К слову сказать, все самые симпатичные события моей жизни, как правило, случаются именно тогда, когда я совершенно этого не жду. Или еще не жду, или уже не жду. Бывало, что я вообще не ожидала того, что происходило. Например, мое поступление в институт. Откровенно говоря, в школе я видела свое будущее в таких домашне-полевых красках. Знаниями я не блистала, училась серединка на половинку. В общем, была твердой троечницей, потому что панически боялась публичных выступлений. Я показывала неплохие результаты в письменных работах, особенно в сочинениях, но немела как рыба, стоило учителям вызвать меня к доске.

– Чему равен икс? Молчишь? Хорошо! Скажи хотя бы, где здесь икс, и я отпущу тебя с миром, – умоляла меня математичка.

– Кто такой Дубровский? Кто такая Маша? Чего они друг от друга хотели? – билась в истерике русичка. Я стойко молчала, как Мальчиш-Кибальчиш. В итоге меня старались вообще не трогать, никуда не вызывали и ставили тройки исключительно из уважения к моим родителям, которые клялись и божились, что они со мной все учили и что дома я отчетливо понимала, где икс и чего хочет от Маши Дубровский. Однако положение обязывало, и я честно считала себя тупицей, так что ни о каком институте даже не мечтала.

И не замечтала бы, если бы не моя драгоценная Ольга, которая первая заподозрила, что не все так просто с моим интеллектом. Мы жили на соседних этажах, сидели за одной партой, прогуливали одни и те же уроки, и уж она-то прекрасно понимала, что молчу я из чистой вредности характера.

– Слушай, ну чего, тебе трудно было ответить?

– А нечего на меня орать, – упиралась я. – У меня нервы. Я у доски каменею. Может, мне ей письма писать?

– Хорошо. Будем учиться выступать публично, – приняла решение Соловейка и стала тренировать меня, заставляя приставать к прохожим, декламируя отрывки классических произведений.

– Я не могу!

– Считай, что они стеклянные, – сверлила меня суровым взглядом подруга. – И вообще, если ты не скажешь вот той страшной тетке в пуховом платке тридцать слов, я тебя заставлю кукарекать на заборе у школы.

– Бегу-бегу, – кивала я, живо представляя себе картинку около школьного поля. Я, красная как рак в кипятке, кричу «ку-ка-ре-ку», а Ольга злится и предает меня анафеме.

Не могу сказать, что смогла полностью преодолеть природную неспособность к ораторскому искусству, но некоторые приемы я все-таки освоила. А конкретно, если я представляла, что вокруг меня зеленый защитный экран, сквозь который нельзя никому пробиться, я вполне могла что-то там из себя выдавливать.

– Значит, ты ощущаешь опасность, когда тебя заставляют говорить при людях. А что ты чувствуешь конкретно? – пытала меня Ольга.

– Что мне дадут тумаков! И засмеют, – отвечала я, сама удивляясь собственным ощущениям.

Но Ольга вдруг разгадала головоломку, оставив меня с открытым ртом поражаться, как все оказалось просто.

– Между прочим, это у тебя сестренка отбила весь, понимаешь, дар речи! – выдала она диагноз. – Знаю я твою Галку, небось постоянно на тебя орала и требовала, чтобы ты заткнулась.

– Точно! – вдруг озарило меня. – Она всегда говорила, что я несу чушь и что лучше бы мне и вовсе молчать, чтобы люди не знали, какая я идиотка!

– Вот! Теперь мы точно знаем, что все из-за нее. А поэтому не будем ждать милостей от природы.

– А что будем? – удивилась я.

– Взять их – наша святая обязанность. Неужели ты хочешь просидеть всю жизнь в уголочке только потому, что твоя скотская сестричка в детстве удовлетворяла свои амбиции за твой счет?

– Что?! – ошалела я от сложности конструкции. Соловейка уже в десятом классе поражала меня своим умом и эрудицией.

