26. Полтава
Какова была численность неприятельской армии накануне решающего сражения? Это можно определить по количеству погибших и пленных, подсчитанных под Полтавой. Получается 47–48 тыс. человек. Правда, эти цифры не сходятся с количеством неприятелей, начинавших наступление на Россию (на Смоленск с королем шли 37 тыс., потом Левенгаупт привел 6700 человек. А ведь враг нес серьезнейшие потери). Но подобные несоответствия легко объяснимы. Ранее уже отмечалось, что шведские данные о численности войск касались только основного состава королевских полков. Они не учитывали многочисленных слуг, обозных, гражданских чиновников короля. Не учитывали вспомогательные отряды из поляков и волохов.
К июню 1709 г. у Карла XII оставалось всего 19–20 тыс. кадровых шведских солдат. А пополнения добавились разносортные. Впоследствии среди пленных насчитали 3,5 тыс. «служителей». Немалое количество слуг погибло раньше. Других ставили в строй, восполняя потери. Пополнения включали и 3 тыс. мазепинцев, 8 тыс. запорожцев. Сколько было поляков, присоединившихся к походу на Москву, мы не знаем. Но Турция, даже сохраняя нейтралитет, продолжала исподволь поддерживать Карла. В шведских войсках действовали восемь хоругвей вспомогательной кавалерии из волохов, а в османских городах вербовались новые. В целом же, королевская армия представлялась внушительной. Но по качеству она была уже «не та».
У Петра в середине июня собралось примерно такое же количество войск — 47 тыс. штыков и сабель. Из них 42 тыс. регулярных солдат и драгун, 5 тыс. казаков. В основном, боевые полки, обкатанные и обстрелянные. Отлично обученные и вооруженные. По артиллерии превосходство было подавляющим — 102 орудия против 39 вражеских. Но это была еще не вся армия! Сильные контингенты располагались в Польше, Киеве. По приказу государя к Полтаве стягивались многочисленные резервы. Взвесив все факторы, царь решил больше не уклоняться от схватки.
Две армии разделяла река Ворскла. Русские части стали сниматься с места, отходить от Полтавы выше по течению. 15 июня несколько полков ринулись через реку, заняли плацдарм. Шведский фельдмаршал Реншильд доложил королю о форсировании. Получив полномочия действовать, перебросил на этот участок значительные силы. Вражеская пехота и конница яростно атаковали, силились скинуть русских в Ворсклу. Но переправившиеся полки сразу принялись укреплять плацдарм, строить ретрашемент. Его прикрыла огнем артиллерия с противоположного берега. Наскочивших шведов так потрепали, что они больше не повторяли атак.
16 июня в русском и шведском лагерях случились два события. Оба в своем роде характерные, хотя и совершенно разноплановые. Петр созвал генералов на военный совет. Впервые было принято официальное решение готовиться к генеральной баталии. А Карл этим же вечером тешился собственной храбростью. Объезжая посты, он заметил группу казаков. Увлеченно погнался за ними с несколькими драбантами. Преследовал до реки, казаки плюхнулись в воду и поплыли. Карл повернул назад, но с русской стороны стреляли. Пуля попала ему в ногу, пронзила ступню и застряла между пальцев. Король, как обычно, бравировал перед окружающими железной выдержкой. Операция по извлечению пули заняла целый час — шведский властитель перенес ее без единого стона, подшучивал.
Да что там пустяковая рана! Шведы до сих пор подогревали эйфорию о своей непобедимости. 20 июня приближенные короля отметили в хрониках очередной блестящий успех! Описывали, что 6 тыс. русских драгун и казаков напали на Реншильда. Он нанес контрудар всеми силами шведской кавалерии, опрокинул неприятеля, гнался целую милю. Взял в плен одного офицера и нескольких солдат, а перерубил якобы 500… Что ж, количество перебитых русских можно оставить на совести Реншильда. Но не мешает уточнить — налет конницы под командованием князя Волконского был преднамеренным. Внимание шведов отвлекли боем, погоней. А в это время вся русская армия по наведенным мостам перешла через Ворсклу. Расположилась в подготовленном для нее укрепленном ретраншементе у деревни Петровка, в 8 верстах севернее Полтавы.
