Глава 9. Северный коэффициент

Я зашел на форум, зарегистрировался, украсив свой ник вместо фото квадратиком с сигмой, и, дождавшись удобного поворота в дискуссии о лунном десанте сорокалетней давности, отправил сообщение:

Профессор: Это полный тупик: (

Мой адресат не заставил себя ждать. Звонок раздался через пятнадцать минут.

– Хотите уверить меня в том, что так и не смогли раскодировать текст? – даже не затруднив себя элементарным приветствием и не без злого сарказма, осведомился мой неизвестный оппонент.

– Почему же не смог? – в тон ему ответил я, поддерживая игру. – Я прочитал вашу «записную книжку» и знаю, о чем она, вот только результат – нулевой, потому что в книжке нет главного для вас – решения. Нет сведений, указывающих на то, что вы ищете. Я прошел весь путь от начала, от первого до последнего слова в тексте, но не до конца, потому что его попросту нет, и, судя по всему, кто-то заранее позаботился об этом.

– Вы ошиблись, – после тягостной паузы, в которой словно издалека прослушивалось напряженное дыхание моего собеседника, сказал «заказчик».

– Я могу ошибаться, машина – нет. – Мне пришлось еще раз разочаровать его. – Компьютер распознал все части текста, который вы передали мне. Я сопоставил их содержание между собой и утверждаю: есть еще что-то, какая-то часть, следующая за финальным фрагментом. Найдете ее – определите искомое. А пока я сделал все, что было в моих силах и в мозгах моего компьютера.

– Я хочу получить то, что вам удалось расшифровать, – примирительно сказал мой таинственный собеседник, – соберите все полученные от меня бумаги, скопируйте расшифровку на диск или на флэшку, через час к вам приедет курьер и заберет все. Да, человек, который к вам приедет, немного разбирается в компьютерах. Советую вам не препятствовать его доступу к вашей машине. В его задачу, кроме курьерской работы, входит зачистка рабочего места. Постарайтесь принять его вежливо и содействовать во всем.

– А вы не думаете, что я мог сделать резервные копии, к примеру – на работе, или просто переслать полученные данные другу? – усмехнулся я.

– Вашу лабораторию мы проверили, вы и сами уже удалили любые указания на текст, с которым работали, – поддел меня мой странный «заказчик», и от его циничной уверенности в голосе мне сделалось не по себе. Как и когда они успели это сделать? Или он блефует? Но мой собеседник, словно разгадав мои мысли, продолжал: – Поверьте, нет ничего невозможного, а что касается идеи информировать о вашем открытии друга, то я почему-то уверен, что вы не станете умножать число тех, кто уже пострадал оттого, что приобщился к этому делу.

Конечно, он был прав, трижды прав, чертовски прав – даже Максиму я не рассказывал в полной мере о своих находках и поиске кода, и обо всем, что я делал, он знал только с моих слов.

– Значит, мы договорились? – возвращаясь к своему прежнему настроению, иронично спросил неизвестный, и мне показалось, что он торжествует, и он уверен, что победил.

– А что дальше? – вопросом на вопрос ответил я.

– Дальше… – Человек на другом телефоне как будто на минуту задумался, но потом все же решился: – Вы получите недостающую часть текста.

– Так все это время она была у вас? – воскликнул я. – Чего ради вы морочили мне голову?

– Я должен был убедиться, что вы справитесь с текстом, – холодно сказал мой «заказчик», – вы передадите его курьеру, я ознакомлюсь с тем, чего вы добились, и тогда вы получите возможность завершить свою работу.

– Как и когда? – спросил я, но неизвестный уже положил трубку.

Что делать, что делать? Я должен выиграть время! Что-то мне подсказывало, что заключительного текста у моего собеседника нет. Скорее всего он находится у Звонарева, но тот вполне мог его уничтожить – хотя бы ради того, чтобы больше никто не смог узнать о времени и месте «возвращения Китежа». Ведь именно туда он и отправился, и мой невидимый «заказчик» хочет его догнать, пройти по его следам. И по-видимому, он не знает, что автор идеи не Звонарев.

Ах, Звонарев, Звонарев… «Такие вот дела, Игорь Сергеевич, – с какой-то особой грустью, опустошенным тоном сказал мне вчера на прощание Максим, – наш король оказался голый». Это был настоящий удар по моему научному самолюбию. Вся моя стройная и прекрасная теория о выдающемся ученом-альтруисте в одно мгновение обратилась в прах. Гений и злодейство несовместны – жизнь снова подтвердила мудрость поэтического откровения. Можно быть выдающимся, незабываемым, неотразимым – одним словом, великим, но гений – это не просто понятие качества души, это знак ее чистоты. Максиму пришла в голову бредовая идея, Виктор Махонько познал озарение – профессор Звонарев просто украл. Разумеется, ничего нового – такое в истории случалось не раз, но каждый раз от констатации этой константы меня коробило. Я никогда не считал себя великим – мой дар заключался в умении объяснять. Я не создавал теории, но разрабатывал для них математическую модель, находил мотивации и как никто умел придать данным системный характер. Я словно учил говорить бессловесных тех, кого осеняли гениальные мысли.

