Лирика-лирикой, однако через пару дней после моего триумфального возвращения домой выяснилось, что таки да, самым лучшим дарят мальчиков. Но на что мальчикам покупать памперсы и слюнявчики – это не божественная забота. И с этим придется разбираться самой. Хорошо, что у меня есть молоко и я могу обеспечить ему прокорм бюстом. Говорят, так можно протянуть около года, а там, глядишь, что-то и переломится. Причин унывать и стенать, заламывая руки я не видела. Разве что одну. Я ни черта не умела. Абсолютно. Завертывание в пеленку куклы в родительской школе не дало никаких результатов и когда дома мне вручили сына со словами: «Ой, он кажется сделал а-а», я растерялась. Он сделал «а-а», отлично, я за него рада, но что делать мне? Мало того, что я впервые беру что-то в руки, что называют «твой сын», так еще и его «а-а» отныне – мои проблемы.

– Вымой ему попу, – посоветовала опытная мама и отбыла на работу. И я завертелась. Много ли нужно недельному человеку? Я подумала, что он должен в основном спать и есть, а остальное время оставит мне. Вот тут я сильно ошибалась. Полчаса минимум у меня занял процесс ликвидации последствий «а-а». Я руководствовалась книгой, в которой все пункты были изображены графически и четко разъяснены. Когда все уже практически было окончено, меня накрыл пункт «протрите все, что найдете ваткой, смоченной в слегка остуженной кипяченой воде». Проблема встала во весь рост. Ни ватки, ни кипяченой воды, тем более остуженной, тем более слегка, у меня не было. И вот тогда, именно в этот момент я совершила поступок, повлиявший на весь дальнейший стиль наших отношений с Максимом Максимовичем. Какой? Я на этот пункт забила. Я не побежала кипятить чайник, утрясая орущего ребенка второй рукой. Я не закричала «караул». Я сказала ему:

– Придется тебе мыться как все. Хоть ты и самый крутой мальчик, но согласись, что несправедливо мне мыться под хлорированной водой из крана, а тебе под дистиллированной. О’кей?

– О’кей, – чихнул мне Макс и зачавкал. Впоследствии я еще много на что забила. Я не стала следовать инструкции в книге и гладить пеленки с двух сторон. Скажу откровенно, я не гладила их даже с одной стороны. Они сушились на веревочках в кухне и я сдирала их прямо оттуда и сразу применяла в упаковку. Макс с завидным упорством возвращал их обратно на веревочку. Тогда я вознесла хвалу создателю за то, что он создал гениального человека. Автора и конструктора автоматических стиральных машин.

– Ларочка, он же может подцепить вирус! Надо же хоть немного гладить, – охала мама.

– Это я могу подцепить вирус, если недосплю. А наш Индезит стирает при девяноста градусах по старику Цельсию. В таких условиях сдохнет любой блох, – отмазывалась я и заваливалась к Максу под бочок. Его детская кроватка, подарок Марго, стояла сиротливо в углу, и чтобы ей не было совсем грустно, я свалила туда памперсы и тряпки сына. Но спала я с ним вместе несмотря на угрожающие вопли и обещания разнообразных жутких последствий со стороны мамы и ее подруг.

– Ты его никогда потом не отучишь. Так и будешь спать с шестнадцатилетним подростком? – я прижимала к груди сопящего сынулю, смотрела на его смешную моську и кукольные губки. Я точно знала, что он найдет, с кем кроме меня спать в шестнадцать лет.

– Может, хотя бы в восемнадцать? – спросила Дашка, которая старалась почаще заезжать ко мне теперь. Конечно, мне были дико приятны ее визиты, особенно потому, что она все время притаскивала что-то ценное. Сегодня, например, она приволокла очень нужное автомобильное кресло. Оно, правда, перекатало в себе грудных детей всех посольских дам-сотрудниц, но было еще вполне работоспособно.

– А почему? – удивилась я. – Мальчику в шестнадцать лет тоже могут гормоны в голову ударить. И вообще, пусть сам разбирается.

– Интересные у тебя намечаются методы воспитания. Пусть сам разбирается, – фыркнула Дарья.

– Ну да, ты-то сама как воспитываешь своего? – решила ее поддеть я. Она задумалась.

– Если он находится не у мамы, а у меня, то я его очень воспитываю, – неуверенно произнесла она фразу и ушла в себя. Видимо, пыталась вспомнить хоть один случай.

– И как ты его очень воспитываешь? Вот что ты делаешь, когда он плачет? – поинтересовалась я. Конечно, я имела в виду эти немотивированные и непереводимые вопли грудных детей, но Зайницкая поняла меня неправильно.

– Даю конфету, – честно призналась она. Я прыснула.

– А если у него истерика? Если он падает в магазине игрушек на пол и орет благим матом?

– Тогда две.

– Чего, – опешила я.

– Конфеты. И куплю игрушку. Обычно после этого они всегда замолкают, – она выразительно посмотрела на меня и мы расхохотались.

– Вот так мы и делаем из них сволочей, – сквозь хохот выдавила из себя я.

Если бы Макс умел по ночам спать, то материнство было бы розовой сказкой. Стирать пеленки в стиральной машине, кормить собой, вывозить гулять с помощью папы или мамы, а самой дрыхнуть и почитывать какие-нибудь «Итоги Недели». Но Макс по ночам спать не умел. И днем тоже. Единственное место, где он соглашался спать без меня и более получаса – улица. Однако папа тоже работал, и хотя его работа не приносила нам ничего особенного, кроме его морального удовлетворения, я не чувствовала в себе нравственного права требовать от него изменить сложившийся жизненный уклад в угоду мне и моему сыну. Так что днем я наслаждалась покоем только на улице, а по вечерам, когда, наконец, темнело, малышок начинал цирковые представления. Вернее, не совсем так. Первый месяц мой мальчик спал рядом со мной круглыми сутками. Но со второго месяца ему показалось, что моя жизнь слишком проста, а ценить то, что дается легко, мамаша, видимо, не будет. В общем, я думаю, логика у него была примерно такая. И он стал спать в следующем режиме. Полчаса спит, час орет, десять минут ест, полчаса спит, час орет…. Если бы грудных детей допускали к адвокатской практике, я бы проиграла ему все дела. Заслышав его коронный визг, я бросалась бы подписывать все мировые соглашения на любых условиях.

– Тебе помочь? – спрашивала мама, заходя ко мне в комнату в три часа ночи.

– Нет, спасибо, – отвечала я, помня, что ей, как-никак, завтра на работу. То есть, сегодня.

– Ты похожа на пугало. У тебя кончится молоко. Быстро дала мне Макса и пошла спать! – возражала она. Я падала и закрывала глаза. Но оказалось, что пресловутый материнский инстинкт не дает мне уснуть. Как только мальчик на маминых руках говорил «Кхе», я просыпалась.

– Может его покормить? – спрашивала мама.

– Давай, – соглашалась я и мы впихивали ему грудь. Он успокаивался, я откидывалась на подушках, мама шла к себе. Через десять минут Максим снова вежливо говорил «Кхе», и если я не подавала признаков жизни, начинал орать.

– Может, у него колики? – прибегала с очередным вариантом причин негодяйского поведения внука мама.

– И что? – пыталась выяснить я.

– Надо сделать укропной водички. – Отвечала опытная мать и мы под вопли еще полчаса делали, наливали и вливали в ребенка какую-то травяную воду. Макс обижался и орал еще громче. Кое-как мы дотягивали до утра и тогда я вытаскивала его на улицу, где под мирный стук колес он дрых «аки ангел». Кончилось тем, что я запретила маме по ночам заявляться ко мне в комнату.

– Мам, какой смысл, если мы не спим при этом обе? – резонно обрезала ее сомнения я. Поэтому меня не застал врасплох вопрос Марго относительно моего внешнего вида. Я понимала, что при моем распорядке я не смогу проконкурировать даже и с бабой Ягой.

– Ларка, ты почему такая жуткая? – поинтересовалась Марго, когда приперлась ко мне. Максу было два месяца. Маргарита явилась в облаке аромата изысканных духов. На дворе стояло пятое ноября, на улице только что похолодало. Ледяной ветер продувал улицы, а снега еще не было, так что ощущение было совершенно поганое. Однако Максим на таком холоде извалял спать по три часа подряд. Причем без утряски, то есть я могла сесть на лавочку и лениво повозить глазами по строчкам какого-то журнала или книжки. Именно повозить глазами, потому что сил на информационную вовлеченность при чтении у меня все равно не было. От подобного стиля жизни мой информационный голод ограничился и вполне удовлетворялся одним сопливым бразильским сериалом, под бормотание которого я мастерила еду. И вот на тебе. Является Марго в красивом осеннем плаще, передает мне двумя пальцами какую-то яркую погремушку и смотрит на меня, как солдат на вошь.

– Подарок.

– Спасибо.

– Ты почему такая жуткая?

– Жизнь такая, – резонно отвечаю я. Маргарита располагается в кресле и ждет празднования, я прыгаю вокруг стандартно хныкающего именинника.

– Ой, как мы выросли. Ну как, ты справляешься? – делает ему утю-тю Маргоша.

– Осторожно, он может срыгнуть! – издеваюсь над ней я. И она мне на радость отскакивает и нервно оглядывается по сторонам, словно ее уже, пардон, облевали. Слава Богу, скоро подтягиваются Дашка с Алинкой и берут Марго на себя. Я же начинаю операцию по организации для себя пары свободных часов.

– Что ты делаешь? – Изумленно смотрит на меня Дарья. У нее есть повод изумляться, так как я запихиваю Максимку в автомобильное кресло, несу в ванну и ставлю на стиральную машину.

– Это единственный способ мне посидеть с вами в спокойной обстановке, – поясняю своим действия я и смеюсь, глядя в лица подруг.

– Но почему на стиральную машину? Ты его так купаешь? С бельем? – с сомнением глядя на вертящегося ребенка в автомобильном кресле на стиральной машине, говорит Алина.

– Много ты понимаешь в детях. Он у меня любит звук текущей воды. Сейчас будет медитировать.

– Ой, смотри, закрывает глаза! – воскликнула Даша через пять минут монотонных покачиваний кресла на стиралке под шум воды, льющейся из крана. Я деловито меняю ритм укачивания и через пять минут осторожно останавливаюсь. Затем на цыпочках выпрыгиваю из ванны и с минимальным шумом прикрываю дверь.

– А теперь тихонько на кухню! – шепчу я, и только после того как дверь на кухне плотно прикрыта, а мама в комнате согласилась побдить на тему потенциальных воплей Макса, я позволяю себе расслабиться.

– Слушай, ну это прямо целая наука! – восхищается Дарья.

– Да это что! Жить захочешь, и не такое придумаешь. Одни люди рядом с кроваткой ставили манекен, одетый в мамин наряд, чтобы ребеночку не было одиноко.

– Да. Маразм, – согласилась Аля. По ее лицу читалось, что в счастье материнства она верит все меньше.

– Маразм – это когда я пошла в магазин под домом в халате прямо поверх ночнушки и в тапочках.

– Серьезно? – шокировалась близкая к идеалу Марго и срочно осмотрела свой маникюр. Видимо, чтобы убедиться, что с такими ногтями она в подобный переплет не попадет никогда.

– Нет, шучу! Ладно бы я приперлась заспанная и безумная, скажем, ночью.

– А магазин круглосуточный?

– Да. Не в этом дело. Я пришла со старым полиэтиленовым пакетом в руках, в тапках и халате в три часа дня.

– Что, в пятнадцать ноль-ноль? – уточнила Аля.

– Ну, может и не ноль-ноль, но что-то в этом районе. И засыпала, пока ждала очередь. Я даже не видела, как на меня оборачивались.

– А откуда ты знаешь тогда, что на тебя оборачивались? – резонно спросила Марго.

– Я бы вообще не узнала ничего, но сердобольная кассирша сказала.

– Да-а! – ахнула Дашка. – А что именно она сказала?

– Она спросила, не забыла ли я взять водку.

– Что? Почему? – уставились на меня все.

– Водку. Алкогольный напиток…

– Но почему?

– Потому что она сказала, что в таком виде к ним ходят только за водкой. Видели бы вы, как я оттуда неслась. Так что укладывание ребенка на стиральную машину – не самый бредовый вариант. – Закончила я под общий хохот.

– А почему он у тебя так плохо спит? – серьезно спросила Дашка.

– Ты знаешь, я разговаривала с врачом. Он сказал, что это вариант нормы для грудных детей.

– Спать по полчаса?

– Да, – грустно кивнула я. – Мне обещали, что со временем это пройдет. А пока я мечтаю о том, чтобы у меня была отстегивающаяся грудь. Тогда бы я смогла успевать хоть что-то.

– А на что ты живешь? – спросила садистка Марго. Девчонки сначала неодобрительно посмотрели на нее, а потом с интересом на меня. Действительно, на что я живу, было непонятно. Тот штукарь, который у меня остался на все про все, разлетался как осенняя листва. Постирав в круговом режиме около двух недель, я плюнула и купила памперсов, истратив на них около ста долларов. Зато теперь Максима можно нарядить с утра в ползунки и не переодевать до вечернего купания. А поскольку сил на вечернее купание я находила не каждый день, то с памперсами Макса в одном и том же ползунке удавалось продержать до трех суток. Правда после этого ползунок напоминал полностью отработавший свое носовой платок.

– Как ты можешь не купать малыша два раза в день? – возмутилась Даша.

– За такой вопрос я могу и двинуть тебе в ухо, – предупредила я. – Максим все равно не вспомнит этот период жизни, а у меня втрое меньше геморроя.

– Так на что ты живешь? – вернула меня на землю Марго.

– Побираюсь, – честно ответила я. После памперсов я заплатила за два месяца кредита на автомобиль и деньги кончились. Я старалась об этом не думать, но ситуация была тупиковая. Через пару недель памперсы кончатся, через месяц надо будет снова оплачивать кредит, потому что глупо из-за такой ерунды потерять автомобиль.

– У кого?

– У мамы пока. Но скоро и на вас перейду, – пригрозила я.

– А ты не хочешь найти работу? – спросила Дашка. Я вытаращилась.

– О чем ты? Максиму два месяца. Он из всех необходимых для посещения садика навыков умеет только плакать и улыбаться. И потом, где сейчас, после дефолта я найду работу? Может, мне пойти на панель?

– Там сейчас и без тебя не продохнуть, – со знанием вопроса прояснила ситуацию Аля.

– Тогда о чем речь? – развела я руками. Дашка хитро посмотрела на меня

– О посольстве.

– В каком смысле? – заинтересовалась я. – Им что, потребовался русский юрист?

– Им не требуется юрист. У них своих полно.

– Ну и… – сделала в воздухе круг рукой я, хотя начала понимать, к чему клонит Дарья.

– У нас набирают в охрану. Решили укреплять периметр, так что я могу протолкнуть твою анкету.

– Да почему ты решила, что меня возьмут? – спросила я. Идея пойти в Дашкину армию меня не вдохновляла.

– Этого я не знаю. Но вообще-то эти садисты с удовольствием посмотрят, как перед ними примется маршировать красивая русская девушка с высшим юридическим образованием и знанием компьютера, немецкого языка и международного права.

– И за сколько в месяц надо маршировать? – заинтересовалась Аля.

– За семьсот баксов, – скромно проинформировала Даша. Я задумалась. Конечно, гарантий получить это место никаких. Кроме того, обычно анкеты рассматриваются около трех месяцев, так что прямо сейчас мне не придется выходить на работу. А семьсот долларов – это аргумент. А аргумент на дороге не валяется.

– Давай анкету, – кивнула я.

– Бери, – кивнула она и как кролика из шляпы достала кипу германоязычной макулатуры.

– Она что, у тебя с собой? – поразилась Марго.

– А что, я Ларку не знаю. Сейчас она за семьсот долларов родину продаст.

– А Ларчик просто открывался, – подколола Алька.

– Неоригинально, – фыркнула я. – Двести баксов няне. Двести в банк. И еще триста на жизнь. Двух вариантов быть не может. Дашка, я ее тебе прямо сейчас заполню.

– Давай-давай, – одобрила она.

– Детка, а ты уверена, что справишься? – спросила меня мама, которой я все рассказала на следующий день. Я и сама не была уверена, что справлюсь. Просто бездействие в моей ситуации отупляло и превращало меня в растение. Кроме того, я не возлагала большие надежды на анкету, так как знала о проверках, которым подвергают кандидатов в посольстве. Кризис, накрывший нас всех, специалистов среднего звена, словно ядерным грибом, продолжал свою радиоактивную деятельность. В журналах места адвокатов предлагали за двести долларов. Требовали невозможных характеристик, вплоть до сертификации в Гарварде. Как будто я сидела бы в России с Гарвардским сертификатом. Уже давно бы вслед за Аганесовым рванула. Конечно, вариант работы с девяти до шести за двести долларов я не рассматривала всерьез, но когда я на всякий случай позвонила по паре объявлений, оказалось, что и на эти скромные оклады уже кого-то взяли. В стране начался период стагнации и по всему было видно, что это надолго. Я только надеялась, что не настолько надолго, что вообще позабуду, что я адвокат. Однако кризис кризисом, а к концу ноября при самой выдержанной экономии памперсы кончились. И тогда я снова имела счастье убедиться, что мой возлюбленный ребенок писается также часто, как и плачет. А ведь я уже начала об этом забывать. И в памперсах иногда ночью нам удавалось проспать около пяти часов подряд. Я не была готова отказаться он обретенного комфорта.

– Но что же делать? – растерянно вопрошала мама. – Наших с папочкой денег с трудом хватает на еду.

– Уж понятно, что не с твоей зарплаты я буду памперсы покупать, – заверила я ее и задумалась. Где в такое время женщина с грудным ребенком на руках может перехватить наличности. При условии, что это не должно занимать много времени.

– Ну и задачка! – с сомнением звучал в телефонной трубке голос Алины. – Попробуй какую-нибудь гадость попродавать.

– Нет. Это не вариант. Таких ходоков я и сама всегда выгоняла на улицу. «Купите у меня никому не нужный стальной эпилятор для удаления лобковых волос, работающий по принципу механических часов с кукушкой и тогда я подарю вам к нему парик для вашей собаки, крем для лечения чесотки и ТОЛЬКО СЕГОДНЯ! Массажную щетку для подмышек».

– Н-да, – согласилась та.

– Мне нужен более-менее гарантированный заработок, – мучилась я.

– Это тупик.

– Я не могу стирать, – отрезала я. И однажды ночью меня, как и отца всей мировой химической науки, осенило во сне. Максим плохо спал, я перенесла его на боевой пост в ванной. Включила душ, забурилась в ванну и вместе с любящим медитацию сыном принялась дремать под шум воды. Было, наверное, около половины второго, когда я проснулась с этой своей мыслью.

– Глупости, – сказала Дашка, когда я поделилась с ней.

– Это очень опасно, – заверила меня Марго.

– Как-нибудь проживем и так, – сказала мама.

– Только через мой труп, – закричал папа. Но уже через пару дней я решилась и сидела за рулем ПЕЖО, с целью немного побомбить. Мне пришло в голову заняться извозом. В голове рисовались радужные перспективы. Вот приходит с работы мама и я уезжаю на пару часов, после чего возвращаюсь с памперсами для киндера и с бутылкой винца для остальных. Кстати, может и мне следует принимать на грудь? Максютик получит дозу через молоко и мы с ним будем чудесно дрыхнуть и похрапывать. Неплохая идея!

– Вам куда? – спросила я у девушки с вяло поднятой над дорогой рукой.

– Ой. Вы, наверное, дорого запросите! – испугалась она.

– Нет-нет. Мне на памперсы не хватает, – сразила я ее своей искренностью.

– Могу предложить полтинник, – сказала она и мы покатили. Поначалу мне все понравилось. Я довезла девушку от Сокольников до Ленинского проспекта, забрала купюру и развернулась в поисках обратного клиента. Прямо в ста метрах от меня стоял парень с девушкой и оживленно ей что-то объяснял. Девушка с интересом смотрела ему в глаза и помахивала кистью руки. Но только я направила свои колеса в их сторону, меня подло и опасно подрезала копейка. Из-за ее старинного руля на меня злобно поглазело существо кавказского рода. Я резко затормозила и с тоской посмотрела на отбывающую на старой помойке пару. А ведь я бы им точно предоставила больше комфорта. Через час катания по городу я подвезла еще одну мадам, заработав тридцатку. Но, поскольку мне еще пришлось заправиться бензином, общий итог дня составил около двадцати рублей. Без бензина можно было говорить о какой-никакой выгоде, но с бензином…

– А я тебя предупреждал, что это дурацкая идея, – радостно потирал руки папуля.

– Деточка, иди поспи, а я посижу с Максиком, – причитала мама.

– Я не деточка, – гордо воскликнула я. – У меня у самой уже есть деточка. Так что завтра попробую еще.