В общем, к окончанию школы было решено, что мы вместе пойдем в гуманитарный университет. Ольга, само собой, добьется там страшенных успехов, ну а меня она надумала взять с собой, чтобы я от рук не отбилась. Вот так и получилось, что сбылась моя несуществующая мечта. Рисуя мысленный зеленый экран, я оттарабанила два устных экзамена, даже не посмотрев в сторону преподавателя. Неожиданно мне поставили пятерки и зачислили в вуз.

– Вот видишь! – радовалась Ольга, показывая мне свои четверки.

Надо отдать подруге должное, ее ничуть не смутило это досадное недоразумение. В любом случае мы были очень счастливы, потому что получили возможность несколько лет по-прежнему сидеть рядом за одной партой и заниматься своими делами. Конечно, до тех пор, пока я не отчебучила Большой Любви с преподавателем истории на четвертом курсе. Тоже, к слову говоря, совершенно неожиданный роман. Он, которому были доступны самые красивые, стройные и длинноногие студентки, жаждущие зачета и острых жизненных впечатлений, выбрал меня, потому что я всего-навсего отлично умела слушать. Я сидела с открытым ртом на всех его лекциях, с благоговением внимала ему на экзаменах. И с таким же благоговением приняла его предложение не толкаться так поздно в метро, а проехаться с ним на машине.

– Ты просто выглядишь совершенно наивной девчонкой, – анализировала его порыв Ольга. – В то время как он давно привык к распущенным студенткам с сигаретами.

– Образно! Прямо как в жизни, – восхитилась я.

– Ну, а то. И тут ты со своим круглым личиком, курносым носом и наивными голубыми глазками. «Неужели! Что вы говорите! Какой вы умный! Вау!»

– Ну, так ведь сработало! – радовалась я. Роман со взрослым опытным мужиком – это как раз то, что надо в двадцать лет. Если бы только все не кончилось так болезненно. Если б я не решила, что Он – моя судьба, Большая Любовь и все такое. Короче, напридумывала себе всяких глупостей, а потом локти кусала. Впрочем, о чем это я? Все к лучшему.

Были и еще случаи, когда в моей жизни неожиданно исполнялись самые разные желания. Например, однажды я страшно захотела поехать летом на море. Я уговаривала маму, я прессовала папу, я даже пыталась заполучить в союзники Галку, но все было без толку. Все долбаное лето я проторчала на нашей покосившейся даче. Я прополола несчетное количество грядок, поздоровела и округлилась на воздухе и думать забыла о море. И как раз тут папаша принес путевку в крымский санаторий! Отцу выделили ее для поправки здоровья, которое, кстати, действительно к тому времени сильно расшаталось. Где-то через год его сердце все-таки не выдержало, и он умер. Жить без папы – все равно что жить без руки. Ее уже нет, но периодически она болит и ноет. Впрочем, откуда мне знать, как жить без руки? Могу только сказать, что без папы я несколько лет ходила с ощущением, что я забыла что-то очень важное, но что – совершенно не могу вспомнить. Потом я вспоминала, что папы больше нет, и плакала. Со временем это происходило все реже, но Олька как-то сказала, что в Михаиле Артуровиче я пыталась найти потерянного отца.

– Задолбала ты меня со своими теориями, – обиделась я.

Но кто знает, возможно, Ольга была не так уж и не права. Главное, что большинство хороших (и вообще) любых событий происходит в моей жизни именно в тот момент, когда я совершенно их не ожидаю. Вот и в эту пятницу я открыла дверь своей квартиры и втолкнула в нее Темыча, мечтая только об одном: поскорее заснуть крепким здоровым сном, предоставив крови восторженно носиться по венам, прогретым горячим паром. Моя кожа изнывала после дубового веника, воображение уже рисовало сладкие сны, но тут я увидела феерическую картину. На нашей кухне в милой беседе застыли моя дорогая «язва» Галина и… кто бы вы подумали? Именно! Михаил Артурович собственной персоной. Чуть более седой и немного потолстевший. У мужчин за сорок каждый год отпечатывается на лице и теле.

