Книга: Часть Европы. История Российского государства. От истоков до монгольского нашествия
Назад: Ольга
Дальше: Владимир
Святослав
Ранние годы
Правление Святослава было коротким и бурным. Это первый из киевских князей, годы жизни которого во всех энциклопедиях обозначены вполне уверенно: 942–972. Датировка взята из «Повести временных лет», однако этой точностью не следует обольщаться. Если Святослав прожил на свете всего тридцать лет, не очень понятно, как он мог оставить после себя трех сыновей, которые почти сразу после его смерти совсем не по-мальчишески сцепились в борьбе за власть. Считается, что действиями подростков управляли ближние бояре, соперничавшие между собой, однако средний из братьев лично участвует в бою и даже погибает. Известно также, что старший из Святославичей, Ярополк, в 969 году во время короткого возвращения отца в Киев получил в подарок греческую наложницу необычайной красоты (об этой женщине я расскажу позже). По версии летописи, в это время великому князю было 27 лет. Сколько же могло быть его сыну? Самое большее лет десять. Не рано ли для таких подарков?
Резоннее предположить, что «Повесть временных лет» обсчиталась в возрасте Ольгиного сына, и Святослав появился на свет не в 942 году, а несколько ранее. Тогда всё встает на свои места.
В том числе и описание первого боя, в котором участвовал маленький княжич. В 946 году, во время сражения с древлянами, он сидит на коне и бросает копье, подавая дружине сигнал к началу сражения. Как бы ни был резв и развит мальчуган, для четырехлетнего это все-таки чересчур.
Пускай по поводу даты рождения Святослава есть сомнения, зато это первый Рюрикович, про которого известно, как он выглядел. Подробный словесный портрет оставил византийский автор, видевший князя собственными глазами. «Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос – признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким». Благодаря этому описанию художники и скульпторы позднейших времен изображали Святослава примерно одинаково, лишь несколько путаясь в деталях «клока волос» – обычной стрижки варяжского конунга.
Святослав. Ф.Соловьев
Святослав. Памятник на острове Хортица
После страшной смерти Игоря жизнь его наследника оказалась под угрозой. Древлянский князь Мал, пожелавший взять вдову в жены, прямо заявил: «Святослава возьмем и сделаем ему, что захотим». С раннего детства мальчик привык к опасностям. Они его не страшили, а наоборот притягивали.
Несмотря на славянское имя, Святослав получил типичное воспитание викинга. Он рос в дружине, среди воинов. Его сызмальства готовили не к управлению страной, а к войне. Наставниками Святослава были воевода Свенельд (в сущности, предводитель банды варяжских разбойников) и дядька Асмольд, несомненно, того же поля ягода. Войдя в возраст, князь превзошел воспитателей своей воинственностью.
Летопись вновь упоминает о Святославе через девять лет после древлянского похода – когда рассказывает о неудачной попытке Ольги обратить сына в христианство. Запись отнесена к 955 году, однако из нее нельзя понять, когда именно произошла эта коллизия. Как мы знаем, Святослав на уговоры не поддался, а в начале 960-х годов он уже полновластный правитель государства. Времена мирного княжения Ольги уходят в прошлое.
Ничем кроме войны молодой князь не интересовался. «Когда Святослав вырос и возмужал, – рассказывает летопись, – стал он собирать много воинов храбрых, и быстрым был, словно пардус, и много воевал. В походах же не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел; не имел он шатра, но спал, постилая потник с седлом в головах, – такими же были и все остальные его воины». Пардусом, то есть барсом, Святослава прозвали за невероятную скорость передвижения его дружины. Не отягощенная обозом, она умела совершать длинные и быстрые марши. Чего стоит хотя бы молниеносный бросок с берегов Дуная к Киеву, когда понадобилось спасать столицу от печенегов. «Святослав вборзе въсед на кони с дружиною своею и приде къ Киеву, и целова матерь свою и дети своя» – а ведь это семьсот километров.
Так все десять лет своего княжения Святослав Игоревич и метался пардусом то на восток, то на юг.
Восточный поход
«Сей Князь, возмужав, думал единственно о подвигах великодушной храбрости, пылал ревностию отличить себя делами и возобновить славу оружия Российского, – пишет Карамзин. – Берега Оки, Дона и Волги были первым феатром его воинских, счастливых действий».
