4. Потребность в неподвижности

Мысль о том, что неплохо бы никогда не сниматься с места, столь же универсальна, как закон гравитации; на эту тему не раз высказывались мудрецы из самых разных конфессий и философских традиций. Вот знаменитые слова французского математика и философа XVII века Паскаля: “Все несчастья человека происходят оттого, что он не желает спокойно сидеть у себя дома – там, где ему и положено”. Полярный исследователь адмирал Ричард Бэрд, который провел почт и пять месяцев в полном одиночестве в антарктическом убежище, где температура падала до минус 63 градусов по Цельсию, убедился в том, что “разлад в мире наполовину объясняется тем, что мы не знаем, как мало на самом деле нам нужно”. Или, как иногда говорят в Киото, “сделав дело, не уходи сразу. Побудь там еще немного”.

Все эти высказывания справедливы в любое время и неподвластны переменам. Но мне кажется, что спрос на искусство покоя еще никогда не был таким острым, как сейчас.

Социологические исследования показывают, что в 1950-е годы американцы фактически тратили на работу и домашние дела больше времени, чем в наши дни, однако по ощущениям мы гораздо сильнее перегружены сегодня и поэтому на самом деле испытываем больший стресс. Мы словно постоянно бежим со всех ног и боимся, что никак не можем что-то догнать. Мы лишились своих воскресений, свободных вечеров, просто выходных – наших святых дней, как сказали бы некоторые из нас, – ведь теперь наши начальники (спамеры, родители) могут найти нас в любое время дня и ночи, где бы мы ни находились.

Почти каждый из нас чувствует себя, словно врач-реаниматолог на вечном дежурстве, – ему предстоит спасать себя самого, но он не может найти рецепт, потому что информации на его рабочем столе слишком много. Когда я странствовал по свету, меня больше всего удивляло, что именно люди, говорившие разные умные слова о том, что необходимо ограничить новейшие технологии, в первую очередь и помогали развивать эти самые технологии, проехавшиеся бульдозером по столь многим нашим привычкам и естественным ограничениям. Именно те, кто своей работой ускорял суету мира, первыми замечали, что все больше людей успевают сделать все меньше в этой вечной беготне, тонут в настоящем половодье информации.

Однажды я приехал в “Гуглплекс” (центральный офис корпорации Google), чтобы рассказать “гуглерам” о своей книге о далай-ламе, которую я только что закончил. Как и большинство посетителей, я был очень впечатлен батутами и домиками на деревьях прямо внутри здания, а также правилом, согласно которому сотрудники имели право пятую часть своего оплачиваемого рабочего времени заниматься личными творческими проектами – то есть свободно фантазировать в поиске вдохновения.

Но еще больше меня поразили два человека, приветствовавшие меня у стойки ресепшен, пока я ждал, когда будет готово мое электронное удостоверение. Один из них назывался Главным Евангелистом Гугл-Плюс (кажется, именно эти слова и стояли на его визитке); это был ясноглазый и весьма воодушевленный молодой индиец, разработавший в свое время программу Yogler, с помощью которой многие работники компании, практиковавшие йогу, могли обучать ей других.

Вторым был матерый инженер программного обеспечения, создатель и руководитель весьма популярного семинедельного комплекса упражнений, который назывался “Ищи в себе” и предоставил тысячам “гуглеров” неоспоримые доказательства того, что медитация не только проясняет сознание и укрепляет здоровье, но также улучшает эмоциональную отзывчивость и укрепляет отношения – как деловые, так и личные.

Эти двое явно сами вызвались встретить меня у стойки и пообщаться со мной; такие ребята всегда не прочь послушать о далай-ламе, а Главные Евангелисты, только и мечтающие поделиться с посетителем своими озарениями и прозрениями, сегодня есть во всякой уважающей себя компании. Но меня удивило, что Гопи, создатель Yoglers, несколько раз упомянул о том, что любой сотрудник может в любое время дня и ночи зайти в конференц-зал и просто посидеть там, закрыв глаза. Это вновь напомнило мне слова Эмили Дикинсон:

Многие в Кремниевой долине соблюдают так называемый “интернет-шаббат”: раз в неделю, скажем, с вечера пятницы до утра понедельника, вы отключаете большинство своих девайсов от интернета, чтобы вернуть себе правильное чувство меры и свериться с реальным миром перед тем, как в понедельник снова полностью уйти онлайн. Об этом мне напомнил Кевин Келли, один из самых убежденных сторонников и создателей новых технологий (и, между прочим, исполнительный редактор-основатель журнала Wired). Кевин посвятил свою последнюю книгу “Чего хотят технологии” (What Technology Wants, 2010) тому, как новейшие средства коммуникации “расширяют наш личностный потенциал”, и при этом у него нет ни смартфона, ни ноутбука, ни телевизора. Как и раньше, Кевин месяцами путешествует по азиатской деревенской глуши без всяких компьютеров, чтобы прочнее срастись с реальным миром. “Я по-прежнему стараюсь не дать гаджетам окружить себя, – пишет он, – чтобы я не забывал, кто я такой на самом деле”.

В каждом здании кампуса компании General Mills в Миннеаполисе имеется комната для медитаций, а конгрессмен Тим Райан учит искусству покоя своих коллег в палате представителей, напоминая им среди прочего, что медитация, по мнению ученых, снижает артериальное давление, укрепляет иммунную систему и даже “меняет архитектуру нашего мозга”. Это имеет ничуть не больше отношения к религии – или какой бы то ни было другой догме, – чем обычная поездка в санаторий (пусть даже ментальный).

В наше время уже примерно треть американских компаний практикует различные антистрессовые программы для сотрудников, и число этих программ только растет. Отчасти это объясняется тем, что работников очень стимулирует “устранение засоров” в сознании. Более чем у 30 % из записавшихся на одну из таких программ сотрудников гигантской страховой компании Aetna уровень стресса понизился на треть благодаря всего лишь часу занятий йогой в неделю. Производитель процессоров и микросхем Intel в качестве эксперимента внедрил программу “Тихий час” – на самом деле четыре часа по вторникам, в течение которых триста инженеров и менеджеров ставят на свои столы таблички “Не беспокоить!” и не пользуются электронной почтой, чтобы высвободить “время на размышления”. Результаты оказались столь воодушевляющими, что компания тут же запустила восьминедельную программу, официальная цель которой – “прояснить мышление” сотрудников. В той же General Mills 80 % менеджеров высшего звена из тех, что участвовали в аналогичной семимесячной программе, отмечали улучшение способности к принятию решений, а 89 % признались, что они гораздо внимательнее слушают собеседников.

Подобные проекты экономят американским корпорациям около 300 миллиардов долларов ежегодно. Впрочем, еще важнее их профилактическая роль, ведь, по мнению Всемирной организации здравоохранения, “стресс в XXI веке приобретет масштабы пандемии”.

Быть может, довольно странно видеть, как тренинг разума (в сущности, просто неподвижное сидение на одном месте) становится все более популярным в кругах, где всегда было принято постоянно стремиться вперед. Предприятия, готовые рассматривать неделание как один из способов повысить эффективность сотрудников, возможно, просто ищут новые неожиданные средства для достижения старых прагматических целей, но для меня главная польза неподвижности заключается в том, что она помогает очень хорошо рассмотреть саму идею движения, прогресса; более того, неподвижность снимает с вас, словно доспехи, покровы эго, чтобы увести вас туда, где вы становитесь чем-то бóльшим, чем прежде. Если в этом и есть какая-то практическая выгода, то она, вероятно, поступает на какой-то невидимый депозитный счет, с высокой процентной ставкой, но уже очень долгосрочный: воспользоваться им вы сможете только в тот момент (впрочем, неизбежный), когда вы увидите, как врач, вошедший в вашу палату, качает головой, или когда идущую перед вами машину вдруг занесет на скользкой дороге… И в эту секунду мы сможете рассчитывать лишь на те душевные накопления, что вам удалось собрать в ваши самые сокровенные моменты.

И все же трудно спорить с необходимостью мыслить ясно и сосредоточенно, особенно если ставки высоки, как никогда.

Однажды весенним утром я услышал стук в дверь монастырской кельи, моего тайного дома всего лишь в паре часов езды от Кремниевой долины. Отворив, я увидел двух молодых друзей, парня и девушку, с которыми прежде не встречался, но уже немного знал их по электронной переписке. Эмма работала заместителем директора исследовательского центра в Стэнфорде, а ее жених (сейчас уже муж) Эндрю служил в морской пехоте. Мы спустились с горы и уселись на маленькую скамейку, с которой открывался вид на бескрайний синий простор Тихого океана. Перед нами не было ни островов, ни нефтяных платформ, ни китов, и Эмма рассказала, как после защиты диссертации в Висконсине она в течение года собирала средства, чтобы провести исследование и выяснить, поможет ли обучение искусству покоя ветеранам, переживающим посттравматический стресс.

Пациенты, приходившие в ее лабораторию, по большей части были (как я и ожидал) сильно пьющими мужиками, татуированными байкерами со Среднего Запада, которым было совершенно наплевать какую-то “хипповую дуру”. Они точно не считали, что их почему-либо нужно обследовать; они скорее обследовали бы ее. Но затем ей удалось убедить десяток этих крутых парней приступить к недельной программе дыхательных упражнений на основе йоги. Когда программа закончилась, пациенты, посетившие двадцать пять часов тренировок, отмечали значительное уменьшение симптомов стресса и снижение чувства тревоги. Еще десять человек, не участвовавшие в программе, не заметили изменений в своем состоянии.

Однако Эмме, как всякому настоящему ученому, нужны были точные данные – полученные эмпирическим путем и проверяемые. Поэтому она провела еще один тест – на “реакцию на испуг”. Как правило, эта реакция была неадекватно сильной у тех ветеранов, которые считали, что они “всегда начеку”; они же чаще других страдали бессонницей. Результаты теста подтвердили субъективные мнения испытуемых о самих себе. Несколько из них буквально огорошили Эмму, признавшись, что благодаря ей “буквально воскресли из мертвых”. Она снова протестировала группу через неделю после окончания программы (а затем еще раз, через год): улучшения сохранялись. Ее работа с подробным описанием этого исследования была принята к публикации в академическом издании Journal of Traumatic Stress.

Теперь заговорил Эндрю. Он все это время стоял чуть ли не по стойке “смирно” у скамейки, на которой сидели мы с Эммой, а сейчас с вежливой улыбкой на лице объяснял мне, что медитативные практики всегда будет нелегко внедрить в среде “альфа-самцов” и “супермачо”, которыми являются все без исключения морские пехотинцы. Более того, согласившись принять участие в очень строгой программе, предполагавшей неподвижность и медитацию на протяжении сорока дней, он “просто намеревался доказать ее бесполезность, но при этом, как настоящий морской пехотинец, обязан был довести миссию до конца”. Однако вскоре Эндрю, к своему удивлению, обнаружил, что несколько часов концентрированного внимания делают его необычайно счастливым – настолько, что он начал волноваться, а не теряет ли он свою собранность, бдительность и хватку.

Инструктор заверил Эндрю, что он сейчас ничуть не менее бдителен, чем раньше, просто теперь он лучше различает “потенциальные угрозы или цели, на которые следует реагировать”. “Это позволило мне, – продолжал Эндрю, – игнорировать значительно больше раздражителей, чем раньше, и полнее наслаждаться повседневной жизнью”. По его собственному признанию, он, крутой разведчик-снайпер, был поражен, “как нечто столь простое может быть настолько действенным. И как нечто столь мягкое может сделать из меня гораздо более крепкого солдата”.

Эндрю рассказал о своем приятеле, который однажды командовал конвоем в Афганистане и ехал в замыкающем джипе-“хамви”. Джим наехал на мину, и ноги командира до колена были мгновенно оторваны взрывом. Несмотря на это, приятелю Эндрю удалось сохранить присутствие духа – благодаря навыкам “тактического дыхания”, – проверить, все ли в порядке с другими солдатами, приказать водителю подать сигнал о помощи и, что самое поразительное, самому наложить жгут на то, что осталось от его ног, и держать обрубки поднятыми вверх до прибытия медиков. Контролируя свое дыхание и не шевелясь, как и предписывала система, о которой он узнал в одном учебнике для солдат на действительной службе, он спас и себя, и тех, кто был рядом с ним.

Никто не скажет, что это панацея, и у меня лично никогда не было времени на философию нью-эйдж – “нового века”. Я больше доверяю идеям века старого или, по крайней мере, тем истинам, которые выдержали испытание веками, даже тысячелетиями. Но в те годы в среднем 22 ветерана в США каждый день сводили счеты с жизнью, причем средний их возраст составлял двадцать пять лет. В этом свете идея о том, что тренировка сознания может спасти чьи-то жизни, уже не казалась дикой; по крайней мере, она была не менее важна, чем тренировка тела.