Глава 9

– Госпожа, я привела кормилицу. – Изабелла поманила рукой молодую женщину на сносях, которая ждала на пороге комнаты, смиренно опустив глаза и сцепив руки на огромном животе. – Это госпожа Годиерна из Сент-Олбанса, женщина достойная во всех отношениях. Ее рекомендуют многие, не только я. – Она сделала знак повитухе, что та тоже может войти.

Молодая женщина с трудом присела в реверансе. Ее волосы благочестиво скрывал вимпл из беленого полотна. У нее была светлая гладкая кожа и белые руки с коротко обрезанными чистыми ногтями. На пальце блестело простое обручальное кольцо, но других украшений она не носила.

– О тебе очень хорошо отзываются, – обратилась к ней Алиенора, улыбаясь Изабелле, которая, вместе с повитухой Алисой, взяла на себя труд найти подобающую кормилицу для королевского отпрыска. На эту роль предлагали себя многие женщины, но мало кто из них отвечал всем требованиям. – А кто твой муж?

– Я вдова, госпожа, – негромко, но с достоинством произнесла Годиерна. – Мой муж был сержантом и служил у епископа Сент-Олбанса. Он умер от подагры, прежде чем я узнала, что жду ребенка. Сейчас живу с матерью.

Хорошо. Значит, ей не нужно ублажать мужчину.

– Дай мне осмотреть тебя.

Годиерна неторопливо расстегнула платье и спустила его вместе с нижней рубашкой, обнажив тяжелую белую грудь с проступающими голубыми венами, бледно-коричневыми сосками и крупными ареолами. Женщина была в теле, но не толстуха, живот ее уже сильно выдавался вперед.

– Одевайся, – сказала Алиенора. – Я не вижу в тебе изъянов и возьму тебя кормилицей для малыша, когда придет время. Мой канцлер проследит, чтобы тебе заплатили.

Застегнув платье, Годиерна снова сделала реверанс, и повитуха тут же увела ее из комнаты. Алиенора повернулась к Изабелле:

– Мне она понравилась, спасибо.

– Рада, что вы ее одобрили. – Изабелла наморщила нос. – Так много женщин предлагали свои услуги. Я никогда не видела столько беременных, но ни одна из них не годилась. Годиерна оказалась единственным зерном среди плевел.

Алиенора усмехнулась:

– Осенью всегда рождается много детей. Рождественские гулянья и темные зимние дни способствуют появлению богатого урожая в пору жатвы.

Изабелла промолчала. Может, это и касалось других женщин, но не ее.

Они с Алиенорой отправились с шитьем в сад, чтобы заняться вышиванием при ярком свете летнего дня.

– Как вы думаете, король вернется к тому времени, когда вам рожать? – спросила Изабелла, как только они уселись.

Алиенора взяла из шкатулки для рукоделия моток шелковых ниток.

– Обещал, но у Генриха слова часто расходятся с делом.

Уладив пограничные разногласия с Шотландией, король двинулся покорять валлийского правителя Оуайна Гвинеда и с этой целью повел войска к замку Рудлан. От него давно не приходило вестей, но Алиенора была уверена в успехе мужа. В этот раз они расстались довольно мирно. Перед его отъездом супруги снова сблизились, вместе посетили мессу в бенедиктинском аббатстве Сент-Эдмендс с его роскошным алтарем из кованого серебра с драгоценными камнями. После этого Генрих отправился в Уэльс, а Алиенора поехала в Оксфорд, где коротала время до рождения их четвертого ребенка. Она уловила беспокойство в вопросе Изабеллы и почувствовала легкое раздражение.

– Нельзя так опекать мужа, ты же ему не мать. Он в состоянии сам позаботиться о себе.

Изабелла изумленно взглянула на нее и смущенно потупилась:

– Какое-то время я была ему почти матерью.

Лицо Алиеноры выразило удивление, но она ничего не сказала – в иные минуты лучше промолчать.

Изабелла вздохнула и расправила плат под напрестольный крест, который расшивала шелковыми нитками.

– Мой отец однажды уехал на войну и не вернулся. Я не хочу так же скорбеть по мужу.

– Такова участь мужчин, их жизнь сопряжена с риском, надо смириться с этим, – отрезала Алиенора.

– Я знаю и пытаюсь уговаривать себя, но все же волнуюсь. Когда нас поженили, он был еще мальчиком. Я тоже была очень молода, но уже созрела для брака, а он еще нет. Мне приходилось утешать его и утирать его детские слезы. Поэтому я всегда относилась к нему по-матерински.

Алиенора колебалась: выразить ли подруге сочувствие или намекнуть, что той пора оторвать мужа от своей юбки. В конце концов сочла за лучшее проявить деликатность и прикоснулась к рукаву Изабеллы:

– Я не могу сказать тебе, когда он вернется. Это зависит от короля. Подумай лучше о том, что Гильом привезет с собой мешок грязного белья в стирку, по ночам станет стягивать на себя одеяло, – есть о чем горевать.

