В феврале 1935 года состоялся I съезд колхозников-ударников, присутствовавший на съезде товарищ Сталин произнес речь, которую тут же законспектировали сидящие в зале:

– Женщины в колхозах – большая сила. Держать эту силу под спудом, значит допустить преступление. Наша обязанность состоит в том, чтобы выдвигать женщин в колхозах и пустить эту силу в дело.

Волею предыдущего красного правителя – В. И. Ленина – женщины уже пускались «в ход» на дело укрепления революции; на сей раз бабья сила «спонадобилась» в колхозах, на укреплении народного хозяйства советской страны.

Дореволюционная Россия, как известно, по большей части (на 82–85 %) состояла из крестьянского населения, но годы Гражданской войны, разрухи, а затем и голода подкосили быт и сельский уклад привычного существования. В 30-х годах ХХ в. началась плановая индустриализация страны и коллективизация сельского хозяйства. И тот и другой процессы требовали огромного количества рабочей силы. Решение, как всегда, нашлось: с преступной большевистской смелостью партия создала в деревне невыносимые условия голода и крайней нищеты, потому мужчины вынуждены были направиться на заработки в города на фабрики и заводы, оставив в деревне женщин и детей.

Разоряемые своим государством деревни оставались без кормильца-крестьянина так же легко, как незадолго перед тем остались без крепкого хозяйственника, хозяина, получившего по милости красных презрительную кличку «кулак». Между прочим, словарь Даля толкует это слово (помимо основного значения) как: «жидомор, перекупщик, переторговщик, маклак, прасол, сводчик, особенно в хлебной торговле, на базарах и пристанях, сам безденежный, живет обманом, обсчетом, обмером (…)»; в царские времена маклаками чаще всего выступали евреи (слово маклак – еврейского происхождения), так что прибравшим власть к рукам недолго нужно было искать словцо для определения врага хотя бы по той причине, что в перекупщиках-обманщиках и царизм видел зло, с ними царские чиновники старались бороться. Но только большевики смогли придать в общем-то обычному слову классовое содержание, наполненное ненавистью.

Для новой власти, чтоб удержаться, нужен был сильный рычаг, и даже не просто сильный, а самый мощный, доселе невиданный рычаг воздействия на столь огромное количество насельников. И подобным фактором подавления инакомыслия стал продовольственный вопрос. Тот, у кого в руках хлеб, – у того и вся полнота власти, – диктовал свои правила политической игры товарищ Ленин.

Еще до революции 1917 г. в статье «Удержат большевики государственную власть» В. И. Ленин дает четкие пояснения: «Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность являются… в руках полновластных Советов самым могущественным средством учета и контроля». А уже в мае 1918-го, когда никакого голода еще и в помине не было, указывает дальнейшие действия, необходимые для удержания власти и контроля ситуации: «Товарищи рабочие! Если нельзя взять хлеб у буржуазии обычным методом, то надо взять его силой. Надо бороться за хлеб! И мы призываем вас к этой борьбе! Записывайтесь в ряды продовольственных отрядов! Оружие и необходимые средства будут даны вам! …Кулак – бешеный враг советской власти! Либо кулаки перережут бесконечно много рабочих, либо рабочие беспощадно раздавят восстание кулацкого грабительского меньшинства народа. Середины тут быть не может! Миру не бывать! Кулака легко и можно помирить с помещиком, царем и попом, даже если они поспорили, но с рабочим классом никогда! И потому бой против кулаков мы называем последним решительным боем!»

В силу того, что кто имеет и распределяет продовольствие, тот и властвует, хлебная монополия с последующим изъятием продовольствия у крестьянства (так называемая продразверстка) стала главным средством удержания власти.

Но кто станет добровольно отдавать плоды своего нелегкого труда, – весь хлеб практически до последнего зернышка на нужды неведомо кого и во имя непонятно чего?! Так участь крестьянина, который не желает отдать продовольствие, была решена. В большевистской стране с врагами не церемонятся: хозяйствующий крестьянин, объявленный эксплуататором и кулаком, зачисляется в класс буржуазии и подлежит уничтожению.

Бред сумасшедшего гения Ульянова-Ленина был услышан; его преступные подельники усмотрели выгоду в этом чудовищном призыве, помогающем им удержаться. Гарантией закрепления во власти большевиков могло служить лишь уничтожение исконно русского народа, а также других народов, населяющих территорию бывшей Российской империи, их быта, уклада жизни, моральных приоритетов, расхищение и присвоение их ценностей и богатств.

«Кулак – бешеный враг советской власти!» – с таким политическим ярлыком долго не протянешь; и вот уже миллионы разоряемых крестьянских семей с женщинами и детьми отправляют в самые гиблые места, на необжитый Север, в тундру и тайгу, где сказочно богатые места, которые кто-то должен осваивать, разрабатывать, должен научиться добывать все богатства, «эксплуатировать недра», – ВСЕ на укрепление и обогащение новой власти новосозданной кровавой страны Советов.

