19. «Мрак и туман»
Миллионы пленных, ошалело, а нередко и с облегчением поднявших руки в 1941 г. и полагавших, что война для них окончилась, вымерли в первую же осень и зиму. Вымерли от болезней, холода и голода в неотапливаемых бараках, на голых полях, огороженных колючей проволокой. Нацистские лидеры спохватились позже. Война непредвиденно затягивалась, призывались новые контингенты, в промышленности и сельском хозяйстве остро не хватало рабочих рук. А тут вдруг миллионы молодых мужчин погибли впустую!
28 февраля 1942 г. Розенберг сетовал в письме к Кейтелю: «Судьба русских военнопленных в Германии – есть трагедия величайшего масштаба. Из 3 млн 600 тыс. пленных лишь несколько сот тысяч еще работоспособны. Большинство из них истощены до предела или погибли из-за ужасной погоды». Вопиющую бесхозяйственность признавал и Гиммлер. В одном из выступлений перед высшими чинами СС он говорил: «В то время мы не ценили многочисленные людские ресурсы, как ценим их сегодня в качестве сырья, в качестве рабочей силы. То, о чем не следует сожалеть, мысля категориями поколений, но что нынче представляется неразумным в смысле потери рабочей силы, то есть гибели пленных десятками и сотнями тысяч от истощения и голода».
В марте 1942 г. был отменен приказ Кейтеля, разрешающий «как правило» уничтожать пленных на месте. Вместо этого вышел другой приказ – клеймить пленных, как рабов. Детально и хладнокровно уточнялось, что клеймо в виде буквы V должно выжигаться каленым железом на правой ягодице. Вместо пули и голода пленным теперь предстояло умирать от непосильного труда на голодном пайке (из советских пленных, захваченных в годы войны, до победы дожила лишь шестая часть). Что же касается возникшего дефицита рабочей силы, то для его восполнения имелись способы, опробованные еще в Первую мировую. Немцы стали угонять в рабство мирных граждан. Заместитель начальника политического департамента Остминистериума Бройтингам докладывал: «Сейчас сложилось парадоксальное положение, когда мы вынуждены набирать миллионы рабочих рук из оккупированных европейских стран после того, как позволили, чтобы военнопленные умирали от голода, словно мухи».
Во всех захваченных советских городах объявлялась обязательная регистрация молодежи, ее брали на заметку и обязывали явиться в назначенный день. Набивали в эшелоны и под охраной отправляли на запад. Часть «остарбайтеров» (т. е. «восточных рабочих») попадала на завод или фабрику. Другие – в домашнюю прислугу, на фермы. Сохранились многочисленные свидетельства, как добропорядочные немецкие хозяева держали прислугу в сараях, кормили отбросами. Как фермеры по вечерам, после рабочего дня, в присутствии собственных жен и детей деловито пороли русских девушек за те или иные провинности [98]. Как на беглецов целой деревней организовывали охоты с собаками.
Тем, кто попадал на заводы, приходилось еще хуже. Например, на предприятиях Круппа трудились тысячи пленных и «остарбайтеров». Заводской врач Эйгер описывал, что все они жили в жутких условиях, «более других страдали татары и киргизы. Они гибли как мухи от плохих условий проживания, низкого качества и недостаточного количества пищи, непосильной работы без отдыха. Даже снабжение водой для них иногда прекращалось на срок от 8 до 14 дней…»
В последующие годы западными державами и отечественными либералами распространялось обвинение, будто Советская Россия «предала» своих пленных, отреклась от них. Не подписала Женевской конвенции, и из-за этого русским приходилось гораздо хуже, чем пленным других национальностей, они не могли получать помощи через Красный Крест, а при возвращении домой их ждал только ГУЛАГ. Все это грубая пропагандистская ложь. Причем родилась она не в 1941 г., а в 1914-м, когда воюющими странами правили не Гитлер и Сталин, а Вильгельм II и Николай II! Уже тогда содержание русских пленных было гораздо хуже, чем западноевропейских, они не получали ни писем, ни посылок через Красный Крест, их гоняли на тяжелые работы и внушали, будто родина от них отказалась, а при возвращении домой их ждет Сибирь. В данном случае дело было совсем не в Сталине, не в советской системе, а в попытках сломить душу пленных. Одни и те же методы использовались и в царское, и в коммунистическое время.
