На линии Маннергейма
Легкие победы Гитлера в Западной Европе вскружили головы фашиствующим правителям Финляндии, бывшим тогда у власти. Зимой 1939 года у них возник бредовый план захвата Ленинграда и территорий, прилегающих к советско-финляндской границе.
Еще лет на двенадцать раньше Финляндия начала строить на Карельском перешейке мощный укрепленный район — линию Маннергейма. Возводили ее немецкие военные специалисты. С 1938 года их сменили англичане и французы. Общее руководство взял на себя бельгийский генерал Баду — участник строительства знаменитой в первую мировую войну французской оборонительной линии Мажино.
Линия Маннергейма находилась в 32 километрах от Ленинграда, в 15 километрах от Кексгольма — эти расстояния вполне доступны для огня артиллерии крупного калибра. Под прицелом финских дальнобойных орудий оказался и Кронштадт — главная база Балтийского флота. В глубине, за линией Маннергейма, расположился важный узел железных дорог — город-крепость Выборг.
Таким образом, весь Карельский перешеек был превращен финской военщиной в плацдарм, позволявший быстро сосредоточить и развернуть крупную группировку войск, чтобы внезапно нанести удар по Ленинграду.
Советское правительство не могло оставаться безразличным к военным приготовлениям Финляндии под Ленинградом. Оно неоднократно предлагало ей взаимно приемлемые условия для урегулирования назревшего пограничного конфликта. Но вместо мирного решения финские правители при поддержке империалистических кругов Англии и Франции продолжали провокационные действия.
Это вынудило Советское правительство 28 ноября 1939 года расторгнуть договор о ненападении с Финляндией и порвать с ней дипломатические отношения. Финляндская военщина ответила новыми провокациями на границе под Ленинградом. 30 ноября 1939 года между двумя армиями на Карельском перешейке начались военные действия. Они продолжались три с половиной месяца.
Эта страница военной истории нашей страны имеет прямое отношение к Карбышеву: он стремился на фронт не только из патриотических чувств. Ведь он ученый, фортификатор, а на Карельском перешейке наши войска одолевают вражеский укрепленный район, который западные военные авторитеты считают неприступным.
Дмитрий Михайлович оказался в группе заместителя начальника Главного военно-инженерного управления по оборонительному строительству полковника М. А. Ковина. Группа здесь же, на театре военных действий, разрабатывала рекомендации нашим войскам по инженерному обеспечению прорыва линии Маннергейма.
Генерал-лейтенант В. К. Мордвинов вспоминает: «…во время советско-финляндского конфликта Дмитрий Михайлович настойчиво добивался, чтобы его послали в действующую армию. Я интересовался, зачем он хочет туда ехать. Карбышев ответил, что эта поездка нужна ему по трем причинам; во-первых, он должен пополнить свой опыт и присмотреться, как выглядит в современных условиях долговременная фортификация; во-вторых, вместе с инженерами разобраться в тех вопросах, в которых обнаружатся трудности и неясности; в-третьих, поучить тех, кто будет в этом нуждаться. Он блестяще выполнил эти задачи, но его желание все узнать и увидеть собственными глазами едва не стоило ему жизни от пули снайпера».
«Особенно близко мне довелось узнать Д. М. Карбышева в январе 1940 года, когда он пребывал в группе, разрабатывавшей рекомендации по преодолению линии Маннергейма, — вспоминает генерал-полковник инженерных войск в отставке профессор Александр Данилович Цирлин. — В основном Д. М. Карбышев проводил работу в 7-й армии, но систематически наезжал в Ленинградское военно-инженерное училище.
Узнав о том, что я занимался в полосе 7-й армии разминированием, руководил подразделениями училища, выполнявшими эту задачу, и участвовал в обучении штурмовых групп под руководством комдива Пядышева, Дмитрий Михайлович стал расспрашивать меня о моем опыте. Его интересовало все: как велась разведка минных заграждений, каким способом лучше разминировать завалы и уничтожить обнаруженные взрывные „сюрпризы“. Особенно привлекало его внимание совместное обучение пехотинцев, артиллеристов, танкистов и саперов в штурмовых группах, блокирующих и атакующих долговременные железобетонные огневые сооружения.
— Вы понимаете, — горячо говорил Дмитрий Михайлович, — насколько нам необходимы все эти крупицы боевого опыта. Ведь на войне все выглядит сплошь и рядом не так, как на учениях и маневрах.
Он настоятельно рекомендовал внедрять опыт действий инженерных войск на Карельском перешейке в учебный процесс военно-инженерного училища. Хорошо зная опыт применения заграждений в первой мировой войне, Дмитрий Михайлович напомнил о сражении на Марне в сентябре 1914 года. Недооценка заграждений во 2-й немецкой армии дорого обошлась тогда немцам. Карбышев подчеркивал, что в первой мировой войне применялись пассивные заграждения, создаваемые главным образом из колючей проволоки, а в боевых действиях на Карельском перешейке нашли широкое применение минно-взрывные заграждения, способные активно воздействовать на противника, даже если они не прикрыты огнем…».
Герой Советского Союза генерал-полковник инженерных войск Аркадий Федорович Хренов был начальником инженерного отдела 7-й армии во время советско-финляндской войны.
