38. Большие перемены

В августовских боях на Западном фронте Германия была окончательно разгромлена. Последняя ее ставка на взятие Парижа и выгодный мир оказалась бита. Войска держав Согласия наступали, доламывая врага. Исход мировой войны уже ни для какой «ориентации» не мог вызывать сомнений. 29 сентября капитулировала Болгария, 30 октября – Турция, 3 ноября – Австро-Венгрия.

И большевики не могли не отдавать себе отчет в том, что должно было произойти. И для них, и для их противников казалось само собой разумеющимся, что после поражения Центральных держав Совдепия окажется лицом к лицу со всем мировым сообществом. Одна против всего мира. Никто ведь не мог предположить, что западные демократии поведут себя совершенно иначе. Выход большевики видели только один. И делали ставку на свою старую козырную карту – мировую революцию. Надо заметить, что не без оснований. Симптомы шатаний и усталости в армиях были общими. Еще в 17-м произошли крупные беспорядки во французских частях, некоторые полки даже пытались двинуться на Париж, но выступление было энергично подавлено Клемансо. В частях ввели военно-полевые суды, зачинщиков мятежей расстреляли, в столице арестовали свыше тысячи человек, в том числе несколько министров. Революция не состоялась.

Не все ладно было в войсках Центральных держав, тем более что большевики почти год усердно заражали своей пропагандой возвращаемых австро-германских пленных и оккупационные силы. Осенью эта работа резко усилилась. Полпред в Берлине Иоффе развил бурную подрывную деятельность в самой Германии, активизируя левые социалистические группировки, почти в открытую разлагая армию и народ, в случае революции беззастенчиво обещая из России продовольствие и другие блага, в которых нуждались немцы. Лихорадочно меняла курс и Германия. Наконец-то взяло верх крыло, утверждавшее, что с Совдепией пора кончать. Дьявол, выпущенный из бутылки спецслужбами, уже ничем не мог быть полезным Германии, сохраняя всю опасность для нее.

Последнее имперское правительство принца Макса Баденского уже в конце октября повело линию на разрыв с большевиками. Распоясавшегося Иоффе выдворили, отозвав своего посла из Москвы. Разрабатывался план в ближайшие недели разорвать Брестский договор, благо поводов Советы давали достаточно, двинуть войска с Украины и Прибалтики, занять Москву, Петроград и сбросить коммунистов. План сулил колоссальный выигрыш. Немцы стали бы для всей России освободителями от кошмара. В послевоенной Европе Германия приобретала сильного союзника, обязанного ей свободой и своим существованием, что могло значительно компенсировать стратегические потери грядущего мирного договора, да и смягчить условия мира.

Планам не суждено было сбыться. Последовало не просто поражение, а через революцию, грянувшую 6 ноября. Вильгельм отрекся от престола и выехал в Нидерланды. Власть перешла к социал-демократической Директории во главе с Эбертом, параллельно которой образовалась вторая власть – Революционный комитет. В войсках стали возникать солдатские советы. Правда, Эберт оказался позубастее Керенского или учел русский опыт, не дал Германии скатиться в пропасть. Восстание левых («спартакидов») в Берлине было решительно подавлено верными войсками, а вожди немецкого большевизма К. Либкнехт и Р. Люксембург были однажды найдены в канаве убитыми неизвестно кем. Тем не менее, былая Германия рухнула.

Совершился катаклизм мирового масштаба. Изменилось не просто соотношение сил. В считанные недели изменилась до неузнаваемости карта мира. Одним махом, как в калейдоскопе. В зоне германской оккупации возникли новые государства Эстония и Латвия в дополнение к уже существовавшим под германским протекторатом Литве, Украине, Польше (Россия признала независимость Польши в 17-м, при Временном правительстве). Теперь Польша впитала территории из состава Германии, Австро-Венгрии и России.

Австро-Венгерская империя развалилась. На ее месте образовались несколько государств – Австрия, Венгрия, Чехословакия, Западно-Украинская Народная республика (Галиция) – из австро-венгерских земель, населенных украинцами (охватывала нынешние Тернопольскую, Львовскую, Ивано-Франковскую области и часть Польши). Хорватия, Босния, Словения и Герцеговина отошли к Сербии. После объединения с союзным королевством Черногория и присоединения Македонии, аннексированной у Болгарии, образовалось королевство СХС (сербов-хорватов-словенцев), позже – Югославия.