Но Петр не торопил события. Он еще допускал разные варианты развития обстановки. Рассматривал возможность, что Карл оставит Полтаву, попытается уйти за Днепр. Разрабатывались операции, как опередить противника, перехватить переправы. Но если шведы останутся, царь не спешил начинать битву. Он понимал, время работало на него. С каждым днем его войска усиливались, а противник ослаблялся. Царь не оставил прежнюю мысль, что сперва надо снять блокаду Полтавы. Своему уполномоченному Колычеву, отвечавшему за снабжение армии, он приказал срочно выслать три тысячи лопат, тысячу кирок — подойти к городу траншеями. А коменданту Келину Петр даже послал секретное распоряжение: если положение станет совсем безнадежным, ему разрешалось оставить Полтаву, вывести жителей и уничтожить пушки.
Но и Карл после перехода русских через Ворсклу отдавал себе отчет — надвигается столкновение. Отступать за Днепр он не желал. Ведь это перечеркнуло бы его «успехи»! Разрушило тот ореол, который он создавал себе! Напротив, он полагал, что перед битвой надо разделаться с Полтавой. Только там можно было получить мифические склады пороха. А кроме того, после взятия города, можно будет не разделять войска, повернуть все силы против полевой русской армии. 21 июня под крепостные валы подвели еще одну мину. Но история повторилась. Осажденные зорко охраняли подступы, саперов они заметили, подкопались и утащили заложенные бочки с порохом. Тем не менее, шведы два раза посылали своих солдат на штурм. Оба приступа были отбиты.
В ночь на 22-е вдруг пронеслось известие, что русская армия выступила из лагеря, идет к шведам. Карл поднял шведов по тревоге. Пехота построилась в боевой порядок, конница заняла места на флангах. Короля перенесли в носилки, подвешенные между двух лошадей. Возили перед строем, он воодушевлял солдат, призывал растоптать и разорвать жалких варваров. Хотя известие оказалось ложным. Армия Петра оставалась на месте. Убедившись в этом, Карл повернул подчиненных в противоположном направлении. Опять бросил на штурм Полтавы. Этот приступ был самым напористым, самым мощным. Иногда казалось, что все кончено. Солдаты противника несколько раз забирались на валы то на одном, то на другом участке.
У гарнизона кончались боеприпасы. Ядер не было вообще. Пушки заряжали самодельной картечью из камней и рубленных железок. Отбивались и просто камнями. На вал вместе с солдатами вышли две с половиной тысячи полтавских жителей. Помогали даже женщины, подтаскивали камни, уносили раненных. Келин с резервными отрядами сам появлялся в угрожаемых местах, откидывали шведов штыками и шпагами. И все-таки удержали город. К ночи битва выдохлась, шведы оттянулись в свои окопы. Горожане и гарнизон еще не знали, что этот штурм — последний.
Ложная тревога о приближении армии Петра и провалившийся приступ показали Карлу: дальше разделять силы опасно. Для блокады города он оставил лишь 1300 солдат — второсортных, больных, выздоравливающих после ранений. А дальнейшую осаду возложил на запорожцев. Правда, они были совсем не в восторге. Генералу Гилленкроку «стоило больших усилий заставить их решиться работать» — рыть траншеи и ремонтировать осадные укрепления. Гилленкрок докладывал: «Они жалуются, что всегда их одних командируют на работы и никогда не отправляют шведов, и они говорили, что они не рабы наши». Но Карл пообещал — если запорожцы возьмут Полтаву, город подарят им в полное распоряжение.
В эти дни для Карла выдался и маленький праздник. Из Турции вернулись его посланцы Клинковстрем и Садулль, а с ними приехали османские и татарские делегаты. От имени крымского хана заверяли, что он «решился на все рискнуть с его величеством». Правда, делегаты были второстепенными, и прозрачно намекали — русские сулят хану за поддержание мира очень большую сумму. В общем, заявились для того, чтобы поторговаться и вытянуть денежки у шведов. А турки цветистые слова о дружбе подкрепляли только одним конкретным шагом — подтвердили разрешение набирать волохов. Но все равно, визит порадовал короля, вселил новые надежды.