Михаил Артурович, чуть вздыхая, что-то душевнейшим образом рассказывал моей сестрице, а та дула на чашку с чаем и внимательно его слушала.

– Что здесь происходит? – ляпнула я раньше, чем мне захотелось сбежать. А сбежать захотелось сразу же, как только Михаил Артурович оторвал липкий взгляд от Галки и перевел его на меня.

– А вот и Юлечка, – приторно улыбаясь, прощебетала сестрица.

Мне стало плохо. Версия, что Он пришел не ко мне, а к сестре, была, конечно, не самой приятной, но очень безопасной. Потому что если он пришел ко мне, то зачем? Прошло три года, денег я ему не должна, он мне тоже, поскольку я ничего у него не просила. Кроме Вечной Любви, в которой он мне грубо и цинично отказал.

– Да. Здравствуй, Юля, – проникновенно и почему-то немного пристыженно сказал он, отчего я немедленно запаниковала и потеряла дар речи.

– Что с тобой? – строго посмотрела на меня Галька. – Немедленно поздоровайся с человеком.

Я промолчала, судорожно представляя себя за зеленым экраном.

– Юля, в чем дело? – поднялся из-за стола Он.

– Не буду вам мешать, – сказала я и позорно рванула в комнату. Меня потрясывало. Очень хотелось застучать по батарее в надежде, что Ольга услышит и примчится ко мне на помощь.

– Мама, это хто? – взволнованно спросил Тема, хватая меня за руки.

– Это? Так, один дядя. Просто дядя, – лепетала я, но скотская сестрица уже верещала за дверью:

– Темочка, пойди сюда. Я хочу познакомить тебя с твоим папой.

– Мам? – растревожился сынок. – Она врет?

– Ага, – кивнула я, чуть не зарыдав. – Нет, не врет.

– Нет? – Тема раскрыл рот и покосился на дверь. Потом, к моему ужасу, улыбнулся самой своей чистой и радостной улыбкой и рванул к дверям. Оттуда понеслась возня, голоса, обрывок вопроса «почему ты не приходил раньше». Я не стала слушать ответ, потому что знала, что все равно ни слова правды Он не скажет. Я сидела и смотрела в окно. Господи, какая же я была дура! Зачем я роптала на судьбу? Нам было так хорошо вдвоем, Артемка был только мой и ничей больше. Я могла не переживать, я точно знала, кто подлец, а кто нет. И вот на тебе, пожалуйста. Явился! И что мне с ним делать? Какие у него намерения? А вдруг он еще раз возьмет да и развалит всю мою с таким трудом налаженную жизнь?

– Юля, может, все-таки поговорим? – просунул голову в мою комнату Михаил Артурович.

– О чем? – я угрожающе засопела носом. – Что еще ты можешь мне сказать сверх всего сказанного раньше?

– Я понимаю, как я перед тобой виноват, – удрученно поник он. – Ты только не думай, что я себя как-то оправдываю. Это было просто свинством – оставить тебя одну, с грудным ребенком на руках.

– Да, ты виноват. Да, ты подлец. И позволь тебе напомнить, что ты вообще не хотел, чтобы этот ребенок появился на свет! – гордо высказалась я. Волнение прошло, и зеленый экран работал прекрасно.

– Тише, – вдруг зашипел Михаил Артурович. – Не надо так говорить, а вдруг он услышит.

– А тебе чего?

– Слушай, он такой красивый, – неожиданно Михаил Артурович широко улыбнулся, в его глазах мелькнула отцовская гордость.

Боже мой, когда-то я бы отдала все, чтобы только увидеть эту улыбку. А теперь мне в глаза бросилось только то, что мой Темка улыбается точь-в-точь как его отец. И этого не сотрешь. Я уже и забыла, какой он – мой бывший, а теперь оказывается, что сын как две капли воды похож на него.

– Он очень красивый, но при чем тут ты? – обиделась я, так как покусились на что-то очень важное и исключительно мое.

– Я не хотел тебя обидеть, но, кажется, ты сейчас не готова для серьезного разговора. Я только скажу, что хотел бы исправить те ошибки, которые совершил. Мальчику нужен отец, я дурак, что не понимал этого раньше.

