Глава восемнадцатая,
в которой мы принимаем бой, но я остаюсь в глубоком тылу

Принимать решения в экстремальной ситуации – это, скажем прямо, не мой конек. Никогда я не была бойцом за независимость, никогда не командовала полком, не умела отдавать честь. Хотя… это я как раз делать умела. Нет, сейчас не об этом. Обычно в ситуации, когда мне дают четкий, хорошо сформулированный и правильно отданный приказ, я бросаюсь его исполнять. Этим всегда пользовалась моя Катерина в нашей с ней юности. Уж кто-кто, а она умела громко и четко сказать: «Ты обязана закончить школу!» или: «Ты пойдешь со мной в этот институт и поступишь в него».

Я всегда шла, выполняла, и все у меня получалось. Со временем это превратилось в привычку, так что, когда в моем телефоне раздался голос Алексея, первый мой порыв был – пойти, куда велено, и сделать, что приказано. Однако во второе мгновение я побледнела и вдруг с ужасом осознала, что вообще не представляю, что мне в этой конкретной ситуации делать. Во-первых, я совершенно забыла про этот звонок, который раздался точно, как и было обещано, через два часа. Во-вторых, я не представляла, как и что можно сказать Алексею, чтобы он без проблем и сложностей от меня отстал. В-третьих, момент разговора о нашей предстоящей свадьбе был явно испорчен. Все было плохо, а хуже всего, что я стояла, лупилась полными страха глазами на Владимира и не могла выдавить из себя ни слова.

– Кто это был? – спросил он, с подозрением глядя на меня.

– Это… это, – замялась я, не зная, как, собственно, можно было бы обозначить Алексея. – Он.

– Он? – нахмурился Володя. – А что ты так побелела? Кто он-то? Этот твой товарищ на разных тачках? Да? И что он тут делает? Что?

– А что? – еще сильнее вылупилась я.

– Ты что, должна была с ним тут встретиться?

– Нет. Да, но не я с ним, а он со мной. Слушай, я даже не знаю, как лучше объяснить…

– Да все и так понятно. Ты же думала, что меня дома нет. И он приехал на свидание. Сюда. И еще не знает, что ты тут не одна. Отлично. Да, дорогая, как ты и обещала, любовь – это штука, которая может больно ударить. И причем как быстро! Браво. Нет, а что я хотел! – причитал он, отвернувшись от меня.

– Володь!

– Не надо только вот баек, ладно? Не надо. Всегда надо иметь запасной вариант? А что, это очень разумно. И так по-женски!

– Владимир!

– Что? – злобно выкрикнул он и повернулся ко мне.

– Заткнись и послушай. Этот Алексей – он, кажется, псих. Возможно, он вообще приехал, чтобы меня убить. Или покалечить. Или… не знаю.

– Что? – совсем другим тоном спросил он. И захлопнул открывшийся рот.

Я вздохнула, села на стул и принялась рассказывать. Про все. Про знакомство в поезде, про его странную настойчивость, все эти вопросы «моя ты теперь или не моя», про записку, про звонки. И вообще про все.

– Понимаешь теперь, – развела руками я, – что мне вообще лучше из дому больше не выходить. И менять все адреса, явки и пароли. Я же о нем ничего не знаю, даже номера его. Тачки он меняет чуть ли не каждый раз, может, он вообще их угоняет. А хозяев убивает.

– Нет, ну у тебя и фантазия, – ходил из угла в угол Владимир и задумчиво тер виски большими пальцами.

– Знаешь, фантазия не фантазия, а он псих – это точно. Ты бы видел, как он гоняет. По нему больница плачет.

– Да, дела, – вздохнул Владимир. – Нет, ну как тебя угораздило. Не могла познакомиться с каким-нибудь нормальным хлюпиком?

– С нормальным хлюпиком мне было бы неинтересно, – обиделась я.

– Зато теперь – море удовольствия и развлечений.

– Ну, что же делать? Может, уйти по крышам? Не думаю, что он будет нас обстреливать. – Я грызла ногти от напряжения.

Владимир посмотрел на меня с укором и повертел пальцем у виска.

– Мы ж не в Италии, у нас с крыши на крышу и не перепрыгнешь. И вообще, это все – бред какой-то.

– Да? – возмутилась я. – Все мои идеи – это бред.

– Не все, но большинство, – пробормотал он и плюхнулся на диван рядом со мной. В этот момент телефон зазвонил снова.

