Современная медицина способна на все. Может ухо вырастить на голове у мыши, может скрестить картошку и дальневосточную креветку – и то, и другое совершенно непонятно зачем. Я слышала даже, что ученые пообещали выявить ген гениальности, чтобы, значит, можно было обеспечить по гению в каждую конкретную семью. Однако еще никто не придумал, как бы сделать так, чтобы рожать было не больно. То есть я, конечно, понимаю, что есть различные способы анестезии, только у каждого из них свои побочные эффекты. Мы с Володей, пока ходили в школу для беременных (как ни странно, это тоже была его инициатива), изучили разные типы обезболивания. А что, я лично не собиралась страдать сверх меры. Оно мне надо? Что мы имеем? Эпидуральная анестезия всех времен и народов. Эффект обещается фантастический, затраты минимальные. Один укольчик в спину – и ты в дамках.

– Главное, чтобы не промазали, а то можно остаться парализованной на всю жизнь, – раздался голос из зала одной беременной со стажем, женщины, уже имеющей двоих детей и знающей все мели.

– Ну зачем вы так?

– Я знаю, о чем говорю. Был один случай, когда я дочку рожала. Девку не так укололи, она две недели на кресле ездила. Уж лучше поорать, – добавила добрая женщина. Мы, безопытные пока роженицы, переглянулись недовольно: мол, что эта женщина тут вообще делает с ее знаниями и опытом. Только лишает нас последней надежды.

– А как насчет клофелина?

– О, кто-то тут любит сладенькое? – усмехнулась она же. Думается, она ходила на наши занятия просто от скуки и из желания поделиться познаниями. В конечном итоге, благодаря ее богатому жизненному опыту было выяснено, что рожать в воду опасно, кесарево сечение делать вообще никуда не годится, а любое обезболивание только продлевает наши муки и не дает сосредоточиться.

– И угнетает родовую деятельность, – добавила довольная дамочка. Так мы с Володей пришли к мысли, что мы, пожалуй, обезболиваться не станем. Мы не из тех слабеньких и хиленьких рожениц, которые и чихнуть не могут, чтобы не закричать на все отделение.

– Тем более что мы готовимся, – добавил уверенный в себе Володя. – Вот, учимся дышать. На карачках стоять, опять же.

– У тебя получается даже лучше меня, – добавила я тогда с усмешкой. И согласилась делать все так, как заповедовала мать-природа. Однако даже в страшном сне я не могла представить, на что подписываюсь. Пока мы ехали в роддом, выбранный нами заботливо и внимательно и располагавшийся в Крылатском, все было более-менее ничего. Ну отошли воды, ну, подумаешь. С кем не бывает. Боли особенной не было, схваток, о которых так много рассказывали, – тоже. Володя сидел, спокойный и уверенный, улыбался ласково, периодически поглядывая на меня из-за руля.

– Все хорошо? – спрашивал он.

– А то. Конечно, – кивала я. Честно говоря, со мной вообще ничего особенно не происходило. Примерно до Мневников. И не смотрите на карты, не говорите мне, что Крылатское располагается в одном и том же округе, что и Октябрьское Поле. Три ха-ха на вас, потому что ездить-то приходится не по картам, а по реальным московским дорожкам. А там чудеса, там леший бродит. Там пробки и столпотворения. Эстакады какие-то проектируют. Дороги ломают. Вот и получается арифметика, что с Народного Ополчения до Мневников не десять минут в пределах установленного по городу скоростного режима, а все сорок. А на Мневниках и вовсе смерть. Стоим и ждем у моря погоды, а как ее тут дождаться, когда в Москве и моря-то нет.

– Что ж такое! – занервничал Володя, мерно отбивая ритм кончиками пальцев по рулю. А поскольку я Володю нервничающим еще почти никогда не видела, то и говорить ему, что все течет, все меняется и я буквально на глазах погружаюсь в самую гущу родовых схваток, я не стала. Сидела зажмурившись и старалась вообще не дышать от греха подальше.

– Ты как?

– Отлично! – с трудом пропищала я, когда он (матерясь! ВАУ!) подрезал какую-то «Газель» и вырулил все-таки на Рублевское шоссе, эту мечту миллионов россиян.

