50. Чарторыйск и Стрыпа

Россия выходила из кризиса не сразу. Благодаря масштабным мобилизациям Поливанова вооруженные силы достигли 4,5 млн. человек, но винтовок имелось лишь на 1,2 млн. Две трети армии скопились в запасных частях и на тыловых работах. Русские заводы довели производство до 70 тыс. ружей в месяц, 850 тыс. купили по разным странам. Постепенно вооружались и подходили на фронт пополнения. Войска, растянувшиеся от Румынии до Балтики, строили позиционную оборону. Русские хорошо умели это делать, а после германских ударов солдаты не ленились, трудились на совесть. Оборудовали 2–3 укрепленные полосы, каждая из 3–4 траншей полного профиля с пулеметными гнездами, блиндажами, проволочными заграждениями. Немцы и австрийцы, отправив часть войск против сербов, тоже укреплялись.

Но в Полесье между Юго-Западным и Западным фронтами остался промежуток в 60 км. Германцы, стоявшие против 8-й армии возле Луцка, решили занять более выгодное положение. В октябре продвинулись севернее вдоль р. Стырь и вошли в городок Чарторыйск. Брусилову это очень не понравилось. Отсюда могли ударить в правый фланг. В 8-ю армию к этому времени прислали подкрепления, формировался новый 40-й корпус, и не из ополченских, а из «старых» дивизий, 2-й и 4-й стрелковых. Брусилов предложил нанести удар первыми. Докладывал, если ему выделят дополнительные силы, можно разгромить северный фланг австро-германского фронта и прорваться на Ковель — в этом случае придется отступать всей неприятельской группировке на Украине.

Но Иванов в успех не верил и резервов не дал. Он все еще переживал, как же спасти Киев? За 300 км от фронта, возле Днепра, затеял строительство грандиозных оборонительных полос. Так увлекся, что принялся строить даже мосты через Днепр: вдруг и Киев удержать не получится, придется отступать на Левобережную Украину? Что ж, коли так, Брусилов поставил армии более скромную задачу. Улучшить свои полиции перед зимой и затруднить зимовку немцам, выбить их из местечка Колки, Чарторыйска и еще ряда населенных пунктов.

16 октября загрохотала артподготовка. 30-й корпус Зайончковского двинулся в наступление на Колки. Но здесь шли бои еще в сентябре, противник успел капитально зарыться в землю, удалось захватить лишь передовые окопы, разбитые нашими снарядами. Зато севернее, под Чарторыйском, немцы только начали укрепляться. 40-й корпус генерала Воронина сумел скрытно выдвинуться через леса и болота. Враг не ждал, что с этого направления на него могут напасть. Русские внезапно ринулись через р. Стырь и обрушились на неприятеля.

Прорвали позиции, несколькими колоннами врезались в расположение немцев, углубились на 20 км, взяли Чарторыйск. 14-я германская дивизия была полностью разгромлена, а 1-й Гренадерский Кронпринца полк уничтожили совсем, кто не погиб, тот сдался. Разгромили их так быстро и неожиданно, что немецкое командование не сразу об этом узнало. В Чарторыйск еще двое суток приходили обозы, приказы и почта для уже не существующих частей. 4-я дивизия Деникина двинулась дальше во вражеские тылы. Резервов у австрийцев и немцев не было. Когда опомнились, начали срочно выдергивать полки из разных соединений и перебрасывать к прорыву.

Но и у Брусилова резервов не было, развить успех оказалось нечем. Командующий смог прислать лишь одну ополченскую дивизию. Австрийцы пошли в контратаку, она не выдержала и побежала. А дивизия Деникина очутилась в бедственном положении. Наступая, 4 ее полка оторвались друг от друга. А против них собралось 15 австрийских полков, наседали с разных сторон, влезли в промежутки между частями, захватили хутора между ними, оттесняя русских в леса. Командир полка Марков кричал по телефону: «Очень оригинальное положение. Веду бой на все четыре стороны. Так трудно, что даже весело!» Потом и телефонная связь прервалась. Ночь дала передышку, но Деникин понимал — утром противник сорганизуется, навалится, и дивизия погибнет. Ему пришла в голову неожиданная идея. Чтобы собрать свои разбросанные части и ошеломить врага, он приказал возглавить атаку дивизионному оркестру, играть марш.

