КНИГА ВТОРАЯ
12
Новый Орлеан
Пятница, 25 августа, 10 утра
Оператор Первого торгового банка Нового Орлеана Лестер Торранс гордился двумя вещами: своей сексуальной лихостью с женщинами и способностью оценить клиента. Торранса, долговязого мужчину лет под пятьдесят, с болезненно-бледным лицом, усами, как у Тома Селлека, и длинными баками, дважды обходили повышением, и в отместку он использовал банк как личный дом свиданий. Торранс за милю чуял ветреных дамочек и, не упуская возможности, склонял их бесплатно оказывать ему знаки внимания. Особую добычу представляли одинокие вдовы всех мастей, возрастов и степеней отчаяния, они рано или поздно представали перед окошком Лестера. И если случалось так, что несчастные превышали кредит, он входил в их положение и медлил с аннулированием чековой книжки. А в награду получал удовольствие, ужиная вдвоем с дамой. Многие клиентки нуждались в его помощи и делились сокровенными тайнами: одним был нужен заем, но тайно от мужей… другие хотели скрыть, что подписали кое-какие чеки… третьи собирались разводиться и желали немедленно закрыть общий счет… Лестер был рад угодить, но с тем, чтобы угождали и ему.
В эту пятницу утром он понял, что сорвал джекпот. Лестер увидел женщину в тот самый момент, как она переступила порог банка. Полный потряс! Черные глянцевые волосы спадали до плеч. Облегающая юбка и свитер подчеркивали фигуру, которой позавидовала бы певичка из Лас-Вегаса.
В банке работали еще четыре оператора, и женщина переводила глаза с окошка на окошко, словно просила о помощи. Когда ее взгляд упал на Лестера, тот с готовностью кивнул и ободряюще улыбнулся. Как и ожидал Лестер, женщина повернула к нему.
– Доброе утро, – тепло поздоровался он. – Чем могу служить? – Лестер заметил под кашемировым свитером бугорки ее сосков и подумал: «Уж я бы с тобой позабавился, крошка!»
– Боюсь, у меня проблема, – тихо начала женщина с очаровательным южным акцентом.
– Я для этого тут и нахожусь, – ответил Лестер. – Чтобы решать проблемы.
– Надеюсь. Но кажется, я совершила нечто ужасное.
Лестер одарил ее своей лучшей отеческой улыбкой, которая ясно говорила: положитесь на меня.
– Ни за что не поверю, что такая милая дама могла совершить нечто ужасное.
– И тем не менее… – Мягкие карие глаза широко распахнулись от ужаса. – Я секретарь Джозефа Романо. Неделю назад шеф попросил меня взять новые бланки чеков для платежей с его счета, а я забыла. Бланки почти кончились. Если он узнает, даже не представляю, что со мной сделает… – Все это она произнесла с явным испугом.
Лестеру было хорошо известно имя Джозефа Романо – ценный клиент их банка, хотя держал на своем счету относительно небольшие суммы. Каждый знал, что его основные деньги отмывались где-то в другом месте.
«А у него отличный вкус на секретарш», – подумал Лестер и опять улыбнулся.
– Ну, это не так уж страшно, миссис…
– Мисс Хартфорд. Лурин Хартфорд.
Мисс. Сегодня определенно день везения. Лестер чувствовал, что все складывается отлично.
– Я немедленно закажу для вас чеки. Получите недели через две или три и…
Лурин тихо застонала, и Лестер распознал в ее голосе готовность на все.
– О, это слишком поздно. Мистер Романо и так мной недоволен. Никак не могу сосредоточиться на работе. Понимаете? – Она подалась вперед так, что ее груди коснулись стекла окошечка, и прошептала: – А никак нельзя ускорить? Я бы с радостью заплатила больше.
– К сожалению, Лурин, это невозможно, – печально ответил Лестер. Он заметил, что женщина чуть не плакала.
– Если честно, это может стоить мне работы. Неужели… ничего нельзя сделать? Я готова на все…
Для уха Лестера эти слова прозвучали как музыка.
– Хорошо. Тогда я вот как поступлю – сделаю особо срочный заказ, и вы получите их в понедельник. Довольны?
– О, какой вы милый! – Ее голос будто таял от благодарности.
– Направлю чеки вам в контору.
– Лучше я заберу их сама. Мистер Романо не должен узнать, какая я глупая.
– Ну почему же глупая? – сочувственно улыбнулся Лестер. – Все мы порой бываем немного рассеянными.