Кстати, утверждение о поголовном осуждении всех наших солдат и офицеров, побывавших в плену, – тоже вранье. Тех, кто сумел бежать или был освобожден при наступлении наших войск, действительно подвергали проверкам. Мурыжили по нескольку недель, а то и месяцами. Но ведь шла война, а противник подобным способом порой засылал своих агентов. Почта ходила медленно – пока доставят запросы к местам прежней службы и жительства, пока на них ответят. Но если от мифов о ГУЛАГе обратиться к реальным послужным спискам фронтовиков, то можно увидеть – почти все, кому посчастливилось выбраться из неволи, снова возвращались в строй. Да и Родина вовсе не отрекалась от воинов, попавших в плен. В ноябре 1941 г. Молотов через нейтральные страны заявил официальный протест против истребления русских военнопленных в германских лагерях. В апреле 1942 г. последовал еще один дипломатический протест – против использования Германией подневольного труда на военных предприятиях. Однако нацистские вожди, разумеется, не отреагировали.
Но и в Западной Европе, невзирая на ее полное послушание, гайки «нового порядка» закручивались все туже. Разрастались структуры гестапо, выслеживая «врагов рейха». Повсюду они отметились самыми свирепыми зверствами [39]. Применялись и обычные избиения, и пытка бессонницей, прижигания сигаретами, паяльной лампой. Допрашиваемых подвешивали за отведенные назад руки, ставили босиком на битое стекло – а потом на соль. Иногда погружали в ледяную ванну и топили, пока не начнет захлебываться. Потом давали отдышаться, а при отказе отвечать повторяли. Использовались вырывания ногтей, пытки бормашиной, электрическим током – один электрод крепили к ноге, а другой к половым органам, соскам женщин и другим особо чувствительным местам. Во Франции гестаповцы изобрели особую, местную пытку: сажали жертв на бутылки из-под шампанского.
Из западных стран тоже стали широко набирать подневольную рабочую силу. Для этого министр военной промышленности Шпеер или сами промышленники обращались к Гиммлеру – срочно нужны люди на такие-то предприятия или шахты. Рейхсфюрер СС отдавал соответствующее распоряжение начальнику гестапо Мюллеру. Катился приказ – например, переместить 35 тыс. заключенных из французских тюрем в те или иные германские концлагеря. Персональная судьба каждого из этих 35 тысяч никого не интересовала. Кто-то сидел за мошенничество, а кого-то задержали в облаве – показались подозрительными документы. Всех скопом грузили в поезда и увозили неведомо куда.
А 7 декабря 1941 г. был издан специальный приказ Гитлера и Кейтеля «Нахт унд небель» – «Мрак и туман». В европейских странах предписывались новые кардинальные чистки. Все лица, кого признавали опасным для Германии, подлежали аресту, хотя бы они не совершили никаких преступлений и не заслужили никаких наказаний. Указывалось, что они должны просто исчезнуть без следа, раствориться «во мраке и тумане». Нацистские вожди считали, что это закрепит у рабов чувство покорности – любой неугодный проваливается в небытие, таинственно и неотвратимо! Но притягивала и мистическая подоплека операции. Само словосочетание «мрак и туман» позаимствовано из оперного цикла Вагнера «Кольцо нибелунга». Это была еще одна ниточка связи с Валгаллой. С древними германскими воинами, погребальными курганами, потусторонними силами мрака и тумана.