Турция, также стоящая на грани развала, а кроме того, запятнавшая себя чудовищными преступлениями (такими, как армянский геноцид 1915 г., когда были вырезаны 2 млн. человек), согласно Мудросскому договору подлежала расчленению. Из нее выделялись самостоятельные Ирак, Сирия, Ливан, Палестина. А сама Турция делилась пополам по реке Кызыл-Ирмак На восток от нее должно было образоваться армянское государство, включающее нынешнюю Армению и Восточную Анатолию, а на запад от реки устанавливались зоны союзного контроля – Франции, Италии и Великобритании.

Правящая партия младотурков пыталась удержать Восточную Анатолию, сколачивая здесь добровольческие части и сформировав правительство. Против него начали войну Грузия и Армения, развернули наступление на юг и разгромили неустойчивые войска неприятеля. Армяне заняли Каре, грузины – Ардаган и Артвин. Младотурецкое правительство было арестовано и выслано на Мальту. А Грузия с Арменией в декабре начали войну между собой. Азербайджан, опасаясь, что ему аукнется теперь союз с Турцией, переориентировался на Англию и вел с ней переговоры. А Нури-паша, турецкий командующий, в Азербайджане, поступил вообще оригинально. Из верных солдат он сколотил двухполковую бригаду и пошел на север. Недолго думая, оседлал железную и шоссейные дороги, связывающие Северный Кавказ с Закавказьем в том месте, где Кавказский хребет приближается к Каспийскому морю, и принялся царствовать здесь, в крепости Джарги-Капы. Задерживал все поезда и караваны, взимал с них дань, пропускал или не пропускал по своему выбору. Когда с севера или с юга его собирались бить, уходил в горы, а потом возвращался и продолжал «воевать» по-прежнему.

Интересен факт, что правящий в Турции триумвират партии «Иттихад» Энвер-паша, Джемаль-паша и Талаат-паша – за преступления против человечества был приговорен международным трибуналом к смертной казни. Заочно, т. к все лидеры бежали. Министр внутренних дел Талаат – в Германию, инкогнито (был там убит армянским боевиком). Военный министр Джемаль – в панисламистский Афганистан. Неоднократно приезжал в Россию, встречался с Фрунзе и Куйбышевым. (И убит был во время такого визита, тоже армянским боевиком). А главный военный преступник, премьер-министр Энвер, бежал в Совдепию, попросил политического убежища. Встречался с Лениным и даже получил разрешение заниматься политической деятельностью – в 1920-м участвовал в конгрессе народов Востока, выступал там, отмечая заслуги Советской России, освободившей мусульманские народы на своей территории от «имперского гнета».

Окончание мировой войны резко изменило и картину гражданской войны в России. С одной стороны, поражение Германии и Турции открыло доступ союзникам в Черное море. Закончилась изоляция Добровольческой армии, теперь она получила возможность регулярных сообщений с Европой, Сибирью, русским Севером. Белые войска могли получить материальную помощь. Появились реальные надежды на то, что мировое сообщество поможет освобождению России от большевизма. С другой стороны – это были еще только надежды. А фактически австро-германские войска, хотя и в своих собственных интересах, охраняли от коммунизма и Украину, и западные области, поддерживали там внутренний порядок Теперь эта охрана исчезала. Оккупационные войска стремительно разлагались. Деникин вспоминает, что группа немецких офицеров обратилась к нему с просьбой о зачислении в Добровольческую армию! Они просто испытали на себе то же, что русские офицеры в 17-м, и поняли необходимость борьбы с большевизмом, независимо от национальности… Огромные территории с уходом германцев оставались беззащитными.

Вопрос об интервенции Антанты в России довольно сложен с юридической, политической и исторической точек зрения. Особенно, если учесть, что никакой интервенции, собственно, и не было. Концепция «расчленения» России иностранцами является, конечно, домыслом коммунистических историков. Англо-французский меморандум Бальфура о разделе «сфер влияния», на который они обычно ссылаются, касался финансовых вопросов. В нем лорд Бальфур писал: «Если французы возьмут на себя задачу финансирования антисоветских сил на Украине, то мы могли бы изыскать деньги для других. Несомненно, что США присоединятся к этому процессу».

На основе этого меморандума 23.12.17 было заключено соглашение: «… Зоны влияния, предназначенные каждому из правительств, будут следующими: английская зона – территория казаков, территория Кавказа Армения, Грузия, Курдистан. Французская зона – Бессарабия, Украина, Крым. Общие расходы будут определяться и регулироваться межсоюзническим централизованным органом».

Но в 1917 г. отделенные фронтами, связанные войной, союзники об оккупации думать не могли. А потом говорить о каком-то расчленении было бы просто глупо – Россия уже сама собой расчленилась на множество частей.

