Гурда по-чеченски: держись!
На клинке блестящем у эфеса
Полумесяц рваный и звезда.
Нет на свете лучшего отвеса,
Чем отвес твой, драгоценная гурда.
В мире нет тебе подобной стали ―
Невесомой, гибкой и сухой,
За тебя мюриды умирали,
Чтобы только обладать тобой.
Ты в руке испытанной у бека
Без зазубрин разрубала гвоздь,
Рассекала с маху человека
От плеча до паха наискось.
Говорят ― и повторяют это ―
Что тебя, с заклятьем на устах,
Выковал по просьбе Магомета
В поднебесной кузнице Аллах.
Для твоей неукротимой славы
Украшенья были не нужны:
Костяная рукоятка без оправы,
В темной коже ― легкие ножны.
Александру Туроверову
«Просохнет земля, на могиле моей ―
И слеза у матери станут скупей,
А горе твое, престарелый отец,
Заглушит над гробом растущий чабрец;
Как вешнего снега ―
недолга пора
Печали твоей, дорогая сестра.
Но ты не забудешь чеченскую честь,
Мой старший возлюбленный брат,
Меня не забудешь ―
кровавую месть
Тебе завещает адат;
Меня не забудет и братец меньшой,
Пока сам не ляжет со мной.
Горячая пуля меня уведет, ―
Но пулям своим потерял я учет;
Земля мой последний покроет привал;
Но вволю ее я конем истоптал;
Холодная смерть, породнюсь, я с тобой
Но в жизни была ты моею рабой».
1942
Месть за сына, за отца, за брата,
За семью поруганную ― месть!
Нет войны священней газавата,
Но враги безжалостнее ― есть.
Над имамом флаг зеленый реет:
Весь Кавказ привстал на стременах,
Над Баклановым по ветру веет
Черный, с черепами флаг.
Рассыпались всадники по полю,
С каждым смерть скакала на обочь,
На чеченскую седую волю
Опускалась северная ночь;
Над страницами раскрытого Корана
Оседала поднятая пыль,
Казаки в аулах Дагестана,
На Гунибе ― сдавшийся Шамиль.
Стала ты подругой у шайтана,
Породнилась с заколдованной рукой,
Черт Петрович, генерал Бакланов
Самовластно завладел тобой.
«Вдоль по линии Кавказской
Млад-сизой орел летал.
Он летает пред войсками
Наш походный атаман;
Он с походом нас поздравил,
Отдавал строгий приказ:
Чтоб у вас, ребята, были
Ружья новые Бердан,
Шашки острые в ножнах,
Пистолеты в кобурах…
Что ты, ворон, что ты, черный,
Что ты вьешься надо мной?
Ведь добыча-то плохая:
Я ― казак ― еще не твой!»
Черт не спит. Ему давно не спится.
Скучно в Петербурге одному.
Старый черт из Гугнинской станицы
Был роднею деду моему.
И ему, предчувствуя кончину,
Он тебя на память передал.
В Петербурге умер от кручины
Сосланный казачий генерал.
Дед носил тебя, ценить умея, ―
И уча потом носить меня,
На кавказской узкой портупее
Из простого сыромятного ремня.
Ты одна со мною разделила
Юность бесшабашную мою,
Ты меня настойчиво учила
Нужному спокойствию в бою.
За тобой ― баклановская слава,
А за мной ― двадцатилетний пыл.
Подхватила нас казачья лава,
Сумасшедший ветер закружил.
Что тогда мне снилось и казалось?
Сколько раз рубил я сгоряча
Смерть свою, которая касалась
Ненароком моего плеча.
Помнишь вьюжный день на Перекопе?
Мертвый конь, разбитые ножны…
Много лет живя с тобой в Европе,
Ничего забыть мы не должны.
1945