Это было в Нуайоне. А здесь, в Больё, она в первый раз почувствовала себя пленницей, за которой захлопываются все двери, ведущие в этот мир.

В крепости находилось много солдат — Больё в свое время занял Жан Люксембургский, и бургундцы, осаждавшие крепость, ненавидели французов. Штурм и кровавый бой, незажившие раны и погибшие товарищи еще были в памяти победителей. На Жанну смотрели с ненавистью. По ночам в своей комнате, она слышала хохот тюремщиков — они бранились, проклинали французов. И если в ее адрес проклятий было немного, то лишь потому, что Жан Люксембургский запретил издеваться над пленницей. И все-таки ей было страшно. А вдруг — ворвутся? Забудут, что она — военнопленная? Решат отомстить? Но, может быть, так и надо — и лучше погибнуть, чем быть затравленным зверем? Но об этом она думала лишь в крайнем случае, когда отчаяние целиком овладевало ее сердцем. Но были и светлые минуты — они и спасали ее. К ней милостиво, по разрешению свыше, допускали д’Олона и братьев. Пусть ненадолго, но эти встречи придавали ей силы. Мужчин содержали рядом, на том же этаже. Ей даже выделили прислугу — женщину, которая стирала ее белье, готовила ей и, конечно, во все глаза следила за именитой пленницей.

Так прошел месяц — мучительный месяц пустого ожидания. Самым страшным было то, что ничего не изменялось. Не приходило весточки ни от ее короля, ни даже от Филиппа Бургундского и его вассала — графа Люксембурга. Только два письма от Изабеллы Португальской, с выражением дружбы. Правда, герцогиня просила Жанну не выдавать ее переписку с ней. Видимо, герцогу Филиппу эти отношения были не по вкусу. Девушка могла понять герцога: он, хозяин Бургундии, и она, Дева Жанна, враги до гроба. А посему нечего тормошить его жену и играть на ее чувствах!

Те, от кого зависела ее судьба, молчали. Все были заняты войной — враги и друзья. Где-то под артиллерийским обстрелом погибал Компьен, но сдаваться за так город тоже не хотел — ядра рвались и в бургундском лагере, разметая врагов. Самонадеянный авантюрист Гильом де Флави, комендант крепости, талантливый командир, к тому времени уже потерявший брата, решил биться до конца. Он хорошо знал: бургундцы не спустят жителям Компьена их упорства — прежнего и особенно — нынешнего. А своей участи, ворвись бургундцы в город, он пожелал бы только заклятому врагу.

О надвигающейся трагедии Жанна не ведала, пока в конце июня, во время одного из посещений, Жан д’Олон и д’Арки не поделились с ней новостями. В тот вечер оруженосец и ее братья пришли как обычно, перед сном, поговорить положенные им четверть часа и утешить свою госпожу. Она лежала на кровати, свернувшись клубком, когда сурово скрипнул засов. Стоило Жанне увидеть друзей, как слезы заблестели в ее глазах.

Несколько слов приветствий, горячие объятия. Мужчины переглянулись. Жан д’Арк тяжело вздохнул. Пьер опустил глаза.

— Жанна, — очень тихо проговорил д’Олон, — Компьен, который тебе так дорог, скоро окажется во власти наших врагов.

— Этого не может быть! — Жанна схватила его за руку. — Что случилось? Говори же!

Желая получить объяснения, она требовательно взглянула в глаза д’Олону, но тотчас поняла — ее оруженосцу было не до шуток. Он смотрел так, точно город уже сдался.

— Не может быть… — повторила она. — Не верю.

— Может, сестренка, — кивнул Жан д’Арк. — Господь отворачивается от них…

Терзания о собственной судьбе заслонили от Жанны грозу, нависшую над городом, который еще месяц назад она обещала защищать до последней капли крови. Девушка уставилась в пол и как можно тверже произнесла:

— Все крепости, возвращенные Царем Небесным при моем содействии королю Франции не будут отняты у него! — Она стремительно посмотрела на мужчин. — Слышите, Жан, Пьер, д’Олон! Только бы Карл сумел защитить их! — Жанна отрицательно замотала головой. — Тебя обманули, д’Олон! Тебя обманули…

— Нет, Жанна. Это передал мне знакомый солдат, он сражался с нами на Луаре и под Компьеном. Он один из тех, кто свято верит в тебя. Город погибает от огня — и так продолжается днем и ночью. Не осталось ни одной крепости в округе, свободной от бургундцев и англичан. Недавно они захватили крепость моста, окружили Компьен с юга. Каждый день тысячи ядер и камней перелетают через крепостную стену и разрушают дома, убивают людей… Компьен готов сдаться.

— Не смей говорить так! — Жанна подскочила с кровати. — Не смей… Я обещала жителям Компьена, что в трудную минуту буду с ними! Слышишь?! — обещала!

— Тише, тише! — Жан д’Олон тряхнул ее за плечо. Он заговорил шепотом — быстро. — Они подслушивают нас, Жанна, ты должна остерегаться…

— Я не стану остерегаться бургундцев!

— Опомнись, Жанна! — д’Олон схватил ее руку, но она вырвалась.

— Жаннета… — Жан д’Арк умолял ее.

— Не стану! Я убегу! — в ее голосе прозвучало отчаяние. — Убегу!

— Даже не думай об этом! — вырвалось у Пьера д’Арка. — Милая сестренка…

— Убежишь, но куда? — спросил д’Олон. Оруженосец переглянулся с братьями д’Арк — мужчины были не рады, что затеяли этот разговор. — Скоро все изменится, — теперь д’Олон говорил едва слышно. — Король соберет деньги и выкупит тебя. И тогда мы вернемся под Компьен, и ты выполнишь свое обещание! Надо ждать, надо выждать, Жанна!

— Выждать! — усмехнулась она. — Надо бежать, мой милый д’Олон! Бог подскажет — куда. Он направит нас…

«Я же говорил, Жан, не стоило сообщать ей», — проговорил старший из д’Арков, когда они выходили из ее комнаты. Жан д’Олон только кивнул в ответ.

— Убегу… — прошептала Жанна, когда стража захлопнула двери и задвинула тяжелый засов.

Их подслушали. Один из бургундцев, которому вменялось в обязанность слушать все, о чем будет говорить Жанна и ее пленные товарищи, уловил обрывки нескольких фраз: «Не осталось ни одной крепости в округе, свободной от бургундцев и англичан — Компьен готов сдаться…» «Не смей говорить так! Я обещала жителям Компьена, что буду с ними!.. Я убегу! Убегу!»

Над этим «Убегу!» стражники только посмеялись. Убежит — куда? А вот заботу о Компьене не позабыли. И уже на следующий день один из стражников шагнул в ее комнату — за служанкой, что принесла Жанне еду и питье.

— Ты слышала, Маргарита, Компьену крышка! — Бургундец покосился на Жанну. — Еще несколько дней, и город возьмут штурмом.

Он воевал под Компьеном — был ранен, его в трех местах продырявили французские арбалетчики, один из рыцарей Девы Жанны отсек ему пол-уха, под теми же стенами он потерял с десяток своих земляков и теперь ненавидел французов лютой ненавистью.

— На все воля Божья, — ответила служанка, едва скрывая улыбку.

— Жаль, меня там не будет! — вздыхая, продолжал бургундец. — Говорят, его светлость приказал вырезать всех жителей, чтобы другим неповадно было идти ему поперек! И детей, и женщин, — всех! Как это делал Генрих Пятый Английский! Вот будет потеха! Поквитаемся мы с французами! За все поквитаемся! Я бы своими руками загубил их столько, сколько бы мне дали. Да я этих французов и за людей не считаю! Они — точно скоты, как их самозванец король…

— Не смей говорить так, жалкий выродок! — Жанна уже стояла рядом со стражником. — Если кто и скотина, так это ты!

Она готова была вырвать из его ножен меч и зарезать его тут же. Бургундец сделал бы тоже самое — с не меньшим удовольствием. Но он уже вцепился в рукоять меча, придерживая его и зорко следя за пленницей. Служанка вовремя отпрянула — об этой ведьме говорили многое. Что мечом она владеет, как своей рукой! А убить ей — раз плюнуть…

— Смотри-ка, арманьякской девке новость не по нраву! — усмехнулся тюремщик. — Но уж если герцог приказал всех вырезать, то по-другому не бывать! Пойдем, Маргарита, пусть остается. Она-то отвоевалась! Была бы моя воля, я бы ее на хлеб и воду посадил. Зря только мясо и рыбу на нее переводим!

Эту ночь Жанна не спала. «Его светлость приказал вырезать всех жителей — и детей, и женщин, — всех! — преследовал ее голос стражника. — Вот будет потеха!» Утром служанка принесла еду — овощи, рыбу и хлеб. Вечером пришли д’Олон и д’Арки. Она уже давно разузнала, куда ведут коридоры башни, где ее держат в невольницах. Ее ординарцам разрешалось выходить за пределы крепости — Жан Люксембург был уверен, что они не убегут, не оставят свою госпожу. Скорее умрут. Он был рыцарем и верил в кодекс чести, а Жан д’Олон и братья д’Арки внушали ему доверие.

Выходя из ее комнаты, мужчины недоумевали: глаза Жанны сияли. С чего бы? Неужели кто-то принес ей новую весть — Филипп Бургундский погиб под Компьеном? Лорд Бедфорд заболел холерой, как некогда его брат — Генрих Пятый, и умер в муках?

Чуть позже служанка принесла Жанне ужин, солдат, грозивший Компьену расправой, вновь зашел за ней следом.

— Я хочу вина, — сказала Жанна.

Бургундец усмехнулся. Служанка, впервые услышав от Жанны такую просьбу, медлила…

— Ты не слышала? — спросила пленница.

Служанка поклонилась:

— Да, госпожа.

Она вышла, а бургундский солдат, держа левую руку на рукояти меча, неспешно прошелся по ее комнате. Когда он повернулся к Жанне спиной, у нее в руках была кочерга. Она ударила его сбоку по голове, второй раз — по затылку; тюремщик еще не успел грохнуться об пол, а Жанна уже вырвала из его ножен меч. Но удары получились что надо — охранник лежал без сознания. Тогда она стянула ему руки веревкой, сорванной с балдахина над кроватью, сорвала с охранника амуницию.

Вернувшись с вином, служанка огляделась — охранника не было. Жанна стояла, прижавшись спиной к стене. Неожиданно она шагнула вперед и, выставив вперед руку — с мечом — негромко сказала:

— Ни слова, или погибнешь! — Жанна потянула ее на себя и захлопнула дверь. Обмершая от испуга служанка взглянула в сторону — и кувшин с вином выпал из ее рук, разбился вдребезги. У кровати лежал охранник, на его затылке волосы слиплись от крови.

Служанка хлопала глазами, рот ее открывался, как у рыбы, выброшенной на берег, но меч Жанны, которым она указала на поверженного охранника, отрезвил ее.

— Протяни мне руки и не говори ни слова.

Через несколько минут служанка была связана и сидела рядом с тюремщиком, находившимся без сознания. Каждому досталось по кляпу.

Прихватив нож охранника, не выпуская из руки меч, Жанна вышла из своей комнаты и, подобрав к замку ключ, закрыла дверь. В коридоре она огляделась. За поворотом справа стояла охрана. Коридор, ведущий влево, заканчивался тупиком. Что ей было делать? Жан д’Олон и д’Арки находились через комнату — один из ключей в связке был от их двери. Жанна вновь открыла свою дверь и, вздохнув поглубже, что есть силы крикнула: «Стража! Стража!»

Двое всполошенных охранников выбежали из-за поворота — они увидели дверь, открытую нараспашку, что вела в покои Жанны. Вытащив мечи, оба бросились туда. Она захлопнула дверь за их спинами — щелкнула задвижкой, провернула в замочной скважине ключ. Дело было сделано. Жанна бросилась к дверям своих ординарцев. Подобрала ключ и отперла дверь.

— Выходите! — крикнула она.

Трое мужчин не верили своим глазам — перед ними был призрак, не иначе!

— Бежим! — сказала она. — Сейчас же!

Жан д’Арк развел руками:

— Но…

Ее верный оруженосец первым сообразил, что случилось:

— Жанна, я прошу тебя — опомнись! Это бессмысленно…

— Нам не выйти из замка! — оценив обстановку, кивнул Жан д’Арк.

Пьер тоже закивал головой.

— Если Господь даст — мы выйдем! — Она рассекла мечом воздух. — Ну же!

Мужчины раздумывали. В дверь комнаты, где томилась Жанна, изнутри дубасили кулаки обманутых охранников. Узкое окно ее комнаты выходило на густые пикардийские леса — мало было вероятно, что запертую стражу очень быстро услышат снизу. И все-таки нужно было торопиться…

— Я приказываю вам! — взорвалась она. — Или вы больше не служите мне?! — Жанна протянула мужчинам нож. — Это вам!

И они решились — вчетвером бросились по коридору. Они сумели обезоружить еще двух охранников, пройти два этажа…

…Их взяли на первом этаже — они нос к носу столкнулись с хромым привратником, обходившим коридоры. Он уже видел Жанну раньше, когда ее привозили в Больё, сам готовил для нее комнату на верхних этажах башни.

— Тревога! — что есть мочи заорал тот. — Ведьма сбежала!!

Припадая на левую ногу, он дал деру и захлопнул двери перед самым их носом. А когда они открыли эту дверь — их встретил отряд ночной стражи, с копьями и алебардами. Беглецов окружили — отточенное оружие оказалось у самой шеи бесстрашной девушки и ее верных спутников. Только случаем их не прикончили на месте.

В епископском дворце, в Нуайоне, Филипп Бургундский стоял у окна и смотрел на густо раскинувшиеся за крепостными стенами леса, которые уже укрывал вечер, и рваную ленту розовой Уазы. Скрестив руки на груди, герцог размышлял. Чуть поодаль стоял Жан Люксембургский.

Им было над чем подумать.

Филиппу только что сообщили, что Жанна пыталась бежать. Какова причина? Слуги пошутили: сказали, что он, Филипп Бургундский, собирается вырезать всех жителей Компьена, когда наконец-то возьмет город. Жанна хотела вырваться из плена и помочь несчастным… Но эти сантименты отчаявшейся дамы не могли вызвать в нем сострадания.

Только раздражение!

— Будет с нее вольностей, — сказал герцог. — Сколько можно потакать этой девчонке? Может быть, запереть ее в каком-нибудь подземелье? Или одеть кандалы?

— Я хочу перевезти ее в свой родовой замок, мессир.

— В Боревуар? — оглянулся Филипп.

— Да, мессир. Ей будет спокойнее в окружении дам. Моя тетка лучше ста солдат проследит за ней. А потом, в Боревуаре ее не найдет никто — ни французы, ни даже англичане. Неприступная крепость в самом сердце владений Люксембургов — чем не клетка для принцессы? Ее не будет преследовать ненависть солдат, у Жанны появится достойное общество — моей супруги, тетки и падчерицы.

Жан Люксембургский скрыл истинную подоплеку этого решения, как чуть раньше скрыл от своего сюзерена встречу с братом Луи, посланником лорда Бедфорда. Их властная тетка, Жанна Люксембургская, когда-то блиставшая при французском дворе, а позже, во время гражданской войны, навсегда покинувшая Париж, хозяйка многих земель, пожелала, чтобы плененную Деву Жанну, пока ее не выкупит Карл Седьмой, привезли в Боревуар. На том же горячо настаивала и супруга Жана Люксембургского — тоже Жанна, в девичестве де Бетюм.

Со своей стороны, Филиппу Бургундскому тоже было что скрывать от своего вассала. Насколько сильно было желание англичан и церкви заполучить Деву Жанну, настолько безразлично отнесся к ее судьбе Карл Валуа. Через герцога Савойского, но уже в обратном порядке, король Франции ответил письмом своему кузену. Он приветствовал стремление Бургундии к миру, но не передал никакой весточки о составлении купчей — точно и не было никогда у Карла Валуа такого полководца, как Дева Жанна! А ведь она дорого стоила — если не мира, то хотя бы денег. И продать ее стоило раньше, чем она нарвется на пики своей стражи. Ведь только чудом ее не закололи в Больё!

— Значит, Боревуар? — соглашаясь, покачал головой Филипп. — Что ж, будем надеяться, что общество ваших дам, граф, скрасит тяготы ее плена.