Слово «Сталинград» вошло в словарный фонд всех языков мира и с той поры напоминает о битве, которая по размаху, напряжению и последствиям превзошла все вооруженные столкновения прошлых времен.

Когда иностранные делегации или туристы посещают Советский Союз, в числе маршрутов их путешествий есть и тот, что ведет к городу, расположенному на Нижней Волге, у ее крутого изгиба. Паломничество сюда не простое любопытство. Ибо этот город долгое время был центром ожесточенных и кровопролитных боев, здесь неумолчно дни и ночи гремели взрывы бомб и снарядов, дымились развалины зданий, плавился асфальт площадей и улиц, бушевал огонь на самой реке, покрытой нефтью, хлынувшей из разрушенных хранилищ.

В течение четырех месяцев немецкое командование, несмотря на огромные потери в живой силе и в технике, предпринимало многократные попытки овладеть городом. Тщетно! «Выстоять и победить!» – эта лаконичная заповедь прочно, как нерушимая клятва, вошла в сознание защитников волжской твердыни, выражала непоколебимую решимость обескровить и уничтожить ненавистного врага. Каждый из них отчетливо сознавал, что именно здесь, на берегах Волги, решался исход не только Отечественной, но и Второй мировой войны.

Советские воины сдержали клятву. Они увенчали Сталинградскую битву своей блистательной победой.

С именем Сталинграда связано торжество советского военного искусства. Известно, что нацистские генералы прямо-таки бредили идеей «Канн», полагая, что только им подвластно ведение операций на окружение. О советских военачальниках они с пренебрежением писали как о неспособных постичь мастерство вождения войск на полях современной войны. Однако именно советские полководцы устроили противнику под Сталинградом грандиозные «Канны» XX века. Более того, такая сложнейшая форма оперативного маневра, как наступление по сходящимся направлениям с целью окружения вражеских войсковых группировок, оставалась типичной для боевой деятельности Красной Армии до конца войны…

Вспоминая об обстановке, предшествовавшей Сталинградской битве, о намерениях противника на летнюю кампанию 1942 года, надо сказать следующее.

Обстановка того времени оставалась для нашей страны весьма трудной. Под пятой фашистских оккупантов находились Прибалтика и Белоруссия, Украина и Молдавия, западные и южные области Российской Федерации. Враг продолжал блокаду Ленинграда, держал крупные силы войск неподалеку от Москвы. Накопленные с большим напряжением стратегические резервы были израсходованы в боях под Москвой. Обстановку усугубил неудачный для наших войск исход боевых действий весной 1942 года под Ленинградом, Харьковом и в Крыму.

Рассчитывать на действенную помощь со стороны союзников по антигитлеровской коалиции не приходилось. Они все еще затягивали открытие второго фронта в Европе. Вместо развертывания боевых действий в Европе, их внимание было направлено на второстепенные, удаленные на огромные расстояния от Германии театры, которые не отвлекали на себя сколько-нибудь значительных сил фашистского блока. Напомним, что в Северной Африке против английской армии действовало в мае 1942 года всего лишь восемь итальянских и три немецкие дивизии.

Совершенно очевидно, что такая политика американо-английских правящих кругов по отношению к Советскому Союзу позволила немецкому командованию привлечь для борьбы против Советского Союза значительные дополнительные силы. На 1 мая 1942 года на советско-германском фронте действовало 217 дивизий и 20 бригад противника, то есть около 80 % всех сухопутных войск Германии и ее союзников, а также три из пяти немецких воздушных флотов.

План немецкого командования на лето 1942 года, как явствует из директивы № 41 от 5 апреля, заключался в том, чтобы «снова овладеть инициативой», утраченной в результате поражения под Москвой, «окончательно уничтожить живую силу, остающуюся еще в распоряжении Советов, лишить русских возможно большего количества военно-экономических центров». Однако немецкое командование не могло в то время развернуть наступление на всех стратегических направлениях советско-германского фронта, как это было летом 1941 года. Возможностей для наступления на широком фронте уже недоставало. Поэтому реализовать намеченный план противник решил путем проведения последовательных наступательных операций в соответствии с имеющимися силами и складывающейся обстановкой. План предусматривал первоначально «сосредоточить все имеющиеся силы для проведения главной операции на южном участке фронта с целью уничтожить противника западнее Дона и в последующем захватить нефтяные районы Кавказа и перевалы через Кавказский хребет». С прорывом на Кавказ гитлеровская клика связывала вовлечение Турции, занимавшей далеко не добрососедскую позицию по отношению к Советскому Союзу, в войну на стороне Германии, а также подготовку к вторжению на Ближний Восток.

Итак, целью «главной операции» провозглашался Кавказ. Чтобы обезопасить левое крыло войск, предназначенных для достижения этой цели, оказать им содействие в быстром продвижении вперед, немецкое командование решило нанести удар на сталинградском направлении. В упомянутой директиве № 41 указывалось на необходимость «попытаться достигнуть Сталинграда или по крайней мере подвергнуть его воздействию тяжелого оружия с тем, чтобы он потерял свое значение как центр военной промышленности и узел коммуникаций».

Таким образом, данному направлению в плане врага отводилась вспомогательная роль. Но вскоре это направление, вопреки расчетам и желанию нацистских стратегов, из вспомогательного превратилось в решающее направление борьбы на всем советско-германском фронте.