Почему-то я с детства усвоил – брать чужое нехорошо. Помню, еще в старших классах мы серьезно поспорили с Олегом: в школе обсуждали пропажи вещей из классов, из шкафчиков в спортивной раздевалке. Пропадали в основном мелкие предметы – ручки, брелки, правда, все они были не из дешевых – уже класса с седьмого мы усвоили негласный «закон Паркера»: в классе писать чем-либо иным, кроме паркеровской ручки, пусть даже шариковой, считалось неприличным. А что говорить о сувенирах: брелках, «накнижных» лампочках для чтения и миниатюрных шахматах – их привозили родители из-за границы, и для каждого из нас они служили своего рода знаком отличия. Наши учителя считали, что крадет кто-то из соседней простой школы – в отместку за благополучие элитных учеников. Поэтому привычных бабушек при входе заменил охранник из отставных военных, а в гардероб теперь нельзя было пройти, чтобы взять вещи самому, – отныне все делалось с выдачи и под номерок. Какое-то время педагоги следили за теми из нас, кто общался с «чужими», – помню, даже Стелле досталось за то, что она пригласила на какое-то мероприятие девочек из соседней школы – своих подружек по курилке. По-видимому, эта идея понравилась «вору» – кражи на какое-то время прекратились, и учителя решили, что сделали правильные выводы, но на ближайший последний звонок, проходивший в закрытом режиме для посторонних, все повторилось, и дальше после перерыва на лето история продолжилась. Тогда уже и педагогам стало понятно, что ворует кто-то из своих, но найти его так и не смогли. По крайней мере я не слышал продолжения этой истории, но, честно говоря, мне это и так было безразлично – я выпустился из школы, и теперь у меня началась другая, более волнительная жизнь. Но тогда я был единственным, кто сразу сказал: это один из нас. Почему ты так решил, спросил Олег. Потому что у этих краж совершенно иная мотивация – я видел, как он слегка поморщился и переглянулся с остальными ребятами, с которыми мы остались после уроков поговорить о происходящем. Я знал: и его, и других немного раздражало мое увлечение аналитикой, но в этом случае объяснить свою позицию было необходимо. «Понимаете, – сказал я, – тот, кто это делает, крадет не для того, чтобы иметь, а скорее всего – для самоутверждения. Обратите внимание – ни одной кражи в учительской, короче – у старших. И это не из страха быть пойманным. Если бы он боялся, то уже давно бы прекратил этим заниматься. Нет, ему интересно посмотреть, как поведут себя одноклассники, другие ребята, им руководит не клептомания или желание иметь все эти красивые вещи, скорее всего они у него и так есть, а азарт игры – поймают или не поймают, а поймать не могут, и теперь он вырос в своем мнении до небес, может быть, он даже сейчас здесь (ребята взволнованно и негодующе зашумели)… Да не обижайтесь, это я фигурально выражаясь. Я это к тому, что он постоянно находится среди нас и видит нашу реакцию, и это его возбуждает. Он чувствует себя хозяином положения, он почти бог». И дальше я выдвинул тезис о том, что вор – тот же захватчик, завоеватель. «Ты так договоришься до того, – кипятился Олег в ответ на мои слова, – что дискредитируешь всю мировую историю, да что там – всю эволюцию! Человек живет, потому что развивается, а развитие достигается сменой видов и общественных формаций. Где сейчас была бы Америка, если бы ее не завоевали испанцы и англичане?» «Ты хотел сказать – если бы ее не украли у индейцев? – не сдавался я. – Почему ты решил, что это хорошо? Почему конквистадоры решили, будто то, что им не принадлежит, просто плохо лежит и это можно взять, да что там – обязательно нужно взять? Теперь никто не может сказать, какого уровня достигла бы исчезнувшая цивилизация индейских племен, если бы ее не стерли с лица земли». «Ну, не мытьем, так катаньем, – упрямился Олег, – раньше или позже на них свалился бы какой-нибудь метеорит или налетел тайфун». «Это судьба, – рассердился я оттого, что даже друг меня совершенно не понимает, – это свыше. Это силы, которые нам неподвластны, по крайней мере – простым смертным, но тот, кто стремится быть равным с богами, и в жизни пытается вести себя соответственно. Вот только одного он не понимает – у каждой силы воздействия есть сила противодействия, и лично я не хотел бы оказаться на пути богов, разгневанных тем, что кто-то покушается на их власть над людьми». «Что-то ты, Гарик, загнул», – рассмеялся Олег и обернулся, ища в других ребятах поддержки, и они дружно закивали головами, кроме разве что Илюши Мальцева. Он вообще был «ботаник», как сейчас говорят, ему прочили карьеру в МИДе, и все мы знали, что после школы он обязательно поступит в МГИМО. Илюша смотрел на меня с искренним изумлением, а через три дня, по обыкновению вернувшись из школы и вытряхивая дома из портфеля его содержимое на стол, я буквально на лету поймал своего скарабея – отец привез его мне в подарок из Египта. Я растерялся – рассказать об этом Олегу, другим ребятам или нет, но назавтра в классе только и было разговоров о том, что каждый, у кого что-то пропало, получил обратно одну из украденных вещиц. И я промолчал о своем скарабее. И еще раз утвердился в своем мнении – наш школьный «божок» снизошел до нас и сделал дар, а потом с любопытством наблюдал, с каким волнением все стали ждать свои вещи обратно, как будто они могли упасть с неба, точно манна небесная. Они решили, будто это была шутка – кто-то специально взял вещи, чтобы потом так же незаметно их вернуть. Но больше «вор» подобной щедрости не проявлял, по-видимому, наслаждаясь произведенным эффектом и делая всех еще больше зависимым от себя и своей воли. А пропавшие вещи, говорили, потом нашли на грядке за теплицей, но кому они уже были нужны? Илюша Мальцев подошел ко мне на двадцатилетии окончания школы – набравшийся под завязку, но отлично державший форму, извинялся, говорил, что страшно устал, что только что с самолета после балканских переговоров, и сказал мне – спасибо, Гарик. За что? – спросил я, но он не ответил. Да и зачем? Олег как-то сказал мне по секрету, что прошел слух – Илюшка станет «самим», ну, не меньше того, а он по-прежнему разводил международные конфликты на разных континентах. Наверное, ему не понравилось быть богом…