А между тем, Петр изучил местность вокруг своего лагеря и счел ее неудобной для битвы. Он выбрал другое место, возле деревни Яковцы. Здесь подступы перекрывали леса и болота. Если шведы вздумают нанести удар, для этого оставался только один подходящий участок. 24 июня вся русская армия стала передвигаться к Яковцам — поближе к шведам и к Полтаве, в 5 верстах от города. Теперь неприятельская армия, обложившая крепость, сама оказалась в положении осажденной. Нужно было или уходить — для этого оставался свободным путь на юго-запад. Или драться…
Петр со свитой объехал окрестности. Ретраншемент (укрепленный лагерь) строился вдоль Ворсклы, река прикрывала его с тыла. А единственное направление, по которому противник мог атаковать, царь распорядился дополнительно укрепить. Промежуток открытого поля между лесами и болотами велел перекрыть линией из шести редутов (полевых укреплений). Для каждого из них назначалась рота солдат и несколько пушек. Но еще четыре таких же редута Петр приказал строить перпендикулярно к основной линии. От середины — в сторону шведского лагеря. Известный военачальник и теоретик военного искусства Мориц Саксонский впоследствии признал такое решение гениальным. У шведов самым опасным считался массированный удар в штыки и палаши. Но сейчас им требовалось проходить между редутами, под огнем. А поперечная цепочка из четырех редутов разрезала строй надвое.
25 июня Петр провел смотр конницы — командующим над 24 полками он назначил Меншикова, его заместителями Боура и Ренне. Кавалерия выдвигалась для прикрытия линии редутов, должна была организовать охранение и наблюдение за противником. А царь после этого произвел смотр артиллерии — ею руководил Брюс. Вечером снова собрался военный совет, обсуждалось построение в предстоящей баталии, артиллерийские позиции. На следующее утро царь назначил смотр пехотным полкам под общим командованием Шереметева.
Судя по многим фактам, царь намечал битву на 29 июня, на свои именины — день св. апостолов Петра и Павла. К этому времени к Полтаве должны были подтянуться дополнительные крупные контингенты, до 40 тыс. человек — украинские, донские и яицкие казаки, калмыки, свежие полки из Казани, Астрахани, с Урала. Но русская и шведская армия теперь стояли близко, и существовал другой вариант — если враг атакует первым. Петр его тоже предусматривал, прорабатывал. Толчком, как это нередко бывает, послужило событие, на первый взгляд, мелкое. В ночь на 26-е к шведам перебежал «немчин», унтер-офицер Семеновского полка.
Мы не знаем, по какой причине в сложившихся условиях он переметнулся к Карлу. Возможно, из религиозных соображений, если был фанатичным протестантом. Возможно, из личных, оказался в обиде на русских. Или понадеялся на щедрую оплату за ценные сведения. Или изначально на царскую службу затесался неприятельский шпион. Но унтер-офицеры лейб-гвардейских полков были при Петре отнюдь не маленькими фигурами. Царь доверял им ответственные поручения, рассылал со своими приказами, ставил контролировать их исполнение. Государю о чрезвычайном происшествии доложили утром 26-го, когда он приехал к Шереметеву.
Петр сразу же стал анализировать, какие секреты были известны перебежчику. Он знал о подходе значительных подкреплений. Установили, что он знал о прибытии полка из новобранцев. Царь просчитал, как должен отреагировать противник, получив эти сведения. Разумеется, атаковать, постараться разбить русских до прибытия подмоги. А нацелить удар было бы логично на необученный полк. Петр решил схитрить. Форма одежды у новобранцев отличалась, они были в мундирах из самого дешевого некрашеного сукна серого цвета. Царь велел обменяться формой. В сермяжные мундиры одели один из лучших полков, Новгородский.
Теперь можно было смело предположить, что битва грянет завтра. Петр распределил пехоту по дивизиям. Объезжал войска, говорил с ними. В гвардейских полках рассказывал, что шведы уже расписали квартиры в Москве, даже назначили генерал-губернатором генерала Спарре. А Россию наметили поделить «на малые княжества». Генерал Голицын ответил государю вспомнил, как гвардия дралась под Лесной и заверил: «Уповаем таков же иметь подвиг». Петр кивнул: «Уповаю».
После этого царь проследовал в дивизию генерала Алларта. В нее входили украинские полки и часть солдат была из украинцев. Здесь государь сделал упор на измену Мазепы. Разъяснял, что бывший гетман вместе с Карлом и Лещинским хочет «отторгнуть от России народы малороссийские и учинить княжество особое под властью его, изменника Мазепы, и иметь у себя во владении казаков донских и запорожских и Волынь, и все роды казацкие, которые по сей стороне Волги». Петр призвал к подвигу, «дабы неприятель не исполнил воли своей и не отторгнул столь великознатного малороссийского народа от державы нашей, что может быть началом всех наших неблагополучий».