Нацистские лидеры уже считали себя всемогущими, как языческие божки. Они перешагнули грань добра и зла. Мановением руки стирали с лица земли города, рушили государства! Их вело «провидение», и сверхлюди готовы были щедро благодарить помогающие им потусторонние силы. Принести им в жертву даже не отдельных людей, а целые народы! Правда, при более детальном рассмотрении сами германские лидеры не слишком тянули на образы сверхчеловеков и героев Вагнера. По внешности они никак не соответствовали нордическим воинам и вряд ли сумели бы предоставить справки о своем «арийском» происхождении. Геринг страдал наркоманией и ожирением. Руководитель Трудового фронта Лей был запойным алкоголиком. Глава Рейхсбанка Функ и предводитель молодежного гитлерюгенда Ширах отличались гомосексуальными наклонностями. А министра пропаганды Геббельса выставляли перед народом как образцового мужа и отца, главу многодетной семьи. Но в более осведомленных кругах его прозвали «бабельсбергским бычком» – всех германских актрис он числил своим «стадом», их по очереди таскали на загородную виллу министра в Бабельсберг.
Впрочем, и у Гитлера на моральной почве было не все ладно. За ним числился болезненный роман с собственной племянницей Гели Раубаль, которая была на 19 лет младше его. Страсть разыгралась бурно. Уже будучи руководителем нацистской партии, Гитлер даже вспомнил о своем юношеском художественном мастерстве – рисовал племянницу обнаженной. Потом случилась то ли ссора, то ли разочарование, то ли Гели ошалела от ревности – в 1931 г. при фюрере появилась Ева Браун, а жить втроем показалось обидным. Роман оборвался самоубийством Гели. На Гитлера удар подействовал не совсем понятным образом. Как раз тогда, переживая над трупом племянницы, он стал вегетарианцем.
Но ведь героям простительны маленькие слабости. Языческие боги тоже были им подвержены… Хотя нелишним будет отметить и другое. Подобные отклонения можно считать вполне закономерными. У тех, кто стремится к общению с темными силами, обычно прорываются их собственные страсти. Где имеется скрытая слабость, там она и выплескивается наружу. Самым ярким подтверждением этой закономерности становились высшие чины СС. Гейдриха, как уже отмечалось, выгнали с флота за сексуальные похождения. На посту шефа имперской безопасности у него выплеснулась полнейшая половая распущенность в сочетании с ярко выраженным садизмом. Он любил лично смотреть на казни, стремился замарать в крови всех подчиненных.
Его преемнику Кальтенбруннеру были присущи аналогичные черты. Он, например, требовал демонстрировать ему различные способы умерщвления мужчин и женщин. Но у него подобные черты дополнялись алкоголизмом и патологической трусостью – он панически боялся даже зубного врача [148]. Ну а рейхсфюрер СС Гиммлер любил изображать из себя строгого и благопристойного наставника, был похож на школьного учителя. Но из-под этой маски лезли такие же ущербные комплексы. В исследованиях «Аненербе» его всегда тянула сексуальная тематика. Он любил приходить на медосмотры эсэсовских невест. Изображая профессиональный долг, разглядывал, как голых «ариек» обмеряют и взвешивают. При посещении Парижа пожелал увидеть аналогичные обмеры француженок. Потом представил фюреру глубокомысленный доклад, что идеологи ошибаются и на самом деле вырождаются еще не все француженки.
Но отклонения представлялись оправданными некими высшими соображениями. В свете оккультных построений даже миссия эсэсовцев и гестаповцев по истреблению людей выглядела отнюдь не унизительной. Они были не палачами. Они были жрецами, допущенными обслуживать алтари «высших неизвестных». Поить их жертвенной кровью, а взамен они подпитают рейх энергией своих черных солнц… В Советском Союзе крови лилось особенно много. Здесь обходились без «мраков и туманов», без таинственных исчезновений. Здесь функционировали настоящие конвейеры смерти.
Только одна из четырех айнзатцкоманд, «Отряд А», оперировавший в Прибалтике и Белоруссии, на 31 января 1942 г. уничтожила 229 тыс. человек. Ее командир, интеллигентный и обаятельный Шталеккер, придумал собственную форму отчетности – посылал в Берлин диаграммы в виде гробиков. Побольше – количество людей, которое запланировано перебить. Поменьше – уже перебитое. Шутку оценили, Гиммлер показывал диаграммы Гитлеру. А Шталеккер работал усердно, к 1 июля добавил еще 55 тыс. трупов.
