Девушку связали, отнесли на край поляны и уложили на чепрак. Двое людей ди Тасси с большим трудом удерживали на месте бьющееся в судорогах тело. Голова нет счастной то резко запрокидывалась назад, то судорожно наклонялась вбок. Длинные черные волосы, вымазанные глиной, блестели от пота и закрывали лицо. Изредка, во время очередной судороги, между прядями волос мелькали сумасшедшие от страха глаза. Николай остановился возле девушки и посмотрел на нее. Прикрытые обрывками одежды ноги мелко подрагивали. Живот сводило частыми судорогами, и стоило одному из мужчин ослабить хватку, как девушка тотчас сделала отчаянную попытку освободиться. Незадолго до появления врача ей удалось выплюнуть кляп, которым ей заткнули рот, и Николай сам услышал звенящий вопль, который она начинала испускать при первой же возможности. Она одержимая или сумасшедшая… или и то, и другое вместе.

Николай опустился на колени, взял девушку за запястье и попытался нащупать пульс. Но при первом же прикосновении ее начала бить такая дрожь, что врач испуганно отдернул руку. Девушка издала нечеловеческий стон и резко запрокинула назад голову. Кожа ее была холодна как лед. Николай встал.

— Что с ней случилось? — спросил он.

— Этого мы не знаем, — ответил ди Тасси. — Приблизительно час назад мои люди обнаружили Зеллинга.

Он указал на Фойсткинга, который стоял на противоположном краю поляны и охранял нечто, лежавшее у подножия дерева. Кто-то прикрыл этот предмет, набросив на него темно-коричневое покрывало. Правда, и само дерево выглядело довольно необычно. На высоте груди ствол был обмотан куском черного полотна. Что-то торчало из дерева, распирая обмотанное вокруг него сукно. Издалека было невозможно разглядеть, был ли это сук или какой-то другой предмет, прижатый к дереву.

— Хагельганц, — произнес ди Тасси, — расскажите врачу, что здесь случилось.

Тот, к кому обратился советник, продолжал стоять на коленях и крепко держать извивавшуюся девушку. Он поднял голову и в нескольких словах рассказал, что произошло.

— Мы обнаружили ее, когда она начала кричать. До этого она, вероятно, лежала здесь без памяти.

— Мне думается, она стала свидетельницей того, что здесь происходило, — вставил слово ди Тасси. — Ее разум помутился от ужаса, вам так не кажется?

Николай опасливо посмотрел на Фойсткинга и темный сверток возле дерева. Что такого она могла увидеть?

Он провел рукой по лицу и решительно открыл врачебную сумку. Чтобы ни случилось до этого с девушкой, в настоящий момент ей для успокоений требовался только морфий. Как он даст ей усыпительное средство, Николай пока не знал, но это было бы единственным осмысленным действием с его стороны. Кроме того, надо пустить ей кровь, чтобы удалить желчь, по всей видимости, в большом количестве скопившуюся в крови. Он быстро нашел нужный флакон, накапал несколько капель в чашку, добавил туда воды и осторожно взболтал содержимое.

— Держите ее крепче, — сказал он троим мужчинам. Николай поставил чашку на землю и порылся в сумке в поисках нужного инструмента, но нашел лишь наконечник клистира. Он осмотрел канюлю, решил, что она подойдет, достал склянку с уксусом и налил несколько капель в трубку наконечника. Готом он тщательно вытер наружную поверхность и вставил инструмент в свой левый рукав так, чтобы ощущать кожей металл наконечника. Кончик канюли он спрятал за край рукава.

После этого он попытался убрать волосы с лица девушки. Она выгнулась дугой, но в конце концов врачу удалось ухватить ее за затылок. Он раздвинул пальцами густые волосы и крепко за них ухватился. Ему удалось фиксировать голову. Николай чувствовал, с какой силой девушка стремится освободиться, но он крепче взялся за волосы и не дал ей свободы действий. Ладонью другой руки он принялся прядь за прядью сдвигать грязные волосы в сторону. В изумлении уставился он на искаженное до неузнаваемости лицо, скрытое до этого волосами. Щеки были исцарапаны. Два огромных карих глаза, обрамленные воспаленными веками, без всякого выражения оцепенело смотрели в пространство. На лбу вздувались синие вены. В рот был плотно загнан кляп, и это было хорошо, так как Николай был уверен, что если кляп удалить, то девушка тотчас начнет ужасно кричать. Он крепче ухватил ее за волосы, чтобы надежно фиксировать голову. Девушка прищурила от боли глаза, но голова ее была надежно обездвижена.