До ноября 18-го года все действия стран Согласия были подчинены ходу мировой войны. После Бреста Совдепия стала фактическим союзником Германии, обеспечивая ее ресурсами для продолжения войны и возвращая пленных солдат, что абсолютно противоречит нормам нейтралитета. Поэтому высадка десантов в Мурманске, Архангельске, Владивостоке была вполне закономерной – чтобы отгруженное в эти порты громадное количество военных материалов не уплыло к врагу. Кратковременная высадка в Баку – чтобы преградить путь к нефти туркам. Да и декорум законности обычно соблюдался. В Мурманске – по соглашению с местным совдепом, в Баку – по приглашению Баксовета, в Закаспии правительства Фунтикова. Когда восстал чешский корпус, то опять же к нему обратилось за содействием, правительство КомУча. «Законность» же этих правительств была если не большей, то и не меньшей, чем коммунистического.

Не стоит забывать, что и большевики для решения «внутренних» вопросов широко использовали иностранные войска, наемников-латышей, китайцев, отряды из бывших немецких и венгерских пленных. И было их отнюдь не мало. В Сибири, на Урале в белогвардейских боевых донесениях часто пишется о «германо-большевистских» войсках. А на некоторых участках, например, под Никольск-Уссурийском в боях против казаков и чехов, такие «интернационалисты» составляли подавляющее большинство красных сил.

Но вот мировая война закончилась, и со второго плана на первый выплыл вопрос отношения к России. Точнее – к той каше, что творилась на ее территории. Предпосылки к вмешательству были. Первая – международная опасность коммунизма. Напомним, что тогда он главной целью ставил мировую революцию, и лидеры Совдепии отнюдь не скрывали этого. Большевизм сам по себе являлся сильнейшим источником военной опасности. Самые умные люди за рубежом видели это. Военный министр Великобритании У. Черчилль призывал «задушить коммунизм в его колыбели». (Сейчас эта фраза уже не кажется такой кровожадной, как раньше, правда?) В справке восточного отдела французского Генштаба говорилось: «Если Антанта хочет сохранить плоды своей победы, добытой с таким трудом, она должна сама вызвать перерождение России путем свержения большевизма и воздвигнуть прочный барьер между этой страной и Центральными державами. Интервенция, преследующая эту цель, является для нее жизненно необходимой».

А вот американский президент Вильсон выражался уже более округло: «Яд большевизма только потому получил такое распространение, что является протестом против системы, управляющей миром. Теперь очередь за нами, мы должны на мирной конференции отстоять новый порядок, если можно добром, если потребуется – злом».

Таких прозорливых, как Черчилль, было меньшинство. В основном коммунистическая опасность рассматривалась не как глобальный, а как сиюминутный фактор. А кому она угрожала непосредственно? Англии, если заразит ее зоны влияния в Азии. Франции – лишь косвенно, если коммунизм перекинется во взбаламученную Германию. США эта опасность не угрожала. Да и вообще США из «второсортных» только-только вошли в ряд ведущих мировых держав, еще не освоившись в этой роли. С точки зрения непосредственной опасности была и альтернатива – просто не пускать большевизм к себе, окружить его прочным барьером дружественных стран-сателлитов.

Вторая предпосылка вмешательства: Россия, как-никак, входила в содружество Антанты. Речь шла о помощи государству, связанному союзными договорами с теми же Англией, Францией, США О помощи, как при стихийном бедствии, да и союзники были многим России обязаны. Ценой огромных потерь она неоднократно спасала их от разгрома и в 14-м, и в 15-м, и в 16 годах, оттягивая на себя немецкие войска. Русские экспедиционные корпуса воевали во Франции, на Балканах и в составе британских войск в Персии – это же не было интервенцией. Белые правительства Колчака и Деникина, считая себя правопреемниками России, полагали в полном праве рассчитывать на ответную помощь. Даже не бескорыстную! У Колчака находился золотой запас, которым он мог расплачиваться. Да и у Германии союзники отобрали 320 млн. руб. золотом, выплаченных ей большевиками в счет контрибуции по Брестскому договору.

Но с точки зрения Большой Политики для Франции восстановление России было безразлично. После разгрома Германии она в сильном союзнике на континенте вроде не нуждалась, разве что на будущее. А для Великобритании усиление России было просто вредным, мешая ее влиянию на Балканах и Ближнем Востоке. Зато развал России давал возможность усилить это влияние, охватив им и зону Прибалтики. Глава британского правительства Ллойд-Джордж прямо заявлял в парламенте: «Целесообразность содействия адмиралу Колчаку и генералу Деникину является тем более вопросом спорным, что они борются за единую Россию. Не мне указывать, соответствует ли этот лозунг политике Великобритании. Один из наших великих людей, лорд Биконсфилд, видел в огромной, могучей и великой России, катящейся подобно глетчеру по направлению к Персии, Афганистану и Индии, самую грозную опасность для Британской империи».

