприветливых прибрежных островов.

В гостиной стояло разбитое пианино, и иногда по вечерам, после ужина, там собирались постояльцы и пели песни о доме: «Анни Лори», или «Бегущая во ржи», или «Родные холмы», или «На дивных берегах озера Ломонд».

Раз в год в городе устраивался парад, и все шотландцы Глейс-Бея надевали свои горские клетчатые юбки и гордо шагали по улицам под аккомпанемент пронзительно завывающих волынок.

— А почему мужчины носят юбки? — спросила у Мунго Максуина Лара.

— Это не юбки, малышка, — нахмурился тот. — Это одежда шотландских горцев. Ее придумали наши предки много-много лет назад. В горах она защищала воина от холода, а ноги его оставались свободными, он мог легко бегать по поросшим вереском болотам и спасаться от врагов. А ночью, когда приходилось спать под открытым небом, она благодаря своей длине служила воину одновременно и постелью, и крышей над головой.

Шотландские названия казались Ларе наполненными каким-то поэтическим очарованием: Бредальбан, Гленфиннан и Килбридж, Килнинвер и Килмайкл. Лара узнала, что «кил» означает средневековую монашескую келью, а если слово начинается с «инвер» или «абер», значит, это поселение расположено в устье реки, если же в начале стоит «стрит» — в долине, а «бад» — в роще.

Каждый вечер за ужином разгорались жестокие споры. Казалось, шотландцы готовы затеять склоку буквально по любому поводу. Когда-то их гордые предки принадлежали к различным племенам, и они до сих пор очень пристрастно относились к своей истории.

— Да в доме Брюсов рождались только жалкие трусы, которые как собачонки лебезили перед Англией!

— Ты, Иэн, как всегда, не соображаешь, что несешь. Именно великий Брюс-то и не спасовал перед англичанами. А вот кто готов был им пятки лизать, так это Стюарт.

— Ох, ну и дурак же ты! И все предки твои были дураками.

И начиналась горячая перебранка.

— А знаешь, чего не хватало Шотландии? Настоящих вождей вроде Роберта Второго. Вот это был мужик! Произвел на свет двадцать одного ребенка, так, кажется?

— Точно. И половина из них — ублюдки!

И снова вспыхивал спор.

Лара поверить не могла, что они так кипятятся из-за событий, которые происходили более шестисот лет назад.

— Не переживай, малышка, — говорил ей Мунго Максуин. — Шотландец даже в пустом доме найдет с кем подраться.

Была одна поэма, написанная Вальтером Скоттом, которая брала Лару за душу и от которой разыгрывалось ее воображение:

И далее в этой славной поэме рассказывалось о том, как, рискуя жизнью, Лохинвар выкрал свою возлюбленную; которая против своей воли должна была выйти замуж за другого человека.

«Когда— нибудь, -думала Лара, — и я встречу своего красавца Лохинвара, и он увезет меня».

Однажды, работая на кухне, Лара случайно увидела в каком-то журнале объявление, от которого у нее перехватило дыхание. На фотографии был изображен высокий, красивый, светловолосый мужчина с галстуком-"бабочкой". "Вот так будет выглядеть мой Лохинвар, — прошептала Лара. — Сейчас он далеко-далеко. Ищет меня. Он придет и заберет меня отсюда. Я буду мыть посуду, а он подойдет сзади, обнимет меня и скажет: «Что для тебя сделать?» И тогда я обернусь, загляну ему в глаза и отвечу: «Вытирай тарелки».

— Чего делать? — раздался у нее над ухом знакомый голос.

Лара стремительно оглянулась. Позади нее стояла Берта. Должно быть, Лара не заметила, что думала вслух.

— Ничего, — покраснев от смущения, пробормотала она.

Для Лары наиболее волнующими были рассказы о печально знаменитом изгнании горцев. Она готова была слушать их снова и снова.

— Расскажи мне еще разок, — просила она Мунго Максуина, а ему только этого и надо было.

— Так вот, — говорил он, — все началось в 1792 году и продолжалось более шестидесяти лет. Сначала они называли SToBliadhna nan Coarach — Годом Овцы. Землевладельцы решили, что им выгоднее на своих землях разводить овец, чем сдавать их в аренду крестьянам, пригнали на горные пастбища несколько отар и вскоре убедились, что эти самые овцы прекрасно переносят суровые зимы. Вот тогда-то и началось изгнание горцев.

