Некоторые из нас думают, что все решения принимаются ими самостоятельно, без давления и вмешательства дополнительных факторов. Наивные! Что мы можем знать, как мы можем решать, если, как говорил незабвенный Булгаков, даже не располагаем смехотворным сроком, скажем, в сто лет. Да разве только это? Наши решения зависят от времени дня, в которое они принимаются, от состояния здоровья, от магнитных бурь и прочих климатических условий. Одно и то же решение будет легко и непринужденно принято ранним зимним утром и категорически отвергнуто, как неприемлемое, поздним весенним вечерком. Взвешенные решения невозможно принимать на голодный желудок, а спонтанные – на полный. Вопросы финансового порядка будут невыносимо сложны, если у вас, скажем, ОРВИ с сопутствующей лихорадкой. Зато в совершеннейшие авантюры так легко погрузиться с головой, как в штормовое море, если вы перед этим немного приняли на грудь. Все зыбко и условно. Что, если бы тот памятный разговор, который состоялся между мной и Владимиром, произошел в другое время и в другом месте? Возможно, все сложилось бы совершенно иначе. Но все случилось именно так.

В то утро я имела следующие выходные показатели: температура тела нормальная, активность мозга сниженная за счет бессонной ночи, желудок пустой, в легких – легкая дымка от сигарет. Нервы ни к черту, способность обдуманно соображать – нулевая. Примерно в такой же кондиции (только без дымки в легких) пребывал и Владимир, сидя у меня дома на краешке дивана и задумчиво оглядываясь по сторонам. Мы долго-долго молчали, иногда посматривая друг на друга, словно никогда до этого не виделись. Еще бы, раньше каждый из нас в меру своей испорченности думал, что все это временно, ненадолго, неправда и вообще ничего серьезного. Или ничего серьезного, о чем следовало бы знать противоположной стороне. И вот, вскрыв все карты и обнародовав все задумки, мы смотрели друг на друга по-новому. Еще бы, ведь мы собирались вместе родить ребенка. И не просто родить, а вырастить, воспитать, причем, заметьте, вместе. Такие перспективы кого хочешь заставят присмотреться повнимательнее.

– Значит, ты живешь вот тут? – хмурился он.

– Ага, – покорно кивнула я.

– И куришь.

– И пью, – честно призналась я. Честные признания лучше всего делать как раз после бессонной ночи, потому что сил реагировать на них, особенно бурно, нет ни у кого.

– Пьешь? – еще больше помрачнел Владимир.

– Не то чтобы прям пью, но бывает. Могу пропустить стаканчик. С подругами. Парочку стаканчиков, – усталым голосом пояснила я. Потом подумала и добавила: – Или троечку.

– И ты живешь вот тут, – зачем-то повторил Владимир. И с опаской посмотрел на трещину в потолке, которая безобразничала и перерыла всю штукатурку вдоль и поперек.

– Ага.

– И хочешь родить ребенка.

– Ага, – снова не стала спорить я. Владимир периодически замолкал надолго и просто о чем-то сосредоточенно думал, а потом опять задавал какие-то однообразные вопросы, причем часто повторялся. Явно раннее утро не было самым для нас правильным временем, чтобы поговорить. Однако так уж сложилось, и мы говорили. Как могли. Я уже начинала немного дремать.

– Но ты готова бросить курить на время беременности? – сделал он глобальный шаг вперед.

– Я работаю над этим, – дипломатично махнула рукой я.

– И надо бы тебе продолжать заниматься спортом.

– Я с радостью, – согласилась я. Хотя радости ни у меня, ни у него в голосе не было. Мы сидели, как два подбитых в морском бою корабля. Нас вынесло на мель, мы загорали и сушились, но понять, как сделать так, чтобы поплыть дальше, не могли.

– Ты понимаешь, что если мы действительно решаем сделать ЭТО, я буду навсегда частью твоей жизни, так или иначе? Нравится тебе это или нет, – помолчав еще, спросил Владимир.

– А ты?

– Что я?

– Ты сам понимаешь то же самое? Что это необратимо изменит все?

– Но я же сам этого хочу! – возразил он.

– А в том, что я этого хочу, вообще сомневаться не приходится, – усмехнулась я. – Сколько я всего сделала, а?