В сущности, кроме общего представления о «феатре» первого Святославова похода, мы не имеем об этой войне почти никакой информации. Летописные сведения крайне скупы, свидетельства иностранцев фрагментарны и противоречивы.
«Повесть временных лет» сообщает:
«В год 6472 (964)… И пошел на Оку реку и на Волгу, и встретил вятичей, и сказал вятичам: «Кому дань даете?». Они же ответили: «Хазарам – по щелягу с сохи даем».
В год 6473 (965). Пошел Святослав на хазар. Услышав же, хазары вышли навстречу во главе со своим князем Каганом и сошлись биться, и в битве одолел Святослав хазар, и столицу их Белую Вежу взял. И победил ясов и касогов.
В год 6474 (966). Вятичей победил Святослав и дань на них возложил».
Вот, собственно, и всё, что мы знаем. Остальное – предположения.
Восточный поход Святослава. М.Руданов
Очевидно, в первый раз проходя через земли славян-вятичей, которые до сих пор оставались независимыми от Киева и по-прежнему платили дань хазарам, Святослав решил не портить отношений с этим племенем. Если бы война оказалась неудачной, отступление через территорию вятичей могло стать опасным.
Главной целью похода была Хазария, очень ослабевшая за минувшее столетие, но все еще соперничавшая с Русью и к тому же державшая в своих руках ключ к волжско-каспийской торговле. Впрочем, Святослава, кажется, не очень интересовали торговые пути. Разгромив каганат и разграбив его столицу, князь двинулся дальше. Через некоторое время каган вернулся, и хазарское государство кое-как просуществовало еще некоторое время, пока не было окончательно добито князем Владимиром.
Ради чего Святослав повернул от хазарской Белой Вежи в Прикавказье и сразился с ясами (предками осетинов) и касогами (предками черкесов), не совсем понятно. В отличие от хазар, у этих народов поживиться было особенно нечем. Единственной целью, которая оправдывала бы этот поход, мог быть город Тьмутаракань, занимавший стратегически важную позицию у соединения Азовского и Черного морей. Историки спорят, с какого именно момента Тьмутараканское княжество стало русским. Возможно, это произошло вследствие успешной экспедиции Святослава.
На обратном пути в Киев князь завернул к вятичам и теперь, уже ничего не опасаясь, присоединил их к своей державе.
Есть довольно туманные сведения о том, что на каком-то этапе восточной войны (то ли до победы над хазарами, то ли после) Святослав также наведался в волжскую Булгарию, где взял и разорил столицу. Тем не менее булгарское государство устояло и держалось еще долго, вплоть до татаро-монгольского нашествия.
Трудно сказать, состояла ли эта война из отдельных сезонных кампаний или представляла собой один трехлетний поход. Если верно второе, то Святославу пришлось делать по пути зимовки, а общая протяженность маршрута превысила шесть тысяч километров.
Некоторые историки, изображая Святослава мудрым государственным деятелем, пытались найти для войны 964–966 г.г. стратегические причины, однако дальнейшие действия князя демонстрируют, что восточные земли его не интересовали. Единственным результатом грандиозного военного предприятия было присоединение вятической земли – этого Святослав легко достиг бы и куда меньшими усилиями. Остается предположить, что цель у войны была обычная варяжская: за добычей. Ну и прав, конечно, Карамзин, полагавший, что «бурный дух Святослава веселился опасностями и трудами».
Первый южный поход
Следующий повод «повеселиться опасностями» долго ждать себя не заставил.
«Повесть временных лет» излагает ход событий совсем уж лаконично:
«В год 6475 (967). Пошел Святослав на Дунай на булгар. И бились обе стороны, и одолел Святослав болгар, и взял городов их восемьдесят по Дунаю, и сел княжить там в Переяславце, беря дань с греков».
Из этого сообщения трудно что-либо понять. Однако на сей раз поход был в европейские края и попадал в зону византийских интересов, поэтому кроме русской летописи имеются и другие источники, проясняющие смысл этой войны. Известны и подробности.
Святослав Игоревич вмешался в давний конфликт между болгарским царством и империей, выступив на стороне последней.