Начало Сталинградской битвы, на отдельных этапах которой действовало с обеих сторон свыше 2 млн. человек, более 2 тыс. танков и столько же самолетов, 26 тыс. орудий и минометов, восходит к середине июля 1942 года. По характеру событий битва состояла из двух ярко выраженных периодов: оборонительного – на подступах к Сталинграду и в самом городе (с 17 июля по 18 ноября) и наступательного, завершившегося ликвидацией огромной группировки врага (с 19 ноября 1942 года по 2 февраля 1943 года).

Первоначально задачу овладения Сталинградом фашистское командование возлагало на 6-ю и 4-ю танковую армии. Нацистские стратеги полагали, что советские войска, ослабленные в предыдущих боях, не окажут на пути к Сталинграду серьезного сопротивления. Они настолько уверовали в это, что даже в середине июля повернули 4-ю танковую армию на юг для действий на Кавказе, включили в ее состав несколько соединений 6-й армии. Однако их надежды на легкую и скорую победу были развеяны еще в большой излучине Дона. Это сделали советские воины, отстаивавшие с непреклонной решимостью каждый метр родной земли.

Оборонительным действиям наших войск Генштаб и Ставка стремились придать характер стратегической обороны, чтобы тем самым сорвать новое «генеральное» наступление гитлеровской армии. Резервов у Ставки в районе Сталинграда, за исключением еще не готовых к действиям 1-й и 4-й танковых армий, не было. Правда, во фронтовом резерве находилась 57-я армия генерал-майора Ф. И. Толбухина, но и она только начала получать пополнение…

28 июля в разгар оборонительных боев был подписан и немедленно отправлен в войска приказ № 227 народного комиссара обороны И. В. Сталина. Приказ этот сразу же привлек внимание всего личного состава Вооруженных Сил. Я был очевидцем, как заслушивали его воины в частях и подразделениях, изучали офицеры и генералы. Приказ № 227 – один из самых сильных документов военных лет по глубине патриотического содержания, по степени эмоциональной напряженности.

Вот его некоторые положения.

«Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население».

«Некоторые неумные люди на фронте утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать на восток, так как у нас много территории, много земли, много населения и что хлеба у нас всегда будет в избытке… Такие разговоры являются насквозь фальшивыми и лживыми, выгодными лишь нашим врагам. Каждый командир, красноармеец и политработник должны понять, что наши средства не безграничны, территория Советского государства – это не пустыня, а люди – рабочие, крестьяне, интеллигенция – наши отцы, матери, жены, братья, дети».

«После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, – стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас уже сейчас нет преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину».

«Из этого следует, что пора кончить отступление. Ни шагу назад!»

«Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности».

«Можем ли мы выдержать удар, а потом и отбросить врага на запад? Да, можем, ибо наши фабрики и заводы в тылу работают теперь прекрасно, и наш фронт получает все больше и больше самолетов, танков, артиллерии, минометов. Чего же у нас не хватает? Не хватает порядка и дисциплины в ротах, в батальонах, в полках, в дивизиях, в танковых частях, авиаэскадрильях. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять нашу Родину».

Приказ предлагал «железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток», что от такого отступления не будет якобы вреда. Предписывалось также снимать командующих армиями, командиров корпусов и дивизий, допустивших самовольный отход войск. Те же меры предлагалось применять и к командирам и комиссарам полков и батальонов за оставление воинами без приказа боевых позиций. Этим приказом вводились штрафные батальоны.

Некоторые буржуазные историки все содержание этого приказа сводят к мерам принуждения, отбрасывая его политические и моральные стороны, утверждают, что введенные приказом № 227 меры принуждения явились главной причиной победы советских войск под Сталинградом. Политический смысл таких передержек и манипуляций понятен.

Я, как и многие другие генералы, видел некоторую резкость и категоричность оценок приказа, но их оправдывало очень суровое и тревожное время. В приказе нас прежде всего привлекло его социальное и нравственное содержание. Он обращал на себя внимание суровостью правды, нелицеприятностью разговора наркома и Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина с советскими воинами, начиная от рядового бойца и кончая командармом. Читая его, каждый из нас задумывался над тем, все ли силы мы отдаем борьбе. Мы сознавали, что жестокость и категоричность требований приказа шла от имени Родины, народа, и важно было не то, какие будут введены меры наказания, хотя и это имело значение, а то, что он повышал сознание ответственности у воинов за судьбы своего социалистического Отечества. А те дисциплинарные меры, которые вводились приказом, уже перестали быть непременной, настоятельной необходимостью еще до перехода советских войск в контрнаступление под Сталинградом и окружения немецко-фашистской группировки на берегу Волги.

Но вернусь к изложению военных действий.

Несмотря на то что советским войскам в результате упорной борьбы удалось вначале замедлить наступление немецких войск на дальних подступах к Сталинграду, а затем и остановить их продвижение перед внешним оборонительным обводом, положение на сталинградском направлении оставалось для нас в конце первой половины августа крайне напряженным. Протяженность Сталинградского фронта возросла до 800 км. Ставка и Генеральный штаб с каждым днем все более и более убеждались в том, что командование этим фронтом явно не справляется с руководством и организацией боевых действий такого количества войск, вынужденных к тому же вести ожесточеннейшие бои на двух разобщенных направлениях. Не справлялось оно и с руководством теми мероприятиями, которые по заданиям ГКО и по требованиям военной обстановки должны были проводиться для усиления обороны города и удовлетворения нужд войск продукцией, производимой городской промышленностью.

5 августа Ставка приняла решение разделить Сталинградский фронт на два самостоятельных фронта – Сталинградский и Юго-Восточный. Командующим Юго-Восточным фронтом был назначен генерал полковник А. И. Еременко, членом Военного совета – Н. С. Хрущев, начальником штаба – генерал-майор Г. Ф. Захаров. Командующим войсками Сталинградского фронта оставался генерал-лейтенант В. Н. Гордов.