– Это да, – уныло кивнул он. – Значит, мы оба этого хотим.

– Но ты должен знать, что это не имеет никакого отношения к любви и прочим глупостям! – зачем-то вставила я. Владимир посмотрел на меня и хищно улыбнулся.

– Это как раз то, что привлекает меня больше всего. Что не надо нагромождать глупую ложь на другую глупую ложь. Я хочу ребенка. Почему, в конце концов, я должен хотеть обязательно получить вместе с ним и совершенно чужую мне женщину в постоянные соседи по кровати?

– Действительно! – полностью согласилась с ним я. – Люди имеют право быть свободными. Имеют право… имеют…

– Имеют право завести ребенка? – подсказал мне он. – Ты только подумай, ведь это не совсем так. Это вы, женщины, можете вот так решить, что хотите ребенка. Решить, найти какого-нибудь дурака, который не станет слушать ваши разговоры, потому что, к примеру, глухой. И родите, и будете растить его и любить. А мужчина всегда, без вариантов, получает в комплекте с ребенком и жену. А если вдруг жена ему изменила, и он, к примеру, решает ее оставить, так она еще и забирает ребенка! А мужчина, может, этого ребенка уже любит!

– У тебя уже есть ребенок? – испугалась я. А что, мало ли? В его голосе звучала такая боль, что мне стало страшно.

– Нет, – неохотно промолвил он. – У меня нет.

– А у кого…

– Не важно!

– Но мы же решили, что будем честными друг с другом, – напомнила я. Он вздохнул.

– Это просто… когда мне было девять лет, мать забрала меня у отца. И запретила ему со мной видеться. Хотя, если следовать строгой логике, это ей должны были запретить видеться со мной. И вообще, знаешь, Дина, мне кажется, это просто отличная идея – родить ребенка на партнерских началах. Мы можем все обсудить. Решить, с кем он будет проводить лето, где учиться, как жить. Будем помогать друг другу, деньгами и всем прочим. И никогда не станем портить друг другу жизнь, да?

– О, для меня это звучит просто отлично! – кивнула я. – Не портить друг другу жизнь – что может быть лучше?

– Так что, по рукам?

– Почему бы и нет. Раз ты – в деле, – рассмеялась я. – Нет, кто бы мог подумать, что все вот так обернется!

– Да уж, – застенчиво улыбнулся он. – Значит, нам нужен план.

– Прежде всего, нам нужно выспаться. Особенно мне, хотя именно мне-то это и не удастся, потому что надо идти на работу. Представляю, чего я сегодня наработаю!

– Может, взять больничный? – предложил Владимир.

– На каких основаниях? Чем я больна? – задумалась я. – Нет, я лучше уж пойду на работу. А то впереди неизвестно еще сколько больничных.

– Ладно, иди, – посерьезнел Владимир. – Только не перетрудись. А я зайду за тобой после работы, о’кей?

– О’кей – сказал Патрикей, – протянула я.

Весь остаток дня я практически спала на рабочем месте, причем это мои коллеги и в особенности Танечка еще как-то смогли бы перенести, а вот тот факт, что я молчу и не хочу поделиться с ними своей страшной тайной, как Буратино, раздражал их больше всего.

– Не суйте свой длинный нос в чужие интимные дела, а то вам его отпилят!

– Нет, ну что-то же случилось! – возмущались они. – Нам что, пытать тебя?

– Согласна на пытку сном, – иронизировала я.

– Она просто до самого утра занималась любовью! – гадала Леночка. – Дикой и необузданной.

– С нашим велосипедистом? – скептически кривилась Танечка.

Я же только молчала. Сейчас я меньше, чем когда-либо, была готова обсуждать перспективы своей теперь уже не вполне личной жизни. Изменения произошли глобальные, и если до этого дня вся затея казалась все-таки эфемерной и нереальной, то теперь все приобрело совершенно конкретные формы. И это значит, что скоро о нашем с Владимиром союзе на деловой основе узнают все. И жизненно важно хорошенько продумать и согласовать, что мы будем говорить. Как объяснять наши с ним специфические деловые отношения? И так как думать в таком состоянии я просто физически не могла, то только притворялась, что сплю детским сном. Хоть увольняйте, говорила я всем своим видом.

– И уволим! – грозилась Танечка, но даже она успокоилась под конец дня, видимо, догадавшись, что произошло что-то серьезное. И решив выяснить это позже или каким-то другим, шпионским методом. Может быть, она стала бы даже за нами наблюдать, но Владимир пришел за мной как и обычно, в той же примерно одежде, с тем же примерно выражением лица, с бутылкой воды в одной руке и букетом в другой.

– Отличная маскировка! – оценила я, забирая у него цветы. – Наши куры только и делают, что ждут моих сплетен. А так можно сказать, что все идет по первоначальному плану. Ты задурен настолько, что уже даришь мне цветы. Все тип-топ!

– Умно, – хмыкнул он. – Не думал об этом в таком вот контексте.

– Тогда зачем ты… – не поняла я.

– Ладно, давай лучше примем за основу твой вариант, – смутился он.

– Нет уж, объяснитесь, мистер Тишман!

– Мадам Сосновская, я только… я хотел сказать, что я очень благодарен вам за… за возможность, – речь явно не была отрепетирована и не годилась ни к черту.

– Что-что? – хихикнула я.

– Короче, бери цветы и не капризничай. Это просто был акт доброй воли, жест мира и дружбы.

– И жвачки? – продолжала юродствовать я. – Помнишь, как в детстве: мир, дружба, жвачка!

– У нас с тобой вообще-то детство протекало с разницей в пятнадцать лет, – сухо напомнил он. – Тогда вообще не было такого понятия, как жвачка. Разве что смолу с деревьев жевали, но я не любил.

– Странно, – удивилась я.

– Что я смолу жевать не любил?

– Нет, – засмеялась я. – Смолу жевать – это дикость какая-то. Но я действительно никогда не замечала этого твоего возраста. Ты такой… такой…

– Подтянутый? – подсказал он. – Это да. И ты будешь подтянутой тоже. Я тебе обещаю. Физическая нагрузка – это основа здоровой жизни, так что и ты, и наш будущий ребенок просто обязаны следовать моим простым правилам.

– Звучит угрожающе, – покачала головой я. – Что еще ты припрятал в шляпе, фокусник? Каких кроликов?

– Давай дойдем до дома и поговорим, – с таинственным видом произнес он и больше не сказал ни слова. Я шла молча, вдыхая аромат роз, и думала, что хоть они и подарены мне в благодарность и все такое, а Сосновский мне вообще никогда не дарил цветов. Ни в благодарность, ни в любовь. Единственный мой букет – букет невесты, и тот я покупала сама, потому что Сосновский наотрез отказался заниматься вопросами свадьбы. Он считал, что раз уж он готов на мне жениться, все остальное я должна сделать сама.

– О чем ты думаешь? – неожиданно спросил меня Владимир.

– Ни о чем, – буркнула я и отвернулась. Интересно, как Сосновский отреагирует на эту мою затею. Наверное, будет смеяться. Сидеть на своей кухне на первом этаже, пить пиво, смотреть в окно и говорить Катерине, какая я все-таки глупая.

– Будешь чай? – спросил Владимир, когда мы пришли к нему домой.

– Если честно, я бы лучше выпила кофейку.

– Кофеек – это для не собирающихся беременеть женщин. Ладно, садись, – смилостивился он и приготовил кофе в турке. Владимир замечательно варил кофе, я даже не понимала, как можно из зерен, турки и газовой плиты сотворить такое чудо. Я видела, как он что-то сыпал в турку, пока варил, но что? Загадка!

– Обалденно! – совершенно искренне воскликнула я. – Я буду две чашки. Могу сказать это сразу, так что если ты хочешь еще одну, придется ее сварить еще.

– Успокойся, я не буду отбирать у тебя кофе, – рассмеялся он. – Итак?

– Итак? – повторила я, странно волнуясь. Оказалось – совершенно зря. Пока я работала (читай, спала на клавиатуре компьютера), он сидел дома, думал, анализировал и составлял план. А так как Владимир умел думать и анализировать куда лучше многих (зная пять языков!), то его план можно было смело выполнять.

– Ты согласна, что мы должны полностью пройти обследования? Мало ли какая ерунда, надо все проверить. И можно также съездить в институт планирования семьи.

– Семьи? Но мы же не семья.

– И что? К ребенку это не относится. Так. По утрам продолжаем делать зарядку, как и раньше. Когда ребенок родится, я буду заниматься с ним тоже.

– Отлично.

– Расходы по беременности я возьму на себя. Коляски, врачи, всякая всячина – ты ведь не сможешь нормально работать какое-то время, – деловито продолжал он.

– У меня есть кое-какие накопления, – пискнула я.

– Ну и прекрасно. Оставь их.

– Но…

– Нет, я серьезно. Ты предоставляешь свое тело, а я финансы. Это справедливо, разве нет? – спросил он, глядя на меня горящими глазами. И только тут до меня дошло, что Владимир на самом деле хочет ребенка. Не шутит, не притворяется, не пытается что-то от меня получить. Он просто хочет ребенка. Как и я. Удивительно! И как удачно.

– Это что же, получается, что у моего ребенка будет отец? – порадовалась я.

– Да, об этом, – моментально посерьезнел он. – Я требую, чтобы мы официально признали меня отцом ребенка. Нужно будет написать заявление в загсе, я узнал все. Это называется «признание отцовства».

– Но кто его оспаривает?

– Нет-нет-нет, так не пойдет. Ты согласна или нет оформить все официально? Знаю я все эти ваши штучки! – занервничал Владимир. Это было заметно по тому, как он крутил в пальцах ложку из-под кофе. И постоянно поправлял волосы, в которых, я только сейчас заметила, оказывается, чуть-чуть все-таки проглядывала седина.

– Я все подпишу. Хочешь, можем сейчас что-нибудь тоже подписать, если так тебе будет спокойно. Я хочу играть честно и открыто! – заверила его я.

– Я верю. Но, знаешь, – на секунду смутился он. – Доверяй, но проверяй.

– Я все понимаю. Раз уж мы не были с самого начала честными…

– Дело не в этом, – замотал головой он. – Моя первая жена, она как-то приучила меня… к осторожности. Впрочем, тебе это неинтересно. Давай-ка смотреть наш план дальше.

– Давай, – кивнула я. Что ж, у всех свои тараканы. Видно невооруженным глазом, что не только мне не повезло со второй половинкой. А в плане у него значилось раннее развитие ребенка по системе Монтессори, право проводить с ним отпуск в любой точке мира (ты должна заранее и без капризов выписывать разрешение на вывозы за границу).

– Что еще? – напряженно думал он, потирая лоб. – Ты должна бросить курить.

– Но это не так просто! – возмутилась я. – Может, хватит, если я сокращу потребление до минимума?

– Ладно, мы потом об этом еще поговорим. Ах да, еще. Ни один из нас не должен менять место жительства глобально. Пока мы живем в пятнадцати минутах ходьбы, есть шанс действительно растить ребенка вместе. Но если кто-то из нас переедет…

– Не волнуйся, – успокоила я. – Я не собираюсь отсюда уезжать. Хотя нет, собираюсь.

– Что? – вытаращился он.

– Но это случится после второго пришествия, когда земля перевернется. И когда наша мэрия все-таки наберет денег на снос нашего сарая. Ты же видел, он явно этого заслуживает. И, в любом случае, меня не имеют права переселить дальше нашего же округа.

– Уф-ф! – выдохнул он. – Нельзя же так пугать.

– Какой ты нежный, – усмехнулась я.

– Это точно. Знаешь, не каждый день принимаешь такие решения, – кивнул он. – Ну а теперь, когда мы все более-менее обговорили, я считаю, надо перейти к самой приятной части нашего соглашения.

– Это к какой?

– Мечта моя, Диана, богиня моя! – ерничал он. – Ну что же ты сидишь? Приди же ты, приди в мои объятия!

– Ах, ты об этом? – изобразила негодование я. – Неужели ты и это тоже включил в свой план?

– А как же! – усмехнулся он.

– Ну, тогда с этого места поподробнее. А разве мы не должны сначала пройти всех врачей, сдать анализы, продезинфицироваться и все такое?

– Понимаешь, я тоже сначала так думал, – тихо прошептал он, склонившись надо мной и притянув меня к себе. – А сейчас понимаю: чтобы быть в форме, нам с тобой надо практиковаться и практиковаться!