– Никогда не забуду этого, – тихо проворковала Лурин. – Значит, до понедельника.
– Буду ждать вас здесь. – Только смерть удержала бы его дома.
Лурин одарила его ослепительной улыбкой и ушла; ее походка была такой, что стоило посмотреть. Лестер ухмылялся, когда ходил в справочный отдел взять номер счета Романо, а потом звонил и делал срочный заказ бланков чеков.
Отель на Кармен-стрит ничем не отличался от сотен других гостиниц в Новом Орлеане, и именно поэтому Трейси выбрала его. Она уже неделю жила в маленькой, скудно обставленной комнатке, но по сравнению с тюремной камерой номер казался ей настоящим дворцом.
Вернувшись к себе после встречи с Лестером, Трейси сняла черный парик, провела пальцами по своим роскошным волосам, вынула мягкие контактные линзы, смыла грим, села на единственный в комнате жесткий стул и глубоко вздохнула. Все прошло отлично. Не составляло труда выяснить, где Джозеф Романо держит свой счет – стоило взглянуть на аннулированный чек из дома матери, который выдал в свое время этот мошенник. «Джозеф Романо? – удивилась Эрнестина. – Тебе к нему не подобраться».
Чернокожая ошиблась: Романо стал первым, за ним последуют остальные – один за другим.
Трейси закрыла глаза и опять мысленно пережила чудо, благодаря которому оказалась здесь…
Она ощутила, как холодная темная вода смыкается над ее головой. Трейси тонула, и ужас объял ее. Она погружалась в глубину. Но тут руки нащупали ребенка и вытолкнули на поверхность. Эми дико билась и, стараясь освободиться, тянула Трейси вниз. Легкие Трейси разрывались, она пыталась выбраться из водной могилы, которая смертельной хваткой держала девочку, но чувствовала, что теряет силы. Мелькнула мысль: «Нам не справиться!» Она услышала голоса, ощутила, как Эми ускользает из ее рук, и закричала. Кто-то с силой обхватил ее за талию.
– Все хорошо! Успокойся! Страшное позади!
Трейси в панике оглянулась. Эми была в руках какого-то мужчины. Еще мгновение, и их обеих вытащили из водной глубины.
Весь инцидент не заслужил бы больше нескольких строчек на самых незаметных страницах утренних газет, если бы не тот факт, что заключенная, спасшая дочь начальника тюрьмы, не умела плавать. Вечерние газеты и телекомментаторы превратили Трейси в героиню. Сам губернатор Хейбер отправился вместе с Брэнниганом навестить ее в тюремной больнице.
– Вы поступили очень смело, – сказал Трейси начальник тюрьмы, и голос его дрогнул от волнения. – Я хочу, чтобы вы знали, как мы с женой благодарны вам.
Трейси была еще слаба и не оправилась от потрясения.
– Как Эми?
– С ней все будет отлично.
Трейси закрыла глаза. «Я бы не перенесла, если бы с девочкой что-то случилось», – подумала она и, вспомнив, как была холодна, когда Эми просила всего лишь любви, ощутила горечь стыда. Несчастный случай лишил ее шанса на побег, но Трейси знала: повторись все сначала, она поступила бы точно так же.
Было произведено короткое расследование.
– Это я виновата, – заявила Эми отцу. – Мы играли в мячик. Трейси побежала за мячом и сказала мне подождать. А я, чтобы лучше видеть ее, забралась на стену и упала в воду. Но Трейси спасла меня, папа.
Трейси продержали в больнице всю ночь, а утром пригласили в кабинет начальника тюрьмы. Там ее уже ждали корреспонденты. У них был нюх на жареный материал, и к Брэннигану спозаранок явились стрингеры ЮПИ и Ассошиэйтед Пресс, а местное телевидение направило в тюрьму съемочную группу.
Вечером репортаж о героизме заключенной попал на экраны, был взят на национальное телевидение и покатился, как снежный ком: «Тайм», «Ньюсуик», «Пипл» и сотни других печатных органов по всей стране подхватили рассказ. Потом посыпались письма и телеграммы с требованием помиловать Трейси.
Губернатор Хейбер обсудил этот вопрос с начальником тюрьмы Брэнниганом.
– Трейси Уитни помещена сюда за тяжкое преступление, – заметил Брэнниган.
– Но, Джордж, она совершила проступок впервые, – задумчиво возразил губернатор.
– Совершенно справедливо, сэр.
