В маленькой сицилийской деревне Джибеллина Мартини были stranieri, чужаками. Окрестности деревни напоминали пейзаж, изображенный на картине художника-садиста: пустынная, бесплодная земля, изнывающая под лучами нещадно палящего солнца. Вот в этом-то краю, где лучшие участки земли принадлежали gabelloti, богатым землевладельцам, и купили Мартини маленькую ферму, на которой надеялись прокормиться трудами праведными.

Однажды в дом Джузеппе Мартини явился soprintendente, управляющий одного из самых влиятельных в округе синьоров, и заявил:

— Земля у вас хуже некуда — сплошные камни. Выращивая здесь оливки да виноград, много не заработаешь.

— Обо мне не беспокойтесь, — ответил Мартини. — Я всю жизнь вкалываю на земле.

— А мы все-таки беспокоимся, — не отставал soprintendente. — Вот у дона Вито земля так земля. И он будет рад сдать ее вам в аренду.

— Да знаю я и про дона Вито, и про его землю, — фыркнул Джузеппе Мартини. — Если я подпишу с ним mezzadria на пользование его участком, он заберет у меня три четверти урожая да еще заставит выплачивать сто процентов годовых за взятые у него семена. Я только разорюсь, как те дураки, что согласились иметь с ним дело. Поблагодарите его и скажите, что я отказываюсь.

— Вы делаете большую ошибку, синьор. Место здесь небезопасное. Всякое может случиться…

— Вы мне угрожаете?

— Ну что вы, синьор. Я только хотел обратить ваше внимание…

— Убирайтесь с моей земли! — вскипел Джузеппе Мартини. Управляющий пристально посмотрел на него, потом покачал головой и процедил:

— Упрямец.

— Кто это был? — спросил Иво, маленький сынишка Джузеппе Мартини, когда непрошеный гость ушел.

— Это человек одного из местных богатеев.

— Мне он не нравится, — сказал мальчик.

— Мне он тоже не нравится, Иво, — задумчиво произнес его отец.

Следующей ночью у Джузеппе Мартини сгорел урожай и исчезло несколько коров.

И тогда он совершил вторую свою ошибку: обратился в guardia.

— Я требую защиты, — заявил Джузеппе.

— Для этого мы здесь и находимся, — безразлично глядя на него, сказал начальник полиции. — Какие у вас проблемы, синьор?

— Прошлой ночью люди дона Вито сожгли мой урожай и украли коров.

— Это серьезное обвинение. У вас есть доказательства?

— Его управляющий угрожал мне.

— Он что, сказал вам, что они собираются сжечь ваш урожай и угнать скот?

— Конечно, нет.

— Тогда что же он вам говорил?

— Он сказал, что мне следует бросить свою ферму и взять в аренду землю дона Вито.

— И вы отказались?

— Естественно.

— Синьор, — проговорил начальник полиции, — дон Вито — это очень уважаемый человек. И вы хотите, чтобы я арестовал его на том лишь основании, что он изъявил желание поделиться с вами своей плодородной землей?

— Я хочу, чтобы вы защитили меня, — настаивал Джузеппе Мартини. — Я не позволю им согнать меня с моей земли.

— Я весьма вам сочувствую, синьор, и постараюсь принять меры.

— Буду вам очень признателен.

— Ну вот и договорились.

На следующий день, когда маленький Иво возвращался из города, он обратил внимание, что к их ферме подскакало полдюжины всадников. Спешившись, они вошли в дом.

Минуту спустя Иво увидел, что его отца потащили в поле. Один из приехавших мужчин вытащил пистолет и крикнул:

— Мы даем тебе шанс спастись. Беги!

— Нет! — решительно заговорил Мартини. — Это моя земля! Я…

Иво в ужасе смотрел, как мужчина выстрелил под ноги отцу.

— Беги!

Джузеппе Мартини побежал.

Вскочив на коней, campieri со свистом и улюлюканьем начали окружать несчастного Мартини.

Спрятавшийся неподалеку Иво наблюдал за отвратительной сценой, которая разворачивалась перед его глазами.

Всадники неотступно следовали за пытающимся убежать Джузеппе Мартини, и каждый раз, когда он приближался к краю пыльной дороги, кто-нибудь отсекал ему путь и ударом сбивал с ног. Истекающий кровью Мартини начал терять силы.

Campieri решили, что они уже достаточно повеселились, и один из них набросил на шею несчастного веревку и волоком потащил его к колодцу.

— За что? — задыхаясь, стонал Джузеппе. — Что я вам сделал?

— Ты побежал в guardia. Тебе не следовало это делать.

Campieri стянули со своей жертвы штаны, и один из них вытащил нож, в то время как остальные крепко прижимали обреченного к земле.

— Пусть это будет тебе уроком, — сказал человек, у которого в руке был нож.

— Нет! — взмолился Джузеппе. — Пожалуйста, не надо! Простите меня. Campiero улыбнулся:

— Рассказывай это своей жене! Он нагнулся, схватил левой рукой член Джузеппе и, полоснув ножом, отрезал его.

По всей округе разнесся душераздирающий вопль.

— Тебе это больше не понадобится, — осклабился campiero, который, очевидно, был у них главным, и, подхватив отрезанный пенис, заткнул им рот рыдающего Мартини. Подавившись, Джузеппе выплюнул член на землю.

Главарь обвел взглядом остальных campieri и ухмыльнулся:

— Похоже, вкус ему не понравился.

— Uccidi guel figlio di puttana!

Один из всадников спрыгнул с коня и подобрал несколько увесистых камней. Затем он натянул на несчастного штаны, в карманы которых распихал камни, и крикнул:

— Поднимай! — Джузеппе подняли и поднесли к краю колодца. — Счастливого пути! — сказал campiero, и Мартини полетел вниз.

— Теперь вода в этом колодце будет на вкус как моча, — заявил один из мужчин.

— А деревенским это без разницы, — рассмеялся другой. Они постояли с минуту, прислушиваясь к доносившимся со дна колодца звукам, и, когда все стихло, вскочили на коней и направились к дому.

Наблюдавший из кустов всю эту жуткую сцену десятилетний Иво Мартини бросился к колодцу.

Он заглянул вниз и дрожащим голосом прошептал:

— Па-па…

Но из глубокого колодца ни звука не донеслось в ответ.

Расправившись с Джузеппе Мартини, campieri отыскали его жену Марию, которая в этот момент была на кухне.

— Где мой муж? — потребовала она ответа у вошедших мужчин.

Те осклабились.

— Пьет водичку.

Двое campieri стали наступать на нее.

— А ты слишком мила для такого урода, как твой муж, — сказал один из них.

— Убирайтесь из моего дома! — закричала на них Мария.

— Разве так принимают гостей? — Мужчина схватил ее за вырез платья и разорвал его. — Оно тебе больше без надобности, ты теперь должна будешь носить вдовьи одежды.

— Скоты! — взвизгнула Мария и, схватив стоявшую на плите кастрюлю с кипятком, выплеснула ее в лицо негодяя.

— Fica! — завыл тот и, выхватив пистолет, разрядил его в женщину. Мария замертво рухнула на пол.

— Идиот! — разозлился главарь. — Сначала нужно было ее оттрахать, а потом уже пришить. Пошли! Доложим дону Вито.

Через полчаса они были в имении дона Вито.

— Мы хорошо позаботились и о муже, и о жене, — заявил тот, что был главным среди campieri.

— А о сыне?

Мужчина с удивлением уставился на дона Вито.

— О сыне вы ничего не говорили.

— Cretino! Я же сказал: позаботиться о семье.

— Но, дон Вито, он ведь еще мальчик.

— Из мальчиков вырастают мужчины. А мужчины любят мстить. Убейте его!

— Как вам будет угодно.

И двое мужчин поскакали обратно к ферме Мартини.

Иво, на глазах которого только что убили обоих его родителей, пребывал в шоке. Он остался один на всем белом свете, и некуда было идти, не к кому обратиться. Хотя…, стоп! Один человек все же был — брат отца Нунцио Мартини, живущий в Палермо. Иво понимал, что должен спешить. Люди дона Вито обязательно вернутся, чтобы убить и его. Оставалось только удивляться, почему они не сделали этого до сих пор. Мальчик побросал в котомку кое-что из еды, закинул ее за плечи и второпях побежал прочь.

Иво шагал по уходившей в противоположном от деревни направлении узкой грязной дороге и каждый раз, когда слышал звук приближающейся телеги, прятался среди придорожных деревьев.

Примерно через час он увидел группу campieri, которые скакали вдоль дороги, очевидно, разыскивая его. Иво нырнул в кусты и, даже после того как всадники скрылись из виду, еще долго неподвижно лежал, затем снова двинулся в путь. Ночами он спал в садах и питался фруктами и овощами, которые ему удавалось украсть.

Так Иво шел в течение трех дней, прежде чем почувствовал себя в безопасности. Тогда он остановился в небольшой деревеньке, а часом позже уже пристроился на запятках направлявшейся в Палермо кареты.

До дома дяди Иво добрался глубокой ночью. Нунцио Мартини жил на окраине города в просторном, довольно богатом особняке с изящным балконом, террасами и садом. Иво изо всех сил забарабанил в дверь. После долгой паузы изнутри послышался низкий, глубокий голос:

— Кто там? Черт тебя побери!

— Дядя Нунцио, это я, Иво.

Нунцио Мартини распахнул дверь. Он был крупным мужчиной средних лет с благородным римским профилем и длинными седыми волосами. Стоя в одной рубашке и изумленно уставившись на мальчика, Мартини воскликнул:

— Иво! Ты что здесь делаешь среди ночи? Где твои отец с матерью?

— Они погибли, — всхлипнул Иво.

— Погибли? Ну входи же, входи. Мальчик, спотыкаясь, вошел в дом.

— Ах, какая ужасная весть! Несчастный случай? Иво покачал головой:

— Их убил дон Вито.

— Убил? За что?

— Папа отказался взять в аренду его землю.

— А-а.

— Зачем дону Вито надо было их убивать? Они ведь ничего ему не сделали.

— Они тут ни при чем.

— Ни при чем? — Иво захлопал глазами. — Я не понимаю.

— Все знают дона Вито. У него высокая репутация. Он homo rispettado — уважаемый человек. И очень могущественный. Если бы он позволил твоему отцу не подчиниться, то и другие сделали бы то же самое, и он бы потерял свою власть. Так что ничего не поделаешь.

— Ничего? — Мальчик выглядел явно ошеломленным.

— По крайней мере — пока, Иво. Пока. А сейчас ты, кажется, не отказался бы хорошенько поспать.

Утром, за завтраком, они продолжили разговор.

— Как ты посмотришь на то, чтобы жить в этом прекрасном доме и работать у меня? — спросил Нунцио Мартини. Он был вдовцом.

— Буду рад, — ответил Иво.

— Мне пригодится такой смышленый мальчик, как ты. И ты кажешься довольно крепким.

— Я сильный.

— Отлично.

— Дядя, а чем ты занимаешься? — поинтересовался Иво. Нунцио Мартини улыбнулся:

— Я защищаю людей.

Мафия, возникшая по всей Сицилии и в других беднейших частях Италии, изначально имела своей целью защиту людей от безжалостного авторитарного правительства. Она боролась с несправедливостью и мстила за незаконные действия властей, в конце концов сделавшись столь могущественной, что сами власти предержащие стали ее бояться, а торговцы и крестьяне платили ей дань.

Нунцио Мартини был саро, главой палермской мафии. Он следил за тем, чтобы правильно собирали дань, а те, кто отказывался платить, несли соответствующее наказание, которое варьировалось от переломанной руки до медленной, мучительной смерти.

Иво стал работать на своего дядю.

В течение следующих пятнадцати лет Палермо был школой для Иво, а дядя Нунцио — его учителем. Свою службу Иво начал мальчиком на побегушках, затем продвинулся в сборщики дани и наконец стал ближайшим помощником дяди.

В двадцать пять лет Иво женился на Кармеле, пухленькой сицилийской девушке, а через год у них родился сын Жан Карло и они переехали в собственный дом. Когда умер дядя, Иво занял его место и руководил мафией даже более успешно, чем старый Нунцио Мартини. Но у него оставался один должок, который он до сих пор не оплатил.

И вот однажды Иво сказал Кармеле:

— Собирайся. Мы уезжаем в Америку. Она в изумлении уставилась на него:

— Чего ради мы должны отправляться туда?

Но Иво не привык, чтобы его приказы обсуждались.

— Делай, что говорю, — отрезал он. — Я сейчас должен отъехать. Вернусь через два-три дня.

— Иво…

— Собирайся.

Перед полицейским участком Джибеллины остановились черные macchine. Начальник местной полиции, ставший теперь фунтов на тридцать тяжелее, сидел за своим рабочим столом, когда дверь распахнулась

и в помещение вошло с полдюжины незнакомых мужчин.

Они были хорошо одеты и выглядели преуспевающими синьорами.

— Доброе утро, господа. Чем могу помочь?

— Мы пришли, чтобы помочь тебе, — заявил Иво. — Помнишь меня? Я сын Джузеппе Мартини. Глаза полицейского округлились.

— Вы! — воскликнул он. — Что вы здесь делаете? Это опасно.

— Я приехал, чтобы подлечить тебе зубы.

— Зубы?

— Именно. — Двое помощников Иво схватили начальника полиции за руки. — Тебе нужен хороший дантист. Я тебе помогу. — С этими словами Иво вставил в рот перепуганного полицейского дуло пистолета и нажал на курок. Затем повернулся к своим товарищам и спокойно сказал:

— Пошли.

Через пятнадцать минут три черных автомобиля уже подъезжали к дому дона Вито, у ворот которого стояли два охранника и с любопытством наблюдали за приближающейся процессией. Когда машины остановились, из одной из них вышел Иво.

— Доброе утро, — сказал он. — Дон Вито ждет нас.

— Он ничего не говорил о… — нахмурившись, начал было охранник, но в следующее мгновение и он, и его товарищ рухнули, застреленные людьми Иво, чьи винтовки были заряжены крупнокалиберной дробью, буквально разорвавшей охранников на куски. Находившийся в доме дон Вито услышал выстрелы. Он посмотрел в окно и сразу понял, в чем дело. Бросившись к столу, он вынул из ящика пистолет и закричал:

— Франко! Антонио! Быстро!

С улицы донеслись новые выстрелы.

— Дон Вито… — услышал он голос позади себя и резко обернулся.

В дверях с пистолетом в руке стоял Иво.

— Брось пушку.

— Я… — попытался заговорить дон Вито.

— Брось.

Пистолет дона Вито упал на пол.

— Берите все, что вам нужно, и уходите.

— Мне ничего не нужно, — проговорил Иво. — Я пришел сюда, потому что я твой должник.

— Каков бы ни был ваш долг, я готов забыть о нем, — засуетился дон Вито.

— А я нет. Ты знаешь, кто я?

— Что-то не припомню.

— Иво Мартини.

Старик нахмурился, тщетно стараясь вспомнить, затем пожал плечами.

— Мне это имя ничего не говорит.

— Пятнадцать с лишним лет назад твои люди убили моих отца и мать.

— Ах, какой ужас! — воскликнул дон Вито. — Я их обязательно накажу, я…

Иво с размаху ударил его рукояткой пистолета по лицу. Из носа дона Вито хлынула кровь.

— Зачем драться, — забормотал он. — Я…

— Снимай штаны, — вытаскивая нож, приказал Иво.

— Для чего? Не могу же я… Иво поднял пистолет.

— Снимай штаны.

— Нет! — взмолился старик. — Подумай, что ты делаешь. У меня есть сыновья и братья. Если ты хоть пальцем меня тронешь, они найдут тебя и пристрелят как собаку.

— Если смогут найти, — сказал Иво. — Штаны!

— Н-нет.

Иво выстрелил в коленку дона Вито. Тот завизжал от боли.

— Что ж, я помогу тебе. — Иво нагнулся и стянул со старика штаны и трусы. — Смотреть-то не на что. Как бы не промахнуться.

Он схватил член дона Вито и одним движением ножа отрезал его. Дон Вито потерял сознание.

Отрезанный пенис Иво засунул в рот своей жертвы.

— Жаль, что поблизости нет колодца, в котором можно было бы тебя утопить, — сказал он и выстрелил старику в голову, затем повернулся и вышел из дома. Его друзья уже сидели в машинах.

— Поехали, — приказал Иво.

— У него полно родственников, — проговорил один из них. — Они отомстят тебе.

— Пусть.

Два дня спустя Иво, его жена и их сын Жан Карло уже были на борту парохода, шедшего курсом на Нью-Йорк.

В конце века Нью-Йорк был городом неограниченных возможностей, в котором обосновалось большое количество выходцев из Италии. Многие из друзей Иво эмигрировали сюда еще до него, и теперь они решили заняться тем, что было для них наиболее привычно. Мафия начала опутывать город своими щупальцами. Иво англизировал свою фамилию в «Мартин», его дела шли как нельзя лучше.

Вот только Жан Карло сильно разочаровывал своего отца: он совершенно не интересовался его работой. Когда ему исполнилось двадцать семь лет, он связался с какой-то итальянкой, которая забеременела от него, и в результате Жану Карло пришлось на ней жениться. А через три месяца после их тихой и поспешной свадьбы она родила ему сына Пола. Для престижа своего внука Иво строил далеко идущие планы. Особо престижной в Америке считалась профессия юриста, и Иво решил, что его внучок должен стать адвокатом. Пол был честолюбивым и весьма одаренным молодым человеком, и в двадцать два года он был принят на юридический факультет Гарвардского университета, после чего Иво устроил его в престижную юридическую фирму, а вскоре Пол стал одним из ее компаньонов. По прошествии же пяти лет он открыл свою собственную адвокатскую контору. К этому времени Иво сделал большие вложения во вполне законный бизнес, однако своих связей с мафией не терял, и впоследствии эти связи весьма пригодились его внуку. В 1967 году, в том самом году, когда умер Иво, Пол женился на итальянской девушке по имени Нина, а год спустя она родила ему двойняшек.

В семидесятые годы Пол активно работал. Его основными клиентами были профсоюзы, что давало ему значительную власть. К его мнению прислушивались крупные бизнесмены и руководители предприятий.

Как— то раз Пол завтракал с одним из своих клиентов по имени Билл Рохан, весьма солидным банкиром, который понятия не имел о прошлом семейства Пола Мартина.

— А почему бы вам не вступить в наш гольф-клуб? — спросил Билл Рохан. — Вы ведь играете в гольф, не так ли?

— От случая к случаю, — признался Пол. — Когда есть время.

— Вот и отлично. Я член правления клуба и, если хотите, могу вас рекомендовать.

— Это было бы здорово, — с радостью согласился Мартин.

Через неделю правление гольф-клуба обсуждало кандидатуры новых членов. Среди прочих было названо и имя Пола Мартина.

— Я могу рекомендовать его, — заявил Билл Рохан. — Он достойный человек.

— Кажется, он итальянец, — подал голос другой член правления, Джон Хаммонд. — Слушай, Билл, на кой черт нам эти даго?

— А ты возражаешь?

— Ей-богу, ты попал в самую точку — я возражаю.

— О'кей, кандидатура Пола Мартина отклоняется. Следующий…

Заседание продолжалось.

Спустя две недели Пол Мартин снова завтракал с банкиром Роханом.

— А я занимаюсь гольфом, — пошутил Пол. Билл Рохан казался несколько смущенным.

— Видите ли, Пол…, вышла небольшая неувязочка.

— Неувязочка?

— Получилось так, что я предложил вашу кандидатуру, а один из членов правления завернул ее.

— Ну! А почему?

— Только не принимайте это лично на свой счет. Он просто фанатик — терпеть не может итальянцев. Пол улыбнулся:

— Да мне наплевать на это, Билл. Многие не любят итальянцев. Вот и мистер…

— Хаммонд. Джон Хаммонд.

— Который занимается перевозками мяса?

— Совершенно верно. Я уверен, он изменит свою точку зрения. Я обязательно еще раз поговорю с ним.

— Не стоит, — покачал головой Пол. — Честно говоря, я не такой уж заядлый игрок в гольф.

Через шесть месяцев, в середине июля, четыре рефрижератора компании по разделке и доставке мяса, принадлежащей Хаммонду, доверху груженные свиным филе, стейками и окороками и направлявшиеся из Миннесоты в супермаркеты Буффало и Нью-Джерси, съехали на обочину дороги. Водители вылезли из кабин, раскрыли задние двери своих фургонов-морозильников и ушли.

Когда об этом узнал Джон Хаммонд, он пришел в бешенство.

— Что, черт побери, происходит? — набросился он на своего менеджера. — Испорчено мяса на полтора миллиона долларов. Как такое могло случиться?

— Профсоюз объявил забастовку, — ответил управляющий.

— Не предупредив нас? Чего же они требуют? Повышения зарплаты?

— Я не знаю, — пожал плечами менеджер. — Они мне ничего не сказали.

— Попросите прийти ко мне представителя профсоюза. Я все улажу, — заявил Хаммонд.

В полдень в его кабинет вошел представитель профсоюза.

— Почему я не был поставлен в известность о начале забастовки? — потребовал ответа Хаммонд.

— Я и сам ничего не знал, мистер Хаммонд, — извиняющимся тоном проговорил вошедший. — Все словно сошли с ума. Это случилось совершенно неожиданно.

— Вы же знаете, что со мной всегда можно договориться. Что они хотят? Прибавки к зарплате?

— Нет, сэр. Причина заключается в мыле. Хаммонд, ничего не понимая, вытаращился на него.

— В мыле, вы сказали?

— Именно. Им не нравится мыло в душевых. Оно слишком едкое.

Хаммонд отказывался верить собственным ушам.

— Слишком едкое мыло? И поэтому я потерял полтора миллиона долларов?

— Я тут не виноват, — оправдывался представитель профсоюза. — Это все рабочие…

— Господи! — негодуя, воскликнул Хаммонд. — Просто непостижимо! Какое же им надо мыло — люкс? Он грохнул кулаком по столу.

— В следующий раз, когда у моих рабочих возникнут какие-нибудь проблемы, прежде всего доложите мне. Вы слышите меня?

— Да, мистер Хаммонд.

— И скажите им, чтобы возвращались на работу. Сегодня к шести часам в их душевых будет самое лучшее мыло, какое только можно купить за деньги. Все ясно?

— Да, мистер Хаммонд, — кивнул председатель профсоюза и вышел.

А Джон Хаммонд еще долго сидел, кипя от злости. «Нет ничего удивительного, что страна катится к черту, — думал он. — Мыло им не нравится!»

Две недели спустя, в жаркий августовский полдень, пять грузовиков компании Хаммонда, перевозивших мясо в Сиракузы и Бостон, остановились на обочине дороги. Водители открыли двери рефрижераторов и ушли.

Джон Хаммонд узнал о случившемся в шесть часов вечера.

— Что вы, черт побери, еще придумаете? — заорал он на своего менеджера. — Мыло заменили?

— Все было сделано в тот же день, — подтвердил менеджер.

— Тогда какого дьявола им надо на этот раз?

— Ума не приложу. Не было никаких жалоб. Никто не говорил мне ни слова.

— Немедленно доставьте сюда этого странного профсоюзного деятеля!

В семь часов вечера Хаммонд разговаривал с представителем профсоюза.

— Из-за действий ваших людей у меня протухло мяса на два миллиона долларов! — вопил он. — Они что, с ума спятили?

— Мистер Хаммонд, вы хотите, чтобы я передал ваш вопрос председателю нашего союза?

— Нет-нет, не надо, — опомнился Хаммонд. — Но послушайте, у меня ведь никогда не было проблем с вашими парнями. Если рабочие хотят, чтобы им повысили зарплату, так пусть придут ко мне, и мы, как разумные люди, все тихо, спокойно обсудим. Какого повышения они добиваются?

— Никакого.

— Что вы хотите этим сказать?

— Дело не в деньгах, мистер Хаммонд.

— Да? А в чем тогда?

— В свете.

— В свете? — Хаммонд решил, что ослышался.

— Именно. Люди недовольны тем, что в их душевых слишком тусклый свет.

Джон Хаммонд откинулся на спинку кресла и внезапно притих.

— Что все-таки происходит? — мягко, почти ласково спросил он.

— Я же говорю, что люди считают, что…

— Бросьте молоть эту ерунду. Я хочу знать, в чем дело.

— Если бы я знал, сказал бы.

— Кто-то пытается меня разорить? Да? Представитель профсоюза молчал.