Видевший это полковник Сергеевский описывал: «Неприятным было пробуждение австрийцев, заночевавших в злополучных хуторах. Только начало светать, как леса кругом них ожили. И ожили каким-то невероятным для войны XX века образом. С севера гремел, надвигаясь все ближе и ближе, русский военный оркестр. На западе и юге ему вторили полковые трубачи. И когда на опушку с трех сторон одновременно стали выходить русские колонны, австрийская бригада стояла в строю впереди деревенских домишек, подняв вверх руки. Стрелковый оркестр прошел, продолжая играть, вдоль фронта врага, поворачивая на восток, по дороге на Чарторыйск. Галопом наскочил на австрийское начальство полковник Марков. «Церемоньялмарш! — скомандовал он австрийцам. — Нах Чарторыйск!» Вражеские части дисциплинированно повернулись и… зашагали в плен. Чарторыйск остался за русскими. Немцы и австрийцы две недели кидались в контратаки, но вернуть его не смогли.

Обе стороны старались прикрыть свой северный фланг, обойти противника. Выдвигали небольшие подразделения в глубь Полесья. Они сталкивались между собой, пытались как-то закрепиться. Подтягивались более крупные силы. И обнаружилось, что в болотах тоже можно воевать. Они подмерзли. Солдаты и офицеры придумывали особые способы фортификации. Под грунтом была вода, но наваливали бревна, засыпали землей, окопы и траншеи получались выше поверхности. Через топи пробрасывали мосты, гати. Потом направляли подразделения еще глубже в леса. Точно так же с севера продвигались войска 3-й армии Западного фронта и немцы, противостоявшие им. В конце ноября у с. Кухотская Воля они встретились с частями 8-й армии. Фронт стал сплошным.

А в декабре наши войска предприняли последнюю попытку спасти Сербию и Черногорию. План Алексеева, совместно с союзниками ударить по Австро-Венгрии и Болгарии, был похоронен, но Армия особого назначения уже сформировалась. Ее командующий Щербачев предложил другой вариант. Передать армию на Юго-Западный фронт, обеспечить значительный перевес на одном участке и проломить его — так же, как противник в Горлицком прорыве. К наступлению подключатся другие армии, неприятелю придется оставить в покое сербов и экстренно гнать свои контингенты против русских. Алексеев поддержал Щербачева. Армии вместо «особого назначения» вернули 7-й номер, перевозили в Подольскую губернию и вводили между 9-й армией Лечицкого и 11-й Сахарова.

Атаковать предстояло 7-й и 9-й. Но главнокомандующий фронтом Иванов и его начальник штаба Саввич заведомо объявили, что дело кончится провалом, вмешались в разработку операции. Фронт уже имел крупные резервы, 2 корпуса. Ударным армиям их не дали — вдруг противник отразит наступление и рванет на Киев? 11-й и 8-й армиям приказали активных действий не предпринимать, пока 7-я не добьется успеха. А чтобы неприятель не снимал войска с их участков, производить «демонстрации артиллерией» и «поиски разведчиков», но при этом жестко беречь снаряды. Брусилов возражал, что это ничего не даст, предлагал устроить настоящую демонстрацию наступления — артподготовку, атаку. Ему запретили.

Щербачев безупречно подготовил удар. Австрийцы так и не засекли, что против них появилась свежая армия. Наступления от «побежденных» русских, да еще зимой, не ожидали. Понастроили блиндажей и землянок, чтобы зимовать с возможными удобствами. Расслабились, собирались встречать Новый Год. А перед самым праздником обрушился шквал русской артиллерии. Огонь был умело направлен, накрывал позиции и выявленные по дыму жилища. Армии Щербачева и Лечицкого устремились вперед. В течение 3 дней овладели 3 линиями укреплений, захватили 20 тыс. пленных. Продвинулись на 20–25 км, вышли на рубеж р. Стрыпа. Войска 3-й и 7-й австрийских армий были разбиты, фронт прорван…