– Не люблю, когда у меня за спиной стоят, – сухо, но очень настойчивым тоном сказал «курьер», одетый в куртку и бейсболку известной службы доставки, просматривая файлы в моем ноутбуке. – Не надо нагнетать обстановку, я не собираюсь копировать ваши документы, и меня не интересует ваша личная и прочая жизнь. У меня есть четкое задание – проверить ваш компьютер на предмет копирования и создания резервных копий материала, с которым вы работали по просьбе моего заказчика. Я должен удалить все, что с этим связано, в том числе и любые упоминания. Полагаю, на проверку уйдет часа два. Буду вам признателен, если вы не будете гипнотизировать меня своим взглядом. Вам ничего не угрожает, а мне вы мешаете работать.

В сущности, он был совершенно прав – тем, кто похитил Олега и Стеллу, не нужна моя переписка и научные статьи. Но происходящее все равно угнетало меня – кто-то, почувствовавший себя богом, наслал на меня своего «архангела», и сейчас он незваным гостем сидел в моей квартире, за моим рабочим столом и бесцеремонно и холодно копался в том, что было составной частью моего мозга. Я понимал, что противиться бессмысленно, я даже хотел, чтобы все файлы «записной книжки» были удалены из памяти моего ноутбука, но я надеялся сделать это сам, а сейчас я почувствовал себя мизерным и беспомощным – кто-то другой распоряжался моей жизнью, мыслями в моей голове, и я ничего не мог сделать, потому что на кон были поставлены жизни близких мне людей.

Однако так ли уж ничего? Я взял себя в руки и вышел на кухню. Набрал с мобильного прямой номер Хорста и позвонил. «Герман Альбертович? Это Игорь Карцев. Мне крайне важно обсудить с вами судьбу наших общих знакомых… Когда я освобожусь? Через два часа… Отлично. Только у меня есть просьба: пусть ваша машина остановится в соседнем дворе у школы. Это будет тот же «мерседес»?.. Да-да, я запомнил номер… Спасибо. До встречи».

А потом я вернулся в кабинет и сел на диван, взяв с полки какую-то из случайно попавшихся мне под руку книг. Я видел, что мое возвращение на мгновение отвлекло моего гостя. Я услышал, как прервался ритм стучащих клавиш, который вскоре возобновился, но я мог торжествовать: внешне «чистильщик» сохранял спокойствие и оставался невзрачным и неузнаваемым (не люблю такие лица – их невозможно опознать и описать, приметы их не особые и размыты, их черты ускользают и не поддаются иному способу фиксации, кроме фотографии), но легкость скольжения пальцев по клавиатуре исчезла – до самого завершения своей работы «курьер» больше не играл как по нотам, а стучал и барабанил, выдавая напряжение и раздражение моим присутствием. Наверное, он очень хотел поругаться со мной, но скорее всего получил четкие установки провести акцию «очистки» в спокойной, дружественной обстановке, и я с нескрываемым злорадством и удовольствием «создавал» в кабинете атмосферу домашнего тепла и уюта. Я вел себя так, как обычно вел себя дома – перелистывал одну книгу, брал с полки другую, потом принес себе чаю и вежливо спросил «чистильщика» – не налить ли ему и сколько ложек сахара он любит, но ответа не получил и, возвращаясь из кухни, включил в гостиной телевизор на непривычно большую для себя громкость. Говорят, если не можешь дотянуться до самого сатаны, то хотя бы отруби хвост черту. И мне не было жаль «чистильщика» – он выполнял работу, которую был готов выполнять. Он сделал свой выбор – а я больше не желал бояться. У летчиков есть понятие «точка возврата», пройдя которую самолет уже не может в случае неисправности совершить безопасное возвращение в аэропорт. В физике и химии существует понятие «точка распада», после которой связи между частицами или элементами вещества под воздействием определенных внешних условий преодолевают силу взаимного тяготения друг к другу, соединяющую их, и вещество превращается в пыль, в газ, в воду, во что угодно, но уже раз и навсегда перестает существовать в своем первоначальном виде. Я дошел до крайней фазы своего терпения, я больше не хотел быть вторым, наступила пора самому диктовать условия и побеждать…

– Знакомьтесь. – Хорст, поздоровавшись со мной за руку, указал на мужчину, поднявшегося со своего кресла следом за ним. – Это мой сын Вальтер.

Вальтер не подал мне руки (он вообще вел себя очень сдержанно, еще более закрыто, нежели отец), но высокомерно кивнул и жестом указал на третье свободное кресло в переговорном каре, словно говоря – садитесь и рассказывайте. Я не без любопытства взглянул на Вальтера – подтянутый, спортивный, мы даже чем-то неуловимо были с ним похожи, с той только разницей, что Хорст-младший, вторя отцу, не одобрял той свободы стиля в одежде, которая была свойственна мне. Он выглядел так, словно был упакован в идеальную оболочку – стерильную и гармоничную во всех аксессуарах. Идеальный сын, идеальный исполнитель? Какая-то неожиданная мысль мелькнула в дальнем уголке сознания, словно я вспомнил что-то важное, то, что знал все это время и на что до сих пор не обращал внимания и поэтому пропустил, но Хорст-старший, видя мое замешательство и по-своему истолковав его, прервал мои отчаянные попытки угнаться за тенью собственной мысли и сказал:

– Вы можете не опасаться разглашения секретов и полностью доверять нам. Я уже говорил вам, что Вальтер и Саша Чернов были друзьями и мы принимали самое горячее участие в жизни его семьи и в истории со Стеллой. А Вальтер даже взял на работу нескольких телохранителей Саши, которые остались без дела.

