Единственное, что мне нравилось в моей жизни охранника, так это возможность тратить деньги. Два дня по двенадцать часов пытки, зато потом два совершенно свободных дня с моим сыном и с кошельком, количество наличности в котором заметно отличалось от ее количества в среднестатистическом хранилище семейных накоплений. Если бы у меня в тот момент появилось время и желание оглядеться и узнать, что происходит в мире, то я бы поняла, что средняя зарплата взрослого работающего человека не превышает трехсот долларов. Пенсионеры и молодые матери вообще выпадают из сферы конкуренции, так как для их функционирования необходима оплата лекарств в первом случае и нянь во втором. А предлагаемые им зарплаты не могут эти статьи расходов даже просто покрыть. Поэтому каждый раз, когда в моей башке появлялась крамольная мысль все бросить, я просто выходила с сыном в город погулять и смотрела на лица проходящих мимо людей. Серые, замученные, очень похожие на мое лицо после двух ночных смен около дальних ворот. Только у прохожих такие лица были всегда.

– Хочешь печенье? – спрашивала я у Макса. Зима, которой в этом году весна прикрывалась до самого победного, все-таки сменилась наконец теплыми майскими днями. Я с удовольствием вытаскивала восьмимесячного сынка гулять. Мне нравилось наряжать его в красивые, сшитые один в один со взрослыми джинсы и курточки и катить, переговариваясь с ним на нашей фирменной системе кодов.

– Агу, мать. Давай печенье. И сок, – гулил Максимка и хватал все предложенное. Он был совсем не дурак пожрать. Ел все, что дают и в этом смысле не создавал никому никаких проблем.

– А маме посмотрим весеннее платье. Надо же как-то себя порадовать, – просительно бубнила я, подтаскивая коляску к рыночному развалу тряпок. Конечно, и моя зарплата была не бесконечной, но цены на турецкое шмотье этой весной так нереально снизились, что я имела все условия тешить свое женское тщеславие. Если бы не кредит, то меня можно было бы вообще зачислить в списки олигархов. Так что мне был смысл держаться за работу любой ценой, хотя я и любила говорить себе, что это не навсегда. Наверное. Такая стабильность затягивала, к ней привыкали. Привыкали все, и юристы, и экономисты, и инженеры. Кого только не было в нашей богадельне. Такое ощущение, что супостатам противно было доверять стояние по периметру своего дипкорпуса лицам без высшего образования. Так что я чувствовала себя в коллективе своей в доску. С кем бы меня не ставила на посты, нам всегда находилось о чем поговорить.

– На самом деле, это такая прелесть – стоять в смене с новенькой, – поделилась как-то со мной моя коллега из старослужащих, красивая девушка Женя.

– Почему? – уточнила я. – Потому что можно все перевалить на ее хрупкие плечи?

– Да нет, зачем, – замотала головой та. – Вот ты скажи, что ты обо мне знаешь.

– Тебя зовут Женей. Ты работаешь в охране. Давно, – перечислила я имеющуюся у меня информацию.

– Вот именно! – Женя сделала рукой утвердительно-восхищенный жест «Вах». – И мне про тебя известно примерно столько же.

– И что? – не поняла юмора я.

– Как что? А про любого другого сотрудника посольства я досконально знаю все. Потому что за эти годы на постах мы уже все обсудили. Кто как родился, рос, развивался. У кого какие интересы, в каком году у кого случилась первая любовь и как она проходила. И про детей, про хобби, про понимание жизни. Абсолютно все.

– Круто, – поразилась я.

– И они про меня тоже давно все знают. А поскольку на посту нельзя больше ничем заняться кроме трепа, то остается играть в бесконечные города.

– Дурдом, – подтвердила я и изготовилась трепаться. Первая смена с женщиной и сразу все настолько проще и приятнее. Нет, в самом деле, представители сильного пола что-то в жизни крупно недопонимают.

После майских праздников моя жизнь засияла новым светом. Установившаяся вокруг теплая погода и говорливая Женька вместо угрюмых мужиков сильно скрашивали мое существование. А в конце мая жизнь подарила мне поистине неожиданный подарок.