У Константинополя в ту пору было две застарелых проблемы: на востоке арабская, на севере болгарская. При этом дунайские славяне были совсем рядом и сильно донимали греков. Последние сорок лет Византия была вынуждена платить Болгарии обременительную и унизительную дань. Новый император Никифор Фока (963–969) решил положить этому конец, тем более что болгарское государство начало приходить в упадок. Его элита, размягченная благами греческой культуры, утратила прежнюю воинственность, царь Петр был стар и немощен. Византия же недавно одержала ряд важных побед на Средиземноморье и вступала в период очередного подъема.
В конце 966 года, когда болгарские послы явились за обычной данью, император отказал им в оскорбительной форме – согласно хронике, велел бить по щекам и рёк: «Идите к своему вождю, покрытому шкурами и грызущему сырую кожу, и передайте ему: великий и могучий государь ромеев в скором времени придет к тебе и сполна отдаст тебе дань».
Сам базилевс идти в болгарские земли не собирался. Главным противником империи Никифор считал арабов, с которыми воевал всю свою жизнь, а по отношению к врагу менее опасному решил применить обычную византийскую тактику: уничтожить одних «варваров» руками других. Для этого императору и пригодился воинственный Святослав. Византия и раньше часто нанимала отряды киевских русов для участия в своих походах. Теперь речь шла о полноценном военном союзе.
Болгарский царь Петр славился благочестием и был канонизирован
К Святославу прибыло посольство во главе с патрицием Калокиром, вельможей из Херсонеса. Он доставил аванс – почти полтонны золота.
Вероятно, долго уговаривать киевского князя не пришлось. Тем более что Святослав получил от Калокира еще одно предложение, о котором Никифор не догадывался. По мнению византийских авторов, посол повел собственную игру – не только заключил с русским правителем антиболгарский союз, но и втянул Святослава в комплот, целью которого был захват престола. Никифор Фока был непопулярен в Константинополе, против него постоянно плелись заговоры, и Калокир надеялся русскими мечами добыть себе корону.
В 967 (или 968) году Святослав вторгся в Болгарию, не встретив серьезного сопротивления.
Город Переяславец находился в дельте Дуная и позволял контролировать стратегически важную область, к тому же населенную восточно-славянским племенем уличей, близким по культуре и говорившим на том же языке, что победители. Князь получил от греков «дань» (то есть, видимо, окончательный расчет за военную помощь), однако уходить обратно на Русь и не подумал.
Маловероятно, что оккупация Дуная входила в условия русско-византийского соглашения. Никифор Фока забеспокоился. Хроника сообщает, что он стал готовиться к оборонительной войне: укрепил столичный гарнизон, перегородил Босфор железной цепью и начал переговоры с болгарами, предлагая династический союз. Две болгарские царевны прибыли в Константинополь, чтобы сочетаться браком с сыновьями покойного императора Константина Багрянородного.
Назревала новая большая война, теперь между русскими и византийско-болгарским альянсом, но стратегическое преимущество было на стороне Святослава: он держал под присмотром царя Петра, а от Царьграда князя отделяло всего пятьсот километров – сущий пустяк для быстрого «Пардуса».
Южные походы Святослава. М.Руданов
В отличие от восточного похода, на Балканы Святослав явился не за добычей, а с явным намерением утвердиться в этом густонаселенном и богатом краю. Болгарией князь ограничиваться не собирался и рассматривал Переяславец как опорный пункт для дальнейшей экспансии. Об этом свидетельствуют слова, произнесенные Святославом перед смертью Ольги: «Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае – ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли – золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы». Если Святослав считал Переяславец серединой своих владений, значит, он собирался завоевать и земли, расположенные южнее, – то есть собственно Византию.
Величественный замысел киевского князя состоял в том, чтобы основать собственную империю. В 968 году из дунайского Переяславца эта задача должна была казаться Святославу вполне осуществимой.
Вынужденный перерыв
Однако история распорядилась иначе. В то самое время, когда завоеватель готовился к войне с Византией, из Киева примчался гонец с известием о нашествии печенегов. Как мы помним, старая Ольга корила сына, что он забросил отчизну и оставил мать и детей без защиты. Княгиня сумела хитростью отогнать кочевников от городских стен, но орда не ушла. Столице Руси по-прежнему угрожала опасность.
Пришло время подробнее рассказать о народе, который на протяжении двух веков был беспокойным соседом русских и доставил им много неприятностей.Как это часто бывало с восточными пришельцами, печенеги представляли собой пестрый конгломерат племен разного происхождения. Киевскому отроку, знавшему печенежский язык, удалось беспрепятственно пройти через стан осаждающих – это значит, что он, славянин или варяг, вполне мог сойти за своего.Вслед за многими раннеисторическими мигрантами из Азии, печенеги канули в прошлое, не оставив следов и письменных свидетельств. О некогда многочисленном и могущественном этносе мало что известно. Союз этот сложился то ли в VIII, то ли в IX веке где-то на просторах великой азиатской Степи. Язык, на котором разговаривали печенеги, был тюркским, огузской подгруппы. Название возводят к имени вождя Бече (иногда народ называли «беченегами»).Во второй половине IX столетия под натиском врагов – а может быть, спасаясь от сильной засухи – печенеги пересекли Волгу и принялись бродить по восточноевропейским пастбищам, выдавив оттуда угров.Сведений о жизни, быте и обычаях кочевого народа сохранилось мало. Известно, что печенеги были черноволосы, неузкоглазы, брили бороды; жили они в повозках; в бою рубились не кривыми саблями, а палашами. Еще византийский историк сообщает, что они «пожирали вшей», но в каком смысле – непонятно. Возможно, это фигуральное выражение, обозначавшее некую особенную степень дикости.Государства у печенегов не существовало, и создать его они не пытались. Не имели они и централизованной власти, а делились на восемь автономных орд, каждая состояла из пяти родов. Жили скотоводством и грабежом. Кажется, не любили утруждать себя лишней работой: не насыпали могильных курганов, а предпочитали «подселять» своих покойников в скифские захоронения, чем впоследствии сильно затруднили работу археологов.Печенежские нападения на русские земли поначалу были фрагментарны – видимо, кочевникам не хватало сил для серьезного нашествия. Но, сокрушив хазарский каганат, Святослав создал Руси новую большую проблему. В вакууме власти печенеги быстро окрепли и осмелели. Если хазары вели себя тихо и на русских не нападали, то новые хозяева степей не замедлили явиться прямо под стены Киева.Преемникам Святослава с этими грозными соседями придется еще горше. Печенеги не только грабили торговые караваны у днепровских порогов, но постоянно нависали над восточными рубежами Руси. Во времена князя Владимира укрепленная граница проходила всего в двух днях пути от Киева.В середине ХI века остатки печенегов были разбиты русскими и изгнаны новыми пришельцами из Азии – половцами (мы увидим, что Русь от смены одного восточного врага на другого ничего не выиграла). Печенеги разбрелись на запад и на юг, затерялись меж другими народами. Считается, что от печенежского корня происходят современные гагаузы и балкарцы.
Прервав южный поход, «Пардус» спешно вернулся на Русь. Летопись говорит, что он «прогна печенегы в поле, и бысть мирно». Кажется, обошлось без кровопролития. Более того, Святославу, очевидно, удалось сговориться с ордой о союзе. Когда князь вернется на Дунай, печенеги отправятся с ним.
Однако, хоть Святославу не терпелось продолжить завоевание Юга, пришлось задержаться в Киеве.
Согласно летописи, Ольга попросила дождаться, пока она умрет, и сильно сына не обременила – скончалась три дня спустя. Но и в следующем, 970 году, мы находим Святослава все еще на родине. Он озабочен административным обустройством русских земель. Сам править ими не собирается – у него более честолюбивые планы, но хочет распределить области между сыновьями.
Старшего, Ярополка, сажает в Киеве. Второго, Олега, делает древлянским князем. В это время прибывают новгородские послы, тоже просят себе князя. Ярополк с Олегом на север отправляться не хотят, но у Святослава есть еще один сын, статусом пониже (его мать – рабыня). Новгородцев устраивает и такой князь, лишь бы собственный. К каждому из юных (а может быть, и малолетних) правителей приставляется боярин, главный советник.
Лишь разделив земли между своими отпрысками и обеспечив преемственность власти, Святослав с войском отправляется обратно на Дунай.
На этом его русское княжение, собственно, заканчивается. Больше Святослав в Киев не вернется.
Второй южный поход
С большим войском, в которое кроме русских воинов входили печенежские и венгерские отряды, Святослав вернулся в Болгарию (по нашей летописи, это произошло в 971 году, по византийским источникам – в 970-м).
Но ситуация там коренным образом изменилась.
Старый царь Петр отрекся от престола. Болгары восстали против оккупационных властей и захватили Переяславец. Святославу пришлось с ними биться, и на этот раз победа далась ему гораздо труднее, чем в предыдущий раз. У стен Переяславца «бысть сеча велика», которую русские чуть не проиграли. В самый отчаянный момент сражения Святослав был вынужден обратиться к дружине с увещеванием (он был выдающимся военным оратором): «Уже нам зде пасти. Потягнем мужьскы [явим же мужество], братье и дружино!».
Русские все-таки одолели, а затем захватили город. Болгария вновь была покорена.
Казалось бы, Святослав сумел полностью вернуть утраченные позиции. Теперь он был готов приступить к главному: войне с Византией. Из Переяславца князь отправил грекам послание: «Хощю на вы ити и взяти город вашь, яко и сий».
Однако за минувший год перемены произошли не только в Болгарии. В Константинополе появился новый император, и повел он себя не так, как прежний.
Царица как переходящий приз
В более чем тысячелетней истории византийских династий фигурирует несколько ярких, а выражаясь мелодраматически, роковых женщин. Одна из самых поразительных femmes fatales Константинополя – императрица Феофано.Эта пелопонесская гречанка была дочерью простого трактирщика. «Самая прекрасная, обольстительная и утонченная женщина своего времени, одинаково выделявшаяся своей красотой, способностями, честолюбием и порочностью», – аттестует ее современник Лев Диакон.Царевич Роман, юный наследник Константина Багрянородного, воспылал к красавице такой страстью, что сочетался с ней браком, невзирая на гнев отца. Вскоре после этого император скончался. Ходили слухи, что его отравила невестка, дабы поскорее возвести мужа на престол (впрочем, сплетни подобного рода сопровождали эту женщину всю жизнь).Так Феофано стала императрицей в первый раз. Молодой базилевс оказался никчемным правителем. Он так бурно прожигал жизнь, что в 26 лет умер от истощения. А может быть, не умер, но был опять-таки отравлен. Уж очень быстро Феофано оказалась женой следующего венценосца – императрицей во второй раз.Никифор (то есть «Победоносец») Фока считался самым выдающимся полководцем своего времени. Он вернул империи Крит и Кипр, успешно воевал в Сирии и Малой Азии. Правда, новый муж Феофано был немолод и безобразен. «Большеголовый карлик с крошечными кротовьими глазками», пишет про него современник. Это был грубый и суровый солдат, который собирался навести в державе порядок и устрашить врагов Византии.Но управлять империей труднее, чем командовать армией. Мы видели, как неудачно Никифор попробовал решить болгарскую проблему, в результате накликав на Византию еще худшую беду. Страна была базилевсом недовольна.И тогда Феофано задумала стать императрицей в третий раз. Она взяла в любовники полководца Иоанна Цимисхия, который приходился Никифору племянником.Иоанн, как и дядя, не отличался статью («Цимисхий» означает «Коротышка»), но был хорош собой, энергичен, решителен. Он слыл непобедимым в схватке воином и превосходным военачальником. С помощью Феофано осуществить переворот было нетрудно – императрица помогла заговорщикам проникнуть в царскую опочивальню.В первый миг убийцы решили, что замысел не удался, – постель была пуста. Но затем увидели, что Никифор спит на полу. Неприхотливому вояке так было привычней. Иоанн снес императору голову собственной рукой. (На гробнице Никифора потом высекут надпись: «Ты завоевал всё кроме женщины»).Однако Цимисхий оказался хитрее своих предшественников. Он не пожелал стать игрушкой в руках опытной интриганки и заточил Феофано в монастырь. В третий раз императрицей она так и не стала.Теперь у Святослава появился достойный противник.
Реконструкция наряда византийской императрицы (XIX век)
События русско-византийской войны 970–971 г.г. описываются «Повестью временных лет» и греческими авторами по-разному.
У русского летописца дело выглядит так, что побеждал все время Святослав, у византийцев – что верх раз за разом брал Цимисхий. Судя по исходу войны, доверять, пожалуй, следует грекам. К такому выводу еще двести лет назад пришел и Карамзин: «В описании сей кровопролитной войны Нестор и Византийские Историки не согласны: первый отдает честь и славу победы Князю Российскому, вторые Императору – и, кажется, справедливее: ибо война кончилась тем, что Болгария осталась в руках у Греков, а Святослав принужден был, с горстию воинов, идти назад в Россию: следствия, весьма несообразные с счастливым успехом его оружия! К тому же Греческие Историки описывают все обстоятельства подробнее, яснее, – и мы, предпочитая истину народному самохвальству, не должны отвергнуть их любопытного сказания».