– Я думал не об этом, – пожал я плечами, понимая, что надежда удержать пришедшую мне в голову идею утрачена безвозвратно.

– А о чем вы вообще думали, если действительно думали? – Теперь наступил черед Вальтера удивляться мне, но сделал он это весьма неуклюже и, я бы сказал, не без хамского подтекста в интонациях и усмешке, исказившей его лицо.

– О том, что я впервые вижу вас, но вы кажетесь мне словно созданным для того, чтобы осуществить мой план. – Я заговорил с ним столь же безжалостно и на равных. – В вас есть точность, пунктуальность, конкретность и сила, которая делает вас способным на многое, но которая находится под очень жестким внешним контролем. И если вы (я кивнул Хорсту-старшему) дадите сегодня, нет – лучше прямо сейчас, добро начать действовать, то, быть может, нам удастся помочь и моему другу, и Стелле.

– С вами что-то случилось? – Сигнал о том, что ситуация изменилась, наконец дошел и до Хорста-старшего, но в отличие от побледневшего и стиснувшего зубы Вальтера он ни на йоту не утратил самообладания и даже пытался пошутить. – Точнее, у вас с головой?

– Можно и так сказать, – кивнул я, подразумевая свой ноутбук, только что подвергнутый «чистке», – но если позволите, то я все-таки изложу свою просьбу… Мне удалось приблизиться к разгадке тайны исчезновения моего друга адвоката и Стеллы Черновой, но для того, чтобы поставить в решении этой задачи последнюю точку, мне необходимо найти одного человека. Суть моей идеи состоит в том, чтобы я оказался рядом с ним раньше, чем те, кто устроил весь этот кавардак.

– Насколько я могу понять, имени этого человека вы нам не назовете, но мы должны вам помочь встретиться с ним? – после паузы спросил Хорст-старший. – А что взамен?

– Вы, помнится, говорили, что хотели бы наказать того, кто покушался на жизнь близких вам людей, – сказал я.

– И что вам для этого нужно? – В разговор вернулся Вальтер.

– Полагаю, у семьи Хорст есть возможности сегодня же, в крайнем случае завтра утром доставить меня в Воркуту, а дальше нам понадобится вездеход, – смело объявил я, с тайной радостью наблюдая, как отец и сын переглянулись.

– Вы читаете слишком много макулатуры, – вздохнул Хорст-старший, – я летаю обычными рейсовыми самолетами и не всегда бизнес-классом, но в одном вы правы, Вальтер может многое, и у меня есть друзья, у которых есть частный авиапарк… Вальтер, сколько тебе понадобится времени, чтобы организовать все, о чем просит господин Карцев?

– Сегодня вечером, точнее – через пять часов, – спокойно ответил тот.

Красота, подумал я, есть, однако, своя прелесть в том, чтобы быть в первой группе.

– Вас это устроит? – Хорст-старший испытующе взглянул на меня, и я кивнул. – Отлично. Когда все будет организовано, Вальтер вам позвонит, будьте готовы на выход… Кстати, вы не были со мной полностью откровенны в нашу первую встречу, и вы по-прежнему не говорите всего, что знаете. Это мне нравится.

Я понял, что аудиенция закончена.

По дороге обратно я попросил подвезти меня не к дому, а в академию. Секретарь деканата еще не ушла, и я написал заявление на три дня по семейным обстоятельствам. Ольга Петровна охнула, но я поднажал на нее, пустив в ход все свое обаяние, и наконец она сдалась, кивнув мне – ладно уж, езжай, занимайся своими делами – и принялась обзванивать коллег, кто мог бы меня заменить завтра на консультации и на экзамене через день. Я обнял ее за плечи и поцеловал в щечку – Ольга Петровна была милой дамой, как говорится, приятной во всех отношениях.

Дома я быстро собрал в спортивную сумку самое необходимое и сделал несколько обязательных звонков. Предупредил отца, чтобы несколько дней они меня не искали – просто буду занят, и чтобы не волновались, если я забуду им позвонить, и не спешили беспокоиться и беспокоить меня. Потом то же самое соврал Татьяне – она не поняла почему, но догадалась, что вру, и холодно пожелала – счастья тебе. И почему женщины всегда предполагают другую женщину? У нас что, мало других дел и куда более реальных?

– Идем с опережением графика, – весело сказал я, усаживаясь на заднее сиденье «мерседеса» рядом с Вальтером. – Прошло только три часа от нашего разговора.

– Вы плохо меня поняли, – холодно парировал Вальтер, – когда я говорил о сроках, то подразумевал, что через пять часов мы уже будем в воздухе.

– Здорово. – Я чувствовал себя героем.

Вальтер мне не ответил и дальше всю дорогу до аэропорта молчал. Сидел прямо, закрыв глаза. Я думал, что он просто избегает разговора со мной, но потом вдруг почувствовал, как мой спутник «исчез». О, это явление было знакомо мне еще из детства. Я не раз становился свидетелем того, как с мамой случался нервический срыв, если она переставала чувствовать отца, когда он, как она говорила, зарабатывался. Только повзрослев, я разобрался в причине маминых страхов. И понял, что ничего мистического в этом явлении не было. Все мы излучаем собственную энергию и принимаем ее от других людей. Мы можем ею управлять, вольно или невольно перераспределяя направление и силу индивидуального энергетического потока. На Востоке это называется медитацией, а процесс творчества, созидания часто подобен ей. Уходя с головой в работу, отец словно выключал свой излучатель, и мама, переставая принимать его обычный сигнал, начинала ощущать пустоту вокруг себя. Она была зависима от этой энергии и принималась суетиться, кричать, искать отца, хотя он спокойно сидел, закрыв изнутри дверь на ключ в своем кабинете и сосредоточившись на какой-нибудь из своих статей. Временно утратив энергетическую связь с папой, мама шумела до тех пор, пока ее крик не принимал качество энергетической волны, которая ударяла в дверь кабинета и вырывала отца из его состояния погружения. И тогда мамин страх проходил. Об этом свойстве моей натуры говорила мне Нина, жаловалась, что иногда теряет меня, хотя формально я все время оставался рядом с ней. Я никогда не понимал, как это состояние воспринимается со стороны, но сейчас и сам ощутил липкое чувство страха перед человеком, который умел вот так «исчезать». Вальтер отключился, как компьютер, переведенный в режим сна, – пограничное состояние между полным выключением и активным режимом, в который машина входит по одному щелчку тумблера. Как солдат, подумал я, – всегда наготове.

Словно почувствовав мое волнение, Вальтер мягко выскользнул из темноты, в которую уходил, и холодно взглянул на меня из-за стекол очков в тонкой золотой оправе:

– Мы подъезжаем.

– Похоже на то, – кивнул я, невольно отворачиваясь от него. Я не хотел, чтобы Вальтер подумал, будто я его боюсь. Мне было довольно того, что с момента знакомства между нами установилось стойкое взаимное неприятие. Я не понимал его причины, я просто не видел ее, а Хорст-младший не делал попыток объясниться. И за то спасибо, а то как бы хуже не вышло. Знание, как известно, лишь умножает печаль. Я подумал: было бы интересно поближе познакомиться с Хорстом-младшим и проверить свою теорию о влиянии тирании на процесс становления новых тиранов. Говорят же умные люди: не озвучивай своих желаний, они могут исполниться.

Выйдя из «мерседеса», остановившегося у вип-входа, я краем глаза заметил у соседних дверей как будто знакомую фигуру, но отмахнулся от увиденного. Вальтер перехватил мой взгляд:

– Ваши знакомые?

– Нет, – махнул я рукой, – показалось.

– Ой, смотри, Игорь Сергеевич! – закричала Ася, и я вынужден был оглянуться:

– Максим? Ася? А вы что здесь делаете?

Я видел, что Максим как-то заметно раздосадован. Откровенно одернул Асю, радостно кинувшуюся навстречу мне.

– Вот видишь, – шумела Ася, обращаясь к Максиму, прятавшему глаза от меня и неловко отталкивающему от себя две спортивные сумки, судя по всему – Асину и свою, – а ты говорил – не узнает, не узнает, а Игорь Сергеевич не только узнал, но еще и сам приехал. Вместе будет нескучно, а то на сегодня билетов на Сыктывкар уже нет.

– И о чем ты не собирался мне говорить? – Я не дал взгляду Максима ускользнуть. – Как я вижу, вы куда-то летите?

– Вы тоже, – буркнул Максим, но потом вздохнул и признался: – Я подумал: а что время терять, надо лететь в Воркуту, к этому Махонько, и все тут. Я позвонил знакомым ребятам, они мне рассказали, где находится его турбаза, там всего-то два часа по тундре в сторону гор Полярного Урала.

– Это глупо, – резко сказал я, прерывая его, – немедленно возвращайтесь домой, сидите тихо и не высовывайтесь, лучше всего – в прямом смысле этого слова.

– Ваши друзья? – Вальтер подошел к нам, с заметным вниманием прислушиваясь к нашему разговору.

– Почти, – уклончиво ответил я, подавая Максиму знак, чтобы он уходил и уводил Асю с собой, я не понимал, чего боюсь, просто я хотел, чтобы ребята ушли, прямо сейчас, немедленно, но любопытство журналиста взяло верх над здравым смыслом, и он подал Вальтеру руку:

– Гаев Максим, журналист, мы с Игорем Сергеевичем вместе одним делом занимаемся.

– Вальтер Хорст. – Мой противоречивый спутник ответил Максиму рукопожатием, галантно поцеловал руку Асе.

– Тот самый? – Взгляд Максима округлился.

– Нет, но почти, – улыбнулся Вальтер, – вы, как я услышал, собирались лететь в Воркуту, а мы, вот уж поистине забавное совпадение, летим туда же. Можем взять вас с собой, у нас как раз есть два лишних места в самолете.

– У вас что, чартер? – Максим, по-видимому, думал, что хорошо пошутил.

– Почти, – кивнул Вальтер и жестом велел одному из охранников взять вещи Максима и Аси и обернулся ко мне: – Друг, который знает?

Я собирался было спросить, что значит его последняя фраза, но Вальтер уже подхватил Асю под руку и повел в здание аэровокзала, и нам с Максимом ничего не оставалось, как последовать за ними.

– Как вам это удалось? – восторженно, хотя и вполголоса спросил меня Максим, когда мы все разместились в самолете (мы с Максимом рядом, а Вальтер с Асей – на ряд вперед по другому борту) и стюард попросил проверить, привязаны ли ремни безопасности. – Что вы ему сказали? Неужели это сам?

– Он же сказал – почти, – так же тихо ответил я, – это его сын, но в отличие от тебя я сохранял тайну, а ты, тоже мне журналист, с порога и про все сразу.

– Ну не про все, – обиделся Максим, и я вздохнул:

– Ладно, проехали, я же просто хотел уберечь вас от неприятностей, кто знает, что нас ждет и что еще могут сделать похитители Олега и Стеллы.

– Я готов ко всему, – хмуро отрезал Максим.

– А о девочке не подумал? – рассердился я. – Она не игрушка, которую интересно таскать за собой.

– Она сама захотела…

– Знаешь мужской закон? – Я сердито посмотрел на него. – Выслушай, чего хочет женщина, и сделай наоборот.

Командир пожелал всем приятного полета, и мы начали руление.

– Никогда не видели тундру летом? – спросил Максим, когда после дозаправки в Сыктывкаре мы вылетели в Воркуту.

В салоне комфортабельной «сесны» он чувствовал себя вполне уютно, если не считать волнений за Асю – не слишком ли ей весело рядом с Хорстом, а что известно – он женат или нет, и вообще, какие у него вкусы насчет женщин?

– Это ты у нас журналист, – пожал я плечами, – ты и скажи.

– Ладно, – миролюбиво кивал Максим, продолжая тем не менее искоса присматривать за Асей, восторженно восхищавшейся каким-то рассказом Вальтера, который всю дорогу словно не обращал на нас никакого внимания, – пусть пока попьет шампанского, где она еще так развлечется… А я обожаю тундру летом. Здесь так красиво. Это надо видеть самому, чтобы понять, что это не метафора и ягель действительно застилает землю, как мягкий ковер. А цветы – мелкие, но потрясающие – красные, желтые, сиреневые. А еще здесь такая классная рыбалка на озерах – омуль не хуже байкальского, как хрустальный. Я три раза летал на Север, когда мы снимали свои телевизионные проекты. Местные газетчики рассказывали, что весной у них бывают голубые и розовые вечера. А еще в этой природной зоне есть какая-то аномалия, вполне реальная. Я даже думал, что при других обстоятельствах Алексей Толстой должен был историю со своим гиперболоидом раскручивать именно здесь. Тут вам и вся таблица Менделеева, и золотой запас не хуже, чем на Камчатке или в Якутии, а еще тяжелая нефть, представляете – целые пласты нефтяного желе лежат под этим плато, бери и качай…

Максим расписывал мне достоинства местной природы и фауны, а я сквозь полудрему, неизменно нападавшую на меня в перелетах, думал о странной фразе, которую бросил Вальтер, прежде чем мы вошли в здание аэровокзала. «Друг, который знает?» Что это могло означать? И почему он так решительно отгородился от нас с Максимом? Я внутренне готовился к тому, что в течение перелета Вальтер попытается разузнать у меня, к кому и зачем мы летим, я даже предполагал, что мне придется открыть ему какую-то часть из того, что мне известно о «возвращении Китежа», но Вальтер словно потерял интерес и ко мне, и ко всему нашему путешествию. И это меня по-настоящему беспокоило.

– А вы знаете, – снова услышал я голос Максима, – что иногда в этой зоне случаются странные вещи. Если в регион приходит циклон, то в соседних городах погода может стоять с точностью до наоборот – один город будет замерзать от немыслимого холода, а другой задыхаться от жары. Как будто здесь находятся оба полюса одновременно…

Ну конечно, понял я, вот откуда у Махонько возникла идея «возвращения Китежа». Разлом – времени, пространства и чего там еще? – возникает между двумя полюсами, но ось между ними постоянно смещается, как смещается даже земная ось, чье колебание способно привести Землю к мировому катаклизму. А если все то же самое, но в меньшем масштабе и здесь, то, быть может, Звонарев не зря упрятал куда подальше монографию Махонько, по-настоящему поверив в возможность реинкарнации затерянного города?

– …это вам не белые ночи в Питере, это совершенно другое, вы такого нигде не увидите. – Голос Максима снова пробился ко мне. – Тут солнце из зенита прямо у вас на глазах опускается к горизонту и плавно плывет над ним в течение всего ночного времени, а потом снова начинает свое восхождение, и так каждый день, пока лето не кончится.

Стюард подошел к Вальтеру и передал ему какую-то бумагу, тот прочел и кивнул, а потом склонился в нашу сторону, опираясь на подлокотник кресла:

– Я заказал гостиницу, после приземления поедем прямо туда.

– Нет, – замотал я головой, напрягая голос, чтобы не только быть услышанным сквозь шум моторов, но и звучать убедительнее, – я должен выехать немедленно, время не ждет. Вы можете оставаться, а меня отправьте вперед.

Вальтер ничего не ответил, но жестом подозвал стюарда и что-то написал на обороте переданного ему листа бумаги. Стюард отнес записку в кабину пилота.

– За что он вас так не любит? – спросил Максим, наклоняясь к самому моему уху.

– Не знаю, – пожал я плечами, мне и самому это было интересно. Либо я еще чего-то не знаю, либо знаю, но не могу понять, либо никаких объяснений нет, а просто есть взаимное нерасположение.