– Ларка, ты расписание на июнь видела? – спросила Дашка по телефону. Я с трудом дождалась перерыва и побежала в раздевалку.

– Ну что? Это ли не счастье, – тыкала уже стоящая там Зайницкая в мою фамилию. Она числилась в июньском каталоге счастья рядом с Дашкиной и значилась на дневном посту.

– Пост «Проходная-2-Западная». Это что за радость? – переспросила я, хотя и так понимала, что вот оно – счастье. В любом случае ничего хуже «Восточного въезда» или в простонародье дальних ворот, нет на свете. Тем более дальних ворот ночью.

– Это внутренняя проходная для посетителей посольства.

– Что, в помещении? – изумилась я.

– Нет. Там будка. Но там редко кто ходит. Только те, у кого допуск куда-то кроме визовой службы.

– Как все сложно, – запуталась я.

– Ни о чем не думай. В ближайший месяц мы будем торчать вместе в одной будке. Днем. И кроме того, тот пост включен в противозалетную систему.

– Это как?

– Будут звонить и предупреждать, когда пойдет начальство. Так что думай, чем бы мы могли там с пользой и удовольствием заниматься.

– Какая красота! – бросила беспокоиться и принялась радоваться я.

– Интересно, с чьей подачи тебя переставили на такое теплое место. Даже меня туда ставят только если все официальные любовницы заболеют или перейдут на другие, еще более теплые посты. – Я посмотрела на ее задумчивое выражение и подумала, что совершенно не готова напрягаться по поводу хороших новостей. Когда будут бить, будем убегать. А пока…С первого июля я на работе встречалась с Дарьей и мы трепались целыми днями. Жизнь была прекрасна. Все сияло разовым светом. И я бегала и улыбалась отсветом этого розового спектра.

– Привет, Лара. Ты прямо цветешь, – как-то подошла ко мне в столовой девушка из наших. Марина.

– Спасибо, – кокетливо пожала плечами я. Дашка отпустила меня на обед, после которого мы собирались гадать по сложной схеме древних кельтов.

– Смотри, будь осторожна. У нас этого не любят, – огорошила меня она.

– Чего не любят? Красивых женщин? Или чего?

– Того. Того, как такие, как ты добиваются теплых мест, – бросила она мне и ушла, оставив меня стоять с открытым ртом. Я побледнела и побежала к Дашке.

– Что это она имела в виду? – спросила я у нее. Она погрустнела и отложила кельтские кости.

– Так я и знала. Вот дрянь. Пытается тебя грязью замазать.

– Но зачем?

– А ты не смотрела в расписание, кто на этом посту стоял в мае?

– Она?

– Угу. Вот и злится.

– Слушай, но ведь это же бред! Я не виновата, что меня поставили сюда вместо нее. Просто так составляли расписание.

– Да? А кто, ты не задумывалась? – выразительно посмотрела на меня она. Я напрягла мозги. Они поднатужились, заскрипели и замолчали. Вариантов у меня не было.

– Старшины? Начальники смены?

– Шаров. Конкретно. И исчерпывающе. – Она победно смотрела поверх меня. Я задумалась, пытаясь понять ее мысль. То ли у меня мозги сломались от безделья и бабского трепа, то ли что?

– Не поняла? – ужаснулась она.

– Нет, – сделала вид, что обижена, я.

– Шаров в тебя влюбился, – выдавила наконец из себя по капле страшную тайну подруга.

– Да что ты. А почему же он мне об этом не сообщил? – рассмеялась я.

– А когда? Он тебя только на утреннем построении и видит. Ему что, так и сказать? «Рядовая Лапина, выйти из строя и пройти ко мне в кабинет для интимной встречи».

– И давно это с ним? – меланхолично задумалась я. Вот дожили. Такой атлетичный мужик по мне сохнет, а я ни слухом ни духом. Беда.

– Наверное, с той поры, как на нас спреем пшикали, – предположила Дарья.

– Ага. И чего ж он так долго терпел. Я на дальних воротах еще два месяца стояла.

– У него терпение хорошее, – порадовала меня Дашка. – И вообще, хороший мужик. Только вот в коллективе к новым протеже дико плохо относятся. Так что надо быть и правда осторожнее.

– Могут подставить? – заволновалась я.

– Ну да. Надо ждать залета. Ну-ка, уберу я эти кости кельтские. Береженого Бог бережет, – с того дня мы стали ограничиваться настороженным устным общением. Правда, мы знали тысячи методик гадания и познавания себя в устной форме, поэтому все равно не скучали. Я не очень-то верила в светлое и большое чувство Шарова, который, если признаться честно, никак не проявлялся. Сколько я не вглядывалась в его лицо на проверках и построениях, ничего, кроме скучающей вежливости в нем не было. Однако уже не так важно было, правда это или нет. Главное, коллектив поверил в мою сексуальную продажность и решил, что я уже пристроила свою недевичью честь. И это было плохо. Два раза только невероятная бдительность помогла нам с Дашкой избежать «залета». Последней каплей стала тишина в телефоне, когда прямо в разгар чаепития с конфетками к нашей будке начал неумолимо приближаться проверяющий. Мы еле успели слить чай, заныкать кипятильник и выровняться по стойке смирно.

– Почему эта дрянь нам не позвонила! – орала вечером в раздевалке Дашка. Когда нам стало известно, что в тот день на посольском посту, откуда выходит проверяющий, сидела Марина, мы обе были готовы рвать и метать.

– Я не успела. Ваш пост – в списке в конце. Наверное, проверка пошла к вам сразу, – оправдывалась она, хотя и мы, и она знали, что это не так.

– А ты пыталась? – бушевала Даша. – Что ж ты позже не отзвонилась?

– Да брось ты. Все же обошлось! – отмахнулась Марина. Я слушала все эти бредни, а потом вспомнила весь свой адвокатский опыт и решила применить превентивную тактику боя.

– Марина, ты сегодня не стала нам звонить. Это я понимаю, – эдаким утешительно-ласковым тоном заверила ее я.

– Да? – удивилась она.

– Конечно, – спокойно подошла к ней поближе я. – Ты же знаешь о моем привилегированном положении, верно. И была уверена, что нам в любом случае ничего не будет.

– Ну, в общем… – промямлила Мариша.

– Однако имей в виду, что у нас с Зайницкой иное понимание этого вопроса.

– Какое такое иное? – попыталась распетушиться она.

– Такое, что это была чистой воды подстава. И исходя из этого понимания я вынуждена тебя предупредить, что когда передо мной либо перед Зайницкой встанет вопрос: звонить тебе или не звонить, мы обязательно выберем вариант «не звонить». В любой ситуации.

– Но я же не специально, – закудахтала она.

– А мы не позвоним как раз специально. Это такая справедливость. А что делать? – развела я руками и вышла из раздевалки. Через пять минут меня нагнала Зайницкая и шепотом заорала:

– Ты что делаешь! Она нас подставит!

– Она – дура. Я с такими много раз имела дело. Она испугалась.

– Точно? – недоверчиво окинула меня взглядом Дарья.

– В яблоко, – кивнула я. Через несколько дней я убедилась, что была не права. Марина не испугалась.

Тот день обещал быть совершенно спокойным, поскольку была суббота и очевидно, что посетителей посольства через наш пост проходило самый минимум. Вообще не проходило, на самом деле. По этому случаю Дашка приволокла кучу психологических тестов и мы весь день выясняли о себе всю правду. Оказалось, что идеально совместима я только со Скорпионами, что особа я взбалмошная и истеричная. Из текста следовало, что строить карьеру я не могу по причине отсутствия ума, коммуникабельности и терпения. И много чего другого, не менее интересного. С Дашкой все обстояло еще хуже, если верить тестам. Она была неспособна к серьезным отношениям, ветрена и резка вплоть до грубости. А дружба между нами была невозможна. Оказывается, что два таких разных человека в принципе должны были при виде друг друга рвать волосы, майки и одевать боксерские перчатки, чтобы в драке не разбить кулаки в кровь. Интересно, почему же этого не происходило в институте. Да и после. Лаяться мы лаялись, и порой очень даже эмоционально. Но…Дружим же! И обе целы и вполне здоровы. До членовредительства не дошло.

Вспоминая события того дня я понимаю, что Марина рассчитала все с точностью до миллиметра. После обеда мы с Дашкой должны были находиться в расслабленном состоянии. Отсутствие посетителей и начальства наверняка заставили бы нас заниматься чем-то недопустимым. Все так и было, за исключением маленькой детали. Дашка ушла в тот день обедать на час позже, чем обычно. Что-то там не сложилась с подменой и охранник сменил ее не в два, а в три часа. Это был некий Константин, старослужащий. Веселый мужчина лет сорока пяти, с семьей и двумя детьми. Я пересекалась с ним пару раз на подменах, так что многое о нем знала. Действительно, мне, как новичку, вываливали очень многое. Например, я знала, что у него в этом году уже есть два предупреждения в личном деле, потому что он что-то не поделил с одним из начальников смены. И теперь сильно дергался, так как после третьего могли и уволить.

– Не надоело куковать? – спросил он.

– Да нет, нормально. Сейчас вот Дашка вернется.

– Ага. Ну, ладно. Тогда я тут почитаю пока, – сказал он и уткнулся в томик Фридриха Незнанского. Я почти уже дремала, когда дверь в будку начала отворяться. В первую секунду я решила, что это Зайницкая, но что-то внутри меня сказало, что нет. Не может она вернуться через полчала после того, как ушла. Значит…Все у меня упало. На стуле сзади сидел и мирно читал Незнанского Костик. Телефон молчал. Я с ужасом смотрела, как проверяющий заносил сапог на наш порог. Затем сама не зная почему ловким движением руки вырвала у Костика томик. На большее у меня времени не хватило.

– Так, смена, смирно, – скомандовал проверяющий, глядя на нас взглядом коршуна, увидевшего бегущую по степи добычу. Суслика. – Чем занимаемся? Читаем? Это у нас что?

– Книга, – буркнула я.

– Твоя? – спросил он меня. Я запаниковала. «Уволят», зашептал мой здравый смысл

– Так точно.

– Любишь Незнанского? – пристально посмотрел он.

– Очень, – уперлась я.

– Зачем тебе это надо? Ведь он его сюда притащил, я знаю. – Проверяющий кивнул в сторону Кости.

– Никак нет. Книга – моя, – рубила я свое, а у самой все онемело от непредусмотренного выброса адреналина.

– Н-да? И о чем она? – ехидно полюбопытствовал он. Сейчас запорюсь, подумала я.

– О трупах.

– О чем? – поперхнулся он.

– О трупах. И убийцах. Самое мое любимое чтиво.

– А вы в курсе, что это запрещено? – озверел проверяющий.

– Никак нет, – заявила я, пытаясь изобразить на лице тупость бравого солдата Швейка.

– Никак? Совсем никак?

– Виновата, – господи, какая чушь. – Исправлюсь.

– Странно. Все-таки не первый день. Когда кончается испытательный срок?

– В июле.

– Понятно. Строгое предупреждение.

– Слушаюсь, – выдавила из себя я, глядя на его удаляющуюся спину. И осела по стене на пол. Костя сидел с белым лицом и не дышал. В такой позе мы провели минут пять. Потом он спросил:

– Зачем?

– Не знаю, – ответила я. – Бабы дуры.

– Спасибо. Маринку убью, – пообещал он и ушел. Вечером следующего дня мне передали, что теперь я – своя. Подстав больше не будет. Интересно, что когда-то подобная же история случилась и с Зайницкой. Не могу сказать, что моя жизнь после этого приема в касту избранных сильно изменилась. Однако много приятных мелочей, таких, как улыбки и приветственные кивки, все же доставляли удовольствие.

В конце июня, когда я с восторгом и трепетом получила очередную порцию получки, ко мне подошел Шаров и пригласил на корпоративную вечеринку.

– Мы поедем на посольскую дачу. Присоединишься?

– Не знаю, – честно ответила я. – У меня сын.

– Это только на два дня. Я смотрел твой график, ты не работаешь.

– Правда? – задумалась я. Интересно, он смотрит графики всех, кого приглашает на корпоративную вечеринку?

– Да. Хочешь, я за тобой заеду?

– Заедешь? – я удивилась и не знала, что сказать. Я уже и забыла ту историю с его якобы влюбленностью. И вот на тебе.

– Ну, мне по пути, – протянул он.

– А ты знаешь, где меня брать?

– А, черт с ним. Мне все равно, где. Я заеду за тобой куда скажешь, – тряхнул своей светло-лысой головой Дима Шаров. Я пристально вгляделась в его лицо, пытаясь понять, нравится он мне или нет.

– Скажи, это ты меня поставил с Зайницкой в смену?

– А что? – смутился он.

– Просто интересно.

– Ну, я. Должны же у человека быть некоторые радости. Так куда заехать? – перевел тему он.

– Домой. Адрес в анкете есть. Во сколько мне надо быть готовой? – уточнила я. Оказалось, что часам к двенадцати. Я вызвала няню на дополнительные дни. Я сообщила, что еду на вечеринку, маме.

– Что-то у тебя глаза горят. Там что, кто-то будет? – спросила прозорливая родительница. Я отрицательно замахала головой, а про себя подумала. А действительно ли мне так безразлично внимание Шарова. Да, я понимаю, что мы с ним едва знакомы, а все равно ведь вот, химическая реакция налицо. Глаза горят, поджилки трясутся. Хочется как-то по особенному накраситься, одеться. И при воспоминании о его смущенном взгляде сердце ухает вниз и сладко замирает. Или это при воспоминании о службе на дальних воротах мне хочется автоматически раздеваться?

– Слушай, у тебя же после Пашки никого не было. Вот нутро и бунтует. Все ж таки ты взрослая женщина, – объяснила мне происходящее Алина.

– Он же твой начальник! Романы на рабочем месте недопустимы, – отрезала Марго. Она пребывала в состоянии войны с мужским полом и романы как служебные, так и обычные вызывали у нее приступы аритмии и тошноты.

– Да, начальник, – согласилась Даша. – И единственный шанс спокойно работать – это пойти навстречу своим чувствам. Плохо, когда приходится идти навстречу начальнику смены при полном отсутствии чувств. Однако положение таково, что всем идти приходится, а то потом будешь вечно стоять на дальних воротах по ночам.

– Так что мне делать? – растерялась я. Но на следующий день я ехала в стареньком Фольксвагене Шарова на вечеринку. Мы говорили ни о чем, делали вид, что никто ничего не понимает. Только иногда в разговоре он касался рукой моего колена и восклицал:

– Ты представляешь!

– Да, – кивала я и стекала на пол. Он действительно мне понравился. Так сильно, как только может понравиться начальник, от которого зависит мое профессиональное благополучие.

– О, кого я вижу, – подбежала к нам захмелевшая раньше срока Маринка. – Голубки уже вместе.

– Я не понял, Марина. Тебе что, надоело на металлоискателе сидеть? – тихонько спросил ее Дмитрий, а я поняла, что его глаза могут быть ледяными и жестокими. А сам он – агрессивно-мужским. И тот факт, что он стал таким сейчас из-за меня и размазал особу, которая давно меня достала, сделал его еще привлекательнее для меня. Я словно бы в экстренном порядке набирала внутри себя моральные основания, чтобы в тот момент, когда это потребуется, упасть в его объятия не ради служебных выгод, а по любви. И у меня это неплохо получалось.

– Ты танцуешь? – интимно спросил он меня на ушко.

– Конечно, – кивнула я и мы с удовольствием пообнимались в безопасности медленного танца. Вроде бы полный контакт, а можно. Потом мы пошли есть какое-то мороженое, потом заменили его ликером. От перевозбуждения я перестала отсчитывать свою норму, там более что для меня было нетипично оказаться не за рулем. Так что вскоре вечер перестал быть томным. Я сидела пьяная и пыталась делиться с Шаровым наболевшим.

– Вы – мужики, такой народ странный. Сначала клянетесь в вечной любви, а потом с чемоданами приходите и требуете назначения вам временного содержания.

– Это ты о ком, – дезориентировано переспрашивал Дима.

– Да Бог с ним. Налей еще. Ты женат? – Я вальяжно расположилась в кресле. Я даже, по-моему, пыталась закурить.

– Ты вообще когда-нибудь раньше курила? – возмущенно бил меня по спине Дима.

– Не помню, – ответила я сквозь кашель. Коронный номер я исполнила под занавес. Когда весь коллектив более-менее напился, а я уже окончательно была в кондиции и решила рубить правду матку, Дима настойчиво стал предлагать мне уединение в тиши одной из дачных комнат. Я почувствовала в тот момент странную обиду на жизнь, встала и громко спросила:

– Ты хочешь переспать со мной? Прямо здесь и сейчас?

– О чем ты? – зашикал он на меня и попытался увести в угол. Я пьяно пошатнулась, но не поддалась.

– А ты знаешь, я не против. Ты – начальник смены, я девушка, которая три месяца отстояла на дальних воротах. Так что уже поэтому я не против секса с тобой. Куда идти? – я обернулась, как бы ища выход.

– Прекрати, – покраснел, как рак Шаров.

– А что? Разве это не так? Я здесь сегодня ощущаю себя рабыней, которую уже продали и которой уже осмотрели все зубы. И я весь вечер старательно уговариваю себя, что ты мне дико нравишься.

– А что, на самом деле я тебе отвратителен? – уперся в меня остекленевшими от бешенства глазами.

– Нет, что ты. Я уже себя почти уговорила. Потому что я девушка честная и буду спать с тобой только из любви. Только вот я до сих пор не определилась, из любви к чему. Потому что если говорить честно, тебя я совершенно не знаю. Ты строишь нас по утрам, и то не каждый раз. У тебя красивые глаза и очевидно хорошая потенция. Кажется, еще есть жена. Так, я ничего не забыла? Ах, да. Ты меня хочешь и не скрываешь это ни от кого. Приятно.

– Ларка, отползай, – зашипела над ухом Зайцницкая. Но я еще не все сказала.

– Ты знаешь, Димочка. Я думаю, что на самом деле мое сердце гораздо ценнее моей жопы. Сегодня у тебя есть права только на филей. Потому что я не могу сказать точно про тебя ничего кроме того, что мне нравится, когда ты кладешь мне руку на коленку. Больше никаких чувств. Только соображения рентабельности.

– Ты все сказала? – сквозь зубы спросил он.

– Все, – кивнула я. – Пошли трахаться. А хочешь, увольняй меня. После такого количества спиртного мне все по барабану.

– Прекрасно, – кивнул он и оттащил меня куда-то проспаться. Я мало чего помню дальше. По-моему, я долго плакала кому-то в жилетку, потом мне даже стало плохо. Одно несомненно, никакого секса не было. Ни с кем. Когда я наутро вспомнила обо всех тех дровах, что наломала, мне стало еще хуже. Похмелье, помноженное на чувство вины и страх остаться без работы.

– Привет сумасшедшим, – влетела ко мне Зайницкая. – Как ты?

– Да фигово, – честно призналась я. Хотя словом фигово мое состояние описать было невозможно. Больше всего меня убивал тот факт, что я зачем-то прилюдно опустила и смешала с дерьмом мужчину, с которым в принципе, вполне была готова закрутить легкий, ни к чему не обязывающий роман. Чего я с цепи сорвалась? И вообще, надо срочно понять объем негативных последствий.

– Лучше скажи, как там Шаров. Только если все очень плохо, то лучше ничего не говори.

– … – помолчала Дашка.

– Понятно, – уронила больную голову в ладони я. – Как бы по быстрому выбраться отсюда?

– Давай я тебя выведу. Тут есть черный ход. У тебя бабки на такси есть? – вошла в мое положение верная подруга. Я кивнула, встала и пошла к выходу.

– Здравствуй Лариса, – окликнул меня до боли знакомый голос. – Решила сбежать?

– Да, – сказала я и перестала по-дурацки красться к лестнице. Шаров сидел на подоконнике окна между лестничными пролетами и внимательно смотрел на меня. В глазах его не было и тени улыбки.

– Понятно. Знаешь, я, может, и ужасен. Но если уж привез девушку на вечеринку, то и увезу ее сам. Ты уже хочешь ехать?

– Да, – снова глупым осликом кивнула я. Голова рассыпалась на части. Ехать с ним никуда не хотелось, но я позволили посадить себя в его машину и покатила по подмосковным дорогам в полной тишине.