Ловким движением Николай вытряхнул из рукава трубку клистира, зажал ладонью и под кляпом провел в рот девушки так, чтобы кончик канюли упирался в верхнюю десну между щекой и верхней челюстью.

— Теперь держите ее как можно крепче, чтобы она не дернулась, — снова повторил он. — Если она закусит металл канюли, то может поранить себя.

Мужчины кивнули и с новой силой навалились на девушку. Николай взял с земли чашку, набрал в рот глоток жидкости, обхватил конец трубки губами и выпустил в рот девушки немного лекарства. Она попыталась отдернуть голову, но Николай держал ее крепко. Жидкость потекла ей в рот, и врач увидел, как девушка инстинктивно сглотнула. Николай некоторое время выжидал, наблюдая за движениями щитовидного хряща, потом снова набрал в рот лекарство и повторил все сначала.

Вся процедура длилась около десяти минут, так как Николай вливал жидкость маленькими порциями, не желая, чтобы больная подавилась. Он поднял голову и заметил, что ди Тасси внимательно следит за его действиями.

Средство начало оказывать свое действие. На глазах стали происходить изменения. Девушка заморгала, оцепенение начало проходить. Напряженные, судорожно сжатые мышцы немного расслабились. Дыхание стало спокойнее, и теперь только вопросом времени было, когда она уснет.

Николай прополоскал рот, ни на секунду не спуская глаз с больной.

— Не отпускайте ее, — сказал он и принялся готовиться к новому вмешательству. Но когда он ощупал лодыжку в поисках наилучшего места для кровопускания, то испугался, обнаружив большую припухлость. Он ощупал ногу, что было нелегко сделать, так как она была закутана в тряпки. Николай не смог определить, есть ли перелом. Надо ли осматривать ее здесь? Быть может, это только вывих или растяжение?

— Что с ней? — спросил ди Тасси. — Она ранена?

— У нее сильно распухла левая лодыжка, — ответил Николай. — Мне в любом случае придется шинировать ей ногу, прежде чем мы доставим ее в замок. Но здесь я не смогу детально ее обследовать.

— Это вы сможете спокойно и без помех сделать в замке Альдорф, — подытожил ди Тасси. — Вы закончили с ней?

— Нет, — ответил Николай с плохо скрытым раздражением.

Ему вообще не нравился властный тон этого человека, которого, казалось, совершенно не трогали страдания несчастной девушки, лежавшей на земле у его ног.

— Я должен сделать ей кровопускание, чтобы очистить кровь. Это займет несколько мгновений. Потом ей потребуется теплое одеяло, крепкая деревянная палка и перевязочный материал.

— У нас нет перевязочных материалов, — нетерпеливо произнес ди Тасси.

— Значит, надо найти какие-то подручные средства, — возразил Николай. — Вы взяли меня с собой как врача, и я должен делать свое дело.

Ди Тасси хотел было возразить, но передумал, быстрым движением вытащил из-под девушки чепрак, бросил его одному из мужчин, державших больную, и приказал ему разорвать чепрак на узкие полосы.

Треск разрываемой материи эхом разносился над поляной. Николай тем временем вскрыл вену на правой лодыжке больной и подставлял под струю крови емкость за емкостью. Когда кровопускание было закончено, девушка спокойно спала. Николай перевязал рану, быстро шинировал левую голень, вытащил кляп изо рта девушки и наскоро умыл ее. Ее лицо, обрамленное черными волосами, выглядело очень молодо, но тело, которое угадывалось под одеждой, было отнюдь не девическим. Крестьянская девушка, подумалось Николаю. Сколько ей может быть лет? Как она сюда попала? И что с ней будет, когда она придет в себя?

Он бы с удовольствием продолжал созерцать это милое личико, но услышал, что вокруг него началось какое-то движение. Он оторвался от созерцания, поднялся и принялся складывать в сумку инструменты. Люди ди Тасси заботливо завернули девушку в несколько попон, чтобы она не замерзла.

— Карета уже находится на пути сюда, — сказал ди Тасси. — Благодарю вас. Вы действительно хорошо исполнили свой долг.

Николай еще раз взглянул на спящее лицо, потом перевел взгляд на дерево, у подножия которого все еще лежал роковой сверток.

Николай поднял с земли сумку.