– Признаюсь, на меня немилосердно давят, чтобы я как-то с ней разобрался.
– И на меня тоже.
– Разумеется, мы не можем позволить публике диктовать нам, как управлять тюрьмами.
– Конечно, нет.
– Но с другой стороны, – рассудительно продолжал Хейбер, – эта Уитни проявила недюжинное мужество. Стала героиней.
– Никто в этом не сомневается, – согласился Брэнниган.
Губернатор помолчал и раскурил сигару.
– И каково же ваше мнение, Джордж?
Начальник тюрьмы держался осторожно.
– Вы, конечно, знаете, губернатор, что я не беспристрастен в этом деле. Она спасла моего ребенка. Но если оставить эту тему, я считаю, что Трейси Уитни – не криминальный тип. Я не верю, что она может представлять опасность для общества, если выйдет на свободу. И поэтому настоятельно рекомендую помиловать ее.
Губернатор, собиравшийся выставить свою кандидатуру на следующий срок, сразу понял, какие преимущества дает ему этот ход. Только надо сделать его поближе к выборам. В политике самое главное – сделать все вовремя.
Переговорив с мужем, Сью Эллен предложила Трейси:
– Мы с Джорджем очень хотели бы, чтобы вы переехали в наш коттедж. У нас есть свободная спальня, и вы все время могли бы посвящать заботам об Эми.
– Спасибо, – поблагодарила Трейси. – Я с радостью.
Все получилось очень удачно. Теперь Трейси не только не приходилось возвращаться по вечерам под замок в камеру. В корне изменились ее отношения с Эми. Эми обожала ее, и Трейси отвечала ей тем же. Трейси нравилось проводить время с умненькой, нежной девчушкой. Они играли, смотрели диснеевские мультики, вместе читали. Словно были одной семьей.
Но стоило Трейси зачем-нибудь оказаться в тюрьме, и она неизменно наталкивалась на Большую Берту.
– Повезло сучаре! – рычала шведка. – Но подожди: рано или поздно ты вернешься к нам, бедолагам. Я над этим работаю.
Через три недели после спасения девочки Трейси и Эми играли во дворе в салки, когда Сью Эллен поспешно вышла из дома. Мгновение она следила за их забавой, а затем приблизилась к Трейси.
– Только что звонил Джордж. Он немедленно хочет видеть вас в своем кабинете.
Трейси охватил страх. Неужели ее опять переведут в тюрьму? Неужели у Большой Берты хватило влияния это устроить? Или жена начальника тюрьмы решила, что она слишком уж сблизилась с ее дочерью?
– Иду, миссис Брэнниган, – ответила она.
Начальник тюрьмы стоял на пороге, когда Трейси привели в его кабинет.
– Присядьте-ка лучше, – начал он.
Трейси попыталась по его тону угадать свою судьбу.
– У меня для вас новости. – Брэнниган помолчал, а Трейси никак не могла догадаться, какие чувства обуревали его. – Я получил приказ губернатора Луизианы. Он милует вас, и его приказ вступает в силу немедленно.
Господи! Неужели он сказал именно то, что сказал? Трейси боялась вымолвить слово.
– Учтите, – продолжал начальник тюрьмы, – это произошло не потому, что вы спасли мою дочь. Вы действовали инстинктивно, как поступил бы каждый достойный гражданин. И никто не убедит меня в том, что вы опасны для общества. – Он улыбнулся и добавил: – Эми будет скучать о вас. И мы тоже.
Трейси растерялась. Если бы только начальник тюрьмы знал правду! Не произойди несчастного случая, и подчиненные Брэннигана рыскали бы сейчас по всей округе в поисках сбежавшей заключенной.
– Вас освободят послезавтра.
Вот он, ее выход на волю, – смысл слов никак не доходил до сознания Трейси.
– Даже не знаю, что ответить.
– И не надо ничего отвечать. Здесь все гордятся вами. А мы с миссис Брэнниган считаем, что вы многого добьетесь на свободе.
Значит, это правда! Она свободна. Трейси ощутила такую слабость, что ей пришлось облокотиться о ручку кресла. Но когда заговорила, голос ее прозвучал твердо.
– У меня там много дел, мистер Брэнниган.
* * *
В последний день в тюрьме к Трейси подошла ее бывшая соседка по блоку камер.
– Так ты выходишь?
– Да.
Бетти Франсискус было за сорок, но она сохранила привлекательность и горделивую осанку.
– Если тебе на свободе понадобится помощь, в Нью-Йорке есть один человек. Его зовут Конрад Морган. – Бетти протянула Трейси клочок бумаги. – Он участвует в программе исправления преступников и не отказывается подать руку тем, кто сидел в тюрьме.
– Спасибо, но мне не надо…
– Как знать… вот его адрес.
Через два часа Трейси вышла из тюремных ворот. На нее были направлены объективы репортеров. Она не собиралась говорить с журналистами, но когда Эми вырвалась из рук матери и подбежала к Трейси, все камеры моментально нацелились на нее. И эта сцена составила главное событие вечерних новостей.
Теперь свобода стала для Трейси не абстрактным понятием, а чем-то физически осязаемым, непременным условием радости и вкуса жизни. Свобода означала, что можно вдохнуть свежий воздух, побыть одной, не стоять в очередях за едой и не слушать тюремные звонки. Она означала горячие ванны, приятно пахнущее мыло, тонкое белье, красивые платья и туфли на высоких каблуках. Означала, что у Трейси снова имя, а не номер. Означала освобождение от Большой Берты, от постоянных страхов подвергнуться групповому насилию и от смертельной монотонности тюремной рутины.
Но ко вновь обретенной свободе следовало еще привыкнуть. Гуляя по улицам, Трейси по-прежнему остерегалась, как бы кого-нибудь не толкнуть. В тюрьме такой толчок мог стать искрой, из которой разгорелся бы пожар. Труднее всего было приспособиться к отсутствию постоянной опасности, к тому, что ей никто не угрожал.
И теперь она получила свободу осуществить свои планы.
В Филадельфии Чарлз Стенхоуп-третий видел по телевизору, как Трейси выходила из тюрьмы, и подумал: «А она по-прежнему красива». Глядя на Трейси, невозможно было представить, что она совершила те преступления, в которых ее обвиняли. Чарлз покосился на свою безмятежно вяжущую образцовую жену. «Неужели я совершил ошибку?»
Дэниел Купер в своей квартире в Нью-Йорке тоже видел Трейси в новостях. Его ничуть не тронуло, что ее выпустили из тюрьмы. Он щелкнул выключателем телевизора и углубился в дело, над которым работал.
Увидев Трейси в новостях, Джо Романо громко расхохотался. «Повезло сучонке. Готов поклясться, тюрьма пошла ей на пользу. Теперь она стала еще аппетитнее. Не исключено, что мы когда-нибудь встретимся с ней».
Романо был доволен собой. Он успел толкнуть Ренуара перекупщику, и полотно продали частному коллекционеру в Цюрихе. Неплохой куш: пять сотен кусков за страховку и еще две сотни от перекупщика. Естественно, пришлось поделиться с Энтони Орсатти – в таких вопросах Романо проявлял исключительную щепетильность, ибо видел, что происходило с людьми, которые неправильно вели себя с Орсатти.
В понедельник, в полдень, Трейси в обличье Лурин Хартфорд вновь появилась в Первом торговом банке Нового Орлеана. В этот час здесь было много народу, и у окна Лестера Торранса стояло несколько клиентов. Трейси встала в конец. Торранс, увидев ее, расплылся в улыбке и кивнул. Эта женщина чертовски привлекательнее, чем ему показалось с первого взгляда.
– Это было непросто, но для вас я сделал все, – радостно прогудел он, когда Трейси подошла к окну. Ее лицо озарилось теплой, признательной улыбкой.
– Вы так милы!
– Тогда забирайте их прямо сейчас. Четыреста чистых бланков довольно?
– Вполне. Если только мистер Романо не впадет в чековыписывательный запой. – Трейси посмотрела Лестеру в глаза и вздохнула. – Вы спасли мне жизнь.
У Лестера от предвкушения приятно защекотало в чреслах.
– Люди должны помогать ближним. Как вы считаете, Лурин?
– Совершенно справедливо, Лестер.
– Вам не помешало бы открыть у нас свой счет. Я бы присмотрел за ним. Как следует постарался бы.
– Не сомневаюсь, – тихо проговорила Трейси.
– Почему бы нам не побеседовать об этом где-нибудь в спокойном месте за ужином?
– С удовольствием.
– Куда мне позвонить вам, Лурин?
– О, я сама позвоню вам. – Трейси повернулась и пошла прочь.
– Подождите… – начал было разочарованный оператор, но в это время его окошко загородил следующий клиент и высыпал перед ним целую груду монет.
В середине зала, где располагались четыре стола с чистыми бланками внесения вкладов и снятия денег со счета, сидело много клиентов, и Трейси скрылась у Лестера из виду. Дождавшись, когда освободится место, она опустилась на стул. Торренс дал ей восемь чековых книжек с чистыми бланками. Но Трейси интересовали не сами чеки, а депозитные купоны в конце каждой книжки.
Она аккуратно отделила чеки от купонов и менее чем через пять минут держала в руке восемьдесят депозитных бланков. Убедившись, что за ней никто не наблюдает, Трейси опустила двадцать штук в металлический контейнер.
Затем передвинулась к следующему столу и опустила еще двадцать. Прошло совсем немного времени, и все корешки оказались в контейнерах на разных столах. Они были не заполнены, но внизу каждого имелся магнитный код, благодаря которому компьютер перечислял деньги на определенный счет. Независимо от того, кто осуществлял вклад, в данном случае это был счет Джо Романо. По опыту работы в банке Трейси знала, что в течение двух дней все корешки с магнитными кодами поступят в работу, но чтобы обнаружить подтасовку, уйдет не меньше пяти суток. Времени вполне достаточно, чтобы осуществить задуманное.
По дороге в гостиницу Трейси выбросила чеки в урну. Мистеру Джо Романо они не понадобятся.
Следующим пунктом назначения стало Новоорлеанское агентство путешествий.
– Чем могу служить? – спросила молодая женщина за конторкой.
– Я секретарь Джозефа Романо. Мистер Романо желает забронировать билет до Рио-де-Жанейро. Вылет в пятницу.
– Одно место?
– Да. В первом классе. Кресло в салоне для курящих.
– Туда и обратно?
– Нет, в одну сторону.
Турагент повернулась к компьютеру и через несколько секунд ответила:
– Все в порядке – одно место первого класса на «Пан-Америкэн», рейс семьсот двадцать восемь, вылет в восемнадцать тридцать пять в пятницу с технической посадкой в Майами.
– Он будет очень доволен, – заверила ее Трейси.
– Цена составит тысячу девятьсот двадцать девять долларов. Как будете платить: наличными или перечислением со счета?
– Мистер Романо платит только наличными. Уплата при доставке. Вы можете доставить билет в его офис в четверг?
– Можем, если хотите, доставить завтра.
– Нет, завтра мистера Романо не будет. Если можно, в четверг, в одиннадцать утра.
– Превосходно. А по какому адресу?
– Господину Джозефу Романо, Пойдрас-стрит, двести семнадцать, номер четыреста восемь.
Женщина сделала пометку.
– Я прослежу, чтобы билет отправили утром в четверг.
– Точно в одиннадцать, – добавила Трейси. – Буду вам очень признательна.
Через полквартала она остановилась перед витриной лучшего магазина чемоданов и сумок. Но прежде чем войти, изучила объявления.
– Доброе утро, – сказал Трейси продавец. – Что могу сделать для вас в это чудесное утро?
– Мне нужно купить кое-что в дорогу для мужа.
– Вы попали куда надо. У нас как раз распродажа, есть недорогой товар.
– Нет, – возразила Трейси. – Ничего недорогого. – И повернулась к стене, где были выставлены чемоданы «Вюиттон». – Вот, похоже, то, что мне надо. Мы собираемся в путешествие.
– Ваш муж будет наверняка доволен. У нас есть три разных размера. Какой вас устроит?
– Я возьму по одному каждого размера.
– О, отлично. Заплатите наличными или чеком?
– Наличными по получении товара. Моего мужа зовут Джозеф Романо. Вы можете доставить чемоданы в его офис в четверг утром?
– Разумеется, миссис Романо.
– В одиннадцать.
– Сам прослежу за этим.
– И вот еще что… – словно бы вспомнила Трейси. – Вы не могли бы поместить на каждый его инициалы – золотом. «Дж. Р.».
– Конечно. С удовольствием.
Трейси улыбнулась и дала ему адрес офиса.
В ближайшем отделении «Вестерн юнион» она отправила оплаченную телеграмму в «Рио-Отон палас» на Капакабана-Бич в Рио-де-Жанейро. В телеграмме значилось: «Просьба забронировать лучший номер на два месяца, начиная с ближайшей пятницы. Подтвердите телеграммой за счет получателя по адресу: Джозеф Романо, 217, Пойдрас-стрит, офис 408, Новый Орлеан, Луизиана, США».
Через три дня Трейси позвонила в банк и попросила к телефону Лестера Торранса.