По всей округе разнесся клич: «Мо thruaighe ort a thir, tha'n caoraich mhor a'teachd!s» — «Прочь с земли — овцы идут!» Сначала была сотня овец, потом тысяча, потом десять тысяч. Это было страшное завоевание.

Лэрды увидели, что в их руки идет богатство, о котором они и не мечтали, но сначала нужно было избавиться от крестьян, которые работали на своих крохотных клочках земли. Видит Бог, они еле-еле сводили концы с концами и жили в убогих домишках, в которых не было ни труб, ни окон. Но лэрды все равно выгнали их.

— Как? — спрашивала Лара, глядя на Мунго своими огромными глазами.

— Войскам приказали напасть на деревни и вышвырнуть крестьян. И вот солдаты приходят в какую-нибудь деревню и дают ее жителям шесть часов, чтобы те собрали скот, пожитки и проваливали куда подальше. Крестьянам пришлось бросить даже свои урожаи. А потом солдаты сожгли их домишки… Больше четверти миллиона мужчин, женщин и детей были изгнаны из своих жилищ и бежали к самому берегу моря.

— Но как же они могли согнать их с их собственной земли?

— А-а, видишь ли, земля-то их никогда и не была. Крестьянин получал акр или два от лэрда, но собственником не являлся. И чтоб обрабатывать землю и выращивать скот, ему приходилось платить налоги продуктами или отрабатывать на хозяина.

— А что случалось, если люди отказывались уходить? — затаив дыхание, спрашивала Лара.

— Тех стариков, которые не успели вовремя уйти, сожгли в их домах. Лэрды не знали жалости. Да-а, страшные были времена. Людям нечего было есть. Началась холера, да и другие болезни распространялись, словно лесной пожар.

— Какой ужас, — вздыхала Лара.

— Да, малышка. Наши предки перебивались с хлеба на воду, и лишь изредка им удавалось поесть каши. Но одного правители все-таки не смогли отнять у горцев — это их гордость. Эти несчастные люди защищались из последних сил. И в течение многих дней после того, как сожгли их жилища, в лесах еще прятались бездомные люди в надежде спасти хотя бы то, что осталось под обгоревшими развалинами их домов. Мой прапрапрадед и прапрапрабабушка тоже все это пережили. Так-то. Это часть нашей истории, которая огнем выжжена в душе каждого шотландца.

Лара живо представляла тысячи отчаявшихся, несчастных людей, потерявших все, что они имели, и ошеломленных случившимся. Она слышала крики женщин, оплакивающих убитых мужей, и визг обезумевших от страха детей.

— А что потом стало с этими людьми?

— Они сели в утлые суденышки и поплыли в дальние страны. По пути многие умирали от лихорадки или дизентерии. Иногда корабль попадал в шторм, его неделями носило по морю, и тогда кончались запасы продовольствия. Только самые сильные еще оставались в живых, когда корабли подходили к берегам Канады. Но высадившись здесь, они смогли получить нечто, чего у них никогда не было.

— Собственную землю, — догадалась Лара.

— Верно, малышка.

«Придет день, — с волнением думала Лара, — и я тоже буду владеть землей, и никто — никто! — не сможет отобрать ее у меня».

Как— то в начале июня, когда Джеймс Камерон проводил вечер с одной из проституток в заведении мадам Кристи, у него случился сердечный приступ. Он был вдребезги пьян, и, увидев, как ее клиент завалился на бок, девица решила, что он просто заснул.

— Эй, эй! — закричала она. — Не спи! Меня еще ждут другие клиенты. Просыпайся, просыпайся!

Схватившись руками за грудь, Джеймс судорожно глотал воздух.

— Ради Бога, — простонал он, — вызови врача. «Скорая помощь» отвезла его в маленькую больницу на Куорри-стрит. Доктор Дункан послал за Ларой. Она прибежала с бьющимся от волнения сердцем. Дункан ждал ее.

— Что случилось? — с тревогой в голосе спросила Лара. — Мой отец умер?

— Нет-нет, Лара, — успокоил ее доктор, — но, боюсь, у него был сердечный приступ. Она стояла не шевелясь.

— Он…, он будет жить?

— Трудно сказать. Мы делаем все, что в наших силах.

— Можно мне увидеть его? — Лучше приходи завтра утром, детка, — ответил доктор Дункан.

Онемев от ужаса, Лара побрела домой. «Молю тебя, Господи, не дай ему умереть. Он — это все, что у меня есть».

Когда она пришла в общежитие, ее встретила Берта.

— В чем дело? — спросила шведка. Лара рассказала.

— О Боже! — сокрушалась Берта. — И как назло, сегодня пятница.

— Что?

— Пятница, говорю. День сбора платы за проживание. Насколько я знаю Шона Макалистера, он использует это как предлог, чтобы вышвырнуть вас на улицу.

Не меньше дюжины раз, когда Джеймс Камерон бывал слишком пьян, он посылал дочь собирать плату в общежитиях, принадлежавших Шону Макалистеру. Лара отдавала деньги отцу, а на следующее утро тот относил их банкиру.

— Что же нам теперь делать? — причитала Берта.

— Не беспокойся, — решительно заявила Лара. — Об этом я позабочусь.

В тот вечер во время ужина она обратилась к постояльцам:

— Джентльмены! Послушайте меня, пожалуйста. Мой отец…, мой отец немножко приболел. Он сейчас в больнице. Врачи хотят полечить его некоторое время… Так что до его возвращения плату за проживание буду собирать я. После ужина жду вас в гостиной.

— Надеюсь, ничего серьезного? — спросил один из жильцов.

— Нет-нет. — Лара заставила себя улыбнуться. — Ничего серьезного.

Поужинав, мужчины явились в гостиную и стали сдавать Ларе деньги.

— Желаю твоему отцу поскорее поправиться, детка…

— Если я могу чем-нибудь помочь, только скажи…

— Какая ты славная девочка, что помогаешь своему отцу…

— А как насчет остальных общежитии? — спросила Берта. — Нужно получить деньги еще с четырех.

— Знаю, — ответила Лара. — Если ты займешься посудой, я пойду собирать деньги.

Берта с сомнением посмотрела на девушку.

— Ну что ж, желаю удачи.

Все оказалось легче, чем ожидала Лара. Большинство постояльцев общежитии относились к девушке с симпатией и были рады помочь ей.

На следующий день, рано утром, Лара собрала разложенные по пакетам деньги и отправилась к Шону Макалистеру. Когда она пришла, банкир сидел в своем кабинете.

— Моя секретарша сказала, что ты хотела меня видеть.

— Да, сэр.

Макалистер уставился на худенькую, бедно одетую девушку, стоящую перед ним.

— Ты дочь Джеймса Камерона, не так ли?

— Да, сэр.

— Сара?

— Лара.

— Я был огорчен, услышав о болезни твоего отца, — равнодушным голосом произнес Макалистер. — Разумеется, теперь, когда твой отец слишком болен, чтобы справляться со своими обязанностями, мне придется принять кое-какие меры. Я…

— О нет, сэр! — поспешно проговорила Лара. — Он попросил меня поработать вместо него.

— Тебя?

— Да, сэр.

— Боюсь, тебе не…

Лара положила пакеты на стол.

— Вот плата за эту неделю. Макалистер изумленно посмотрел на нее.

— И здесь все? Она кивнула.

— И это ты сама собрала?

— Да, сэр. И буду делать это каждую неделю до тех пор, пока папа не поправится.

— Понятно… — Макалистер раскрыл пакеты и принялся тщательно пересчитывать деньги. Лара наблюдала, как он заносил суммы в зеленый гроссбух.

В течение последнего времени банкир вынашивал идею заменить Джеймса Камерона из-за его беспробудного пьянства и неблаговидного поведения и теперь увидел хорошую возможность избавиться от него.

Он был уверен, что стоящая перед ним девушка не сможет справиться с обязанностями своего отца, но в то же время Макалистер отдавал себе отчет в том, какова будет реакция, если он выбросит Джеймса Камерона и его дочь на улицу.

— Даю тебе месяц испытательного срока, — принял наконец решение банкир. — А там посмотрим, что мы имеем.

— Спасибо, мистер Макалистер. Спасибо большое.

— Подожди, — Он протянул Ларе двадцать пять долларов. — Это тебе.

Лара держала в руке деньги, от которых словно исходил запах свободы. Впервые в жизни ей заплатили за то, что она сделала.

Выйдя из банка, Лара отправилась в больницу. Доктор Дункан как раз только что закончил осмотр ее отца.