А в это время в шведском лагере пружина уже раскручивалась. Как и предполагалось, перебежчика представили Карлу. Немец выложил, что через день-два армия Петра значительно возрастет, и реакция короля оказалась вполне предсказуемой. Он решил упредить. Собрал генералов, самоуверенно шутил: «Завтра мы будем обедать в шатрах у московского царя. Нет нужды заботиться о продовольствии для солдат — в московском обозе всего много припасено для вас». Уже вечером армию построили. Короля посадили в носилки, таскали вдоль полков. Он потрясал обнаженной шпагой, вдохновляя солдат. Но сам вести их в бой был не в состоянии из-за ранения, поручил непосредственное командование Реншильду. Напасть было решено под покровом ночи, неожиданно. Русские ошалеют, побегут — и все… В два часа ночи шведские колонны двинулись вперед.
Однако в русском лагере тоже не спали. Царь подписал в эту ночь приказ. Манил своих воинов не сытным обедом, не трофеями. Писал о родине. Писал и о себе: «Ведело бы российское воинство, что оный час пришел, который всего Отечества состояние положил на руках их: или пропасть весьма, или в лучший вид отродитися России. И не помышляли бы вооруженных и поставленных себя быти за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за народ всероссийский… О Петре ведали бы известно, что ему житие свое недорого, только бы жила Россия и российское благочестие, слава и благосостояние».
Шведы приближались. Они видели огни. Слышали, как стучали топоры, это достраивались передовые редуты, выдвинутые в их сторону. Но значения редутов неприятели не поняли. Сочли, что это русский передний край. На самом же деле укрепленный лагерь царской армии располагался гораздо дальше. Да и неожиданное нападение не удалось. Еще с вечера русские конные разъезды заметили передвижения врага. К редутам успела подойти вся кавалерия Меншикова.
Реншильд об этом не подозревал. Около трех часов ночи он скомандовал своей коннице атаку. Этот удар был и впрямь страшным. Русские писали — шведская кавалерия ринулась с дикой «фурией» (яростью). С таким напором, чтобы одним порывом смести наше охранение, проломить линию редутов и влететь в главный лагерь, учинив панику. Но враги напоролись на пушечные и ружейные залпы из редутов, навстречу пришпорили коней драгунские полки. Не только удержали, а отбросили противника. На помощь шведской коннице поспешили пехотные батальоны Левенгаупта. Совместными усилиями отогнали русскую кавалерию. Пролезли на редуты. Но дальнейший натиск снова захлебнулся.
Начало светать. Около четырех часов Петр приказал Меншикову отходить к основным силам, занять место на правом фланге — так предусматривалось диспозицией для генерального сражения. Но светлейший князь приказ не выполнил. Докладывал, что они слишком близко от противника, в сорока саженях. Оторваться нельзя, враг повиснет на плечах и сомнет. Вместо этого Меншиков просил поддержки пехоты. Доказывал, что в этом случае разобьет шведов. Однако царь не хотел импровизировать и превращать стихийное побоище в генеральное. Он предпочитал действовать наверняка, по заранее разработанному плану. Использовать все сюрпризы, подготовленные для неприятеля.
Кавалерийская рубка продолжалась. Был ранен генерал Ренне, под Меншиковым убило двух лошадей. Царь вторично приказывал отступить, Александр Данилович опять отказывался. Ссылался, что без поддержки редуты падут. Но шведы ввели в бой весь корпус Левенгаупта. Подтащили свою артиллерию. Хотя артиллерия у них состояла всего из… 4 орудий! Для остальных больше не было пороха. Шведов это не смущало. Они строили расчеты на рукопашную, на штыки и палаши. В пятом часу смогли захватить два недостроенных редута. Но остальные держались.
При общей атаке задумка царя с линией поперечных редутов сработала. Выдвинутые вперед укрепления отрезали от основных шведских сил правый фланг — конный корпус Шлиппенбаха и шесть батальонов пехоты генерала Рооса. С редутов их косили огнем, добавила жару наша конница, и эти части дрогнули, стали откатываться дальше вправо, укрылись в лесу. Петр велел Меншикову и Ренне взять пять полков конницы, добавил им пехоты и приказал срочно добивать оторвавшуюся группировку. Причем Меншиков и Ренне этим ударом прорубали брешь в блокаде Полтавы!
Остальную конницу царь поручил возглавить Боуру с прежним указанием, отступать на правый фланг армии. Шведская кавалерия и пехота Левенгаупта ринулись следом. Уже кричали: «Победа». Но им пришлось проходить в промежутках между редутами, под огнем. А Боур отступал таким образом, что разогнавшиеся неприятели покатились прямо перед фронтом укрепленного лагеря! По ним загрохотали 87 орудий, окатили ливнем ядер и картечи! Враги отхлынули через поле влево. Выскочили за пределы досягаемости артиллерийского огня и остановились возле леса. Они оказались настолько потрепанными, что три часа стояли на месте и не могли прийти в себя.
Царь воспользовался возникшей паузой. Начал выводить из ретраншемента основные силы. Их строили в две линии. В первой — первые батальоны полков. В затылок им вторые батальоны. Но Петр озаботился, что при построении особенно наглядно проявится численное неравенство, у шведов было 34 полка, у а русских 47. Беспокоился, как бы враг не смутился и не повернул восвояси. Поэтому государь приказал шести полкам вообще не выходить на поле, остаться в ретраншементе. Отрядил несколько батальонов, чтобы обеспечить связь с Полтавой. Солдаты этих частей расстроились. Просились в битву. Петр не счел для себя унизительным обратиться к ним с разъяснением: «Неприятель стоит близ лесу и уже в великом страхе, ежели вывесть все полки, то не даст бою и уйдет…»
Между тем, на левом фланге Меншиков завершал операцию в лесу. Конный отряд Шлиппенбаха и пехота Рооса оторвались не только от главных сил, но и друг от друга. Сперва наши драгуны и пехотные батальоны навалились на Шлиппенбаха, окружили его, и он сдался. 3 тыс. солдат Рооса сумели выбраться из чащи. Засели в одном из редутов, построенных на подступах к Полтаве. Но их преследовали, били, обложили редут. Король послал к нему на выручку генерала Спарре, но он не рискнул пробиваться через русских. К Роосу явился барабанщик и передал требование немедлено сдаться. Шведы попросили отсрочки на размышление, им дали полчаса. Отряд был повыбит и измотан, по истечение указанного срока Роос вывел его из редута и сложил оружие.
Меншиков оставил часть солдат конвоировать пленных, а с конницей возвратился к царю. Кавалерию предполагалось разместить на флангах. 18 полков Боура на правом, 6 полков Меншикова на левом. Но царь опять забеспокоился, как бы не спугнуть врага — он хотел выманить, чтобы шведы атаковали первыми. Приказал 6 полкам из группировки Боура отойти и встать в сторонке вместе с украинскими казаками Скоропадского. Им было приказано вступить в дело только для преследования, если шведы уклонятся от сражения и будут уходить. Шереметев возражал, опасался «умаления фронта». Но Петр возразил: «Победа не от множественного числа войск, но от помощи Божьей и мужества бывает…»
Нет, шведы не ушли. Они даже теперь не утратили своей самоуверенности! Приводили в порядок полки, участвовавшие в первой стадии сражения. К ним двинулась остальная армия, хотя и ей приходилось маршировать через губительные промежутки между петровскими редутами. Разворачивались, перестраивались. На какое-то время убежденность в победе передалась даже союзникам шведов. Мазепа выехал на битву на породистой великолепной лошади, в богатом наряде. Впрочем, он больше норовил покрасоваться. Карл посоветовал в его возрасте с пекло не лезть, и гетман удалился назад в обоз. А его сердюки и запорожцы подставляться под пули и ядра не очень стремились, жались в задних рядах.
Но в девятом часу утра шведская армия зашевелилась. Зашагала в сторону русских. Петр выехал впереди строя. Громко выкрикнул: «За Отечество принять смерть весьма похвально, а страх смерти в бою вещь всякой хулы достойна». После этого обратился к Шереметеву: «Господин фельдмаршал, вручаю тебе мою армию». Сам государь решил в сражении командовать первой дивизией и ускакал к ней.
Когда шведы были в 25 саженях, ударил залп ружей и пушек. Картечь и пули выхватили из их рядов немало жертв. Отвечали гораздо слабее, те же четыре пушки. Тем не менее, первый натиск шведов опять был свирепым. Очевидцы отметили: острие удара было нацелено именно туда, где стоял полк в простых серьмяжных мундирах. Карл и Реншильд не пренебрегли информацией перебежчика. Решили прорезать русскую линию в слабом месте, раздавить новобранцев. Там стояли старые опытные солдаты Новгородского полка, но им пришлось туго. На их первый батальон навалились сомкнутым кулаком два батальона, смяли, вклинились в строй. Петр бросил на опасный участок резервы и примчался сам. Повел в контратаку второй батальон Новгородского полка. В этой схватке пуля пробила у царя шляпу, другая погнула медный крест на груди.
Но силы противника уже надломились. В месиве рукопашной погибали лучшие полки Карла — гвардейцы, Упландский, Кальмарский, Ниландский, Ионичепигский. Погибали офицеры, падали в крови отборные солдаты. Другие измучились, дрались из последних сил. А подпереть их было некому! Не могли же их подменить наемные молдаване или запорожцы! Русские ядра и картечь продолжали косить их. А царские солдаты налегали штыками, отжимали и опрокидывали. Яростная битва кипела всего полчаса — и неприятельский строй рухнул. Шведы покатились назад.
На участок основного удара привезли носилки с королем, он намеревался поднять дух своих солдат. Но вышло иначе. Он угодил в эпицентр катастрофы! Воины бежали. Ошалелый Реншильд кричал: «Ваше величество, ваша пехота погибла! Молодцы, спасайте короля!» Но ядро попало в носилки и разбило их. Карл выпал на землю. Солдаты подобрали его, взгромоздили на импровизированные носилки из скрещенных пик. Потащили прочь. По ним по-прежнему хлестала картечь. Солдаты падали. А справа и слева уже прорывались русские. Наконец, сопровождающие офицеры отобрали лошадь у раненного драбанта, посадили короля и вывезли из гиблой свалки.
Но все уже было кончено. Где-то шведские части пятились, пытаясь сохранить порядок. Где-то не думали уже ни о чем, остатки полков и батальонов перемешивались в беспорядочные толпы. Но даже выбираться обратно в лагерь надо было старой дорогой! Через те же промежутки редутов. А оттуда по-прежнему сыпались пули, били пушки. Одна из этих пуль подшибла лошадь короля. Он опять упал. Его уносили кое-как…А для русских оказалось неожиданным, насколько быстро сломался враг! Рассчитывали, готовились, копили силы. Но в сражении поучаствовала только первая линия, 10 тыс. солдат! Драка кипела полчаса — и еще часа полтора шведы бежали, выбирались с поля боя. И все! Страшная гроза, нависавшая над Россией, развеялась. Осталось поле, заваленное вражескими телами. Конница по лесам вылавливала разбежавшихся.
Карла довезли до своего лагеря, сделали перевязку — у него от падений открылась рана. Но даже лагерь прикрыть было уже некому. Поблизости замелькали русские кавалеристы, и короля поспешили отправить дальше. Его премьер-министр Пипер чуть-чуть задержался, хотел сжечь государственные бумаги. Но сжечь не успел и сам сбежать не смог. Был пойман. Нашим солдатам достался весь обоз, три тысячи возов с разным имуществом. Досталась баснословная казна, два миллиона золотых ефимков! Это была еще не растраченная часть контрибуции, которую шведы содрали с Саксонии.
К Петру приводили пленных — фельдмаршала Реншильда, генералов Шлиппенбаха, Штакельберга, Гамильтона, Рооса, Гемперлина, Седерьельма, принца Вюртембергского, министра Пипера. Царь повел себя благородно. Пригласил пленных на торжественный обед вместе со своими сподвижниками. Ему кто-то сообщил о хвастливой речи Карла, обещавшего шведам обед в царском шатре. Петр живо развил тему: «Вчерашнего числа брат мой король Карл просил вас в шатры мои на обед, и вы по обещанию своему прибыли, а брат мой Карл ко мне с вами в шатер не пожаловал, в чем пароля (слова) своего не сдержал…» Один из тостов Петр поднял за здоровье шведских учителей в ратном деле. Граф Пипер не удержался от ответной шутки: «Хорошо же, ваше величество, отблагодарили своих учителей».
«Отблагодарили» и впрямь хорошо. С русским размахом, со всего плеча. Впрочем, справедливости ради стоит отметить. Шведы учили воевать не «русских». Их успешно побеждали и в начале, и в середине XVII столетия. Но в эпоху реформ и «перестроек» вооруженные силы нашей страны оказались изрядно развалены, фактически их пришлось создавать заново. Именно эта обновленная армия к 1708–1709 г. набрала достаточную квалификацию, чтобы лупить лучшие войска Запада. Учиться пришлось и самому царю. Начинал он войну по сути дилетантом. Но ко времени сражений у Лесной, и особенно под Полтавой, он многое понял, осмыслил, изменился. Петр действительно вырос в незаурядного военачальника. А Карла, талантливого, но недалекого, царь обставил, как мальчишку.