Изабелла изобразила бодрую улыбку.

– Я буду вспоминать ваши слова каждый раз, когда во мне проснется наседка; особенно про грязное белье, – заверила она Алиенору, но ее грустные глаза нисколько не повеселели.

Плечи Амлена зудели, как будто с внутренней стороны кольчугу покрывали мелкие шипы и пронзали стеганый подлатник. Удушливая августовская жара пропекала все тело под доспехами, но пуще жары Амлена терзала тревога. Генрих с конным отрядом двинулся короткой дорогой через лес Кеннадлог, а основные войска и обозы с припасами отправил по берегу. В результате такого маневра он намеревался вынырнуть в тылу у Оуайна Гвинеда около Басингверка, окружить его и вынудить сдаться.

Проводники-валлийцы, недоброжелатели Оуайна, вели англичан нехожеными тропами, узкими и извилистыми. Томительный зной обременял всадников, словно лишний груз. Там, где деревья были повалены, проглядывало небо, темная лесная зелень разбивалась золотыми солнечными заплатами, и воздух становился свежее. Казалось, они попали в потусторонний мир, и хотя Амлен часто охотился в густом лесу, этот пейзаж выглядел неведомым и опасным.

Впереди Амлена размахивал хвостом гнедой конь Генриха, чтобы отогнать тучу гнуса. Пот сочился из кожи животного и пенился у поводьев. Коннетабль Эсташ Фицджон скакал слева от Генриха, крепко держа поводья своего норовистого вороного жеребца. Фицджон был слеп на один глаз и все время ерзал в седле, рассматривая дорогу. Возглавлял отряд Генрих Эссекский с королевским штандартом в руках.

Гильом Булонский рядом с Амленом наклонился в седле и потер поврежденную ногу.

– Валлийцы в лесу как дома. – Он поморщился от боли. – Не то что я.

– Ты уже встречался с ними в бою? – Амлен промокнул потный лоб рукавом.

– Нет, но бывалые вояки рассказывали о них у костра, а приграничные бароны нанимают валлийских лучников и солдат для кортежа. У них нет больших городов, живут в деревнях, разводят скот и питаются мясом и молоком. Они не рвутся воевать, потому у них нет сильной армии. Зато они незаметно передвигаются по лесу, словно призраки, и стрелы их коварны, как тать в ночи.

Амлен подивился тому, как высокопарно выражается Гильом.

– Зато мы отважно обнажаем мечи при свете дня, – напористо возразил он. – Мы – грозная сила с выносливыми конями и неприступными стенами замков.

– Не спорю, но я бы предпочел находиться под защитой этих стен, потому что мы здесь чужаки, а валлийцам каждая кочка помогает.

Внезапный треск сучьев заставил всадников схватиться за оружие, но Генрих вдруг расхохотался и указал на двух спаривающихся в листьях ясеня голубей. Рыцари вздохнули с облегчением, успокоились, стали посмеиваться и обмениваться неловкими взглядами. Они все еще улыбались, когда в воздухе со свистом пронеслась стрела, вонзилась прямо Эсташу Фицджону в лицо и рассекла скулу, из которой фонтаном брызнула кровь. Дозорный, шедший впереди отряда, вскрикнул и упал с лошади; в груди его качалось древко другой стрелы. Прямо над ухом Гильома Булонского просвистел дротик и с глухим звуком впился в дерево, отчего конь Гильома вскинул голову и рванулся вперед.

Амлен дотянулся до щита и прикрыл им левое плечо. Вытаскивая меч из ножен, он почувствовал, как что-то звонкое дважды воткнулось в обтянутую парусиной доску. Повсюду уже гудели, как сердитые шершни, стрелы, сея гибель и сумятицу. В стремительной атаке валлийцы выскочили из засады, вооруженные метательными дротиками и длинными ножами, стараясь покалечить коней и стащить рыцарей на землю. Все больше и больше воинов, выкрикивая боевые кличи, спрыгивали с деревьев прямо в седла английских лошадей, и вскоре они уже роились всюду, как осы.

Амлен пытался прорваться к Генриху, но дорогу ему заступил валлиец, вооруженный круглым щитом и утыканной гвоздями дубинкой. Брат короля развернул своего жеребца и рубанул мечом. Его щит принял удар дубинки, и противник с воплем повалился на землю. Один есть, мрачно подумал Амлен и пришпорил коня, по пути обезвредив еще одного голоногого рычащего врага. Слева уже приближался другой валлиец, и Амлен повернулся, чтобы нанести удар, но тут подоспел Гильом Булонский и сразил противника метким ударом сплеча.