И я попробовала. Я вдруг обнаружила, что наличие в моей комнате маленького человеческого существа мужского пола, соединенного со мной общими генами, делает меня сильной, взрослой и какой-то наполненной смыслом. Я его любила, я жила с ним, я была с ним счастлива. Мне было зачем выкатывать машину на шоссе и ловить голосующих. Недаром я была в недавнем прошлом адвокатом. Вскоре я научилась не менее нагло подрезать этих шустрых детей гор. Я приспособилась и стала выжидать клиента вместо того, чтобы бестолково крутиться, растрачивая дорогой бензин. И я старалась выбирать клиентов пореспектабельнее, понимая, что Пежо все-таки машина не для перевоза на дачу рассады и старой мебели. Правда однажды случилась со мной история именно из-за респектабельности клиента. Я бомбила уже около двух недель, чувствовала себя гораздо увереннее и за три-четыре вечерних часа набирала около двухсот рублей. Не так и много, но цель моя достигалась и памперсы не переводились. Я даже начала откладывать в счет двухсот баксов на погашение кредита, хотя его неоплата меня не очень пугала. Все-таки я была до мозга костей юристом и понимала, с какими геморроями для банка связаны принудительные возвраты. Им по-любому проще в случае чего дать мне отсрочку. Ну так вот, насчет респектабельного клиента. Я ехала по Ленинградскому шоссе и увидела голосующего дядечку в кашемировом пальто. Вид у него был очень дорогой и я подрулила, несмотря на то, что в темное время суток стараюсь не сажать к себе одиноких сильных на вид мужиков.

– Мужчина, вам куда? – спросила я привычно.

– Мне? А что, вы меня хотите отвезти? – удивился он и внимательно осмотрел предложенное авто.

– Смотря куда, – осторожно ответила я.

– Мне в Строгино, – ответил он. Я кивнула и мы поехали. Уж я не знаю, о чем он думал. Может, решил, что я таким образом к нему клеюсь. Каюсь, когда он начал разговор во фривольном тоне, я не стала ломать компанию и его поддержала.

– И часто такая симпатичная девушка подвозит домой мужчин? – спросил он, а я честно ответила.

– Да почитай каждый божий день. Иногда и не одного.

– Да что вы! – восхитился он. – И вам это нравится?

– Нынче мне все нравится.

– Знаете, а вы начинаете меня интриговать, – улыбнулся он и мы продолжали в таком тоне, пока я не объявила, что мы приехали.

– Может быть вы поднимитесь ко мне? – заглянул мне в глаза он и до меня доперло, что он мог все не так понять.

– Зачем это? – я двумя пальцами подняла его руку со своей коленки и переложила обратно на его.

– Я бы угостил вас чашечкой кофе. Я умею варить отличный кофе, – не поверил в искренность моего жеста он.

– Не люблю пить кофе на ночь. Я от него плохо сплю. С вас семьдесят рублей, – брякнула я и он онемел.

– Вы везли меня из-за денег! – возмутился он, словно бы я попросила его оплатить мне первую брачную ночь.

– А как вы подумали? Я похожа на богатую нимфоманку, пристающую по ночам к мужикам? – лучше бы я не спрашивала, так как его взгляд ответил, что да. Похожа.

– Ну нет. Я подрабатываю на жизнь, – расставила я все точки над «и».

– Я готов заплатить, если вы все же поднимитесь ко мне, – твердо сказал он. Я восхитилась.

– Семьдесят рублей, если я поднимусь? Нет уж, в этом случае вам придется раскошелиться так на полтысячи.

– Ты столько не стоишь, – грубо рявкнул он и я обиделась. Обиделась и схватилась за монтировку, которую предусмотрительный папа положил мне под сидение.

– Я стою гораздо больше, но от тебя сейчас мне надо только семьдесят рублей.

– Не дам! – гордо произнес он.

– Это я тебе не дам. А ты, если не хочешь получить по голове монтировкой, гони рубли и выкатывайся онанировать. – Меня от ярости несло. Мужик огляделся. Кругом был холод и темень. Помощи ждать было неоткуда и он, опасливо поглядывая на меня, раскрыл кошелек. Я шестом велела положить деньги на приборную панель и милостиво позволила ему убраться из моей машины. Потом немного уняла внутреннюю дрожь и поехала домой. По пути мне попалась смешливая пара проституток, которым как раз надо было добраться до Преображенской площади, где располагалось их место дислокации. И честно говоря, ехать и болтать с ними мне понравилось куда больше.