– Почти приехали, – порадовал меня он. Я же не стала даже и отвечать, так как процесс внутри меня занимал меня почти полностью. Я очень боялась родить на обочине. Это, как думалось, не слишком полезно для ребенка – рожать на асфальте. А ощущение было такое, что рожу я вот-вот.

– Отлично. Еще пара шагов! – мельтешил Владимир. Куда, интересно, делась вся его хваленая уверенность в себе? Если посмотреть внимательно, он потерял весь свой привычный имидж. Бегал, хватался за голову, путался под ногами, пытался поднять меня на руки, да так, что мы оба чуть не завалились на землю.

– Что же делать! – то и дело восклицал он. И если бы не вовремя подоспевшие санитары с носилками, мы бы так и лежали на пороге роддома, недотянув пары шагов.

Надо ли говорить, что и в дальнейшем все пошло совсем не так, как мы рассчитывали. Володя хотел, чтобы мы рожали под классическую музыку. Но пока он вез меня в отделение, выяснилось, что магнитофоны там к использованию запрещены. По крайней мере, не стерилизованные, а как его простерилизуешь, если после воздействия стерилизатора он петь и играть перестанет.

– Знаешь, а я тебе буду петь! – пообещал мне Володя, заботливо пожимая мне руку. Но тут я заорала так, что петь ему перехотелось. А мне захотелось кого-то убить. Если бы меня предупредили, что это настолько больно, я бы, может, и плюнула на все научные рассуждения и потребовала себе всю анестезию, какая только возможна.

– Что с ней, ей плохо? – спросил Володя молодую, но явно видавшую всякое девушку-врача Анну Александровну. Она была стройной, как лань, тоненькой, хрупкой, но когда мацала мне живот, я вдруг поняла, что силищи у нее в руках будет даже поболе Володиной. Вот она, школа жизни. Анна Александровна посмотрела на Володю насмешливо и хмыкнула:

– А чего ж ей будет хорошо? Она ж рожает. Вы бы сами попробовали, так я бы посмотрела, было бы вам хорошо…

– Доктор, а это еще много раз повторится? – жалобно спросила я, так как то, что вызвало мой крик, мне не понравилось. Категорически.

– Что именно?

– Ну, что вот ТАК больно! – прошептала я.

– Все будет хорошо. Это просто схваточка, – заверила меня она, завозя в просторную, хоть и совершенно пустую палату. Все, что там было, – это салатовый кафель, белая, обернутая прозрачной клеенкой кровать, какие-то штативы, банки на стеллажах, явно неприятного назначения. Стол, три стула и чашка с кувшином. Вот все, что удалось нам выбить за в общем-то приличные деньги, уплаченные Володей за страховку. Впрочем, самое главное, что в страховку входило, – это присутствие партнера на родах. Что ж, партнер был. Но за следующую пару часов, когда просто схваточки перешли в схватки, а потом явно трансформировались в СХВАТИЩИ, я, честно говоря, не раз пожалела, что согласилась на эту авантюру. Сейчас, когда между нами с Володей произошло такое важное, такое трогательное объяснение и когда мне так много хотелось ему сказать и услышать в ответ, я могла только орать, вцепляться ногтями в его руку и видеть, как его взгляд мужчины меняется на взгляд загнанного зверя, попавшего в ловушку стерильной палаты родильного отделения. Это было совсем не зер гуд.

– А-а-а-а! – кричала я, пока Володя, очень смешной в синей безразмерной стерильной одежде, бегал вокруг меня и опрокидывал медтехнику.

– Ей надо помочь! – кричал он в пустой, гулкий коридор. Медсестры приходили к нам редко и в основном, только чтобы молча чем-нибудь меня уколоть, после чего закономерно делалось хуже. Но Володя был настойчив, ему даже удалось привести самого врача.

– Да! Мне надо помочь! – не возражала я. – Меня надо выключить. Дайте марафету!

– Обезболивание делать поздно, – радостно поведала нам доктор. – У вас уже почти полное раскрытие.