Неподалеку три валлийца, вооруженные дротиками, стащили с коня Эсташа Фицджона и пронзили копьями его горло и грудь. Генриха Эссекского нигде не было видно, но один из нападавших со свирепым ликованием размахивал английским штандартом. Амлену удалось наконец добраться до брата, чей гнедой конь истекал кровью. В следующее мгновение ноги животного подкосились. Король выбрался из седла и чудом избежал удара подскочившего к нему недруга. С белым как полотно лицом, забрызганным кровью, с сияющими ужасом и яростью глазами, Генрих загородился щитом и высоко поднял меч. Валлийцы, которые добили Фицджона, двинулись к Генриху, направляя на него алчущие расправы копья. Амлен пустил коня прямо на них, сбил одного с ног и растоптал; из-под копыт лошади в нос ударил тошнотворный запах свежей крови и раздавленных внутренностей. В это время Гильом Булонский расправился с другим нападавшим, а Генрих отразил удар третьего, вонзив меч ему под ребра. Амлен схватил поводья принадлежавшего Фицджону вороного и сунул их в руки Генриху. Король мгновенно вскочил в седло. Роджер де Клер отбил у врага штандарт и зычным голосом отдал приказ рыцарям сплотиться вокруг предводителя и стоять насмерть.

Завязалась еще более ожесточенная схватка, но вскоре израненные и уже порядком измотанные битвой англичане, действуя сообща, получили перевес и двинулись на валлийцев. Неприятель отступил к лесу и постепенно растаял в густой зелени.

– Стой! – проревел Генрих, когда один из рыцарей пустился за ними в погоню.

Гильом Булонский отвязал от седла охотничий рог и трижды коротко протрубил сигнал к прекращению боя. Они не станут преследовать противника. Нужно как можно скорее вернуться к основной армии. План внезапного нападения с тыла полетел ко всем чертям.

Тела мертвых товарищей быстро перебросили через спины оставшихся без всадников лошадей, и отряд двинулся по лесной дороге в обратном направлении. Амлен вел коня так близко к Генриху, как позволяла тропа, защищая короля щитом и своим телом. Не приведи Бог валлийцы снова соберутся с силами и последуют за ними в надежде уничтожить побольше непрошеных гостей, а чтобы попасть в цель, достаточно и одной стрелы.

Наконец всадники, щадя лошадей, замедлили шаг. Проводники первыми погибли при нападении, но дорогу указывали сломанные ветки и следы подкованных копыт на мягкой земле. Через час отряд въехал в подлесок, и запах влажной листвы смешался с морским воздухом. Внезапное движение где-то впереди между деревьями снова заставило путников положить руки на оружие – все опасались, что Оуайн Гвинед, в свою очередь, предпримет обходной маневр и возьмет англичан в кольцо. Но охотничий рог протрубил знакомые условные сигналы, и рыцари расслабленно откинулись в седлах. Гильом Булонский тремя зычными сигналами ответил на приветствие.

Мгновение спустя на тропе появились бойцы из отряда прикрытия, сопровождаемые Генрихом Эссекским со смешанным выражением ужаса, стыда и облегчения на лице.

– Благодарение Богу, вы живы, сир! – хрипло сказал он. – Я думал, вас убили. Я отправился за помощью!

– Как видишь, я действительно жив, несмотря на то что кое-кто бросил меня в бою, – холодно, сдерживая ярость, процедил Генрих. – Фицджон, и де Курси, и еще многие достойные рыцари погибли.

– Изменник! – сплюнул Роджер де Клер. – Ты спасал собственную шкуру, пока мы отражали нападение!

Кровь бросилась в лицо Генриха Эссекского.

– Это клевета! Я вернулся, чтобы поднять тревогу. Не смей называть меня изменником!

– Я буду называть тебя так, как сочту нужным! – Де Клер потянулся за мечом.

– Замолчите оба! – прогремел голос короля. – Не время препираться. Мы все еще в опасности. Надо скорее добраться до войск. Там разберемся.

Когда они выехали из леса на равнину и двинулись по ровной дороге, Амлен глубоко вздохнул, освобождаясь от напряжения. Позади него Гильом Булонский свесился в седле, и его стошнило.

– Простите, – виновато произнес он, вытирая рот. – Со мной всегда это происходит, когда опасность минует.

Амлен внимательно оглядел его, затем окинул взором остальных – как они?

– Но ты не сбежал, а сражался вместе с нами.

Гильом достал флягу с вином, чтобы прополоскать рот.

– Было и правда очень страшно. Но тот, кто бросает товарищей в беде, не мужчина.

Амлен одобрительно кивнул:

– Ты прав. – Он никогда не горел желанием водить дружбу с младшим сыном короля Стефана, но уважал Гильома за то, что тот был честным малым и в трудных обстоятельствах сохранял присутствие духа. Не беда, что после сражения его трясет и выворачивает наизнанку, как молокососа.

Отряд помчался галопом, чтобы присоединиться к армии. Слева лес, справа море. В послеполуденной духоте не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра, и Амлен никак не мог отделаться от запаха крови и смерти.