В действительности оказалось, что разделение фронтов крайне усложняло решение других вопросов, особенно массированного использования авиации, действовавшей на сталинградском направлении. Затруднилось и разрешение вопросов, связанных с оборонными мероприятиями, проводившимися местными партийными и советскими органами. 13 августа Ставка приняла решение, по которому Сталинградский фронт подчинялся командующему Юго-Восточным фронтом. Для организации руководства и управления войсками на сталинградском направлении Верховное Главнокомандование в наиболее ответственные моменты битвы направляло в Сталинград представителей ГКО и Ставки, на которых и возлагалось принятие окончательных решений по всем вопросам, возникавшим на месте…

Начиная с первой половины июля Верховное Главнокомандование систематически усиливало войска сталинградского направления за счет стратегических резервов. В августе приток войск сюда из глубины страны еще более возрос. Так, с 1 по 20 августа сюда было направлено 15 стрелковых дивизий и 3 танковых корпуса. Правда, значительная часть из них, вследствие транспортных затруднений, смогла поступить на фронты только после 20 августа…

К вечеру 25 августа я получил указание Верховного Главнокомандующего отправиться в район сосредоточения войск к северу от Сталинграда и взять на себя руководство подготовкой прибывших частей к предстоящему контрудару. Утром 26 августа я приехал в район, где стояли войска 24-й армии и начавшие прибывать войска 66-й армии и дивизии, предназначавшиеся на укомплектование 1-й гвардейской армии. В течение нескольких дней вместе с командующим 24-й армией Д. Т. Козловым мы занимались рекогносцировкой. Затем туда же приехал Г. К. Жуков, который 26 августа был назначен заместителем Верховного Главнокомандующего с освобождением его от должности командующего Западным фронтом. На него и было возложено общее и непосредственное руководство всеми войсками, привлекавшимися к ликвидации прорвавшегося к Волге врага и восстановлению нарушенного фронта обороны наших войск в районе Сталинграда. Через несколько дней после прибытия Г. К. Жукова по распоряжению Ставки я вернулся для работы в Генеральный штаб.

3 сентября Ставка Верховного Главнокомандования направила на имя Г. К. Жукова директиву, в которой указывала: «Положение со Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск не окажет немедленную помощь. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь к сталинградцам. Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации осталось очень мало».

В сентябре мы дважды предпринимали здесь наступление силами 1-й гвардейской, 24-й и 66-й армий. Хотя нам не удалось тогда полностью выполнить задачу уничтожения врага, прорвавшегося к Волге, ликвидировать образованный им коридор и соединиться с войсками, оборонявшими город, мы все же заставили немецкое командование повернуть значительную часть сил 6-й армии фронтом на север. Это дало возможность задержать противника, рвущегося в город на внутреннем оборонительном обводе.

ГКО, Ставка, и лично Верховный Главнокомандующий ежечасно получали сведения о событиях в городе, непрерывно принимали все зависящие от них меры для упрочения обороны и требовали этого от командования фронтов и армий. Советские войска с честью выстояли. Они не только удержали в своих руках занятые ими участки города до нашего общего контрнаступления под Сталинградом, но и продолжали прочно сковывать здесь крупные силы врага.

9 октября 1942 года был издан Указ об отмене института военных комиссаров и введении единоначалия в Вооруженных Силах. Вопрос об укреплении авторитета начальствующего состава в армии являлся постоянной заботой партии. Особенно часто возвращался к этой мысли И. В. Сталин в период подготовки Сталинградской операции. Неоднократно, в моем присутствии, на заседаниях Политбюро он ставил вопрос о введении единоначалия в Вооруженных Силах и немало советовался по этому вопросу с командующими фронтами и армиями и с другими ответственными лицами Наркомата.

Введение полного единоначалия положительно сказалось на росте командных кадров и политсостава; оно способствовало укреплению порядка и организованности в войсках.

В середине октября немецкое командование было вынуждено отдать приказ № 1 о переходе к обороне. Войскам предписывалось «во что бы то ни стало удерживать достигнутые рубежи, отражать всякие попытки со стороны противника прорвать их и тем самым создать предпосылки для продолжения нашего наступления в 1943 году». Оно утверждало себя, неизвестно, на каком основании, во мнении, будто русские в ходе последних боев были серьезно ослаблены и не смогут зимой 1942/43 года располагать столь большими силами, которые имелись у них в прошлую зиму.

Враг снова роковым образом просчитался. Наши Вооруженные Силы, несмотря на понесенные потери, к осени 1942 года значительно окрепли. Увеличивался выпуск танков Т-34, самолетов новых конструкций, орудий, особенно противотанковых и зенитных, реактивной артиллерии и автоматического оружия. На этой материальной основе совершенствовалась организационная структура войск. Появилась возможность уже зимой 1942/43 года начать осуществление крупных наступательных операций.

Ставке Верховного Главнокомандования было хорошо известно, что благодаря стойкости и упорству героев волжской твердыни 6-я и 4-я танковая немецкие армии оказались сосредоточенными на узком участке фронта, непосредственно в районе города, а их фланги прикрывались румынскими войсками. Было также известно, что огромные потери, которые продолжал нести враг в надежде все же овладеть городом, и особенно то, что он не имел здесь сколько-нибудь внушительных резервов, еще более ограничивали его оборонительные возможности. Тут напрашивалось решение: организовать и провести контрнаступление, причем такое, которое не только радикально изменило бы обстановку в этом районе, но и привело бы к крушению все еще активно действующего южного крыла вражеского фронта.