– Номер не определен, – трагическим голосом сказала я и показала Володе светящийся экран. – Я пропала.

– Все, я пойду и поговорю с ним, – решительно поднялся с места он.

– Нет! Я не хочу! Я боюсь!

– Ты оставайся с Мусякой. Он, кстати, там уже мультиков, наверное, переел на неделю вперед. Ладно, с этим потом. Алексей, говоришь? – деловито принялся надевать ботинки Владимир. Я неловко и бессмысленно суетилась рядом.

– Нет, я тебя не пущу. Я пойду с тобой!

– Ни в коем случае. У Мусяки должен остаться хоть кто-то. Тьфу, черт, и меня этими дурацкими страхами ты заразила. Я сейчас вернусь. Будет твой Алексей выпендриваться, вызову милицию.

– Думаешь? – усомнилась я. Вспомнилось, как на мои вопросы об инспекторах на дорогах Алексей только расхохотался.

– Уверен. Ладно. Дверь никому не открывать, на звонки не отвечать, только если на мои или родственников.

– А на Веркины? – зачем-то спросила я. Потом сама себя обругала и бросилась к Володе. Он уже стоял около лифта и нетерпеливо жал на кнопку.

– Володь!

– Что? – строго спросил он.

– Да! – сказала я торжественно и громко.

– Что да? – не понял он.

– На твой вопрос: да.

– Какой вопрос? – насупился он. – Давай потом, тут проблем полно.

– Нет, давай сейчас, – возразила я. Черт, лифт подошел. Как быстро. Я подскочила к лифту и вставила ногу между створок.

– Что ты творишь, Дин? Я сейчас приду, и мы поговорим, о чем хочешь.

– Не-а. Ты спросил, выйду ли я за тебя замуж. Я говорю – да. Выйду.

– Правда? – внимательно посмотрел на меня он. – Ты не шутишь?

– А ты? Не шутишь, что меня туда возьмешь?

– Куда? – запутался он.

Я рассмеялась:

– Замуж.

– Конечно возьму. Ну, я могу ехать? А то сейчас не твой Алексей, а наши собственные соседи меня затопчут за то, что я лифт держу.

– Езжай. И не оставь от этого психа мокрого места.

– Я бы предпочел просто договориться, – возразил он.

Я вздохнула.

– Как скажешь, – и поцеловала его. Пришлось еще разок заблокировать дверь лифта, но оно того стоило. И он еле-еле отпустил меня из своих объятий. Я счастливо улыбнулась ему, помахала рукой, и тут двери закрылись. Он все-таки уехал вниз. Я осталась одна.

Из Мусякиной комнаты доносились дикие вопли каких-то мультипликационных героев. Когда я зашла к нему, Ванька сидел в позе йога перед телевизором и не сводил глаз с белого в черных пятнышках песика, кажется, по имени Вольт, который бесстрашно спасал мир от не пойми чего.

– Интересный мультик? – спросила я его, присев рядом.

– Ага, – прогнусавил Мусяка.

– Чего это ты в нос-то говоришь? – забеспокоилась я. – Что, насморк? Ты у меня смотри не разболейся.

– Не язболеюсь, – заверил меня он, но я на всякий случай приложила ладонь ко лбу. Вроде бы все в порядке. Когда Мусяка заболевал, мы с Володей оба, как два ненормальных, начинали бегать и в ужасе пытаться лечить Мусяку двадцать четыре часа в сутки. Хорошо, что болел он редко, потому что, когда Володька видел раскрасневшегося в жару ребенка, он моментально хватался за сердце, за голову и за телефон – вызывать «Скорую».

– А про что мультик?

– Ма-ам, – проигнорировал мой вопрос сын. – А давай такого же возьмем волшебного супейпса?

– Суперпса? – задумалась я. – Ты понимаешь, мы с тобой папу еле-еле уговорили на обычного, а суперпес – это же в два раза больше проблем.

– У него супейгавк! – аргументировал ребенок.

– Да? Ты считаешь, это может как-то убедить папу? Супергавк?

– Он может взглядом поджигать дома, – продолжал убеждать меня сынишка.

– Это, конечно, круто. А если он наш дом подожжет? – отбивалась я.

– Но он же испитанный пес!

– Испытанный? – уточнила я. А то с Мусякиным произношением можно и впросак попасть.