– Тогда можно мне в душ? В воду родить? Где у вас тут вода? – металась я. Вела я себя, мягко скажем, неадекватно. Но те, кто сам рожал, меня поймут. Это самое незабываемое, самое неповторимое событие в жизни, которое никто по доброй воле повторять бы не стал. Дураков нет.

– Вы можете попить минералки. Папаша, дайте жене водички, – посоветовала доктор и снова отбыла куда-то на неопределенное время.

– Я хочу наркоз, – плакала я, понимая, что выгляжу сейчас ужасно. Но ничего поделать не могла. Казалось, что мир разваливается на части, а рядом только побледневший, испуганный Владимир, не знающий, что же делать со мной теперь. Но наконец после всех панических приступов мы добились-таки того, что Анна Александровна вместе с еще одной акушеркой прочно засели у нас в комнате с часами, какими-то трубками и газеткой анекдотов. Видимо, дело шло к своему логическому концу. Мне казалось, что я умираю, но доктор была спокойна. Более того, она успокоила даже Володю. Он сидел на третьем стуле, держа меня за руку, и слушал анекдоты из газеты. Анекдоты были так себе, в основном на тему мужа, вернувшегося из командировки. Я смотрела в потолок, уже не кричала, так как сил моих больше не было, но злилась.

– Хорошо вам? – спросила я, когда все они в очередной раз засмеялись. – А я умираю.

– Да что ты? – присвистнула доктор. – А мы и не знали.

– А у вас денег не будет. Ох, ну и бесчувственные вы чурбаны.

– Уверяю вас, у вас идет совершенно нормальный процесс. Все будет отлично.

– Нет, я умру.

– Дина, что ты такое говоришь! – прикрикнул на меня Володя.

– А-а-а!

– Что?!

– Плохо. Ненавижу всех! – снова закричала я, и на этот раз в глазах действительно потемнело. А дальше что-то происходило. Мне отдавали какие-то команды, я тужилась или думала, что тужусь. Я видела над собой глаза Володи, горящие огнем, и кто-то прикрикивал:

– Давай, девочка, давай! Еще немного. Все отлично, – а потом я смутно услышала что-то совершенно другое. Какой-то новый звук, которого до этой секунды вообще никак не могло раздаться на этой земле. Звук истошного вопля, примерно такого же, как орала еще минуту назад я. Только это кричал наш сын.

– Мальчик! – визжал от восторга Владимир. – У нас мальчик. Я люблю тебя, Динка!

– О, какая новость! – устало выдохнула я. Мне хотелось только спать, спать и спать. И еще немного есть. От борща бы я не отказалась. Но я заставила себя сосредоточиться и ответила: – Я тоже тебя люблю. Странно, правда?

– Да уж, – ответил он. А потом склонился надо мной и поцеловал в губы. И прошептал: – У нас мальчик. Сын. И знаешь, это самое лучшее, что только случалось со мной за всю мою длинную-предлинную жизнь.

– Правда? – удивленно посмотрела на него я. Хотя чего удивляться. Когда мне в руки дали новорожденного сына, когда я увидела это малюсенькое, сморщенное, но самое прекрасное личико на земле, я была полностью согласна – это лучшее, что случилось и со мной. За всю мою чуть более короткую жизнь.

– Я просто счастлива, – прошептала я.

– Знаешь, может быть, сейчас не совсем время, чтобы говорить об этом, но я хотел бы, чтобы мы все жили вместе, у меня дома. Я не хочу расставаться с вами больше ни на один день. Что насчет того, чтобы полностью переехать ко мне? – спросил Володя и взволнованно посмотрел на меня. Я привстала с кровати (что вызвало кучу стонов и охов, так это было непросто), заглянула ему в глаза и спросила:

– Ты уверен?

– В чем?

– В том, что ты действительно этого хочешь? Не только ребенка. Меня.

– О, Дина. Я же тебе сказал, – смущенно пояснил он. – Я уже какой месяц просто с ума схожу, я совершенно не мог представить, что ты все это так поймешь. Я просто жить без тебя не могу. Я просто не могу дождаться минуты, когда я сделаю с тобой все то, чего не позволял себе такое долгое время.