Такое решение было принято в середине сентября после обмена мнениями между И. В. Сталиным, Г. К. Жуковым и мною. Суть стратегического замысла сводилась к тому, чтобы из района Серафимовича (то есть северо-западнее Сталинграда) и из дефиле озер Цаца и Барманцак (то есть южнее Сталинграда) в общем направлении на Калач, лежащий западнее Сталинграда, нанести мощные концентрические удары по флангам втянувшейся в затяжные бои за город вражеской группировки, а затем окружить и уничтожить ее основные силы – 6-ю и 4-ю танковую немецкие армии. До начала контрнаступления было признано необходимым уделить самое пристальное внимание обороне внутри города, с тем чтобы на его развалинах максимально измотать и обескровить врага и ни в коем случае не допустить его продвижения вдоль Волги на север, в сторону Камышина.

Государственный Комитет Обороны и Ставка Верховного Главнокомандования решили считать подготовку и осуществление этого контрнаступления главнейшим мероприятием в стране до конца 1942 года. Для его успешного проведения планировалось привлечь основные силы и средства, имевшиеся в распоряжении Ставки. При этом Сталин ввел режим строжайшей секретности на всю начальную подготовку операции. Нам в категорической форме было предложено никому ничего не сообщать о ней, даже членам ГКО. Сталин предупредил, что, кому нужно, он сам скажет о подготовке операции. Мы с Г. К. Жуковым могли довести до командующих фронтами лишь то, что непосредственно касалось каждого из них, – и ни слова больше. Полагаю, что подобная мера осторожности в тех условиях была полностью оправдана.

После принятия предварительного решения на контрнаступление Г. К. Жукову и мне было предложено выехать под Сталинград, чтобы тщательно изучить направления наших будущих ударов по противнику и уточнить все необходимые детали в связи с этим. Г. К. Жуков отправился на Сталинградский, я на Юго-Восточный фронт.

В первых числах октября в работу включились командующие войсками и штабы фронтов: им было приказано подготовить предложения по использованию сил каждого фронта для совместной наступательной операции «Уран». Руководство подготовкой контрнаступления на местах Ставка возложила по Юго-Западному и Донскому фронтам (которые предполагалось создать в октябре) на Г. К. Жукова, по Сталинградскому – на меня.

Через несколько дней я снова был на Сталинградском фронте. Вместе со мной сюда прибыли командующий артиллерией Красной Армии генерал полковник артиллерии Н. Н. Воронов и от Генерального штаба генерал майор В. Д. Иванов. Г. К. Жуков в это время уже находился в полосе действий Донского и Юго-Западного фронтов. На фронты сталинградского направления отправились также командующий ВВС Красной Армии генерал лейтенант авиации А. А. Новиков и начальник Главного автобронетанкового управления Красной Армии генерал лейтенант танковых войск Я. Н. Федоренко.

25 октября, как и предусматривалось принятым решением, был создан Юго-Западный фронт. С этого времени началась практическая отработка с войсками и командованием во всех фронтах и непосредственно на местности вопросов, связанных с предстоящей операцией. Основное внимание при работе в войсках мы уделяли прежде всего практической отработке мероприятий по быстрому взламыванию и прорыву обороны противника в ее тактической глубине, тщательному выбору форм использования каждого из родов войск при действиях в оперативной глубине противника с учетом особенностей выполняемых задач, вопросов взаимодействия между ними и управления войсками.

Подготовка операции осложнялась тем, что ни на минуту нельзя было ослаблять внимания к обороне города: враг продолжал здесь яростные атаки. Как заявил по окончании войны на допросе один из столпов фашистского вермахта Кейтель, «Сталинград был настолько соблазнительной целью, что казалось невозможным отказаться от него».

К тому же осенняя распутица и недостаток железных и мало-мальски сносных грунтовых дорог затрудняли подвоз резервов и материальных средств. Войска и грузы по всем видам снабжения приходилось переправлять через Волгу и Дон.

В западной историографии Второй мировой войны встречается утверждение, будто немецкое командование знало о готовящемся контрнаступлении советских войск под Сталинградом, но по вине Гитлера не могло принять должных мер по предотвращению разгрома. Бывший начальник генерального штаба сухопутных войск Цейтцлер писал после войны: «Ужасно предвидеть надвигающуюся катастрофу и в то же время не иметь возможности предотвратить ее».

Между тем немецкая разведка докладывала в начале ноября иное, а именно, что решающую операцию Красная Армия предпримет на центральном участке фронта против Смоленска и менее крупную – на Дону; что для развертывания широкого наступления Красная Армия не имеет достаточного количества сил; что действия Красной Армии на Волге будут преследовать ограниченную цель: оттеснить немецкие части, находящиеся в районе Сталинграда. Лишь 12 ноября немецкая разведка сделала вывод, что «в скором времени следует ожидать наступательные операции против 3-й румынской армии», но не смогла определить наших сил.

Примечательная черта контрнаступления под Сталинградом – скрытность его подготовки. Специальная директива Генерального штаба определила мероприятия, которые исключали бы просачивание сведений о масштабе контрнаступления, времени проведения, направлении главных ударов, способах действий, В частности, переписка и телефонные разговоры, связанные с предстоящим контрнаступлением, были категорически запрещены; распоряжения отдавались в устной форме и только непосредственным исполнителям; сосредоточение войск из резерва Ставки Верховного Главнокомандования и перегруппировка войск внутри фронтов производились только ночью. Все это основательно спутало карты немецкого командования…

В первых числах ноября, по мнению представителей Ставки и командования фронтов сталинградского направления, подготовка войск, штабов и командования к контрнаступлению заканчивалась. Сосредоточение последних войсковых соединений и всего необходимого для начала операции, по самым твердым нашим расчетам, должно было закончиться не позднее 15 ноября. В связи с этим мы с Г. К. Жуковым по договоренности с командующими войсками фронтов решили провести во фронтах для проверки готовности итоговые совещания.

3 ноября под руководством заместителя Верховного Главнокомандующего Г. К. Жукова при моем участии такое совещание было проведено на Юго-Западном фронте. Кроме командования фронтом и армиями в нем принял участие руководящий состав корпусов и дивизий. 4 ноября такое же совещание было проведено в 21-й армии этого же фронта с привлечением руководящего состава Донского фронта, а 10 ноября – с руководящим составом Сталинградского фронта при штабе 57-й армии. На этих совещаниях еще раз были тщательно проверены точность понимания командирами поставленных перед ними задач и их решения. Буквально с каждым из них вновь были рассмотрены вопросы организации взаимодействия с артиллерией, танками и авиацией при прорыве обороны противника, взаимодействия с танковыми и кавалерийскими соединениями при вводе их в прорыв и при действиях в глубине обороны противника; обеспечения флангов в ходе операции; взаимодействия с соседними войсковыми объединениями и соединениями; организации управления войсками на всех стадиях операции. Были заслушаны подробные доклады участников совещания о состоянии войск, боевом и материальном обеспечении, готовности соединений к выполнению ответственнейшего задания партии, правительства и военного командования.

После совещаний Г. К. Жуков и я подвели итоги работы, проделанной в войсках. 13 ноября уточненный план был доложен нами на заседании Политбюро ЦК партии и Ставки. Коротко наши выводы состояли в следующем. Группировка немецких войск в основном остается прежней: главные силы 6-й и 4-й танковой армий по-прежнему вовлечены в затяжные бои в районе города. На флангах этих сил (то есть на направлениях наших главных ударов) остаются румынские части. Подхода на сталинградское направление более или менее значительных резервов из глубины за последнее время не наблюдалось. Не отмечалось и каких либо существенных перегруппировок в войсках противника, действовавших на этом направлении. В целом силы сторон на сталинградском направлении, по имеющимся данным, к началу наступления равны. На направлениях же предстоящих ударов наших фронтов в результате поступления из Ставки резервов и ослабления второстепенных направлений удалось создать мощные ударные группировки с таким превосходством в силах над врагом, которое позволяет безусловно рассчитывать на успех.

Основная роль в начале операции, как и предусматривалось, отводилась Юго Западному фронту. Для этого он имел все необходимое. К исходу третьего или на четвертый день операции намечалась встреча танковых и механизированных корпусов Юго-Западного и Сталинградского фронтов в районе Калача. Она должна замкнуть кольцо окружения главной группировки врага в районе Сталинграда. Начать наступление на Юго-Западном и Донском фронтах можно было 19–20, а на Сталинградском – 20 ноября.

После обсуждения в Ставке ряда вопросов план и сроки операции были окончательно утверждены. Г. К. Жуков получил вслед за тем задание подготовить отвлекающую операцию на Калининском и Западном фронтах. На меня Ставка возложила координирование действий всех трех фронтов сталинградского направления при проведении контрнаступления…

Наступление Юго-Западного и правого крыла Донского фронтов началось, как и намечалось планом, с утра. Сильный туман и снегопад исключили возможность использовать в период подготовки удара и в момент самой атаки боевую, особенно штурмовую, авиацию и резко снижали эффективность артиллерийского огня.

20 ноября в соответствии с планом, причем в еще более сложных метеорологических условиях, но столь же удачно, начал контрнаступление Сталинградский фронт.

В течение 21 ноября войска Юго-Западного, Сталинградского и Донского фронтов, нанося противнику огромный урон, выходя в глубокий тыл основной его группировке и дезорганизуя управление фашистских войск, продолжали выполнять боевое задание. 23 ноября в результате искусно выполненных ударов по сходящимся направлениям в сторону Калача Юго-Западный и Сталинградский фронты при активной помощи правого крыла Донского фронта замкнули кольцо окружения вокруг главной группировки немцев, действовавшей в районе Сталинграда. Это было первое крупное окружение, в котором оказались немецко-фашистские войска с начала войны.

Однако от выполнения основной задачи – расчленения окруженной группировки и тем более окончательной ее ликвидации – мы были еще далеки. Враг (6-я немецкая армия в составе 17 дивизий и еще 5 дивизий 4-й танковой армии) создал плотную оборону к западу и юго-западу от Сталинграда на фронте Орловка – Дмитриевка – Цыбенко – Купоросное общим протяжением около 170 км. Штаб Паулюса располагался в центре группировки, в поселке Гумрак. Как впоследствии стало известно, понимая безнадежность своего положения, командование окруженных войск еще вечером 23 ноября потребовало от Гитлера свободы действий с тем, чтобы пойти на прорыв и пробиться из кольца окружения. Гитлер ответил: «Войска 6-й армии временно окружены русскими… Личный состав армии может быть уверен, что я предприму все для того, чтобы обеспечить нормальное снабжение армии и своевременно освободить ее из окружения…». Аналогичные заверения давал и Геринг, главнокомандующий военно-воздушными силами Германии.

Встречая упорное сопротивление окруженного противника, советские войска вынуждены были приостановить продвижение. Здесь стал очевиден просчет, который мы допустили в определении численности окруженных войск врага. К тому же соотношение этих сил на внутреннем фронте окружения в конце ноября и первых числах декабря продолжало изменяться не в нашу пользу, ибо мы, не имея свободных резервов, вынуждены были укреплять внешний фронт, изолирующий окруженные войска, особенно на Юго-Западном и Южном направлениях, за счет войск, снимаемых с кольца окружения. Это было тем более необходимо, что к нам начали поступать данные о переброске противником на сталинградское направление дополнительных войск с других участков советско-германского фронта и из Западной Европы.

Выполняя указания Ставки, мы в первых числах декабря снова попытались расчленить и уничтожить окруженную группировку. Однако и на этот раз сколько-нибудь значительных результатов не достигли. Противник, опираясь на сеть хорошо подготовленных инженерных оборонительных сооружений, яростно сопротивлялся, отвечая ожесточенными контратаками на каждую нашу попытку продвижения. Безусловно, некоторую отрицательную роль при этом сыграли и допускавшиеся нами ошибки. На них мне указал в телеграмме от 4 декабря Верховный Главнокомандующий. Вот ее содержание:

«Тов. Михайлову. Ваша задача состоит в том, чтобы объединять действия Иванова и Донцова. До сего времени у вас, однако, получается разъединение, а не объединение. Вопреки вашему приказу, 2 и 3 числа наступал Иванов, а Донцов не был в состоянии наступать. Противник получил возможность маневра. 4 будет наступать Донцов, а Иванов окажется не в состоянии наступать. Противник опять получает возможность маневрировать. Прошу вас впредь не допускать таких ошибок. Раньше чем издать приказ о совместном наступлении Иванова и Донцова, нужно проверить, в состоянии ли они наступать. 4.ХII.1942 г. 7 час. 06 мин. Васильев».

В ночь на 5 декабря совместно с К. К. Рокоссовским, посоветовавшись с А. И. Еременко, мы приступили к разработке нового плана ликвидации окруженных войск Паулюса. Должен сказать, что по вопросу о дальнейших действиях советских войск в районе Сталинграда в Ставку был внесен ряд предложений. Как мне стало известно, согласно одному из них, мы должны были прекратить действия по ликвидации осажденной армии Паулюса, оставить вокруг нее лишь охранные войска, поскольку она якобы не представляла угрозы, являлась вроде «зайца на привязи», а все наши основные войска немедленно двинуть на Ростовна-Дону, чтобы отрезать пути отхода фашистским войскам с Северного Кавказа. Это, по мнению авторов предложения, принесло бы нам большие выгоды, образовав на Северном Кавказе второй крупный «котел» для находившихся там неприятельских войск.

И. В. Сталин поддержал мое отрицательное отношение к этому предложению. Верховное Главнокомандование на основе трезвого расчета не могло стать на этот путь, хотя он был заманчивым. Под Сталинградом находилась хотя и ослабленная, но крупная группировка противника, располагавшая мощной боевой техникой и далеко еще не лишенная боеспособности. Недооценивать ее, особенно в начале декабря, было ни в коем случае нельзя. И. В. Сталин отверг предложение «открыть ворота» Паулюсу, предложив его авторам оставить эту идею при себе.

Как стало известно потом, немецко-фашистское командование возлагало большие надежды на войска окруженной 6-й армии. Когда Н. Н. Воронов и К. К. Рокоссовский задали Паулюсу вопрос, почему он не сложил оружия сразу после того, как безвыходность положения его армии стала очевидной, и продолжал бесцельно проливать кровь своих солдат, фельдмаршал ответил, что этого требовали стратегические расчеты Германии.

9 декабря я представил план ликвидации окруженных немецко-фашистских войск в Ставку. Однако в этот план не замедлил внести свои коррективы противник. В начале декабря, когда мы работали над упомянутым планом, к нам в Заварыгин, где находился штаб Донского фронта, стали поступать данные от Юго-Западного и Сталинградского фронтов о том, что в районе Котельникова и в других сосредоточиваются крупные вражеские силы. По решению командующего Сталинградским фронтом были сделаны попытки захватить Котельниково. Хотя они и не увенчались успехом, но позволили установить, что туда прибывают крупные силы танковых войск врага, в частности 6-й танковой дивизии, которая в срочном порядке перебрасывалась из Франции. Таким образом, факты говорили о том, что немецко-фашистское командование, по-видимому, в ближайшие же дни попытается осуществить наступление на котельниковском направлении, чтобы деблокировать войска Паулюса.

Утром 12 декабря я находился в Верхнее-Царицынском. Там мне стало известно, что на фронте 51-й армии после короткого артиллерийского обстрела позиций 302-й стрелковой дивизии, оседлавшей железную дорогу Котельниково – Сталинград, и 126-й стрелковой дивизии, оборонявшейся несколько восточнее, гитлеровцы перешли из района Котельникова в наступление.

Вместе с членом Военного совета Сталинградского фронта Н. С. Хрущевым, находившимся также в Верхнее-Царицынском, мы поспешили к станции Жутово, чтобы уяснить на месте обстановку.

Надо сказать, что Н. С. Хрущев на тех фронтах, где я был представителем Ставки, он, как член Военного совета этих фронтов и член Политбюро ЦК партии, всегда держал со мной самую тесную связь и чуть ли не всегда выезжал со мною в войска. И в тех случаях, когда Ставка вызывала меня и командующего фронтом в Москву, а командующего фронтом, где Хрущев был членом Военного совета, и самого Хрущева не вызывала, он не раз обращался ко мне с просьбой позвонить И. В. Сталину и попросить разрешения лететь вместе, так как у него имеются срочные и важные вопросы в ПУР к А. С. Щербакову. И. В. Сталин всегда такие разрешения давал, и мы улетали в Москву и возвращались вместе.

