В начале 50-х годов успех сопутствовал Тоби Темплу. Он выступал в самых известных ночных клубах: «Ше Пари» в Чикаго, «Латинском казино» в Филадельфии, «Копакабане» в Нью-Йорке; на бенефисах, в детских больницах, в благотворительных концертах. Он готов был работать для кого угодно, где угодно и когда угодно. Ему нужны были только аплодисменты публики и ее любовь. Темпл с головой ушел в шоу-бизнес. Везде в мире происходили большие события, но для Тоби они были лишь материалом для его номеров.

В 1951 году, когда уволенный генерал Макартур изрек: «Старые солдаты не умирают — они просто постепенно становятся невидимыми», Тоби сказал: «Здорово! Надо попробовать их стиральный порошок».

В 1952 году, когда была сброшена водородная бомба, Тоби отреагировал так: «Это что! Вы бы видели, что творилось на моей премьере в Атланте!»

Стал президентом Айк, умер Сталин, молодые американцы носили шляпы а-ля Дейви Крокет, а в Монтгомери прошел автобусный бойкот.

Когда Тоби преподносил свои жалящие остроты с изумленным видом озадаченного простодушия, публика хохотала до слез.

Вся жизнь Тоби состояла из «гвоздевых» фраз. «Ну, он говорит: „Подожди минутку, я возьму шляпу и пойду с тобой…“, и „…по правде говоря, оно так аппетитно выглядело, что я съел его сам!“, и „…я был легавым…“, и „…теперь у меня есть ты, а парохода нет…“, и „я такой невезучий“. Мне всегда выпадает роль, где надо есть…» и так далее, и так далее, а зрители смеялись до слез. Публика любила его, а он питался этой любовью, взрастал на ней и поднимался в своем мастерстве все выше и выше.

Но внутри у Тоби жило какое-то глубокое, неукротимое беспокойство. Он всегда искал чего-то большего. Он ничем не мог спокойно наслаждаться, потому что боялся, что мог бы в это время быть на более веселой вечеринке, или выступать перед более интересной публикой, или целовать более красивую девушку. Женщин Тоби менял так же часто, как рубашки. После случая с Милли он боялся сильных увлечений. Он вспоминал времена «Туалетного турне» и то, как завидовал комикам, у которых были огромные лимузины и красивые женщины. Теперь он всего этого достиг, но был так же одинок, как и тогда. Кто же это сказал: «Когда достигаешь того, чего хочешь, видишь, что там этого нет…»?

Тоби Темпл посвятил себя тому, чтобы стать «Номером Один», и знал, что добьется этого. Он жалел лишь об одном — о том, что мать не увидит, как сбывается ее предсказание.

Единственным, кто о ней напоминал, был отец Тоби.

Частная лечебница в Дейтройте помещалась в безобразном кирпичном здании, оставшемся от прошлого столетия. Ее стены хранили тошнотворный запах старости, болезни и смерти.

Отец Тоби Темпла перенес удар и вел почти растительное существование; это был человек с равнодушными, безразличными глазами и разумом, который не реагировал ни на что другое, кроме посещений сына. Тоби стоял в грязноватом, с зеленым ковровым покрытием, холле лечебницы, в которой содержался теперь его отец. Сиделки и пациенты с обожанием обступили его.

— Я вас видела в программе Хэролда Хобсона на прошлой неделе. Это было просто потрясающе. Как вы придумываете все эти занимательные штучки?

— Их придумывают мои авторы, — ответил Темпл, и все засмеялись его скромности.

К ним по коридору двигался санитар, везя в кресле отца Тоби. Тот был свежевыбрит, волосы его были приглажены. В честь визита сына он позволил облачить себя в костюм.

— Эй, это же Бо Бруммель! — воскликнул Тоби, и все повернулись и с завистью посмотрели на мистера Темпла, думая, как было бы хорошо иметь такого замечательного, знаменитого сына, как Тоби, который приходил бы навещать их.

Тоби подошел к отцу, наклонился и обнял его.

— Ты кого пытаешься обмануть? — спросил Тоби. Указав на санитара, он сказал:

— Это ты должен возить его, папа.

Все засмеялись и постарались запомнить эту шутку, чтобы при случае рассказать друзьям, что они слышали от Тоби. «Я тут на днях был в одной компании с Тоби Темплом; и он сказал… Я стоял совсем близко, вот как сейчас с вами, и слышал, что он говорил…»

Он стоял, развлекая собравшихся вокруг него людей, легонько «лягая» их, и им это нравилось. Он подшучивал над ними на предмет их сексуальной жизни, их здоровья и их детей, так что и они в этот краткий визит могли посмеяться над своими собственными проблемами. Наконец Тоби огорченно сказал:

— Не хочется от вас уходить, давно у меня не было такой симпатичной публики («они это тоже запомнят»), но надо немного побыть наедине с папой. Он обещал мне парочку свежих анекдотов.

Ответом был новый взрыв веселья и обожания.

Тоби и его отец находились одни в маленькой гостиной. Даже и в этой комнате витал запах смерти. «Но ведь именно здесь это и происходит, не так ли?» — подумал Тоби. Смерть? Это место предназначалось для уже ненужных матерей и отцов, которые путались под ногами. Их извлекали из задних спаленок, из столовых и гостиных, где присутствие стариков становилось источником неловкости всякий раз, когда приходили гости, помещали в эту лечебницу родные дети, племянницы и племянники. «Поверь, это для твоего же блага, отец (мама, дядя Джордж, тетя Бесс). Там будет много очень приятных людей твоего возраста. Там у тебя постоянно будет круг общения. Понимаешь, что я хочу сказать?» А на самом деле они хотели сказать вот что: «Я отправляю тебя туда умирать в компании других бесполезных стариков. Мне надоело, что за столом у тебя течет изо рта, что ты без конца повторяешь одни и те же истории, пристаешь к детям и мочишься в постель». Эскимосы поступали в этом случае честнее. Они отвозили своих стариков во льды и оставляли их там.

— Хорошо, что ты пришел сегодня, — сказал отец. Речь его была медленной. — Я хотел с тобой поговорить. У меня хорошие новости. Старый Арт Райли из соседней комнаты вчера умер.

Тоби уставился на него.

— Ты это называешь хорошей новостью?

— Это значит, что я могу перейти в его комнату, — пояснил отец. — Она одноместная.

Вот и вся квинтэссенция старости: выживание, цепляние за те немногие животные удовольствия, что еще оставались. Тоби видел здесь людей, для которых смерь была бы наилучшим выходом, но они держались за жизнь со свирепой цепкостью. «С днем рождения, мистер Дорсет. Как вы себя чувствуете сегодня, в девяносто пять лет?.. Когда я думаю об альтернативе, то чувствую себя великолепно».

Наконец настало время Тоби уходить.

— Я опять приду навестить тебя, как только смогу, — пообещал Тоби. Он оставил отцу денег и раздал щедрые чаевые всем сестрам и сиделкам. — Вы тут присматривайте за ним получше, ладно? Старик мне нужен для моего эстрадного номера.

И Тоби ушел. Выйдя за дверь, он тут же позабыл о всех обитателях этого дома. Темпл уже думал о своем вчерашнем выступлении.

А они неделю за неделей только и говорили, что о его посещении.