— Ну ладно. — Хаммонд решил подойти к этому вопросу с другой стороны. — Назовите мне имя. С кем я могу поговорить?

— Есть один адвокат, который, возможно, смог бы вам помочь. Наш профсоюз часто пользуется его услугами. Его зовут Пол Мартин.

— Пол? — Джон Хаммонд мгновенно все понял. — Ах вот оно что! Так меня вздумал шантажировать этот итальянский ублюдок. — Он посмотрел на представителя профсоюза и тихо сказал:

— Убирайтесь отсюда. — И вдруг завизжал:

— Вон!

Хаммонд остался сидеть, с трудом сдерживая бушевавший в нем гнев. «Никто не смеет меня шантажировать. Никто!»

Всего через неделю еще шесть его рефрижераторов были брошены водителями на обочине дороги.

Джон Хаммонд пригласил на завтрак Билла Рохана.

— Я тут думал насчет твоего приятеля Пола Мартина, — заявил он банкиру. — Наверное, я немного погорячился, что выступил против его кандидатуры.

— Молодчина, Джон! С твоей стороны очень благородно так говорить.

— Вот что я тебе скажу. Предложи его на нашем следующем заседании, а я тебя поддержу.

Через неделю, когда на заседании правления было названо имя Пола Мартина, он единогласно был принят в члены клуба.

Джон Хаммонд лично позвонил Полу.

— Примите мои поздравления, мистер Мартин, — сказал он. — Вас только что приняли в члены нашего гольф-клуба. Мы все этому рады.

— Спасибо, — коротко ответил Пол. — Благодарю за звонок.

Поговорив с Мартином, Джон Хаммонд тут же связался с прокурором округа и договорился о встрече с ним на следующей неделе.

В воскресенье Хаммонд и Билл Рохан играли в гольф в одной паре.

— С Полом Мартином ты еще не встречался? — спросил своего приятеля Рохан.

— Нет, — покачал головой Джон Хаммонд. — И думаю, в ближайшее время ему будет не до гольфа. Твоему дружку придется побегать по судам.

— Что ты имеешь в виду?

— Я собираюсь передать окружному прокурору кое-какую информацию об этом итальяшке, которая наверняка заинтересует большое жюри.

— Да ты отдаешь себе отчет в том, что делаешь?! — воскликнул ошарашенный банкир.

— Да, черт побери! Я раздавлю его, как букашку. В понедельник по пути в прокуратуру округа Джон Хаммонд погиб в дорожно-транспортном происшествии. Свидетелей случившегося не оказалось. Найти скрывшегося с места катастрофы водителя полиция так и не смогла.

После этого каждое воскресенье Пол Мартин завтракал в гольф-клубе со своими женой и детьми-двойняшками. Кормили там очень вкусно.

К семейной жизни Пол Мартин относился очень серьезно. Он и в мыслях не допускал того, чтобы унизить жену, пригласив ее в тот же ресторан, в котором ужинал со своей любовницей. Семья была для него одной частью существования, дела — другой. Все друзья Пола имели любовниц, и это вполне соответствовало их стилю жизни. Раздражало Пола только, когда он видел, как пожилые мужчины цепляют молоденьких девиц. Он считал такие поступки недостойными, а достоинство Пол Мартин ценил очень высоко. Для себя он решил, что, когда ему исполнится шестьдесят лет, он больше не будет иметь любовниц, и действительно, уже два года с того дня, как он отпраздновал свой шестидесятилетний юбилей, Пол Мартин был неукоснительно верен своей жене Нине, которая была ему хорошей подругой. А этого вполне достаточно. Достоинство.

К нему— то Лара Камерон и пришла просить о помощи. Прежде Мартин уже слышал ее имя, но, увидев ее, был потрясен красотой и молодостью этой женщины. Она была честолюбива и вызывающе независима, но, кроме этого, она была еще и невероятно женственна. Сам того не желая, Пол Мартин понял, что стал пленником ее очарования. «Нет, -думал он, — она совсем еще девчонка. А я уже старик. Самый настоящий старик».

Когда в свой первый визит Лара, словно ураган, вылетела из его кабинета, он еще долго сидел, не в силах выбросить из головы мысли о ней. А затем снял трубку и позвонил.