Я жила ради этой минуты. Я этого не понимала, потому что до этой минуты мир был пугающим.

Даже сейчас я ни в чем не уверена: кричат какие-то люди, вода из пролива шлепает по гальке на берегу, а в воде лает тюлень. И это я наконец понимаю. Наконец-то есть нечто такое, что я знаю твердо. Хотя и не знаю откуда.

Я спала, когда за стенами домика воцарился хаос. Я почти обессилела из-за болезни, но, слушая происходящее из домика, я понимаю: мне предназначено видеть, что происходит за его тонкими стенками. А увидев, я осознаю, что мне предназначено понять. И теперь мне ясно, что с того мгновения, когда я оказалась одна, после того как те мама с папой исчезли, все вело именно к этому.

Я Силла. Мне восемнадцать лет. Я девушка, которая не может говорить, но может слышать. Я готова делать, что мне говорят, если со мной добры. Так было всегда.

За стенами домика я вижу женщину, которая за мной ухаживала. Я вижу девушку, которая меня нашла. Неподалеку я вижу, как какой-то мужчина пятится от бревна, большого, как косатка, и у него лицо, которое я и не рассчитывала еще раз увидеть. Это лицо было похоронено в моей памяти, но, увидев его сейчас, я начинаю вспоминать. Я вспоминаю его руки, поднимающие меня. Я вспоминаю, как через его плечо видела ночь и воду – глубокую и темную.

И вот теперь он пятится от бревна-косатки. На это бревно он выложил что-то. Это что-то комковатое и бесформенное, но оно притягивает меня – и я выхожу из домика в вечерний воздух.

Люди передо мной расступаются. Женщина, которая за мной ухаживала, что-то кричит, но теперь я слышу ее очень смутно. Старик рядом с ней тоже кричит. Я смотрю на них, а потом отвожу взгляд.

Я прохожу мимо них всех. Я иду к бревну и тому, что на нем лежит.