Читай, как Эйнштейн

Отношение Эйнштейна к чтению в течение жизни менялось. Случались периоды, когда он был читателем жадным – например, все члены «Академии Олимпия» с ненасытным аппетитом потребляли книги самых разных жанров. В 1920 году, говоря конкретно о художественной литературе, он заметил: «Лично мне доставляет величайшее удовольствие находиться в контакте с произведениями искусства. Они наполняют меня счастливым зарядом энергии, которого я ни из каких иных источников получить не могу».

И тем не менее бывали времена, когда особо углубленное чтение казалось ему излишней тратой энергии. Так, в интервью Джорджу Вьереку в 1929 году он признался:

Впрочем, не стоит забывать, что эти слова были сазаны в период, когда Эйнштейн всерьез заинтересовался политикой – в ущерб, как ни жаль, своей производительности как ученого. Помня об этом, нетрудно догадаться, что в данном случае чтение просто отвлекало его от дела, которым он страстно хотел заниматься. Но если проследить за его жизнью в целом, становится ясно, что читал он самую разную литературу, помногу и с большим удовольствием.

В отношении «великой» литературы его интересы распространялись на самый широкий спектр книг – от древних писателей до современных авторов. Из древнегреческой классики он особенно любил «Антигону» Софокла. Что не удивительно, если вспомнить хотя бы некоторые темы этой великой трагедии – борьба между личностью и государством, размышления о неписаных законах и так далее.

Также он страстно любил роман «Дон Кихот» Сервантеса, будивший в нем чувства комического и трагического одновременно. С возрастом, уставая от нескончаемых войн с научными догмами, он наверняка ощущал себя Дон Кихотом, сражающимся с ветряными мельницами.

Из классиков родной Германии он выше всех ценил Иоганна Вольфганга фон Гёте и Готхольда Лессинга. Гёте был настоящим литературным светилом конца XVIII – начала XIX века. Поэт, драматург, романист, мемуарист, критик, мыслитель и естествоиспытатель, он состоял в авангарде романтического движения «Storm und Drang» («Буря и натиск»), и его влияние на немецкую письменность ощущается по сей день. Эйнштейн начал изучать творчество Гёте еще подростком и собрал все двадцать два тома его произведений – больше, чем книг любого другого автора.

Лессинг, в свою очередь, был немецким поэтом XVIII столетия – а также философом, критиком, драматургом и ярчайшим представителем эпохи Просвещения. В числе самых известных его произведений – пьесы «Мисс Сара Сампсон», «Минна фон Барнхельм, или Солдатское счастье», «Эмилия Галотти» и «Натан Мудрый». Лессинг проповедовал свободу, верил в силу и отказывался слепо следовать религиозным доктринам. Эйнштейн однажды заметил: «Каждый человек волен выбирать направление своих устремлений, и точно так же каждого могут ободрить слова Лессинга о том, что поиск истины гораздо ценнее, чем обладание ею». Еще одним соотечественником, которого Эйнштейн глубоко почитал, был немецкий еврей, последний поэт эпохи Романтизма и эссеист Генрих Гейне. Радикальные политические убеждения вынудили Гейне надолго оставить родину, и на сегодняшний день самой крылатой фразой поэта, пожалуй, являются слова, выгравированные уже в XX веке на его памятнике в Берлине (памятник установлен на площади, где в 1933 году нацисты сжигали книги): «Это было только началом: там, где жгут книги, будут жечь и людей».

Из авторов-современников Эйнштейну были особенно близки русские писатели, Лев Толстой и Федор Достоевский (последний скончался, когда Эйнштейну не исполнилось и двух лет). Вот что он говорил о Толстом в интервью 1935 года: «Во многих отношениях это самый выдающийся провидец нашей эпохи… На сегодняшний день нет никого, кто мог бы сравниться с Толстым по внутренней глубине и нравственной силе». Последний же роман Достоевского, «Братья Карамазовы» – великое исследование человеческой веры и сомнения – он описывал в письме другу, австрийско-голландскому физику Паулю Эренфесту, как «самую чудесную книгу, которую я когда-либо держал в руках».

В числе друзей Эйнштейна было два известнейших нобелевских лауреата по литературе: Рабиндранат Тагор и Бернард Шоу. С Шоу Эйнштейна познакомили на частном ужине в 1921 году, где они сразу же обнаружили невероятное сходство интеллектов. Шоу обожал Эйнштейна за то, как ученый развенчал «чванливую веру в научную непогрешимость». В своей речи от 1931 года он назвал Эйнштейна одним из восьми величайших «создателей универсума» за последние две с половиной тысячи лет (остальными семью в этом почетном списке оказались Пифагор, Птолемей, Кеплер, Коперник, Аристотель, Галилей и Ньютон). Со своей стороны, Эйнштейн считал Шоу «одной из величайших личностей мира», чьи пьесы «напоминают музыку Моцарта».

Вместе с тем Эйнштейн неплохо ориентировался и в философской литературе. Так, он с большим внимание читал Иманнуила Канта (1724–1804) – в частности, «Критику чистого разума» (1781) и «Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука» (1783). В обоих этих трудах Кант рассматривал фундаментальные вопросы о том, что и как мы знаем, исследовал влияние, которое оказывают на наше знание чувства и разум, и анализировал процессы извлечения знания посредством наблюдений и логических умозаключений.

Не меньшую важность для Эйнштейна представлял «Трактат о человеческой природе» (1739) Дэвида Юма, в котором автор утверждал, что истинное знание должно подтверждаться исключительно путем наблюдений и осязаемых чувств, чем проложил дорогу позитивизму. Эту работу Эйнштейн изучал, по его же словам, «с особой страстью и обожанием» незадолго до того, как сформулировал свою теорию относительности. В молодости он также прочел «Систему логики» (1843) британского философа Джона Стюарта Милля, в которой разбирались основные принципы логических построений, включая дискуссии об индуктивном мышлении и аналитику причинно-следственных отношений. Большое влияние на Эйнштейна оказал и Барух Спиноза, отчасти из-за специфического отношения самого Эйнштейна к религии, – хотя эту тему мы еще рассмотрим подробно ниже.