Хорошие отношения были у меня с Н. С. Хрущевым и в первые послевоенные годы. Но они резко изменились после того, как я не поддержал его высказывания о том, что И. В. Сталин не разбирался в оперативно стратегических вопросах и неквалифицированно руководил действиями войск как Верховный Главнокомандующий. Я до сих пор не могу понять, как он мог это утверждать. Будучи членом Политбюро ЦК партии и членом Военного совета ряда фронтов, Н. С. Хрущев не мог не знать, как был высок авторитет Ставки и Сталина в вопросах ведения военных действий. Он также не мог не знать, что командующие фронтами и армиями с большим уважением относились к Ставке, Сталину и ценили их за исключительную компетентность руководства вооруженной борьбой…

Вернувшись в Верхнее-Царицынский, я связался с командующим Сталинградским фронтом, который находился в Райгороде; мы условились, что он немедленно позаботится об усилении 51-й армии и, кроме того, выделит часть сил для организации обороны по реке Мышкове.

Связаться с Верховным Главнокомандующим мне сразу не удалось. Тогда я проинформировал об обстановке на юге командующего Донским фронтом К. К. Рокоссовского и оказавшегося в то время в его штабе командующего 2-й гвардейской армией Р. Я. Малиновского о том, что намерен просить Ставку по мере прибытия соединений 2-й гвардейской армии немедленно направлять их к югу от Сталинграда, навстречу наступавшим войскам Манштейна.

Через некоторое время состоялся разговор с Верховным Главнокомандующим. Я доложил о начавшемся крупном наступлении танковых войск противника со стороны Котельникова, а также о том, что с выходом этих войск к реке Аксай из за отсутствия здесь у нас резервов создалась серьезная опасность прорыва внешнего фронта окружения войск Паулюса. Чтобы ликвидировать эту угрозу, необходимы серьезные и срочные меры как по усилению внешнего фронта, так и по укреплению южного и юго-западного фасов внутреннего фронта. Меры эти принимаются, но их далеко не достаточно. Далее я просил Верховного Главнокомандующего разрешить немедленно начать переброску прибывающей 2-й гвардейской армии на Донской фронт и развернуть ее на реке Мышкове, остановить продвижение войск Манштейна, а в дальнейшем, подчинив 2-ю гвардейскую армию Сталинградскому фронту, разгромить их, а операцию по ликвидации окруженных войск Паулюса временно отложить.

Это предложение вначале встретило довольно резкие возражения со стороны И. В. Сталина. Он сказал, что вопрос о передаче 2-й гвардейской армии из Донского в Сталинградский фронт будет рассмотрен Государственным Комитетом Обороны.

С большим волнением ожидал я решения Ставки в ночь на 13 декабря. Ставка согласилась с предложением использовать против войск Манштейна на котельниковском направлении 2-ю гвардейскую армию. Около 5 часов утра 13 декабря я получил от Верховного соответствующие указания. Он распорядился перевести 2-ю гвардейскую из Донского в Сталинградский фронт 15 декабря, а руководство войсками по ликвидации деблокирующих группировок противника возложил на меня. В ближайшие дни я должен был представить соображения по использованию 2-й гвардейской армии на котельниковском направлении.

Кстати, командующий Донским фронтом К. К. Рокоссовский не был согласен с передачей 2-й гвардейской армии Сталинградскому фронту. Более того, настойчиво просил не делать этого и пытался склонить на свою сторону И. В. Сталина.

Уже после войны он не раз вспоминал об этом.

– Ты был все же тогда не прав, – говорил Константин Константинович. – Я со 2-й гвардейской еще до подхода Манштейна разгромил бы оголодавшие и замерзающие дивизии Паулюса…

23 декабря группировка Манштейна находилась от окруженных войск Паулюса всего в 35–40 км. Однако дальше продвинуться оказалась неспособной. 51-я армия вместе с войсками 2-й гвардейской армии при авиаподдержке со стороны отлично работавшей 8-й воздушной армии генерал майора Т. Т. Хрюкина остановили врага. Время, необходимое для окончательного развертывания 2-й гвардейской армии генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского, было выиграно. План гитлеровского командования по освобождению войск Паулюса провалился.

24 декабря 2-я гвардейская и 51-я армии перешли в решительное наступление, тесня противника на Котельниково и развивая удар с севера и северо-востока. Утром 29 декабря в результате упорных уличных боев 7-й танковый корпус полностью очистил город и железнодорожную станцию от врага.

В результате наступления Сталинградского фронта с 24 по 31 декабря была окончательно разгромлена 4-я румынская армия, а 57-й танковый корпус 4-й танковой армии противника с большими потерями отброшен на 150 км.

В ночь под Новый год И. В. Сталин поручил мне передать войскам 7-го танкового корпуса благодарность Верховного Главнокомандующего за отличную работу и поздравление с одержанной очень важной победой над врагом. Поручение было приятным, и я с удовольствием выполнил его, пожелав командованию счастливого Нового года. Стояла прекрасная звездная ночь. Над скованной морозом степью лился чистый лунный свет. В затемненных домах Котельникова кое-где поблескивали искорки от самокруток и зажигалок. Порою издали доносились короткие автоматные трели. И я вдыхал полной грудью зимний воздух Родины. Победа заполняла сердце радостью, и ветерок Прикаспия, обжигая щеки, казался предвестником наших скорых новых больших удач. Вспомнилась новогодняя ночь 1942 года. Тогда мы одержали первую победу над врагом под Москвой…

Операция по полному уничтожению окруженных под Сталинградом немецко-фашистских войск началась 10 января, после того как противник отверг наше предложение о прекращении сопротивления. С этого времени настроение врага и его надежда на деблокаду значительно снизились. Это проявлялось в апатии и постепенном разложении. Все в большей степени усталые и измотанные солдаты искали себе убежище в подвалах Сталинграда. Все чаще слышались высказывания о бессмысленности сопротивления.