«По моим подсчетам (вероятно, неполным), – поделился известный историк Дмитрий Волкогонов, – под раскулачивание попали 8,5–9 миллионов русских мужиков, их жен, детей, стариков. Около четверти погибли в первые месяцы после раскулачивания, еще четверть – на протяжении года». Это ли не холокост русского народа?! Но судьбы миллионов крестьян-спецпоселенцев, «раскулаченных» Советами, канули в небытие… И нет больше силы, чтобы указать миру на эти чудовищные преступления против личности, против нации… Русские – с приходом большевиков – утеряли внутренний стержень, на котором зиждется разумение о национальной принадлежности и самоидентификации.

С 1920-х годов, когда в общество был вброшен лозунг ликвидации кулачества как класса, были разорены и сосланы миллионы крестьянских семей. А вместе с ними и некий мифический придаток, также состоящий из миллионов душ мужчин, женщин и детей – прозванный подкулачники. Русское крестьянство с верхушкой и средним слоем кануло в бездну; остались те, кому удалось, меняя место за местом, прячась от большевиков, красных комиссаров и их соглядатаев, после множества испытаний приспособиться к обстоятельствам; попав в разряд бедноты, отрекаясь от всего «старорежимного», люди прикидывались неграмотными, сторонниками политических новшеств, буквально во всем согласными с новыми властями. Кстати, существовала еще и такая категория, как «полупомещики», упомянутая в Постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) «О выселении раскулачиваемых» (вышло с грифом «Совершенно секретно» 30 января 1930 года).

Большевистская верхушка обладала несомненным талантом выдумывать врагов внутри государства и вовне, давать им характеристики, исполненные лютой классовой ненавистью и даже показывать их визуально на многочисленных плакатах! Распространяя клевету на поставленных в ряд врагов представителей отечественного крестьянства, большевики вместе с тем предлагали остальному сельскому населению воплотить в жизнь программу под громким слоганом: «Земля – крестьянам!» (собирая затем эту «розданную» властями землю в единые хозяйства – колхозы и совхозы).

Тем, кто был раскулачен и выслан, также доставалась… новая земля; всех, кто выжил после переселения в сибирскую глушь, партия использовала хуже рабов. Люди попадали в необжитые районы, где были вынуждены заниматься строительством, вырубать лес под будущие поселки, настилать гати, строить дороги, возводить комендатуру и сельсовет для начальства. Тогда как сами – с семьями и детьми – словно звери, сооружали землянки под жилье. Но, даже не успев обустроиться, едва прибыв на место, спецпоселенцы получали задание на раскорчевку земли под пашню; им выдавался обязательный план на посев и сдачу зерна государству. Так, в Нарымском крае в 1931 г. было раскорчевано под сельскохозяйственные цели 6 тыс. га; на 1932 г. предлагалось раскорчевать 55,4 тыс. га. Из постановления СНК от 20 апреля 1933 года: «Вменить в обязанность ОГПУ посеять в местах расселения нового контингента осенью 1933 г. и весной 1934 г. разных полевых и огородных культур 420 тыс. га, из них в Западной Сибири – 180 тыс. га, в том числе озимой ржи осенью 1933 г. в Западной Сибири 47 500 га». И это-то на еще необжитых землях, имея лишь примитивные орудия труда… да, велика большевистская мысль, славны дела коммунистической партии… Спецпоселенцы обживали не только Сибирь и крайний Восток России, но и бескрайние степные районы Средней Азии.

Одним из наказаний членов семьи репрессированных было лишение их избирательных прав (прописано в том же Постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) «О выселении раскулачиваемых» от 30 января 1930 г.) Таких людей называли лишенцами. Лишенцы не могли поступить в вузы, им предназначалась одна дорога – получать рабочую специальность (в лучшем случае). Но не только этим ограничивалось пренебрежение к «недостойным» быть зачисленными в славные ряды строителей коммунизма. Любопытно письмо комсомольца Мельчукова, обращающегося к товарищу Сталину за дозволением… жениться на девушке, как бы случайно причисленной к лишенцам. Подобных писем к высшему советскому и партийному руководству в Государственном архиве Российской Федерации имеется множество. Прочтем его, чтобы прочувствовать зловещее дыхание времени.

«Тов. Сталин!