Вот его дневниковые записи:
«Во второй половине декабря 1939 года, под руководством командующего 7-й армией К. А. Мерецкова, мы трудились на Карельском перешейке над составлением инструкций по прорыву линии Маннергейма, готовили части и соединения различных родов войск к действиям по прорыву. И вот однажды, когда я находился в полках 100-й стрелковой дивизии, мне сообщили, что к исходу дня на командном пункте армии будет Д. М. Карбышев. Получив разрешение командующего, я ночью вернулся к себе, в инженерный отдел, который размещался на окраине местечка Райвола в маленькой финской бане. В предбаннике, около печи, примостившись на ящиках, прикрытый полушубком, лежал комдив Карбышев.
Я недоуменно спросил своих помощников, почему не позаботились о комдиве. Мне доложили, что Дмитрий Михайлович категорически отказался занять место в моем отделении, за перегородкой.
По-видимому, наш разговор разбудил Дмитрия Михайловича. Извинившись, я начал обсуждать с ним назревшие вопросы. Просидели весь остаток ночи и утро. Беседовали об инструкции по прорыву линии Маннергейма, инженерному обеспечению прорыва и о дальнейшем развитии наступления. Он высказал ценные соображения о практическом обучении войск действиям в штурмовых группах и отрядах, о разведке, разминировании и о многом другом.
Дмитрий Михайлович расспрашивал меня о тактике действий войск противника, о трудностях инженерного обеспечения боевых действий, об организации дорожной службы. А в заключение сказал:
— Обстановку на фронте вы знаете во всех подробностях, а я только понаслышке, поэтому давать какие-либо советы мне трудно. Вот побываю в войсках, тогда, может быть, у меня появятся какие-либо предложения и рекомендации.
Утром мы с Дмитрием Михайловичем зашли к командующему и члену Военного совета армии. Беседа с ними затянулась, и только после обеда Д. М. Карбышев смог выехать в корпус к тов. Гориленко. А на другой день стало известно, что ночью он вместе с корпусным инженером майором Ляшенко и группой саперов-разведчиков ходил в разведку для ознакомления с передним краем линии Маннергейма.
К. А. Мерецков, вызвав меня к себе, потребовал, чтобы подобное больше не повторилось, и предупредил, что за жизнь Дмитрия Михайловича я отвечаю головой. После такого внушения пришлось дать соответствующие указания и принять надлежащие меры по охране Карбышева.
Дней через семь или десять после того, как Дмитрий Михайлович побывал в корпусах и дивизиях нашей армии, он вернулся на командный пункт в Бабошино и поделился впечатлениями. По его мнению, эта система укреплений и заграждений противника не уступала ни линии Мажино, ни позиции Зигфрида. Много приятного он сказал о действиях наших войск, о методах их обучения прорыву укрепленных районов, а также о действиях саперов, понтонеров и электриков, о четком порядке на дорогах. Хорошо отзывался он и о войсковых инженерах. Прощаясь, Карбышев пожелал нам проявлять больше активности, решительности».
К этому времени относятся и воспоминания Елены Дмитриевны, дочери Карбышева:
«Готовился прорыв линии Маннергейма. Больше месяца мы не получали от папы вестей. Мама сильно тревожилась, я ее успокаивала:
— Пойми, ведь он инженер, комдив, преподаватель. Не будет же он находиться на передовой линии.
— Значит, ты еще плохо знаешь своего отца, Елена. Он всегда все должен своими глазами посмотреть и руками потрогать. Во время мировой войны он тоже был инженером, однако земля еще не успела остыть от взрыва снарядов, а он уже в воронке: что-то измеряет, что-то записывает.
Как потом выяснилось, мама была права. Он действительно старался все увидеть своими глазами. Папа вернулся усталым, но полным впечатлений и новых мыслей. С восхищением отзывался о мужестве и выносливости наших бойцов.
В подвиге воинов сороковых годов он видел продолжение боевых традиций красных бойцов гражданской войны, защитников молодой Советской Республики».
Продолжим, однако, дневниковые записи А. Ф. Хренова.
«В июне 1940 года Дмитрий Михайлович заехал ко мне в управление.
— Аркадий Федорович, мне предложили сделать в Генеральном штабе доклад об опыте боевых действий на Карельском перешейке. Я же полагаю, что такой доклад нужно сделать вам, а не мне. Да мне и неловко читать такой доклад: я же не участвовал в боевых действиях. А в Генеральном штабе настаивают.
— Вот и хорошо, Дмитрий Михайлович, — ответил я ему, — вы можете лучше сделать доклад, так как не будете ничем связаны в критическом разборе наших действий, а мне, сами понимаете, сделать это трудно.
Начальник Генерального штаба К. А. Мерецков просил меня предоставить Д. М. Карбышеву для доклада отчетные материалы. Нагруженный ими, Карбышев поблагодарил меня за помощь и уехал к себе».
И все это он, обремененный годами, научной работой, делал для того, чтобы добыть и вписать в отечественную науку новую страницу. Отсюда и особая ценность его исследований по вопросам атаки и обороны укрепленных районов, а также по созданию и преодолению полос заграждений.
«Опыт советско-финляндской войны еще больше укрепил мнение Карбышева о необходимости заблаговременно готовить прорыв укрепленных районов и полос усиленными войсковыми соединениями, — вспоминает генерал-лейтенант И. Т. Шлемин, ученик Дмитрия Михайловича. — Инженерные войска должны были заблаговременно подготовиться к действиям против конкретного противника в условиях зимы, к ведению разведки, к разграждению местности от минных полей и минированных завалов, к штурму долговременных огневых сооружений.
К сожалению, все это нашим инженерным войскам приходилось вести в ходе войны. Не легко далась разведка долговременных огневых сооружений. Потребовалось срочно изобретать и создавать специальные приспособления, которые могли бы прикрыть людей при их приближении к дотам».