– Не, – недовольно замотал головой он. – Испитанный. Ну, халашо испитанный.

– А, воспитанный, да?

– Да, – выдохнул Мусяка и устало посмотрел на меня. Как учитель смотрит на глупого, не слишком способного ученика, которого все же надо как-то учить. А то вырастет неучем.

– А вдруг нам дадут неиспитанного? – предположила я. – Ведь такое же может быть? Не все же суперпсы сразу даются испитанными.

– Нет? – удивился Мусяка и задумался. Потом кивнул и внес предложение: – Ну, тогда давай его маму тоже возьмем.

– Зачем? – растерялась я. – Зачем нам его мама? У нее тоже супергавк?

– Ну, она же его мама, – снова нетерпеливо замахал на меня ручками Мусяка. Мол, что ж это я глупая такая и непонятливая.

– Ну да, мама, – не стала спорить я.

– Ну, так пусть она его и испитывает! – сделал вывод он.

Я расхохоталась. Действительно, логично, черт возьми. А кто еще должен воспитывать суперпса, если не его мама?

– Тут ты прав, – наконец согласилась я. – Весь вопрос в том, где же твой папаша лазит.

– А где он? – запоздало поинтересовался Мусяка.

– Да он… в магазин вышел, – ответила я, не вдаваясь в подробности. Однако действительно время шло, а Владимир все не возвращался. И как я ни высовывалась в окно, мне ничего не было видно. Видимо, машина Алексея (какой бы она сегодня ни была) стояла где-то в другом месте. Я начинала нервничать и поминутно подбегать к двери. Наконец примерно минут через сорок Владимир все-таки вернулся.

– Что же так долго! – возмутилась я, едва завидев его в дверях.

Он устало вздохнул и присел на пуфик в прихожей.

– Знаешь, дорогая, отбиться от твоих мужиков – на это тоже требуется время, – хмыкнул он.

– Ты цел? Он тебе ничего не сделал? – заволновалась я и для верности ощупала его на предмет целостности костей.

– Да все в порядке, – заворчал он. – Он, кстати, никакой не псих, если хочешь знать.

– Тебе виднее, конечно, но… – с сомнением покачала головой я.

– Ты хоть вообще представляешь, с кем встречалась? – ехидно спросил он, снимая ботинки.

– Ты лучше скажи мне, рассталась я с ним или нет? Будет он мне звонить?

– Не думаю, – замотал головой он. – И все-таки хоть какие-то предположения?

– Никаких. С сумасшедшим гонщиком.

– Ха-ха! – расхохотался Владимир. И хохотал долго, так долго, что я уже начала злиться. Потом утер слезы и выдавил из себя: – Именно так и есть.

– Ну и что?

– Нет, ты не поняла. Это же Алексей Филатов!

– Да что ты говоришь! В таком случае ты с ним за сорок минут зашел дальше, чем я за полгода.

– Да я с ним, можно сказать, давно заочно знаком. Это же один из самых известных автогонщиков в России. Нет, я вообще не понимаю, где ты могла его откопать!

– В вагоне-ресторане и не такое встретишь после пары рюмок, – пожала плечами я. – Так и что? Он прямо такой крутой?

– Очень крутой. Я как его увидел, не знал, что и делать. То ли о тебе говорить, то ли автограф брать. И сразу стало понятно, почему у него каждый раз разные тачки. Он же тренер известный по экстремальному вождению. Он просто супер, я как-то видел с ним интервью… – восторгался моим отвергнутым любовником Владимир.

– Нет, ну это уже просто свинство, – фыркнула я.

– Действительно свинство. Если бы ты его не бросила, можно было бы попросить у него билетик на соревнования.

– Алло, гараж! – крикнула я и постучала ему по голове костяшками пальцев. – Ты спятил.

– Да нет, все понятно. Просто… он будет выступать в заездах на следующей неделе. Кубок России.

– Ты это серьезно? – нахмурилась я.

Владимир вздохнул и притянул меня к себе.

– Нет, конечно. Я шучу. Мы поговорили с ним. Никакой он не псих, просто своеобразный очень человек. Но знаешь, он все понял. Сказал, что был на тренировках две недели, приехал повидать тебя, а ты, говорит, какой-то бред несешь, с ума сошла. Что-то про «не звони, все кончено». У него времени нет на эти игры, ему надо, чтобы все было точно и ясно. Поэтому он и решил разобраться.