Я член ячейки ВЛКСМ № 1 ст. Бурное, Джувалинского района, Виктор Николаевич Мельчуков. Писал Вам спешное письмо с приложением своей автобиографии 18-го апреля и второе тов. Молотову 12.IV.31 г., но ответов не получил. Письмо мое было следующего содержания: «Я хотел жениться на одной девушке (дочери раскулаченного), выселенного из пределов Нижне-Волжского края в наш Джувалинский район. По прибытии ссыльных я познакомился с Власовой, на которой я и хочу жениться. Гуляя с ней, я узнал, что Власова не лишенка и что она жила не с родителями, а работала в пром. колхозе на Трикотажной фабрике, на что имеет расчетные книжки, как документы. Узнав все это, я поставил в известность партийную и комсомольскую ячейки, которые не имели претензий, и дали мне разрешение. Я с этим разрешением обратился к коменданту эшелона выселенцев тов. Борищеву, который был вдребезги пьян и он ответил мне следующее: «Тебя что сейчас посадить или же после». Но я на этом не остановился и стал просить свое, тогда комендант сказал: «Зайди ко мне в 8 часов вечера, я с тобой поговорю». Дождавшись 8 часов вечера, я пошел к этой пьяной роже, еще не совсем проспавшейся, то он был уже не один, а с уполномоченным ГПУ тов. Гасановым, которые сказали: «Позови ту гражданку, на которой хочешь жениться, а мы посмотрим списки и поговорим с тобой». Позвав ее, мы вошли к коменданту. Комендант посмотрел списки и сказал, что: «Власову отпустить не могу, так как она является выселенкой, кулачкой нашего лагеря». Если у вас есть справки, что Власова не лишенка, тогда я могу ее отпустить. Но, к сожалению, у Власовой не было этих справок. Мы с Власовой запросили сельсовет и колхоз, откуда она была выслана. Нам прислали справки, которые я к этому письму прикладываю. С этими справками я снова обратился к начальнику лагеря тов. Малинову и коменданту Борищеву, но они мотивировали следующим: мы отпустить самостоятельно не можем, так как находимся в распоряжении ответственного уполномоченного ОГПУ тов. Ломакина, но и не возражаем, судя по документам. Съезди в район к Ломакину, возьми от него разрешение, тогда мы отпустим Власову. Написали мне отношение в аппарат тов. Ломакину и я ездил, но там Ломакина не захватил, а был у его заместителя. Заместитель, прочитав отношение, сказал, что пускай Власова пишет заявление начальнику лагеря с приложением документов. Начальник передаст нам, а мы отправим в гор. Чимкент в сектор ГПУ на разбирательство, а тогда можешь жениться.

Так вот, таким образом, эта волокита продолжается около 2-х месяцев, а результатов нет. Власову держат в лагере.

Неужели на 14-м году существования Советской власти ходить от одного к другому искать, кто хозяин этой невинной девушки. Мы не для того растем! Наши отцы за что воевали, добиваясь себе и нам свободы, а выходит, это так, как было прежде. «Итти к помещику или барину за разрешением на право вступления в брак».

И вот такое положение заставляет переживать очень многое.

Тов. Сталин! Неужели это все так же будет продолжаться, как у хороших бюрократов в этих низовых аппаратах и органах. Эта вся низовая начальствующая власть даже не обращает внимание на этот вопрос, а смеется, да запугивает только одним «арестуем», «исключим», «выгоним». Я думаю, что мы не для того растем, чтобы нас сажали, да исключали, а для того, чтобы завершить вместе с нашей партией ВКП(б) начатое тернистое дело нашего вождя В. И. Ленина и положить конец буржуазии всего мира. Неужели дожили до того, что нельзя жениться на такой же гражданке как и все другие. Так вот, я посылаю копии присланных документов для того, чтобы вы разобрали это дело и дали точное указание по поводу сложившихся обстоятельств. И думаю, что вы не откажете мне в этом и поможете выйти из этого скверного положения.

С ком. приветом – В. Мельчуков. /19.V.31 г. /Мой адрес: ст. Бурное, Турксиб ж.д. «Союзхлеб»».

История не оставила нам ответа: смог ли комсомолец уговорить вождя всех народов вернуть его «невинной девушке» права, в том числе и право выйти замуж по любви. Сложно вообще представить, как менялась психика женщины, по воле государства попавшей в столь чудовищные условия проживания, где вынуждена была не только исполнять обязанности нещадно эксплуатируемой рабыни, но и оставаться женой, матерью, подругой. Что происходило с психикой девочек, вырванных из привычного мира и взрослеющих в вакууме ненависти, презрения и непосильного труда? Какими они вернулись в «счастливое советское общество», в «общество равенства, дружбы, братства»? Пережившие репрессированную сексуальность, они вливались в общество, привнеся в него особенности (совершенно не изученные современными медиками и психиатрами – как массовое явление).

История репрессий над крестьянством, история «кулацких ссылок» заканчивается по завершении Второй мировой войны. Последние кулаки, полупомещики и подкулачники, которые оставались на поселениях, были освобождены Постановлением Совета Министров СССР № 1738-789сс от 13 августа 1954 г. «Про снятие ограничений по спецпоселению с бывших кулаков и других лиц». Спецкомендатуры на местах еще существовали до 60-х годов ХХ века.