Первое русское государство оказалось непрочным. С определенного момента это, казалось бы, на века поставленное монументальное строение вдруг, словно заколдованное, стало быстро разваливаться на всё более мельчающие куски.

По мнению Василия Ключевского, распад был совершенно естественным, а исторической аномалией являлось затянувшееся централизованное существование Киевской Руси. Историк пишет: «Единовластие до половины XI века было политическою случайностью, а не политическим порядком». Однако у многих государств феодальной эпохи начальным этапом существования была первичная, относительно непродолжительная централизация, вслед за которой наступила раздробленность. Россия здесь следовала универсальной логике общественно-политической эволюции. Когда административное объединение той или иной страны начинало препятствовать развитию областей, там усиливались центробежные тенденции. Структура ранней монархической власти была недостаточно сильна, чтобы удержать в подчинении регионы, стремящиеся к автономии, а затем и к независимости. Политической случайностью на Руси единовластие сделалось не до, а после середины XI века.

Трижды появлялись феноменально одаренные и удачливые вожди: Владимир Мономах, Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо, которым удавалось на время остановить и даже повернуть вспять развал государства, но после смерти этих лидеров держава опять рассыпáлась.

Были, однако, и специфические, сугубо русские факторы, под воздействием которых процесс феодальной раздробленности, общий для всех или почти всех средневековых держав, происходил у нас в особенно острой форме.

Главной причиной распада был принцип перехода власти, закрепленный Ярославом Мудрым – как ни парадоксально – именно для того, чтобы воспрепятствовать растаскиванию страны на куски. Заботясь о единстве, великий князь своим завещанием окончательно утвердил концепцию, согласно которой Русью владел не государь, а весь род киевских Рюриковичей. Для того чтобы сыновья не превратились в самостоятельных князей, озабоченных только интересами своего удела, Ярослав придал вид закона (или во всяком случае, общепризнанного обычая) так называемому «лествичному восхождению».

Все области страны, в зависимости от величины, доходности и стратегической важности, были выстроены в «лествицу» (лестницу), состоявшую из пяти «ступеней»: главное по старшинству Киевское княжество вкупе с Новгородской землей (то есть начало и конец великого речного пути), затем – богатое Черниговское княжество, потом – Переяславское княжество, охранявшее страну от Степи и обладавшее большой военной силой; замыкали список менее значительные Владимир-Волынское и Смоленское княжества.

В соответствии с «лествицей» выстроились и сыновья Ярослава. Первому досталась первая территориально-иерархическая позиция вкупе с титулом великого князя, второму – вторая «ступень», третьему – третья и так далее.

Со смертью князя, занимавшего более высокое положение, на его место заступал не сын, а следующий по возрасту брат. Таким образом управление областью превращалось во временно занимаемую административную должность, и князь не «прирастал» к своему владению, а считал себя одним из хозяев всей русской земли, дожидаясь очереди занять великокняжеский «стол».

Теоретически эта система выглядела разумной и обоснованной, но, озабоченный сохранением мира между сыновьями, Ярослав при всей своей мудрости оказался недостаточно дальновиден.

В таком порядке наследования (оно еще называется «очередным») минусов оказалось даже больше, чем в наследовании «отчинном», когда владение закрепляется за феодалом в родовую собственность навечно, – именно таким путем пошли другие европейские страны.

Дробление страны на автономные мини-государства при «отчинном» делении все равно происходило, однако накал междоусобной борьбы не был так яростен. Владетельные принцы начинали жить интересами своей территории, вовсе необязательно стремясь захватить власть над всей страной. Русские же князья с нетерпением ждали очереди подняться на более высокую «ступеньку» и не слишком пеклись о развитии своего временного удела, торопясь лишь выжать из него побольше соков. Естественно, и область не испытывала к такому правителю особенной привязанности, он оставался для нее чужаком. Богатые города, обладавшие собственной военной силой, могли выразить недовольство властью князя, даже изгнать его и пригласить другого. В самом могущественном из провинциальных городов, Новгороде, фигура князя вскоре станет более или менее декоративной.

Еще одним сугубо русским фактором хронической нестабильности были «князья-изгои». Так назывались дети князя, который умер, не достигнув высшей площадки «лествицы», то есть не дождавшись очереди на великое княжение. Его сыновья, согласно обычаю, не получали собственного удела и выпадали из иерархии. Многие княжичи не желали мириться с подобной несправедливостью, начинали мечом завоевывать «кормление» – и нередко своего добивались.

План Ярослава сохранить власть над Русью в коллективном владении рода Рюриковичей оказался утопическим. Развитие страны замедлилось, крупные и мелкие междоусобицы почти не прекращались. Из ста семидесяти лет, которые оставалось просуществовать Руси до монгольского нашествия, половина прошла во внутренних войнах.

Через век после Ярослава страна состояла из полутора десятков княжеств; через два века – из полусотни; через три века – примерно из двухсот пятидесяти. Лишь к середине XIV столетия в русской истории закончится время политического распада и вновь наступит пора «собирать камни».

Если в предыдущей части книги удобнее было рассказывать историю России, привязывая повествование к фигуре очередного монарха, то применительно к следующей эпохе такая структура утрачивает смысл. Великие князья беспрестанно сменяются, их власть чаще всего номинальна, а масштаб личностей (за тремя вышеназванными исключениями) настолько мал, что нет резона обременять читателя запоминанием всех этих многочисленных Мстиславов, Изяславов и Ростиславов. История княжений превращается в историю отдельных регионов и сменяющихся тенденций.

Самая существенная из перемен – постепенное смещение центра политической тяжести из днепровского края во владимиро-суздальский. Именно северорусскому региону будет суждено принять эстафету государственного развития, и современная Россия является прямым потомком не киевской монархии, а ее владимирского ответвления.

Звезда Киева, «матери городов русских», закатилась по нескольким причинам.

Одна из них, самая важная – близость к Степи, где во второй половине XI века утвердилась новая могучая орда, которая не сумела завоевать Киев, но подорвала его силу. Северная Русь, до которой хищные половцы не добирались, жила безопасней и развивалась спокойней. Юг же беднел из-за разрухи и скудел людьми, которых угоняли в неволю.

Еще одним ударом по Киеву – не военным, а экономическим – стали крестовые походы, открывшие Западной Европе более короткий и удобный путь на Восток. Товарная магистраль «из варяг в греки», на которой и благодаря которой, собственно, возникло киевское государство, сделалась менее оживленной. Киев вырос и поднялся прежде всего как ключевой торговый и таможенный пункт; теперь это его значение заметно потускнело.

Момент, когда Киев утратил звание главного русского города, точно датирован: это произошло в 1169 году, ровно век спустя после первого большого нашествия половцев (1068 г.) и вызванного этой катастрофой раскола единой Руси.

Чтобы понять, как складывалась политическая история страны на протяжении бурного столетия между 1068 и 1169 г.г., нам понадобится подробнее изучить «половецкий фактор», который постоянно и активно влиял на ход внутрирусских событий, часто определяя их направление и исход.