Не будем его отвергать и мы. Но сначала давайте посмотрим, как излагает ход событий «Повесть временных лет», в тексте которой тоже немало любопытного. Вероятно, прав С.М.Соловьев, предположивший, что в основу летописи легли устные рассказы русских дружинников, «которые, передавая об одних подвигах своих, умолчали о неудачах».
Начинается описание войны с того, что греки присылают к Святославу послов: «Невмоготу нам сопротивляться вам, так возьми с нас дань и на всю свою дружину и скажи, сколько вас, и дадим мы по числу дружинников твоих». При этом сдаваться без боя базилевс вовсе не намерен и просто хочет выведать точную численность русского войска. Но не на того напали хитрые греки. Святослав увеличивает размер своей армии вдвое – говорит, что у него двадцать тысяч воинов. Однако эта цифра не пугает византийцев. Они выводят в поле стотысячную армию.
Увидев, сколь многочисленны враги, дружина приходит в ужас, и Святослав воодушевляет ее очередной речью: «Нам некуда уже деться, хотим мы или не хотим – должны сражаться. Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мертвым не ведом позор. Если же побежим – позор нам будет. Так не побежим же, но станем крепко, а я пойду впереди вас: если моя голова ляжет, то о своих сами позаботьтесь». В последующие века эту хрестоматийную орацию на Руси цитировали чуть не перед каждым сражением, а слова «мертвые сраму не имут» стали у нас главной военной максимой.
«И исполчились русские, и была жестокая сеча, и одолел Святослав, а греки бежали», – утверждает летопись. Князь двинулся прямо на Царьград, разоряя мелкие города, «иже стоять пусты и до днешьнего дне».
Дальше повествование приобретает явно сказочный вид, используя один из кочующих с древности фольклорных сюжетов. Испуганный император собирает своих «бояр» на совет: как быть? Решают испытать Святослава на алчность – посылают ему в дар золото и шелка. Но князь даже не смотрит на эти подношения. Тогда император отправляет Святославу в подарок оружие – и такому дару князь очень радуется. Вернувшись к царю, послы говорят: «Лют будет муж этот, ибо богатством пренебрегает, а оружие берет. Соглашайся на дань».
После этого летописец ни о каких военных действиях уже не рассказывает, а лишь описывает мирные переговоры, в результате которых Святослав получает от византийцев богатую дань, подписывает с ними мир и отправляется назад, на родину. Дается в «Повести» и пересказ этого договора, датированного 14 июля 971 года. Там Святослав клянется Перуном и Велесом никогда больше не воевать с Византией.
То есть, в изложении русского летописца, война выглядит обычным – притом удачным – походом за добычей. Цель достигнута, дань получена, можно с честью отправляться восвояси. Только почему-то больше не упоминается о том, что Переяславец – середина Святославовых земель.
Не совсем так рассказывают о противостоянии византийские авторы. Их двое – Лев Диакон и Иоанн Скилица. Первый был очевидцем и непосредственным участником событий; второй описывал их без малого век спустя, очевидно пользуясь документами и другими ныне утраченными источниками. Эти повествования во многом совпадают и отчасти дополняют друг друга. Если выкинуть явные преувеличения и натяжки, картина войны предстает следующим образом.
Греки преследуют русских. Миниатюра из хроники Иоанна Скилицы
Весной 970 года Святослав вторгся на византийскую территорию с армией, к которой кроме печенегов и венгров присоединились покоренные болгары. Перейдя через Балканы, князь взял Филиппополь (современный Пловдив) и оказался всего в 120 километрах от Константинополя. Здесь, под Аркадиополем, состоялось генеральное сражение. Греческим войском командовал Варда Склир. Святослав потерпел поражение, причем печенежский отряд его многонационального воинства был истреблен полностью. От идеи захвата византийской столицы пришлось отказаться. Русские отступили назад, к Дунаю.