Вообще-то я никогда прежде не задумывался над тем, как люди становятся друзьями и как наживают врагов. Это только на первый взгляд кажется, что второе и дураку понятно. Ничего подобного. Иногда ты с человеком ничем не связан, ничем ему не обязан, ты даже с ним незнаком, но наступает время голосования, и тех, кто «против», при подсчете оказывается на одного больше, чем в прошлом году. Почему? Я даже не помню этого человека! «Именно поэтому, – однажды пыталась объяснить мне Татьяна, – с людьми надо дружить или их надо хотя бы замечать, а тебе люди просто совершенно безразличны, и ты вспоминаешь только о тех, кто в данный момент попадает в поле зрения твоей необходимости, тебе что-то надо, и ты звонишь, нет – даже меня для тебя не существует». Но это сказала Татьяна – она молода, она романтична, и она женщина. Приветствия на работе, панибратские похлопывания друг друга по плечу и заботливые вопросы о семье, жене и детях к мужской дружбе никакого отношения не имеют. Подобное поведение – еще большая банальность, чем корпоративные посиделки. И с Олегом мы стали друзьями не потому, что сидели за одной партой. Дружба – это общность не на материальном уровне, симпатии возникают сами по себе, как и антипатии. Объяснения тому и другому находятся потом, подгоняются под отношения, но сначала работает интуиция, и она мне негромко подсказывала, что Хорст-младший мне не друг, а скорее враг. И теперь следовало найти ответ на вопрос: с чего бы это?

Вездеход ждал нас в районе угольных шахт, мы пересели в него из встречавшего нас «хаммера». Хорст устроил Аню на сиденье рядом с водителем.

– Вы знаете, куда нам ехать? – спросил Максим, когда Вальтер упомянул, что на турбазу доберемся к полудню.

– Водитель знает, – кивнул Вальтер, – местные любят ездить туда на выходные.

– Точно, – подтвердил Максим.

– Я не помню, чтобы упоминал об этой части маршрута в нашем разговоре, – сказал я, пристально вглядываясь в лицо Вальтера.

– Ваш друг упомянул, – недобро усмехнулся тот, – еще в Москве, в аэропорту.

Странный ледяной обруч, вдруг сковавший сердце, немного ослабил хватку, но я все равно не мог отделаться от мысли, что каждый раз в разговоре с Вальтером что-то пропускаю. Или это возрастная мнительность? Вон Ася – не сводит с Хорста-младшего восхищенных глаз, и даже Максим, который немного злится на нее из-за этого, быстро нашел с ним общий язык. Быть может, я просто необоснованно перенес на Вальтера часть своей неприязни к его отцу? Да нет у меня к Хорсту-старшему никакой неприязни, он мне никто, и я ему аналогично. Так что же все время тревожит меня?

Светка из турагентства утверждала, что у меня рыбья интуиция – она имела в виду не только знак зодиака, под которым я родился, но и то, что японские рыбки чувствуют землетрясение задолго до того, как его уловят самые совершенные современные сейсмические приборы.

– И где же твой хваленый ягель? – спросил я Максима, глядя в окно на черную сухую почву, вылетавшую из-под гусениц вездехода.

– Издержки цивилизации, – кивнул он, – ребята рассказывали, что это последствия экстремальных туров, народу сюда сейчас набивается больше, чем оленей. Едут на рыбалку, на охоту, в горы или просто по тундре покататься – наши, иностранцы. Оленей в этих местах уже не прокормишь. Говорят их запросто, как раньше, в тундре не увидишь, сейчас стада уводят куда-то на дальние пастбища…

Аня на переднем сиденье склонилась на левый бок и устроилась спать на панели, разделяющей ее место и место водителя, и я, увидев, как взволнованно Максим смотрит на нее, испытал чувство вины – девочка устала, а я даже не позволил себе спросить у нее, готова ли она к следующему марш-броску. Максим, понятно, смотрит на меня: как я скажу, так и будет, а я веду себя так, словно их со мной нет, так, как будто я один и есть экспедиция, и кто знает, может, и Вальтер сердечник или что там еще может быть у мужчины в нашем возрасте?

– Мы можем вернуться в город и отдохнуть? – Я повернулся к Вальтеру, на этот раз сидевшему позади нас с Максимом.

– Уже нет. – Он со сквозившей во взгляде жалостью к существу, более низкому по рангу, прищурился. – Есть такое понятие – точка возврата, знакомо? Хорошо, так вот мы ее уже прошли, раньше надо было проявлять сострадание к ближним.

Да что же нас с ним мир не берет?

Я оглянулся на Максима – парень тоже дремал, откинувшись на спинку сиденья и подтянув колени повыше, чтобы можно было полулежать.

– Пожалуйста, – снова обернулся я к Вальтеру, – когда мы доберемся до места, устройте ребят получше, если это возможно, чтобы они отдохнули, а я дальше уж как-нибудь сам.

– Сами вы больше не сделаете ни шагу, – жестко сказал Хорст, – я отвечаю за вас. Человек, которого вы ищете, находится в сторожке по маршруту в горах. Сейчас его нет на турбазе, равно как и проводника, который с группой вернется после обеда. Когда мы приедем на место, отдыхать будут все, к тому же я жду второй вездеход с моими помощниками, нашими вещами и продуктами. Готовить нам придется самим, надеюсь, ваша девушка хотя бы яичницу сумеет поджарить?

– Я знаю Асю всего три дня, и то мельком, – сердито ответил я.

– И что такого вы им наобещали, что они за вами и в огонь и в воду? – Вальтер смотрел на меня пронизывающе холодно.

Неужели он просто позавидовал тому, что у кого-то есть вот такие самоотверженные друзья, малознакомые мне, по сути, ребята, но дух братства между нами уже был очевиден даже постороннему? А как же его хваленая дружба с Черновым? Почему я разбиваюсь в лепешку, пытаясь вытащить из этой истории Олега и Стеллу? А что Вальтер сделал для того, чтобы найти убийц своего лучшего друга и спасти от них его жену?

Может быть, спросить его об этом напрямую? Но вездеход вдруг встал.

– Все! – крикнул водитель. – Подъем, дальше, придется немного пройтись до вон той скалы, видите, где джип ждет, он вас на самую турбазу отвезет, а я обратно, за второй партией.