– И что? Ты хочешь стать ему отцом? – усмехнулась я. – Не поздновато ли?

– Ему всего три года! – напомнил мне Михаил Артурович.

– Три с половиной, – поправила я.

– И отлично. Я еще много всего успею. Я могу собирать с ним авиамодели, могу проверять уроки, водить на детские представления, – принялся перечислять он.

– Мне ничего не нужно, – упрямо проговорила я, но ничего не смогла поделать со своим сердцем. Оно забилось сильнее, рисуя картины счастливого, улыбающегося Темки, его смеха, радости от того, что самый настоящий родной отец подбрасывает его на руках.

– Я оставил твоей сестре денег. Не так много, как хотелось бы, но это только начало. Не надо никак реагировать сейчас. Я позвоню, и у нас еще будет время, чтобы обо всем поговорить.

– Когда? – не удержалась и спросила я.

– Когда хочешь. Хоть завтра. У меня выходной, а у тебя? – он моментально принял и отбил подачу.

– Тоже выходной.

– Ну тогда, может, встретимся? Поговорим, расставим точки над «i». Я только хочу сделать как лучше для ребенка. – Он был искренним. За время нашего романа я успела его немного изучить. Михаил Артурович мог виртуозно врать, мог передергивать факты, если это было в его интересах. И я отлично знала, что он умеет быть жестким. Но сейчас он не врал. И разрази меня гром, если я поняла, что подвигло его на такие жертвы.

– Мы завтра собирались идти в зоопарк, пока не похолодало. Хочешь, пойдем с нами? – проклиная себя за слабость, предложила я.

– С удовольствием! – хищно улыбнулся он.

Я мгновенно насупилась.

– Но имей в виду, лично меня ты совершенно не заботишь. Если бы Тема так к тебе не рванул, я бы с тобой словом не перемолвилась.

– Ну, не надо меня добивать. Лежачего не бьют, – поднял руки в шутливой капитуляции Михаил Артурович.

Я отвернулась, всей спиной демонстрируя, как он мне безразличен. Через минуту по звуку закрывающейся двери поняла, что он ушел. Для страховки еще какое-то время посидела в комнате, а потом выскочила, чтобы успеть перехватить сестру до того, как она убежит разнести сплетню по всему двору. Сплетницей она была профессиональной. Можно сказать, это было единственным, что она умела делать в совершенстве. А какие еще могут быть занятия у старой девы?

– Галка, откуда он тут взялся? – пристала я, загораживая собой вешалку с куртками. Как я и думала, Галина уже навострила лыжи в сторону выхода.

– Иди дай бабуле попить. Она просила. – Проигнорировав мой вопрос, сестра пыталась выхватить хоть что-то из-за моей спины.

– Бабуля подождет. Она никогда меня не узнает и даже иногда просит, чтобы официант принес счет, так что это точно не важно. Говори, откуда он взялся!

– Он позвонил. Спрашивал тебя, а я ему сказала все как есть. – Галка старательно отводила глаза. Мне стало интересно.

– А как есть? – Я уперла руки в боки, давая понять, что не выпущу ее живой.

– А так, – кусая от досады губу, выдала мне она. – Что ты каждую пятницу пытаешься заразить несчастного мальчика воспалением легких! Разве можно купать его в такой ледяной воде? И Олька твоя – шарлатанка.

– А что же они у нас ни хрена не болеют?! – мгновенно завелась я.

– Дуракам везет, – показала мне язык эта тридцатитрехлетняя, солидная с виду мадам.

– Да ты сама-то откуда можешь знать, как воспитывать детей? – усмехнулась я.

– А что, ты думаешь, если случайно родила от преподавателя, так сразу поумнела и стала Макаренкова?

– Макаренко, серость, – поправила я. – Хорошо, допустим, ты наврала ему про меня с три короба. А почему он сюда заявился?

– А что, ты считаешь, я должна была прогнать родного отца моего любимого племянника? – с напускным ужасом переспросила гадюка сестра.