– Кажется, я была точной и ясной. Не понимаю, как можно было быть еще более точной и ясной…

– Он считает, что эти слова из уст женщины – вещь очень субъективная и ненадежная. И я с ним, вообще-то, согласен. Вы – женщины – очень часто говорите одно, а подразумеваете другое.

– Как и вы! – заметила я.

– В общем, он так и не понял, зачем ты клялась ему, что ты совершенно одна и что между нами с тобой вообще ничего нет.

– Я не говорила такого! – возмутилась я. Потом подумала и признала: – Нет, вообще-то говорила. Что ничего нет. Что нас с тобой ничего не связывает, кроме сына.

– Да уж, – порицательно погрозил мне пальцем Володя.

– Но, позвольте, я только повторила ему твои собственные слова! – запоздало попыталась оправдаться я.

– В общем, мы оба хороши, – согласился Владимир. – Факт в том, что Алексей больше не будет тебе звонить. Только вот не знаю, в свете последних новостей радует тебя это или огорчает.

– Что именно? – не поняла я.

– Ну, это же невозможно в здравом уме и твердой памяти между мной и Алексеем Филатовым выбрать меня. Это, уж прости, моя дорогая, – нонсенс.

– Возможно. Даже не знаю.

– Слушай, а давай-ка начнем все сначала, – вдруг предложил он.

Я растерянно посмотрела на него:

– Сначала? А как это?

– Давай сделаем вид, что вот этой всей жути не было. Что не было этих полгода, Алексея, нашей ссоры, отъезда…

– Тогда уж и наших «прекрасных отношений» тоже пусть как бы не было, – предложила я.

– Да, давай. Начнем все заново. Скажи, дорогая, ты правда согласна выйти за меня замуж? Все еще согласна?

– А ты все еще любишь меня?

– Да, люблю. И всегда буду любить.

– А у меня вот на самом деле всегда будет один человек, которого я буду любить чуть больше тебя. Нет, сильно больше. Если это ничего – я с радостью выйду за тебя замуж, – дразнила его я.

– Другой человек?

– Ну, не совсем другой. В нем половина тебя, половина меня, такие же, как у тебя, зеленые глаза, но не такие усталые. Такие же черные волосы, но без проседи. А в остальном он совершенно отдельный человек со своими взглядами на жизнь. Он, кстати, хочет завести Суперпса. Мой Мусяка. Нет – наш. И я определенно люблю его больше всего на свете.

– Я согласен на такую жертву, – ухмыльнулся Владимир. – Если только сразу после него буду всегда идти я.

– После него всегда будет идти клубничное мороженое, но после этого – сразу ты! – расхохоталась я.

Владимир фыркнул, обнял меня и прижал к себе.

– Нет, прав был Алексей. Женщины постоянно несут всякую чушь. Завтра же берем Мусяку, паспорта – и в загс. А потом можешь говорить что угодно, ты будешь моя и только моя.

– Знаешь, дорогой, если эта история чему меня и научила, так тому, что я всегда была и буду только самой собой, своей и ничьей больше. Но я люблю тебя, кажется, с того самого момента, как встретила. И по сей день. Думаю, это что-то да значит. Разве это не странно, что я уже тогда умудрилась тебя разглядеть? Помнишь, каким ты был? Ты стоял – сухой, молчаливый, насупленный, хмурый. Вежливый, но всегда такой колючий. Самый настоящий ёжик, весь в колючках.

– Тогда почему же?

– Не знаю даже. Такая уж у меня логика, – улыбнулась я. И действительно, какая еще логика может быть у человека, рожденного и выросшего в тринадцатой квартире. Самая престранная, на самом деле. Однако, во-первых, мою тринадцатую квартиру теперь уже снесли, я теперь просто обычный человек из обычной квартиры. Даже как-то скучновато. А во-вторых, я бы не хотела ни за что изменить ни одного факта в моей сомнительной биографии. Пусть все будет так, как есть. Даже Сосновский, фиг бы с ним. Все должно быть, и горе, и радости. И восторги, и сомнение. Этим ведь и чудесна жизнь. Надо принимать все так, как есть, и счастье обязательно заглянет в окошко. Вот как у нас.

P.S.

Все-таки кое-что я бы поменяла. Хорошо бы все-таки ноги чуть длиннее, а нос чуть короче. И голубые глаза. А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо…