Книга: Не в парнях счастье
Назад: Глава первая, в которой я узнаю много нового… вернее, старого
Дальше: Глава третья, в которой я работаю, не покладая рук, ног и прочих частей тела

Глава вторая,
в которой я начинаю понимать, что мне нужно от этой жизни

Счастье – это когда тебя понимают даже тогда, когда ты сама себя не понимаешь…
«Женщины о дружбе»
Случалось ли вам мечтать о дальних странах? О неизведанных мирах и о другой жизни, в которой все было бы не так, все было бы иначе? Где солнце светило бы ярче или, наоборот, не так бы жарило, а люди бы улыбались и не обзывали вас последними словами, если вы долго ищете мелочь, чтобы расплатиться на кассе. Или чтобы зимой было лето, а летом зима? В общем, все, что угодно, чтобы выбраться из того болота, в котором вы застряли в силу вашего рождения, восселения в тринадцатой квартире и всей последующей не слишком-то удачной жизни. Конечно, я все понимаю, перемещение тела во времени и пространстве не решает проблему. И мама, в ответ на мои дикие вопли и просьбы забрать меня к себе из этого проклятого дома, тоже говорила именно это.
– Ты же просто до сих пор его любишь, куда ты от этого можешь сбежать? – уверяла меня она.
– Я никого не люблю! – отрицала я очевидное.
– Да? А что тогда все это тебя так нервирует? – скептически пожала плечами мамочка. – Столько времени уже прошло, пора бы вообще успокоиться.
– Я спокойна, как удав. Нет, как три удава. Как три удава, заплетенные в косичку. Я просто хочу оттуда уехать!
– Да? То есть я должна переехать в эту руинообразную квартиру и бросить все это, – тут мама обвела рукой свою (то есть бабушкину) кухню, чистую, с белой скатертью на большом столе и с декоративными фруктами из воска в вазе на подоконнике, – потому, что ты просто хочешь чего-то там?
– А каково мне на это смотреть? – сорвалась я. – Она носит штаны для беременных, а он держит ее за ручку. Она специально так бледнеет, чтобы он трясся за нее! Она… она… Я каждый день натыкаюсь на нее, я уже устала отворачиваться и делать вид, что я разглядываю стену! Бред! Почему этот козел не мог уйти к кому-то другому?
– Они поженились? – уточнила мама. Я помолчала, с тоской глядя в окно. Да уж, это было самое мерзкое – видеть, как Сергей – мой Сергей – вытаскивает из длинного лимузина эту тварь в длинном и свободном (еще бы) платье из какого-то тюля и на руках затаскивает в наш подъезд. И все это прекрасно видно из моего окна! И не только гостей, крики «горько» и горсти риса, которые потом клевали все голуби с бульвара, но и насмешливую, капризно (как обычно) пожимающую плечами, красиво одетую Елену Станиславовну, которая тоже пришла на свадьбу. Пришла, хотя и говорила мне, что более нервной и истеричной барышни, чем Катерина, в жизни не знала. А на свадьбу пришла. В отличие от моей свадьбы, которую и свадьбой-то назвать трудно. Только и осталось – пара снимков в серванте, снятых на поляроид. Я там испуганная, цепляюсь за руку Сергея, как будто больше и держаться-то не за что.
– Да уж, поженились! – с горечью кивнула я.
– И ты забудь. Это все, конец. Все кончено, и если ты не остановишься, если не примешь все это как есть, то со временем сойдешь с ума и примешься вылеплять из воска куклу своего бывшего мужа и втыкать в него иголки. Все, девочка моя, он ушел и не вернется.
– А мне и не надо, чтобы он вернулся. Пусть она им хоть подавится, – разозлилась я.
– Так чего же ты хочешь?
– Только одного. Чтобы они были несчастны, – злобно пояснила я и набросилась на кусок пирога, который сама же и принесла маме, чтобы подлизаться. Хотя вряд ли я на самом деле хотела переезжать и все такое. Это тоже уже ничего не изменит. Место и расположение тела не имеет значения, когда внутри этого тела горит огонь, сжигающий все живое на своем пути. Так я и жила, ходила на работу, встречалась с разными знакомыми (язык не поворачивается назвать их друзьями, друзей у меня теперь нет), даже с кем-то ходила в кино, целовалась, но теперь не могла бы даже вспомнить имя.
А через какое-то, в общем-то, непродолжительное время случилось оно: Катерина сначала пропала чуть ли не на несколько недель, а потом появилась, еще более бледная и худая, с заострившимся лицом, усталая, в своем старом пальто, а рядом шел Сергей и держал в руках сверток с их новеньким ребенком. Тот родился в срок, был здоров, кричал, требовал прогулок, так что теперь стало сложно выйти из подъезда, чтобы не столкнуться с Катериной. Она ходила важная, сосредоточенная, погруженная в себя, и смотрела теперь как-то совсем мимо меня, словно я вообще утратила какое бы то ни было значение в ее жизни. Для меня это было равносильно полному провалу, цветку в горшке в окне конспиративной квартиры. И оставалось только слопать ампулу и вывалиться из окна, как профессор Плейшнер. Нет, конечно же, я говорю несерьезно. Только именно после того, как Катерина родила, я окончательно осознала, насколько пуста и бессмысленна моя жизнь. Я трачу восемь часов каждого своего дня на то, чтобы переложить стопку бумаг из кучи справа – к работе, в кучу слева – отработанные. А также десять раз на дню рассказывать людям про какие-то кредиты и вклады, смотреть счета, пытаться заработать денег для банка. Зачем и для чего я это делаю? Просто юридическое лицо купило восемь часов моего времени в будние дни за сравнительно недорогую цену.
– Нет, ну, если так рассуждать, то, конечно, депрессия будет бесконечной, – заверила меня Танечка.
– А как рассуждать? Сорок часов в неделю, сто шестьдесят часов в месяц, а если умножить на двенадцать месяцев… – сосредоточенно считала я, благо калькуляторы в банках есть на столе у любого сотрудника.
– Умножай на одиннадцать, потому что месяц – отпуск, – влезла наша охрана с деловитым видом.
– Да, отлично. И все равно получается, что если считать сорок лет… во сколько мы на пенсию выходим? – подняла голову я. Татьяна вытаращилась на меня и повертела пальцем у виска.
– Ты еще спроси, во сколько мы примерно лет помираем! И все посчитай.
– Согласно нашему законодательству, кажется, бабы с пятидесяти лет, а мужики с пятидесяти пяти, – не обращая внимания, продолжила охрана. Кажется, его мои расчеты тоже заинтересовали.
– Ты где это взял? Это же очень рано, – возразила Татьяна.
– Я… не помню, где взял, – помотала головой охрана. А потом осклабилась: – А, вспомнил. В троллейбусе говорили. В объявлении.
– Ладно, мы не в троллейбусе. У них там вредная работа и все такое. Берем шестьдесят лет – это средняя цифра, все согласны? – возбужденно продолжала я. – Мне двадцать шесть. Стало быть, мне в таком режиме работать еще тридцать девять лет. Для ровного счету – сорок.
– Звучит пугающе, – поежилась Татьяна. Остальной банковский народ тоже с интересом поглядывал в нашу сторону. Кто-то, я видела, втихую тоже что-то считал на калькуляторе.
– Сорок лет множим на сто шестьдесят часов и на двенадцать месяцев – и получаем… семьдесят шесть тысяч восемьсот часов! – торжественно провозгласила я. Народ помолчал, а потом задумчиво спросил:
– А это много или мало?
– А мы продаем или покупаем? – ехидничала охрана.
– Мы продаемся, – с демонической улыбкой пояснила я. – А это значит: три тысячи двести дней, сто шесть и шесть, шесть, шесть, шесть после точки месяцев, если считать, что в среднем месяц – это тридцать дней, или восемь целых и девять десятых года.
– Н-де, – процедила охрана. – Прямо даже как-то жалко.
– Только вдумайтесь, мы продаем минимум десять лет нашей жизни, лучшие десять лет, причем часы бодрствования и активности! А что получаем взамен?
– Зарплату, – грустно развела руками Татьяна. Народ начал успокаиваться. Десять лет – цифра, конечно, страшная, но…
– Надо же вычесть время перекуров и чаепития, во время которых мы не работаем, а получаем удовольствие, – вставила операционистка Леночка, которая на чаепития и перекуры тратила, наверное, треть своего рабочего времени.
– А я болею часто, – добавил менеджер Витя. – И вообще, а что делать, если не работать?
– Это вопрос, – согласилась с ним я.
Мысли о бренности бытия продолжали терзать меня денно и нощно. Особенно нощно, лежа одна, в своей спальне, освещенной уличным фонарем, и слушая, как шуршит наш старенький дом, я чувствовала, как жизнь моя протекает сквозь мои пальцы. Сквозь меня. А я только стою и покорно жду, куда меня вынесет волной, на какую отмель. Нет уж! Я чувствовала, что надо срочно что-то менять, пока пески времени не просыпались на дно песочных часов и мне не настала пора идти и оформлять заслуженную пенсию. После всех расчетов это время уже казалось не за горами. И вот однажды ночью, когда фонарь был особенно ярок из-за дополнительного света полной луны, я вскочила в кровати часика эдак в три ночи и сказала самой себе:
«Свекровь-то была права! Надо тоже родить. Родить для себя. Безо всяких этих мужиков. И будет кого любить. И кто-то будет любить меня».
«Ты сошла с ума? – спросил меня внутренний голос, тут же откуда-то появившийся в голове. – Как ты это видишь?»
«А прекрасно вижу! – уперлась я. – У меня есть мама, она поможет. Она, кажется, уже несколько лет только и делает, что спокойно вдыхает и выдыхает. Пусть для разнообразия помогает мне с внуком».
«Ну, допустим, – согласилась я сама с собой. – Но что ты знаешь о детях? Что ты знаешь о матерях? Да если тебе дать ребенка, ты его забудешь в супермаркете, пока будешь искать легкий майонез. В тебе же никакой ответственности. Ты же не хозяйственна, неаккуратна, никогда не соблюдала режим».
«Это голос Сергея тут?» – полюбопытствовала я. Так обо мне высказывался только мой бывший муж, и надо же, он, видимо, даже меня саму умудрился убедить в собственной правоте.
«Ты не справишься», – снова прозвучали нотки паники.
«Но… но что же делать? Не заводить же кота! – чуть не расплакалась я. – Хочу ребенка! Хочу!»
«Успокойся, – попыталась воззвать к совести я. – Успокойся, дура ты, дура. И потом, подумай, а где ты, в самом деле, раздобудешь ребенка?!»
«О, разве это вопрос?» – удивилась я и посмотрела на луну сквозь пыльное стекло. Кстати, если тут будет жить ребенок, окна придется регулярно мыть. Я деловито провела пальцем по стеклу, долго рассматривала отпечаток пыли на подушечке пальца, и от мыслей о том, что у меня будет маленький кусочек меня самой, становилось все лучше и лучше. Пусть Сергей тогда делает что хочет, пусть даже будет счастлив (ох, нет, это я погорячилась, конечно, этого я ему не желаю, но…), пусть ему пусто будет, но меня это уже не станет волновать. У меня появится ребенок. У меня появится семья. Семья, которая не сможет уйти от меня на первый этаж. По крайней мере, до восемнадцати лет. Но даже и потом, как там сказала Елена Станиславовна? Сын не может изменить тебе с другой матерью? А может, мне еще повезет, и у меня будет девочка? Да, девочка – это было бы просто идеально! Маленький девчачий клуб. Мы бы с ней наряжались, красились, ходили в кино на романтические комедии. Мы бы понимали друг друга. Я бы прижимала ее к себе.
«Сначала надо ее родить!» – снова раздался непрошеный внутренний голос, разрушив розовое облако моих метаний. Так я и провертелась до самого утра, перемалывая одну мысль за другой. Вернее, одну кандидатуру за другой – кто из знакомых мне мужчин мог бы выполнить это деликатное поручение. Только не один из безымянных знакомых, с которыми я встречалась в этих кинотеатрах или клубчиках за этот год. Все они пьют или вообще придурки. Рожать от придурка – это не наш метод, верно? Аркашка? Ой-ей-ей, даже и помыслить страшно. Тогда кто? Может, поговорить с мамой? Нет, пожалуй, с мамой об этом лучше не разговаривать вообще. Позвонить уже из роддома. А то я такого наслушаюсь, что, пожалуй, и передумаю. Нет-нет, мама – это не вариант. Тогда кто? Елена Станиславовна? Но после ее предательства – я имею в виду ее явку с повинной на эту свадьбу, которая тут пела и плясала всем ветрам назло, – нет, с ней я вообще не готова говорить.
«Может быть, как в фильмах? Банк спермы и все такое?» – робко влез внутренний голос.
«Нет, это вообще кошмар. Во всех таких фильмах в конце концов рождается негритенок или китайчонок, а клиника только говорит: простите нас, с кем не бывает. И вообще, надо же все-таки знать, от кого рожать», – подумала я.
Так что?
«Так что, надо искать. С перламутровыми пуговицами», – хлопнула я себя по коленке, и как раз в этот момент прозвенел будильник. Кончилась бессонная ночь, а вместе с нею и вся эта бессмысленная депрессивная сага по имени Сергей Сосновский. Отныне у меня есть другое дело, другие цели в жизни. И вместо того, чтобы еще до утреннего кофе и сигареты выглянуть в окно и посмотреть, как там наша «Субару», я только и делала, что улыбалась своим мыслям. И улыбка, без сомненья, вдруг коснулась наших глаз, и хорошее настроение не покинуло больше нас. В смысле, в тот день я выходила на улицу с улыбкой, которая не исчезла даже после того, как я увидела Катерину с коляской. Подумаешь, коляска! Я себе и не такую заведу. Надо начать откладывать деньги. Да, жаль, что у нас в доме нет лифта. Придется таскаться с коляской на пятый этаж. Зато никакие придурки не будут сидеть под окном и курить тебе в окно. С первыми этажами такое происходит все время.
– Дианочка, привет! – окликнула меня старушка из третьего подъезда. – Ты прямо сияешь! Выиграла в лотерею?
– Пока нет, – лучезарно улыбнулась я. – Но уверена, что обязательно выиграю.
– О, конечно, – кивнула она. – Должно же с тобой произойти что-нибудь хорошее.
– Обязательно должно, – согласилась я и чуть ли не вприпрыжку поскакала на работу, по дороге внимательнейшим образом рассматривая всех попадающихся по дороге мужчин. А вдруг среди них встретится тот самый, единственный и неповторимый… Который сделает меня самой счастливой женщиной на свете, а потом спокойно отправится вдаль. Может быть, вот тот высокий брюнет на остановке? Нет, он не подойдет, староват. Надо все-таки брать помоложе. И здоровье, надо как-то узнать все про его здоровье. Господи, как много сложностей! А действительно, как узнать про здоровье? Соблазнить и потребовать сдать анализы? О, может, подойдет этот парнишка в шортах? Нет, он слишком уж молод. Думаю, что то, о чем я думаю, вообще в его случае – уголовно наказуемое деяние. Он еще, наверное, ходит в школу. Н-да, проблема.
Ничего, я ее решу. Еще не было случая, чтобы молодая и здоровая женщина, которая хочет залететь, да чтоб не залетела, успокоила я саму себя. И вообще, обычно бывает наоборот. Проблема в том, чтобы НЕ забеременеть. Сергей все время смешно волновался по этому поводу. И прямо вел оборону по всем фронтам. Что ж, значит, оборона дала брешь, если судить по Катерине.
Я усмехнулась. Впервые за долгое время я вспомнила о Сергее и не зарыдала или, по крайней мере, не вздохнула горько о своей долюшке, а только усмехнулась и снова принялась сверлить глазами всех встречных и поперечных. Странное это было чувство – как будто ты пришла на ярмарку и выбираешь, скажем, лошадку. Я поймала себя на желании посмотреть коню в зубы. Раньше, чтобы быть точной, выбирали только меня. А я уже шла и отвечала взаимностью. Или не отвечала, бывало и такое, правда, нечасто. Или вообще ничего не видела и не замечала, потому что у меня в жизни был Сергей, и больше ничего и никого.
Но все это осталось в другой жизни, а сейчас я с интересом разглядывала, как мужчины стоят, как разговаривают по мобильным телефонам, как машут руками и ловят машины. Или как читают газеты в метро, как заходят к нам в банк и какой у них голос, какого цвета глаза. Это было не так просто – исхитриться и увидеть глаза. Я прикидывала, как они мне: нравятся или нет, подойдут или нет. И какие у этих мужчин могут быть дети. Мне было безразлично, женаты эти мужчины или свободны, женатые, наверное, даже лучше. По крайней мере, у них не должно быть проблем со здоровьем.
В общем, я искала. А кто ищет, тот, как известно, всегда найдет. В один прекрасный день в наш банк зашел мужчина лет тридцати пяти, и я сразу поняла – это он. Вернее, хлопнула себя по лбу и воскликнула: как же я о нем не подумала! Вариант такой, что просто хватай и беги. Черные волосы, глаза не разглядела, высокий, хоть и немного сутулится, что в его случае очень странно. При его-то образе жизни! Может, работает на компьютере? Впрочем, не важно. Главное, девяносто процентов из ста, что он мне точно-преточно подойдет. Главное, не упустить такую рыбу. Или такого коня. Уверена, что у него с зубами все в порядке.
– Простите, мне нужно пополнить счет, – сказал он операционистке Леночке, глядя не на Леночку, а исключительно на экран телефона, что-то выискивая там, пока Леночка будет копошиться и т. п.
– Секундочку, – сказала она, улыбнувшись старому клиенту. – Ваш паспорт? В какой валюте вы хотите пополнить счет?
– М-м-м, – задумался он. И тогда я выскочила из-за своей стеклянной двери и, еле сдерживая волнение, спросила:
– А вы не хотели бы разместить у нас вклад?
– Нет, наверное, – отмахнулся он, набирая какой-то номер на мобильнике. Он на меня даже не посмотрел, но сейчас я была, как некрасовская женщина: коня на скаку, в горящую избу – пожалуйста. Меня ничто не смогло бы остановить.
– Давайте я все оформлю с вашим счетом и все-таки расскажу про наши условия вкладов. Сейчас та-а-кие проценты для наших старых клиентов! – я игриво подмигнула недоумевающей Леночке и забрала из ее руки его паспорт.
– Хочешь лишний перекур? – тихонько шепнула я.
– А что…
– Иди, я посижу за тебя. Мне нужны клиенты по вкладам, – улыбнулась я и снова посмотрела на него, на героя моего романа, моей самой новейшей истории. Он снова что-то там высматривал в своем (кстати, навороченном) гаджете.
– Спасибо, – пожала плечами Леночка и ушла. А я ввела в компьютер свой пароль, а потом дрожащими руками открыла его паспорт. Господи, теперь я могла узнать о нем все, что угодно. Как это оказалось просто в моем служебном положении!
Назад: Глава первая, в которой я узнаю много нового… вернее, старого
Дальше: Глава третья, в которой я работаю, не покладая рук, ног и прочих частей тела