Увидев доктора, Лара вдруг почувствовала, как ее охватывает страх.

— Он не?…

— Н-нет…, ему уже лучше, Лара. — Доктор Дункан помедлил. — Говоря «лучше», я имею в виду, что твой отец не умрет…, пока по крайней мере…, но несколько недель должен будет пролежать в постели. И ему потребуется хороший уход.

— Я позабочусь о нем, — с готовностью заявила Лара. Доктор взглянул на нее и с нежностью сказал:

— Твой отец, дорогуша, даже не представляет, как ему повезло.

— Можно мне повидать его?

— Ступай.

Лара зашла в палату отца и остановилась, глядя на него. Джеймс Камерон лежал на кровати, он был бледен и слаб и казался очень старым. Лару захлестнула нежность, ей захотелось что-то сделать для него, нечто такое, что заставило бы его по достоинству оценить ее, проникнуться к ней любовью. Она приблизилась к кровати.

— Папа…

Он поднял глаза и пробормотал:

— Какого, мать твою, черта ты сюда приперлась? У тебя в общаге дел по горло. Лара остолбенела.

— Я…, я знаю, папа. Я только хотела рассказать тебе, что ходила к мистеру Макалистеру. Я сказала ему, что, пока ты болен, буду вместо тебя собирать плату с жильцов.

— Ты будешь собирать плату? Не смеши меня. — Он сотрясся от внезапного спазма. Когда Джеймс снова заговорил, голос его был совсем слабым. — Это судьба, — простонал он. — Меня выбросят на улицу.

О том, что тогда случится с ней, он даже и думать не собирался. Лара долго стояла, пристально глядя на своего отца, потом повернулась и вышла.

Через три дня Джеймса Камерона привезли домой и уложили в кровать.

— Вы не должны вставать в ближайшие две недели, — сказал ему доктор Дункан. — Я еще зайду через день-два.

— Я не могу валяться в постели, — принялся возражать Джеймс. — Я занятой человек, у меня дел полно.

— У вас есть выбор, — спокойно проговорил доктор. — Вы можете или лежать в постели и жить, или встать и умереть.

Сначала постояльцы общежитии Макалистера были рады видеть простодушную девчушку, что приходила собирать с них плату за проживание. Но когда к ней попривыкли, у них появилась тысяча отговорок, чтобы не платить.

— Я эту неделю проболел, у меня и справка от врача есть…

— Мой сын посылает мне деньги каждую неделю, но почта задерживается…

— Мне пришлось купить кое-какие инструменты…

— На следующей неделе у меня обязательно будут деньги.

Однако невинное создание отчаянно сражалось за свою жизнь. Она вежливо выслушивала их и говорила:

— Мне очень жаль, но мистер Макалистер сказал, что деньги должны быть уплачены сегодня, и если у вас их нет, вам придется немедля освободить занимаемую площадь.

Неизвестно откуда, но деньги находились.

Лара была непоколебима.

— С твоим отцом и то легче было иметь дело, — ворчали постояльцы. — Он хоть всегда готов был подождать пару деньков.

И все— таки они не могли не восхищаться упорством этой хрупкой девушки.

Если Лара рассчитывала, что болезнь отца сблизит их, она жестоко ошибалась. Лара старалась предупредить каждое его желание, но чем более заботливой она была, тем отвратительнее становилось его поведение.

Каждый день она приносила ему цветы и маленькие угощения.

— Ради Бога! — вопил Джеймс. — Перестань мозолить глаза. Тебе что, делать нечего?

— Я только подумала, что тебе было бы приятно.

— Убирайся! — орал Камерон и отворачивался к стене. «Я его ненавижу, — говорила себе Лара. — Ненавижу». В конце месяца, когда с наполненными деньгами пакетами Лара пришла в кабинет Шона Макалистера, он их внимательно пересчитал и заявил:

— Не могу не признать, голубушка, что ты меня поразила. Ты справилась с этой работой лучше, чем твой отец.

Слова банкира тронули ее.

— Спасибо.

— Кстати, это был первый месяц, когда жильцы заплатили вовремя и сполна.

— Значит, мы с отцом можем остаться в общежитии? — нетерпеливо спросила Лара.

С минуту Макалистер внимательно смотрел на нее.

— Полагаю, что да. Ты, должно быть, очень любишь своего отца?

— До следующей субботы, мистер Макалистер.