– Ты о чем? – нахмурилась я.

– Ну… о сексе! – развел руками он, стрельнул глазами и с готовностью протянул ко мне руки. Я на секунду замерла от удивления, а он счел нужным пояснить: – Ну, ты же говорила, что ты подумала, что я к тебе ничего не чувствую. Так я чувствую, еще как! Я хоть сейчас!

– Сейчас?! – бессильно откинулась на подушках я. – О да. Я поняла. Здорово.

– Я правда очень, очень тебя хочу.

– Отлично! – кивала я, улыбаясь во всю ширь уставшего орать рта. Хотелось сказать: непринужденно машем и тихо отходим на другой край поля. Какой секс, он что, с ума сошел? Да мне сейчас хочется залезть в машину со льдом и больше оттуда никогда не вылезать!

– Так ты переедешь ко мне? – уточнил он.

– Конечно, – заверила его я. – Больше всего на свете я мечтала покинуть квартиру под номером тринадцать. Навсегда.

– У меня квартира пятьдесят шесть. Подойдет? – обрадовался он.

– Отлично! – я подняла большие пальцы вверх. – Предел мечтаний.

– Так, роженице надо отдыхать, – на мое спасение, в палату зашла акушерка, и после некоторых уговоров, прощаний и поцелуев Владимир все-таки был выпровожен домой, на побывку, а меня свезли в палату, где еще двое таких же, как и я, мучениц за материнство лежали, стонали и передвигались мелкими перебежками от кровати до туалета.

– Марина, – представилась одна, со всклокоченными черными волосами.

– Ольга, – представилась вторая, маленькая и скрюченная от боли.

– Диана, – простонала я, и мы, как три раненых бойца, перемигнулись и принялись обсуждать всю нашу жизнь вдоль и поперек, потому что делать-то больше было, в общем-то, и нечего.

– Так вот, мой-то смотрит на нашу дочь, – рассказала Марина о том, как к ней пару часов назад заходил муж. – Дочь, между прочим, вторую, и говорит: «Ну что, когда третьего делать будем?» А я гляжу на него и думаю: оторвать бы тебе одно место. Чтоб делать нечем было.

– А мой-то считает, что его похмелье куда хуже и больнее, чем мои схватки! – гордо пожаловалась Ольга. – Подлец. Лучше бы принес мне плеер. Так нет, забыл!

– А мой, – задумчиво начала я, наслаждаясь каждым звуком слова «мой». – Честно говоря, мой тоже додумался, прямо на родах сказал мне: я тебя хочу. Как вам?

– Придурок! – хором протянули девчонки.

– Да уж, не самый удачный момент, чтобы поговорить о сексе. После всего того, что его сын со мной сделал, да я о сексе даже думать пока не могу.

– А мне очень сложно сейчас представить, чтобы я хоть когда-то еще хоть раз хоть с кем-нибудь! – ожесточенно помотала головой Ольга.

– Да я душ принять не могу, чтобы не выть от боли. Какой там секс! – простонала Марина. Мы хором вздохнули и закивали:

– Ох уж эти мужчины. Что бы они понимали! – и только поздно ночью, когда девчонки уже уснули, я тихонько выбралась из-под одеяла, доковыляла по стеночке до шкафа в прихожей, достала из сумки телефон, включила его и написала эсэмэску Володе. Звонить не стала, чтобы не будить. Думаю, он тоже устал и измотан, после такого-то приключения. Не уверена, что партнерские роды – это именно то, что нужно видеть мужчине. Но Володя крепкий, тренированный, он справится. Я написала тихонько, оглядываясь на спящих девчонок: «Я тоже хочу тебя, очень-очень хочу. Сейчас, правда, меньше, чем раньше, но как только я отсюда выйду… ух!» И положила телефон обратно. Пусть знает! Но не успела я залезть под одеяло, как раздалось ответное «о-о!».

…Милая Диана, а я сейчас драю квартиру к вашему возвращению. Хлоркой воняет! Просто не знаю, чем еще заняться. Без тебя совершенно невыносимо одиноко. Возвращайся скорей. А насчет «УХ!» – я в полнейшем нетерпении!..

Конец…