– Ты была обязана согласовать такие вещи со мной! – заорала я. – Ты не имела права приглашать в мой дом мужчину, который меня предал.

– Это еще как посмотреть! – завизжала Галка. – Ты наверняка сама его вынудила так поступить.

– Ну ты и стерва, – взбесилась я и вынула из колоды самый старший козырь: – Ну, гони деньги, которые он тебе передал для меня.

– Вот еще, – сестрица проявила чудеса гибкости и выхватила-таки старое пальто из-за моего плеча.

Я ахнула, но она моментально выскочила на лестничную площадку.

– Верни бабло! – заорала я на весь подъезд.

– Можешь не волноваться, я все до копейки потрачу на Артема! – заверила меня сестрица, глядя на меня в пролет лестницы.

Знаю я, как же. Она купит ему грошовый самосвал для песочницы, а на остальное накупит шампуней и кремов. Как будто трехлетний ребенок нуждается в косметических средствах фирмы «Мэри Кей». Хотя чего я так напрягаюсь? Я же даже не знаю, сколько ей сунул этот блудный отец. Преподаватели во времена моей учебы зарабатывали так мало, что он ни разу меня не отвел даже в неприличный ресторан (я уж не говорю о приличном). Не думаю, что сейчас что-то изменилось, разве что Михаил Артурович поменял работу. Но это вряд ли. Стало быть, максимум, что он ей дал, – тысячи три рублей. Вздор, могу об этом даже не задумываться. Тем более у меня в понедельник получка. А вот что действительно важно и что нужно сделать немедленно – это позвонить Ольге и закричать «караул». Она взрослая замужняя дама с двумя детьми, у нее есть искренне преданный муж, она гораздо умнее меня, вот и пусть советует, как выбраться из этого переплета.

– Надо присмотреться, чего он на самом деле хочет, – хлопнула кулаком по столу Оля.

– Зачем? – горячилась я. – Надо гнать его подальше, поганца.

– А ты чего так раздухарилась? – с подозрением осмотрела меня подружка. – Боишься, что ли, снова влюбиться? Ну-ка, признавайся!

– Это бред! – фальшиво возмутилась я. – Он мне сто лет не нужен.

– Брось, разве ты не об этом мечтала? – Соловейка откусила почти половину яблока и минуты три старательно пыталась ее прожевать.

– Господи, – сморщилась я. – Ты не боишься подавиться?

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское. Яблоки – это панацея от всех болезней, – пояснила подруга.

– А, ну-ну, – пожала я плечами.

– Что ну-ну? – скривилась Ольга. – Именно что панацея. Только я их видеть уже не могу. Мне проще их целиком глотать. А еще, прикинь, самые полезные – кислые, и их надо съесть не менее пяти штук в день.

– Боже мой, не понимаю, как от такой кислятины ты сама не скисла. – Я попробовала в знак солидарности откусить кусочек от одного из ее чудо-яблок и поняла, почему их нельзя нормально есть. Эдакая суперполезная смесь стрихнина с недозревшим лаймом. Да, такое действительно можно только целиком глотать.

– Знаешь, а есть целый день одно только мясо еще хуже, – пожаловалась Олечка. – Печень начинает болеть и пищеварение портится. Клетчатка необходима. И потом, кажется, автор этой диеты и сам в итоге умер от ожирения.

– Нормально, – поразилась я. – А что ж его диета до сих пор так популярна?

– Потому что вдруг он умер не из-за этой диеты? Что ж теперь, отказаться от шанса иметь хорошую фигуру? Впрочем, я теперь совсем не знаю, что мне есть. Скажи, а? Яблоки или мясо?

– Да ешь ты что хочешь, – я разозлилась. – Скажи, что мне делать.

– А что? – мгновенно переключилась на мою волну подруга. – Все не так и плохо! Что такого, если этот рафинированный интеллигент будет деньги тебе таскать и сына баловать. Ничему не противоречит. Ты только не спеши ему в объятия бросаться. Приглядись, пойми, чего он задумал. Потому что потом, когда ты снова будешь голая лежать у него в кровати, думать будет поздно.