«Отряд D» под командованием Олендорфа действовал на юге, в полосе армии Манштейна. Олендорф посылал своих уполномоченных в Одессу, поделиться опытом с румынами. А Манштейн обратился к эсэсовцам с просьбой не устраивать массовые казни поблизости от его штаба. Но при этом высказал еще одну просьбу – выделить несколько тысяч часов для награждения отличившихся офицеров. Что ж, Олендорф уважил. Почему не уважить?! Часов было собрано много, отряд уничтожил 90 тыс. человек. Прислали Манштейну, и герои сражений получали подарки, совсем недавно тикавшие на руках и в карманах убитых. В свою очередь и военные откликались на просьбы карателей – выделить солдат, машины, горючее, патроны [84, 101]. Но «объем работы» оказался слишком большим. Нужно было и провинившихся наказывать, и заложников ликвидировать, и биологический потенциал славян сокращать, и еврейский вопрос решать! Уже в 1941 г. стало ясно – расстрельными командами справиться со всеми этими задачами невозможно.
В концлагерях начали оборудовать стационарные бойни. Сперва для этого использовали старые, уже существующие лагеря. Но пропускная способность таких «мясорубок» оказывалась недостаточной, и возникало множество накладок. Начальник гестапо Мюллер 9 ноября 1941 г. выговаривал подчиненным: «Начальники концлагерей жаловались, что от 5 до 10 % советских граждан русской национальности, приговоренных к смерти, прибывали в лагеря полумертвыми либо уже умершими… При этом отмечалось, что, например, при передвижении от железнодорожной станции в лагерь значительное число их падало в обморок от истощения, умирало или было при смерти и их приходилось бросать на машины, следовавшие за колонной. Иногда очевидцами подобных сцен становились представители местного немецкого населения… С сего дня советские русские, находящиеся на грани смерти и неспособные в силу этого совершить даже короткий переход, должны исключаться из числа направляемых в концлагеря для казни».
Для массового уничтожения людей наметили Освенцим, расширяли его, модернизировали. Кроме того, в Польше принялись строить несколько специальных лагерей – Белжец, Треблинку, Вользек, Собибор. Выбирали места, достаточно уединенные, но и близкие от железной дороги, чтобы обеспечивать беспрерывный подвоз человеческого «сырья». В выборе мест участвовали и специалисты-оккультисты. На основе своих магических теорий высчитывали, где массированные выбросы негативной энергии от человеческих страданий не нанесут вреда рейху, где они пойдут на пользу [96]. Неслучайным было лишение заключенных христианских имен, замена их номерами. Неслучайна процедура сжигания трупов – как положено при жертвоприношениях.
Для умерщвления пробовали разные методы. В августе 1942 г. Гиммлер приехал в Минск и пожелал увидеть массовый расстрел. В тюрьмах набрали сотню заложников, «партизанок» с детьми. Здешний эсэсовский начальник, группенфюpep Бах-Зелевски, знал о вкусах шефа, постарался, чтобы среди обреченных было побольше девушек, молодых женщин. Раздетую толпу построили перед дулами автоматов, по телам хлестанули пули, люди забились в муках. А когда солдаты опустошили магазины, две девушки, обливаясь кровью, стояли и не падали. Рейхсфюреру стало дурно. По словам Бах-Зелевского, он «сомлел, как заурядный интеллигент» [149].
После этого Гиммлер стал убежденным противником расстрелов. Издал приказ, что многие солдаты – люди женатые, имеют детей и участие в экзекуциях может дурно повлиять на их психику, нарушить половые функции. Распорядился, что для умерщвления женщин и детей надо найти другие способы. Инженер Беккер изобрел для этого «газен-ваген» – «душегубку». Кузов машины сделали герметичным и завели туда выхлопную трубу. Испытания прошли в Таганроге: при разных режимах работы двигателя, разной загрузке кузова, разной погоде, на людях разных возрастов. Результаты напрямую докладывались рейхсфюреру. Но «газенваген» уничтожал лишь по 15–25 человек за рейс, возникала и проблема выгрузки трупов.
Куда более эффективными показали себя стационарные газовые камеры. Их можно было строить в комплексе с крематориями – и вопрос с трупами легко решался. Эту технологию Гиммлер тоже проверил лично, в начале 1943 г. посетил концлагерь Собибор. Специально к приезду рейхсфюрера сюда доставили 300 отборных девушек. Гиммлер наблюдал в глазок, как они умирают от газа, и на этот раз в обморок не падал. Остался доволен, наградил коменданта Вагнера медалью. А в небольших лагерях, где газовых камер не было, для казней стали использовать местную полицию, «недочеловеков».
Хотя стоит отметить, люди как-то приспосабливались даже в концлагерях. Сохранились воспоминания поляков, сидевших в Освенциме – не в лагере смерти, а в обычном, как его называли, «для арийцев». Их гоняли на работы, но существовали и свои «радости». Иногда устраивались футбольные матчи, действовал даже публичный дом. Он был маленьким, 60 женщин принимали клиентов по непрерывному конвейеру. Талоны в публичный дом служили средством поощрения, а также внутрилагерной «валютой», наряду с сигаретами. За них можно было купить все что угодно.
Вопреки кинофильмам, где концлагерь переполнен эсэсовцами, немцев там было мало. Любой немец являлся для заключенных очень высоким, недосягаемым начальством. Вся внутренняя администрация состояла из самих заключенных. Эти начальники, капо, обладали значительными полномочиями. Они сами распределяли людей на работы, следили за порядком, наказывали провинившихся. Зачастую и на смерть посылали сами. В лагерь прибывали новые партии узников, их распределяли по баракам, но количество продуктов оставалось фиксированным. Поэтому старшины бараков сами принимали решения или даже совещались с другими заключенными – сколько человек и кого именно отбраковать в газовые камеры.
Те же газовые камеры с крематориями обслуживали не немцы, а узники. Для такой работы в лагерях смерти некоторым обреченным временно сохраняли жизнь. Они трудились вовсю, умерщвляя товарищей по несчастью, только бы оттянуть собственный конец. А жестокостью нередко превосходили немцев. Злились на свою судьбу и срывали эту злость на других жертвах. В общем, нацисты создавали жуткие механизмы, которые начинали функционировать сами по себе. Оставалось только контролировать и регулировать их.
Но и оккупированные государства переделывались в такие подконтрольные механизмы. Греки вымирали от голода, а марионеточное правительство продолжало выгребать продовольствие для немцев. Французов тоже грабили, уничтожали неугодных во «мраке и тумане». Но они продолжали усердно прислуживаться к гитлеровцам. В том числе подключились к «окончательному решению». Правительство Петэна – Лаваля издало «Положение о евреях» – вводилась особая регистрация, обязательное ношение желтой звезды. Евреи ограничивались в гражданских правах, местах проживания. В Париже и в Виши обосновался филиал Бюро по депортации евреев под руководством Данеккера. Было организовано несколько пересыльных лагерей. Сюда начали собирать всех евреев для постепенного вывоза в Польшу, на уничтожение. Причем арестовывали их и охраняли пересыльные лагеря не гестаповцы, не солдаты вермахта. Этим занималась французская жандармерия.
Да что уж говорить о Франции! Многие здешние евреи пытались спастись в нейтральной Швейцарии, тайком перебраться через границу. Но швейцарская полиция арестовывала их и неизменно выдавала обратно. Считай – на смерть. Ведь беглецов отправляли в лагеря смерти в первую очередь. Однако Швейцария разводила руками: нелегальная эмиграция нарушает законы, принять таких беженцев государство не может. А дразнить Гитлера не хочет…
А особенно послушной проявила себя Чехия. Даже казни и депортации, развернутые Гейдрихом, не встряхнули ее. Наряду с кнутом давали понюхать и пряник, чего ж обижаться? Но в Англии в это время уже озаботились своими сферами влияния в послевоенном мире. Считали, что в Польше все схвачено, там действует Армия Крайова, которой управляют из Лондона. В окружения Черчилля и спецслужбах разрабатывались проекты создать антифашистские структуры и в Чехии. Причем такие структуры, чтобы тоже находились под контролем англичан. Подключили чешское эмигрантское правительство, стали засылать к чехам агентов. Но они предпочитали не рисковать, в подпольные группы удавалось завербовать лишь единицы.
Тогда в Лондоне вызрела провокация – убить Гейдриха. Немцы наверняка ответят на такой теракт массовыми репрессиями, чехи озлобятся, тут-то и можно будет формировать организации Сопротивления. На парашютах в Чехию забросили диверсантов, Яна Кубиса и Йозефа Габека. Они изучили обстановку, и в Англию полетели растерянные доклады. Агенты просили отменить операцию, поясняя, что пострадает мирное население. Но ведь именно это и требовалось! Кубис и Габек получили категорическое подтверждение – выполнять приказ.
29 мая Гейдрих ехал с загородной виллы на службу. На крутом повороте, где машина сбавляла скорость, ее обстреляли и бросили бомбу, Гейдриха тяжело ранили. Для расследования в Прагу экстренно направили лучшие силы гестапо. Начались повальные облавы. Чешскую столицу разделили на секторы и прочесывали, как загонщики. Всех, кто имел причины скрываться от властей, постепенно сгоняли в кучу. Люди, связанные с подпольной организацией Кубиса и Габека, укрылись в подвале церкви Карла Барраммеуса. Их обнаружили. На пощаду они не рассчитывали, дрались до последнего – 120 человек погибли, в том числе участники покушения.
Но в облавах задержали и множество других людей. 1988 человек из них было казнено. А 4 июня Гейдрих скончался, и Гитлер потребовал образцовой мести. Всплеснула вторая кровавая волна. Из евреев, содержавшихся в концлагере Терезиенштадт и не имевших никакого отношения ни к Гейдриху, ни к англичанам, отобрали 3 тыс. человек для отправки на смерть в Освенцим. Еще 3 тыс. жертв набрали в камерах чешских тюрем, перестреляли и перевешали. Кроме того, было решено показательно покарать какой-нибудь населенный пункт. По случайным соображениям выбор пал на шахтерский поселок Лидице в 20 км от Праги. Его уничтожили дотла. Из жителей 172 мужчины расстреляли, 172 женщины и 105 детей разослали по концлагерям.
Словом, задумка британских политиков и разведки исполнилась в полной мере – диверсия вызвала именно такую реакцию нацистов, на которую рассчитывали. Кровь, смерть, истребление невиновных… Но ожидаемых результатов это не дало. Расправы абсолютно не подтолкнули чехов подниматься на борьбу. Наоборот, они перепугались. Демонстрировали безоговорочную дисциплину, поджались тише воды, ниже травы. Ругали не убийц, а террористов.
Случайно или нет, но широкое партизанское движение поначалу охватило только православные страны. По-прежнему полыхала Югославия. Отсюда антинацистские группы и отряды стали распространяться на Грецию, Болгарию. А весной 1942 г. загремело и по захваченным областям России. Здесь-то террор куда как далеко перехлестнул любую из западных стран. Казалось, все население должно парализовать страхом. Но русская психология очень отличалась от западной. Люди видели и осознавали – это не жизнь… Основу партизанских отрядов составили не старики, не детишки. Это были здоровые мужчины зрелого возраста. Те самые мужчины, кто в период отступления и поражений уклонился от призыва. Или бывшие окруженцы, дезертиры, окопавшиеся у баб «примаки».
Раньше они считали – «отвоевались», а сейчас сами, без повесток приходили к убеждению: нет, надо воевать. До конца, до победы или до смерти. Они доставали спрятанные винтовки. Когда потеплело и стало возможно ночевать под открытым небом, потянулись в леса. Одно и то же происходило повсюду – на Псковщине, Смоленщине, в Белоруссии, на Украине. Раньше партия и правительство прилагали неимоверные усилия, чтобы формировать или засылать искусственные зародыши отрядов. Теперь оставалось только поддерживать и направлять возмущенную народную стихию.