Не могу здесь удержаться от того, чтобы не привести оценку этого похода главным советским историком Б.А. Рыбаковым – в качестве примера того, как губительна для исторической науки (а бывает, что и комична) всякая идеологическая предвзятость и сиюминутная политическая конъюнктура.Мысль о том, что русское войско даже тысячу лет назад могло просто взять и проиграть сражение, для высокопатриотичного историка недопустима. «Печенеги и венгры, входившие в русско-болгарское войско, дрогнули», – пишет Рыбаков, тем самым давая понять, что русские и даже болгары «дрогнуть» никак не могли. Исследование писалось в годы большой советско-болгарской дружбы, поэтому ученый вообще старается обойти тему завоевания Русью болгарского царства. Академик пишет о Святославе: «…Его действия на Дунае и за Балканами были проявлением дружбы и солидарности с народом Болгарии, которому Святослав помогал отстаивать и свою столицу, и своего царя, и политическую самостоятельность от посягательств Византии». По-моему, это настоящий шедевр политической тактичности.
Развить успех византийцы не смогли, потому что Цимисхий был вынужден перекинуть войска в Малую Азию, где восстали сторонники свергнутого императора Никифора.
На некоторое время в русско-византийской войне наступило затишье.
В болгарской столице Великом Преславе под присмотром русского гарнизона сидел новый царь Борис. Сам Святослав обосновался в Переяславце, продолжая совершать набеги на византийские земли.
Так продолжалось до апреля 971 года, когда Иоанн Цимисхий наконец решил положить этому конец. Он лично возглавил большую армию, а Дунай запер флотом из 300 кораблей, чтобы русские не могли уйти. Император рассчитывал уничтожить неприятеля без остатка.
Задача оказалась трудновыполнимой. Преслав греки захватили, русский отряд оттуда изгнали, взяли в плен болгарского царя, но потом надолго застряли у крепости Доростол (современная Силистрия), к которой Святослав стянул свои основные силы.
После трехмесячной осады, в которой обе стороны понесли большие потери, произошла упорная битва. Победителя она не выявила. Когда Святослава ранило стрелой, русские отступили в крепость, но и греки были обескровлены.
Византийские авторы сообщают ряд любопытных подробностей об осаде Доростола. Лев Диакон утверждает, что русские хорошо сражаются в пешем строю, а искусством кавалерийского боя совсем не владеют. (В это можно поверить, учитывая, что варяги изначально не конные воины, хотя непрерывные стычки с кочевниками должны были научить киевских воевод основам кавалерийской тактики). Не умеют русы и противостоять метательным машинам византийцев. «Каждый день от ударов камней погибало множество скифов», пишет историк. Зато в рукопашной схватке они неостановимы: «Росы, которыми руководило их врожденное зверство и бешенство, в яростном порыве устремлялись, ревя, как одержимые, на ромеев».После битвы осажденные на глазах у врага устроили тризну с человеческими жертвоприношениями. «И вот, когда наступила ночь и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили несколько грудных младенцев, а также петухов, топя их в водах Дуная».
Тризна после битвы у Доростола. Г. Семирадский
После такого кровопролития обе стороны были рады заключить мир. Император уже не надеялся уничтожить русских без остатка; Святослав понял, что Болгарии он не удержит.
Условия мира были почетными: уцелевшие воины брали с собой захваченную добычу и даже получили от греков в дорогу продовольствие; торговля между Киевом и Константинополем восстанавливалась.
И всё же победу в этой войне несомненно одержала Византия.
Империя не только отразила нападение с Севера, но и расширила свои владения, покорив прежде враждебную Болгарию. Святославу же пришлось отказаться от планов основать державу с центром на Дунае.
Возможно, через некоторое время воинственный князь собрал бы новую силу и опять попытался осуществить свое намерение, однако его дни были сочтены.
Герой или авантюрист?
Летопись повествует, что Святослав не смог добраться до Киева, ибо у днепровских порогов его поджидали печенеги. Князь был вынужден зимовать в степи, и в стане русских «бысть глад велик», так что за конскую голову давали по полгривне серебра. Весною Святослав все-таки тронулся в путь, решив прорваться, но пал в неравном бою. Печенежский вождь Куря сделал из черепа убитого князя чашу для вина. (Этот зловещий ритуал существовал у степных народов с незапамятных времен – его придерживались еще Геродотовы скифы).
Чаша из черепа. Тибет.