Но замели сильные метели, завалили все снегом. Орудия замолчали, через заносы к ним не могли подвезти снаряды. Застрявшие в сугробах пушки не могли перетащить на новые позиции. Солдаты наступали по пояс в снегу. Выбивались из сил, были мокрыми от пота, и их прохватывало морозом. 6 января Щербачев был вынужден отменить атаки. А австрийцев и немцев, конечно, не обманули артиллерийские налеты на участках 11-й и 8-й армий. Они поняли — русские тут наступать не собираются. Стали перебрасывать войска к месту прорыва. Брусилов доложил об этом Иванову, снова предлагал атаковать, но ему подтвердили прежний приказ.

А между тем на Стрыпе неприятель начал ожесточенные контратаки. Дрались в штыковых, высоты по несколько раз переходили из рук в руки. Враги так же, как и русские, не могли подтянуть артиллерию и несли огромные потери, тонули в снегах, обмораживались. Пленный германский офицер, поляк по национальности, заявил князю Радзивиллу: «Немцам пришел конец! Держитесь! Да здравствует Польша!» Теперь спохватился и Иванов. Получалось, что верная победа сходит на нет по его вине. Послал Щербачеву резервы, требовал возобновить наступление, наконец-то приказал атаковать Брусилову. Но было уже поздно.

Противник успел собрать против 7-й и 9-й армий крупные силы, построил новые линии обороны. А наша артиллерия израсходовала запас снарядов, да и на внезапность больше рассчитывать не приходилось. Фронт на Стрыпе замер. Сербам помочь не сумели. Русские войска потеряли 50 тыс. убитых, раненых, обмороженных и пленных. Немцы и австрийцы — столько же. Иванов и Саввич обвиняли в неудаче Щербачева, он обвинял их. Впрочем, наступление было неудачным как раз по русским меркам. Где-нибудь во Франции подобные результаты сочли бы фантастическими! С начала позиционной войны Жоффру и Френчу еще ни разу не удалось прорвать фронт. Их продвижение ограничивалось цифрами не 20–25, а 3–5 км, и при потерях, вдвое-втрое больше, чем у русских…

Поздней осенью и зимой продолжались бои и на Балтике. Англичане тут оказали небольшую, но реальную помощь, прислали несколько подводных лодок. Одна из них, Е-8, потопила у Либавы германский броненосный крейсер «Принц Адальберт». Но вступали в строй и русские новейшие субмарины типа «Барс», созданные по проекту инженера Бубнова, они стали лучшими в мире. Наши моряки умело пользовались финскими шхерами, в обход минных полей проникали в Ботнический залив, нарушали перевозки германских грузов из Швеции. А Колчака назначили командующим морскими силами Рижского залива, произвели в контр-адмиралы.

Большой отряд неприятельских кораблей остановился в порту Виндава (Вентспилс). Колчак заблокировал его минами — погибли крейсер и несколько миноносцев. Хотел сделать то же самое у Либавы и Мемеля, но в пути подорвался русский миноносец, его удалось спасти, оттащили на буксире в свою гавань. Выходили и на «охоту», уничтожали неприятельские транспорты, сторожевики. Один из офицеров вспоминал о Колчаке: «Три дня мотался с нами в море и не сходил с мостика. Бессменную вахту держал. Щуплый такой, а в деле железобетон какой-то! Спокоен, весел и бодр. Только глаза горят ярче. Увидит в море дымок — сразу насторожится и рад, как охотник. И прямо на дым. Об адмирале говорят много, говорят все, а он сосредоточенный, никогда не устающий, делает свое дело вдали от шумихи. Почти никогда не бывает на берегу, зато берег спокоен». К концу 1915 г. немцы потеряли на Балтике в 3,4 раза больше боевых кораблей и в 5,2 раз больше транспортов, чем наш флот.