Вмешивался мощный парламентский фактор. В демократической коалиции Запада парламенты играли определяющую роль, а в парламентах Англии и Франции значительную часть составляли социалисты. Пока шла война, они помалкивали, а потом подняли гвалт, требуя от своих правительств невмешательства во «внутренние русские дела», отзыва солдат с чужой территории и запрещая «военщине» мешать «социальному эксперименту в России».

Для большевиков положение стало двояким. С одной стороны – реальный страх перед вторжением Антанты. С другой стороны, вторжение грозило только в перспективе. А пока замаячила другая перспектива, голубая большевистская мечта – мировая революция! Уже 5.11, получив известие о событиях в Германии, Ленин писал: «Необходимо направить все усилия для того, чтобы как можно скорее сообщить это немецким солдатам на Украине и посоветовать им ударить на красновские войска».

Ну это, предположим, было из области фантастики. Не настолько уж идейными революционерами были немецкие солдаты (как и большинство русских солдат в 17-м), чтоб с войны идти на войну. Но ведь имелись и собственные войска. К этому времени у коммунистов были уже не прошлогодние группировки по нескольку тысяч штыков, а полуторамиллионная Красная армия. И была она уже не прошлогодними партизанскими разгуляй-бандами. Укреплялась дисциплина, большинством армий и фронтов уже командовали опытные офицеры и генералы, привлеченные кто по мобилизации, под угрозой расстрела, а кто и по карьерным или идейным соображениям.

И продолжалась мобилизация, чтобы перенести новый кошмар войны в Европу Ленин писал: «Армия в три миллиона должна у нас быть к весне для помощи международному рабочему движению».

Немедленно после революции в Германии большевики разорвали Брестский договор. A 26.11 ЦК РКП(б) принял постановление о переходе в наступление на всех фронтах.

Большевики боялись интервенции панически. Направь на них Антанта войска, все было бы быстро кончено. Могла ли Красная армия выдержать серьезное столкновение с кадровыми, хорошо обученными и вооруженными войсками? Опыт боев с немцами и даже с нищими добровольцами показал – нет. Сами красноармейцы заявляли, что не могут же они воевать против целого мира. Но вместо интервенции, вместо решительного удара большевики в январе 19-го получили неожиданный подарок Совета Десяти (Совета держав-победительниц) – предложение провести при посредничестве союзников мирную конференцию на Принцевых островах в Мраморном море с участием советского и всех белогвардейских правительств. Для установления мира и гражданского согласия в России… Это после всех ужасов и злодеяний, учиненных коммунистами! Наверное, трудно придумать большую нелепость, большее доказательство слепоты и непонимания русской действительности. Естественно, большевики ухватились за эту идею с радостью! Да они к любому миру с иностранцами были готовы, любой «второй Брест» могли подписать, только бы у власти остаться!

Ну а белые правительства Колчака, Деникина, Чайковского, естественно, от любых переговоров с этой нечистью отказались. Чем дали повод тем же западным парламентам поднять новую волну протестов, поскольку теперь советская сторона выглядела миролюбивой и гуманной, а белая – злобной кликой фанатиков, не принявших жеста доброй воли. И, наконец, Советом Десяти в Париже в апреле 1919 г. было принято решение о невмешательстве в русские дела… Иностранные войска выводились из России, а те, что оставались, не принимали участия в боях. Несли гарнизонную службу, вроде нынешних наблюдателей ООН. Мюнхен не был первым опытом умиротворения агрессора. Задолго до него была Парижская конференция, отдавшая «для предотвращения войны» на растерзание большевикам Россию.

Помощь Белому Движению была – все же были и у него сторонники среди политиков. Да и упомянутые уже факторы – угроза большевизма соседям, опасность для Антанты русско-немецкого сближения – не сбрасывались со счетов. Но размеры этой помощи сильно преувеличивались советскими историками т. к иначе было бы невозможно объяснить, как «горстка эксплуататоров» могла несколько лет сражаться против всего «народа» и побеждать его. Помогали снабжением, хотя и далеко в недостаточных размерах. Для союзников это было не столь уж обременительно. После войны остались огромные запасы, которые не окупали расходов по своему хранению и подлежали срочной ликвидации. В общем, можно сказать, что западные державы проявили полнейшее непонимание России, поразительную слепоту и безалаберность. Пользы существенной не принесли, зато дров наломали…