В том, что печенеги устроили русским засаду, летопись обвиняет переяславцев, которые якобы предупредили кочевников, что добычи у Святослава много, а людей мало. Если так, вряд ли болгар можно осуждать – князь приходил к ним с войной дважды и, вполне вероятно, явился бы снова. Некоторые историки подозревают в коварстве Цимисхия – это тоже вполне возможно и было бы в привычках византийской дипломатии. Но, думается, печенеги и без подсказки сообразили бы, что им выпадает отличный способ поживиться. Не исключено также, что степняки жаждали мести, – ведь их сородичи, поверившие Святославу и пошедшие с ним на Константинополь, все полегли в сражении под Аркадиополем.
Почему князь не обошел пороги на конях, как советовал ему старый Свенельд, понятно – все лошади были съедены в голодную зиму. Неясно вот что: как вышло, что Ярополк за всю зиму не нашел возможности прислать из Киева подмогу отцу? Можно предположить, что сын не очень-то желал, чтобы великий князь вернулся – тогда пришлось бы уступить ему престол. К тому же в летописи нет сведений о каких-либо попытках отомстить Куре за убийство отца и глумление над его останками. Там просто сказано: «Нача княжити Ярополк» – и всё, как будто ничего особенного не произошло. Более того – несколько лет спустя, во время междоусобной войны, Ярополк раздумывает, не отправиться ли ему за помощью к печенегам, то есть явно не держит на них зла.
Финал Святослава, в общем, логичен. Именно так и должен был окончить свои дни этот неукротимый и неугомонный воин.
Это первый из русских князей, который сквозь строки летописи и византийских хроник предстает перед нами не персонажем легенды, а реальной личностью с определенными чертами характера.
Он был архетипическим «человеком войны». Из точно такого же теста были слеплены многие завоеватели разных эпох и стран – от Александра Македонского до Карла XII Шведского.
Святослав был мрачен, аскетичен, безжалостен к себе, умел воспламенять сердца воинов правильно подобранными словами, но при этом не признавал никакой рисовки. У греческого историка Иоанна Скилицы описан эпизод, красноречиво демонстрирующий разницу между двумя видами храбрости – театральной греческой и суровой варяжско-русской. «Видя, что скифы сражаются с большим жаром, нежели ранее, император был удручен потерей времени и сожалел о ромеях, переносящих страдания мучительной войны; поэтому он задумал решить дело поединком. И вот он отправил к Сфендославу посольство, предлагая ему единоборство и говоря, что надлежит решить дело смертью одного мужа, не убивая и не истощая силы народов; кто из них победит, тот и будет властителем всего. Но тот не принял вызова и добавил издевательские слова, что он, мол, лучше врага понимает свою пользу, а если император не желает больше жить, то есть десятки тысяч других путей к смерти; пусть он и изберет, какой захочет. Ответив столь надменно, он с усиленным рвением готовился к бою…».
Они все-таки встретились, но не в схватке, а уже после заключения мира. То, как проходила эта встреча, тоже многое объясняет о Святославе.
Цимисхий явился к берегу реки пышно разодетый, в сопровождении златолатных телохранителей. Русский князь сидел в лодке, почти неотличимый от других гребцов. Только белая рубаха была чище, чем у остальных, да в ухе висела золотая серьга с рубином и двумя жемчужинами.
Но восхищаться доблестью и личной скромностью Святослава легко. Гораздо труднее дать адекватную оценку его княжению.
Святослав встречается с Цимисхием. К.Лебедев
Те отечественные историки, кто был озабочен не столько фактами, сколько их «правильной» интерпретацией, писали о Святославе Игоревиче восторженно. Так было и в царские, и в советские времена.
Генерал Нечволодов славил не только «великого Святослава», но и его вполне разбойничью дружину: «Это были настоящие сыны своей великой Родины и преданные друзья и слуги своего князя». Академик Рыбаков, придерживавшийся совершенно противоположной идеологии, тоже называет правление Святослава «блистательным».
Я же склонен согласиться с Карамзиным: «Святослав, образец великих Полководцев, не есть пример Государя великого: ибо он славу побед уважал более государственного блага и, характером своим пленяя воображение Стихотворца, заслуживает укоризну Историка».
Укорять Святослава, пожалуй, не за что – он был совершенно естественным порождением своей эпохи и воинственного варяжского воспитания, но приходится констатировать, что жертвы, подвиги и походы этого выдающегося полководца были напрасны.
Первая попытка российского государства превратиться в транснациональную империю окончилась крахом. Следующая произойдет очень нескоро, много столетий спустя.