Турбаза, на которую мы приехали, в общем мало чем отличалась от обычных турбаз, но для вип-гостей там был построен полностью оборудованный двухэтажный деревянный дом. Встречавший нас директор турбазы сообщил, что в доме есть биотуалет, баня, спутниковое телевидение и бойлер для нагревания воды. «А телефон?» – пошутил Максим, поддерживая под руку засыпавшую на ходу Асю. «Со связью у нас плохо, – развел руками директор, – даже очень хорошие мобильные здесь не берут, сами понимаете – горы, аномалии, а вот еду приготовить могу отправить вам жену». «Не стоит, – отказался Вальтер, – нам привезут готовое, главное, чтобы можно было разогреть». «Это есть, а как же, – заволновался директор турбазы, возможно, опасаясь, что его отдых могут счесть недостаточно виповским, – с электричеством у нас все в порядке, есть собственная подстанция, а в комнатах для тех, кому светло, жалюзи».

Комнаты действительно оказались весьма комфортными. Максим проводил Асю в ее апартаменты и какое-то время постоял в дверях, по-видимому, решая – войти или не войти, но потом пожелал Асе хорошо отдохнуть, закрыл дверь и, кивнув нам, отправился в свою комнату по соседству. «Вам дальше по коридору, – сказал мне директор турбазы, – ключ в двери с внутренней стороны».

Приняв душ, я наконец-то почувствовал, насколько устал. Я закрыл жалюзи и лег спать. Сквозь сон мне показалось, что вернулся вездеход. Я зачем-то встал, надел висевший в ванной халат и вышел в коридор – издалека, откуда-то со второго этажа, звучали голоса, и среди других, мне показалось, я узнал голоса Олега и Стеллы. А в какой-то момент я услышал голос лжеследователя из прокуратуры. Наверное, слишком мало отдохнул, решил я и вернулся к себе.

Проснулся я от ужасного чувства голода, и, хотя в самолете нам был подан вполне достойный горячий ужин, а во время второго перелета легкий завтрак, волнение прошедшего дня напомнило о себе не в меру разыгравшимся аппетитом. К тому же в доме явно что-то готовили – я уловил аромат горячего мясного блюда. Я оделся и вышел в холл, служивший гостиной и столовой.

– Ваши юные друзья еще спят, – сказал Вальтер, выключая при моем появлении звук телевизора, – но обед уже разогрет, если хотите, можете поесть.

– А тот человек, проводник, о котором вы говорили, он вернулся? – Я опять почувствовал себя неуютно под его взглядом.

– Да, но если у вас есть силы отправиться по маршруту прямо сейчас, то никаких проблем…

– Сначала обед, – твердо сказал я.

– Наслаждайтесь. – Вальтер кивнул кому-то за моей спиной, и по его знаку один из его охранников, которые все время сопровождали нас (так вот что это была за вторая партия, о которой говорил водитель), принес для меня из кухни тарелку с металлической крышкой. Убедившись, что обед подан, Вальтер вышел.

Все как в ресторане, усмехнулся я и с удовольствием и без малейшего стеснения набросился на мясо по-французски, тушенное в красном вине.

Красиво жить не запретишь! Даже за полярной чертой…

– Не боитесь после такого обильного возлияния идти в поход? – возвращаясь, спросил Вальтер, когда я закончил с обедом и принялся расхаживать по комнате.

– Врачи рекомендуют после еды не садиться, а уж тем более не ложиться как минимум два часа. Так что если ваш проводник не возражает, я бы хотел прогуляться…

– Пожалуйста, – с подозрительным равнодушием кивнул Вальтер, снова усаживаясь перед телевизором и включая его. – Одежду и обувь вам сейчас принесут, вы же не думаете забираться в горы в том, в чем приехали.

Я смутился – а все-таки он молодец, позаботился обо всем.

– Спасибо, Вальтер, – переодевшись по-походному, сказал я перед тем, как выйти из гостевого дома.

И на этот раз он мне тоже не ответил. Один из его охранников вышел вслед за мной. Проводник встретил нас у выхода с территории турбазы.

– Алексей, – представился он, подавая мне руку, я ответно пожал ее, и мы пошли.

Места здесь на самом деле были сказочно красивы, а воздух казался сладким, точно родниковая вода.

– Это недалеко, – сказал Алексей, – чуть больше двух километров, там начинается кордон, откуда мы обычно ведем наши маршруты. Витя прямо там и живет. Я не успел предупредить, что к нему гости, сам только-только узнал, что надо будет вернуться и отвести вас. Но даже если он спать лег, мы его разбудим, Витя парень мировой, примет как положено. А вы журналист? К нему в последнее время стали приезжать, особенно когда Вера книгу про дедушку решила издать. Она вообще молодец – так заботится о брате и для своих все успевает. У них с мужем трое – две девчонки и малой, а Витька так один и живет…

Алексей что-то еще говорил, говорил, а я шел вперед и представлял себе, как горы, которые меня окружают, вдруг расступятся и в проходе между скалами появится прекрасный белый город с золочеными маковками церквей, высокими колокольнями и крепостными стенами с бойницами.

– Витя в доме вас ждет, – сообщил Алексей, спускаясь по лесенке с крыльца сторожки, – а мы с вашим сопровождающим здесь подождем. Поговорите, может, убедите его с нами на базу вернуться, приезд отпраздновали бы, а то совсем здесь одичает.

Я кивнул и поднялся в дом. Открыв дверь из сеней в комнату, я вошел и увидел человека, сидящего на стуле против двери и наставившего на меня карабин.

– Говорите, кто вы и зачем приехали, и только не врите, иначе убью…