– Да не буду я лежать у него в кровати. У него там жена лежит! И вообще, я знать его не желаю, а ты толкаешь меня на путь падения и порока, – жеманничала я, но в целом Оля дала мне именно тот совет, который я так желала услышать. Чего греха таить, покорное стыдливое выражение на лице Михаила Артуровича вкупе с деньгами и извинениями пролили сладостный бальзам на рубцы моих ран. Женская гордость пела громкие песни в моей душе. В основном текст состоял из возгласов «понял, гад, чего лишился» и «все вы у нас попляшете!».

Впрочем, не все было так романтично и безоблачно.

На следующий день, когда мы с Темой вышли немного поиграть на площадке перед отбытием в зоопарк, меня неожиданно стали спрашивать, действительно ли моя сестра сделала все, чтобы я была счастлива. Действительно ли эта святая женщина без обручального кольца умоляла отца ребенка вернуться ко мне и не бросать мальчика на произвол судьбы (читай «на произвол жуткой безмозглой мамаши»).

– Это Галка так сказала? – чуть не задохнулась от возмущения я. – Она все врет!

– И то, что ты практически отказалась к нему вернуться? – ехидно переспросила соседка из дома напротив, мамаша очень неуравновешенной, нервной, истеричной девочки пяти лет.

Я мысленно плюнула через левое плечо.

– А кто сказал, что меня звали куда-то вернуться? Да если бы и звали, я бы не пошла!

– Да что ты, – недоверчиво улыбнулась соседка. – Это же глупо!

– С чего ты взяла? А может, он подонок!

– А еще она сказала, что это все ваша Олька вас сбивает. Я не сама придумала, она всем так сказала, – соседка развела руками, показывая, что она ни при чем и к этим сплетням отношения не имеет. «За что купил – за то продаю».

– Боже мой, да кому ты веришь! – воскликнула я, в бешенстве пытаясь придумать что-то, что свело бы мою сестрицу к состоянию таракана, попавшего в ловушку «Глейд».

– Она говорит, что почти уговорила вашего бывшего к вам вернуться! – с удовольствием подлила масла в огонь соседушка.

– Так вот, знай. Она сама позвонила моему бывшему, потому что все это время была в него влюблена, – искренне и честно призналась я соседке.

– Да что вы говорите! – загорелись от восторга ее глаза. – И что, он знал об этом? Или даже не догадывался?

– Да, именно. Она его пригласила под предлогом воссоединения с моим сыном, а сама встретила его в нижнем белье. Когда я вчера вернулась, они уже совокуплялись. Прямо в бабушкиной комнате, на глазах у ни в чем не повинной старушки. Я ее потом весь вечер отпаивала валерианкой.

– Сестру?

– Нет, бабулю. Одно радует, что у нее склероз и наутро она уже ничего не помнила, – на ходу вдохновенно сочиняла я.

– Так, значит, у твоей сестры роман с твоим бывшим? – уточнила соседка.

– Именно! – разглагольствовала я.

– И как ты это перенесла? – поинтересовалась соседка.

Я пожала плечами.

– Поверь мне, ничем хорошим это не кончится. Уж я-то знаю этого типа. Поматросит мою сестренку и бросит. Бедняжка (тут я всхлипнула)!

– Действительно, бедняжка, – раздался знакомый голос за моей спиной.

– Михаил Артурович?! – ахнула я и немедленно покраснела.

– Вы мне только скажите, когда мы с вами договорились пойти в зоопарк – до моего совокупления со старушкой или после? – Его глаза смеялись, искорки этого смеха рассыпались вокруг и отражались в лужицах на асфальте.

У меня моментально пропал дар речи, но поскольку Михаил Артурович знал меня не первый день, он не стал допекать меня разговорами. А просто взял за руку и повел со двора прочь, в сторону своей машины. А соседка осталась сидеть, раскрыв рот и прикидывая, кому рассказать обо всем этом в первую очередь.