14 дней спустя Паулюс сообщил германскому верховному командованию: «Катастрофа неизбежна. Для спасения еще оставшихся в живых людей прошу немедленно дать разрешение на капитуляцию». Его просьба была отклонена.

2 февраля 1943 года прозвучали последние залпы битвы на Волге. Она дала Родине тысячи и тысячи героев – рядовых бойцов, командиров, политработников. Их подвиги – символ нашей воинской славы. Большое количество соединений и частей было удостоено почетных наименований, награждено орденами, преобразовано в гвардейские. Более 700 тыс. участников обороны города героя и разгрома вражеских полчищ награждены медалью «За оборону Сталинграда». Признанием особых заслуг героев сталинградцев явилось сооружение на легендарном Мамаевом кургане величественного памятника ансамбля…

Между тем, книжные магазины Запада продолжают наводняться самыми разномастными «исследованиями», в которых предвзято, тенденциозно освещаются события, происходившие и на Волге, и на других участках советско-германского фронта. Некоторые из авторов таких «исследований», как, например, американский генерал Уокер, договариваются до того, что Сталинградской битвы вообще не было. Сей генерал заявил, что битва на Волге – это всего-навсего пропагандистская выдумка коммунистов.

Думается, что такое заявление может сделать лишь человек, страдающий психической неуравновешенностью. Давайте обратимся к тексту одного документа. Он хранится, среди других реликвий, в музее города героя, именем которого названа битва на Волге. Это грамота президента США Франклина Рузвельта. Вот ее текст: «От имени народа Соединенных Штатов Америки я вручаю эту грамоту Сталинграду, чтобы отметить наше восхищение его доблестными защитниками, храбрость, сила духа и самоотверженность которых во время осады с 13 сентября 1942 года по 31 января 1943 года будут вечно вдохновлять сердца всех свободных людей. Их славная победа остановила волну нашествия и стала поворотным пунктом войны союзных наций против сил агрессии».

Буржуазные фальсификаторы тщатся доказать, будто «решающие битвы» Второй мировой войны происходили там, где действовали англо-американские войска. Называется, в частности, район Эль-Аламейна. Напомним: в октябре 1942 года на сталинградском направлении насчитывалось свыше 50 немецких дивизий, а в районе Эль-Аламейна – всего лишь 12. Разница, как видим, весьма существенная. Напомним также, что в то время немецкое командование держало под Сталинградом основные силы танков и авиации.

Далее. Буржуазные фальсификаторы, потеряв всякое чувство меры, ставят Сталинградскую битву в один ряд с высадкой американских войск на остров Гуадалканал. Но известно, что численность японского гарнизона, оборонявшего этот остров, не превышала 2 тыс. человек.

В «исследованиях», принадлежащих буржуазным фальсификаторам, ничего не говорится о достижениях советского военного искусства в Сталинградской битве. Зато на все лады перепевается утверждение нацистских генералов о якобы нашем подавляющем превосходстве в силах и средствах.

В военном деле принято различать два вида превосходства в силах и средствах: общее превосходство и превосходство на главных направлениях. Всегда, конечно, желательно иметь общее превосходство, являющееся важнейшим фактором достижения победы. Однако общего превосходства у нас под Сталинградом не было. Вот как выглядело соотношение сил и средств к 19 ноября 1942 года. Советские войска: люди – 1106,1 тыс., орудия и минометы – 15 501, танки и САУ – 1463, боевые самолеты – 1350. Войска противника – соответственно 1011,5 тыс., 10290, 675, 1216. Стало быть, к началу контрнаступления мы располагали только незначительным превосходством в артиллерии и танках.

Суть дела в том, что советское командование при отсутствии общего превосходства в силах и средствах сумело искусно создать мощные ударные группировки на направлениях главных ударов. В качестве примера можно привести Юго-Западный фронт, ширина полосы которого составляла 170 км. На участке прорыва шириной в 22 км (около 9 % общей протяженности фронта) было сосредоточено до 50 % стрелковых дивизий, все танковые и кавалерийские корпуса, 85 % артиллерии усиления. В интересах этой группировки действовала и вся авиация фронта. Аналогичным образом создавались ударные группировки на Донском и Сталинградском фронтах. Добавим к этому – правильный выбор направлений, выводивших ударные группировки в тыл врага; точное определение момента перехода в контрнаступление; одновременное образование внешнего и внутреннего фронтов окружения; надежную организацию воздушной блокады войск противника, попавших в гигантский «котел».

Сколько бы ни усердствовали современные буржуазные фальсификаторы в злонамеренном искажении истории, им не удастся вытравить из сознания человечества величия Сталинградской победы. И для нашего и для будущих поколений навсегда остается и останется бесспорным то, что после поражения под Сталинградом гитлеровская клика, несмотря на все усилия, не смогла восстановить былую, боеспособность своей армии, очутилась в полосе глубокого военно-политического кризиса. Сталинградскую битву по праву определяют как крупнейшее военно-политическое событие всей Второй мировой войны.