Делай домашнее задание!

Хотя врожденная одаренность Эйнштейна в математике и прочих науках уже с ранних лет ни у кого не вызывала сомнения, до сих пор остается загадкой, когда и откуда в нем могла появиться та внутренняя дисциплинированность, без которой обычно подобные таланты не расцветают.

К 1985 году одаренный подросток Эйнштейн продвинулся в своих персональных исследованиях настолько, что создал первый научный труд («Исследование состояния эфира в магнитных полях»), а также подал заявку на поступление в вуз досрочно – двумя годами раньше, чем положено. Впрочем, тогда он был еще не готов к общей планке универсального образования и вступительных экзаменов не сдал. К его чести, он тут же перевелся в школу в Швейцарии, где доучился до нужного уровня – и в итоге, как мы уже знаем, поступил в цюрихский Политехникум. Но даже тогда окружающие приходили неизбежному выводу о том, что Эйнштейн слишком углублен в собственные идеи и не интересуется ничем остальным. В этом отношении он мало отличался от своих предшественников и последователей. И все-таки явное нежелание тратить долгие часы зубрежки на то, что не захватывало его воображения, вменялось ему в недостаток еще долгие годы.

Действительно, провалившись при поступлении в Политехе по общим предметам, он бросил все силы на то, чтобы подтянуться, как нужно, именно в швейцарском Арау. К его огромной пользе, ученый этнос города, с которым он слился воедино, зиждился на принципах воспитания в людях собственного достоинства и призывал каждого учащегося к изучению и реализации своего неповторимого «я». Стиль преподавания в учебных заведениях Арау во многом основывался на теориях швейцарского педагога-теоретика Иоганна Генриха Песталоцци. Философия этого выдающегося гуманиста призывала учиться «головой, рукой и сердцем». Песталоцци верил, что истинное обучение – это не односторонний процесс «рассказывания» лекций педагогами; оно должно обязательно вовлечь в себя личность ученика, активизировать ее и подвигнуть на визуализацию собственных образов и идей. Каждому в классе предоставлялась полная свобода следовать тем путем, каким ему интересно, и делать выводы по своему разумению.

И тем не менее, как только Эйнштейн начал занятия в цюрихском Политехнике, он тут же вернулся к старым привычкам и воспротивился формальным строгостям академического режима. Становилось очевидным, что Эйнштейн куда сильнее в физике, чем в математике, в подтверждение чего он сконцентрировал все свое внимание на движущих силах природы. В последние годы жизни он призна́ет: «В студенческие годы я плохо понимал, что куда более основательное понимание базовых принципов физики напрямую связано с самыми изощренными методами в математике». На практике же он в те годы демонстрировал столь явное пренебрежение к математическим предметам, что даже его профессор, Герман Минковский, на всю жизнь запомнил Эйнштейна «тем еще лентяем».

Но даже в своих увлечениях физикой он оставался весьма избирателен. Так, его куда больше занимали фундаментальные вопросы современной физики, нежели исторические аспекты этой науки, на которых и строилась большая часть процесса обучения в Цюрихе. Кроме того, он неизменно «залипал» на чисто теоретическом уровне исследований, почти не интересуясь практическими экспериментами. В 1899 году его преподаватель Жан Перне, в ярости от того, что Альберт стал отлынивать от практических занятий в физической лаборатории, накатал в ректорат докладную с требованием объявить «лоботрясу» выговор. А через несколько месяцев очередной опыт Эйнштейна в лаборатории профессора закончился взрывом, и незадачливый экспериментатор угодил в больницу с серьезно пораненной рукой. Вряд ли сей досадный инцидент мог вдохновить Эйнштейна на практическое изучение физики в дальнейшем. Скорей уж, он усвоил простую житейскую мудрость: тому, кто однажды спалил яичницу, больше не стоит соваться на кухню.

В период обучения в Цюрихе он вел довольно бурную светскую жизнь, вращаясь среди городской богемы. Как и следовало ожидать, ненасытное стремление получать от жизни все, что та предлагает, весьма отрицательно сказалось на его посещаемости в вузе. И это – лишь еще один пример его чрезмерного пренебрежения общими правилами и нежелания вписываться в жесткие рамки системы, что в итоге и привело к сравнительно низкой успеваемости Эйнштейна на общем студенческом фоне.

Его отказ от формального академического подхода продолжался долгие годы и после вуза. С большим трудом он заставлял себя отслеживать, что думают о предмете его исследований другие ученые. Так, в 1907 году он признавался, что плохо представляет мнение коллег о его труде по теории относительности, вышедшем в 1905-м, оправдывая это тем, что «библиотека постоянно закрыта в мое свободное время».

Поэтому вряд ли есть смысл задаваться вопросом: «Чего бы еще достиг Эйнштейн, выполняй он усерднее домашние задания по географии и математике?» И уж по крайней мере несправедливо предполагать, что Великий Чудак столкнулся бы с меньшими трудностями на заре своей научной карьеры, если бы корпел над всеми академическими дисциплинами в целом, а не только над тем, в чем был талантлив с рождения.