Германское командование отлично знало, что на годовщину «кровавого воскресенья» большевики наметили массовые беспорядки. В этот самый день, 9 (22) января, когда в Питере выплеснулись толпы манифестантов, ударила артподготовка в Латвии, немцы полезли в наступление на Ригу и Двинск. Но части Северного фронта встретили их мощным огнем, все атаки захлебнулись. Плеве приказал контратаковать. Покосив наступающих, наши солдаты погнались за ними, захватили их собственные позиции и землянки. Немцы остались на морозе под открытым небом. Долбили мерзлую землю, чтобы окопаться, а их расстреливали русские пулеметы и артиллерия. Вывозили тысячи обмороженных и раненных, зарывали убитых и замерзших.

Увы, это была последняя победа Плеве. В отличие от Рузского, он отпусков по состоянию здоровья не брал, работал на износ и сломался. Тяжело занемог, и его не стало. Северный фронт возглавил генерал от инфантерии Алексей Николаевич Куропаткин. История обошлась с ним несправедливо. Это был великолепный военачальник. Под началом Скобелева сражался в Болгарии и Туркестане, был у него начальником штаба. Одним из первых понял особенности современной войны, на японской строил позиционную оборону, и именно за это его поносили как «бездарность». Обескровил в оборонительных боях японскую армию и сберег свою, подготовил ее к решительному наступлению — которое не состоялось.

Был уволен в отставку, а когда началась Мировая война, подал рапорт, просил вернуть в строй на любую должность. Умело командовал корпусом, после Плеве принял 5-ю армию, а теперь и фронт. Годы опалы и травли сделали свое. Очевидцы писали, когда он приезжал в Ставку, это был «маленький, старый генерал, усердно кланявшийся всем, даже молодым полковникам». Но и на японской, и на Мировой солдаты его беззаветно любили. Он считал главным заботиться о них. Лично обходил землянки и траншеи, не брезговал заглядывать в ротные котлы, заниматься устройством бань, лазаретов. Следил, чтобы бойцы ни в чем не терпели недостатка. Заботился и о том, чтобы войска не несли лишних потерь.

Враг теперь находился в пределах Российской империи, и на разных уровнях — в Ставке, в штабах фронтов, в войсках, рождалась идея организовать партизанское движение. Предполагали, что основу отрядов, как в 1812 г., составят казаки. В октябре 1915 г. при Ставке был создан штаб походного атамана казачьих войск, им стал великий князь Борис Владимирович, начальником штаба полковник Богаевский (впоследствии — атаман Войска Донского). Разрабатывалось наставление для партизан, было сформировано 50 отрядов численностью от 65 до 200 человек.

Но и в пехотных, кавалерийских дивизиях, по собственной инициативе создавались группы «охотников». На Двине они ночью или под покровом метели уходили по льду за реку, уничтожали немецкие дозоры, снимали часовых, забрасывали гранатами блиндажи и уходили назад. Осенью и в начале зимы несколько удачных рейдов провели кубанский партизанский отряд есаула Шкуро, донской подъесаула Быкадорова, уральский подъесаула Абрамова. В Полесье отличились оренбургские казаки капитана Ларионова. Проходили в неприятельские тылы через замерзшие болота, внезапно нападали. Однажды погромили расположение двух полков, другой раз ворвались в поселок Нобель и захватили штаб германской дивизии.

И все же развернуть партизанскую войну не удалось. Она бывает эффективна только в глубоких тылах, на коммуникациях. А в 1915 г. враг захватил лишь приграничные районы, они оставались прифронтовой зоной, были насыщены войсками. В таких условиях местное население не могло подключиться к борьбе. На вылазки из-за линии фронта противник обратил внимание, повысил бдительность. Пути, по которым пробирались партизаны, перекрывались, оборона уплотнялась. Проникать в тылы становились все труднее. Отряды несли потери в стычках. Некоторые просочились на неприятельскую территорию и не смогли выбраться, были уничтожены. Весной 1916 г. партизанские отряды расформировали. Но группы «охотников» остались, вошли во вкус дерзких операций. На Северном фронте они и весной, и летом ходили за Двину на лодках, вплавь. Все так же во вражеских траншеях рвались по ночам гранаты или утром не могли найти исчезнувших часовых.