– Лестер, вы, наверное, меня не помните, – проговорила она мягким голосом. – Я Лурин Хартфорд, секретарь мистера Романо. Я…
Разве он мог забыть ее!
– Конечно, я помню вас! – закричал в телефон Торранс.
– Вот как… Весьма польщена. Вам приходится встречаться со столькими людьми!
– Но не с такими, как вы! – заверил ее Лестер. – Не забыли, что мы собирались поужинать?
– Не представляете, как я жду этого момента. Как насчет следующего четверга, Лестер?
– Грандиозно!
– Тогда договорились. Господи, какая я идиотка. Вы меня так заговорили, что я совсем забыла, зачем позвонила. Мистер Романо попросил узнать, каков у него остаток на счете. Это возможно?
– О чем речь? Никаких проблем.
Как правило, Лестер спрашивал дату рождения или другие данные, чтобы установить личность звонившего. Но в данном случае в этом явно не было необходимости. К чему?
– Не вешайте трубку, Лурин, – проговорил он в телефон. И отправился взглянуть в досье Джозефа Романо. Но в удивлении застыл. В последние дни на счет Романо поступило необычайно много вкладов. Раньше он никогда не держал на своем счете таких больших сумм. Что происходит? Провернул крупное дельце? Обедая с Лурин Хартфорд, выяснит у нее. Лишняя конфиденциальная информация никогда не помешает.
Он вернулся к телефону.
– Ваш босс не дает нам продохнуть, – сказал он Трейси. – У него на счете более трехсот тысяч долларов.
– Отлично. У меня такая же цифра.
– Может быть, он хочет перевести свои средства на депозитный счет денежного рынка? Ведь так они не приносят никакой прибыли. Я мог бы…
– Нет! Он хочет, чтобы они лежали именно там, где лежат, – заверила его Трейси.
– О’кей.
– Спасибо, Лестер. Вы очаровашка.
– Подождите! Мне позвонить вам в офис насчет нашей встречи в четверг?
– Я сама позвоню вам, милый, – пообещала Трейси и разъединилась.
Современное высотное деловое здание, принадлежащее Энтони Орсатти, располагалось на Пойдрас-стрит, между рекой и гигантским луизианским «Супердоумом», а Тихоокеанская импортно-экспортная компания занимала в нем весь четвертый этаж. В одном конце находились кабинеты Орсатти, в другом – комнаты Джо Романо. Пространство между ними было отдано четырем молодым секретаршам, которые по вечерам могли развлекать друзей и деловых знакомых Орсатти. Напротив его кабинета сидели двое громил, посвятивших жизнь охране патрона. Они же выполняли обязанности шоферов, массажистов и мальчиков на побегушках у капо.
В четверг утром Орсатти сидел в кабинете и проверял поступления за предыдущий день от игровых автоматов, ставок у букмекеров, проституции и дюжины других доходных начинаний, которые контролировала Тихоокеанская импортно-экспортная компания.
Энтони Орсатти было под семьдесят. Его сложение отличалось странностью: крупный, тяжеловесный торс опирался на короткие костлявые ноги, словно предназначавшиеся совсем иному, маленькому, человеку. Он и стоя походил на сидящую лягушку. Лицо его избороздила такая запутанная паутина шрамов, словно ее соткал наклюкавшийся паук. Рот казался чрезмерно большим, глаза навыкате. В пятнадцать лет Орсатти совершенно облысел и с тех пор носил черный парик, который совершенно не шел ему, хотя об этом никто не решался сказать капо в лицо. Холодные глаза Орсатти выдавали в нем игрока, хотя, как и лицо, они никогда не выражали никаких чувств. Другим Орсатти видели только его пять дочерей, которых он несказанно обожал. Единственным ключом к эмоциям Орсатти был его голос, хриплый и отрывистый, – следствие того, что в двадцать один год его придушили веревкой и, приняв за мертвого, бросили. Следует заметить, что двое типов, совершивших эту роковую ошибку, сами через неделю оказались в морге. Когда Орсатти злился, его голос понижался до едва различимого шепота.
Энтони Орсатти был монархом, который правил своим королевством путем подкупа, использования оружия и мошенничества. Он повелевал Новым Орлеаном, и город платил ему дань несметными богатствами. Главы других семей по всей стране уважали его и постоянно просили совета.
Теперь Энтони Орсатти пребывал в благостном настроении. Он позавтракал с любовницей, которую поселил в принадлежащем ему доме в Лейк-Виста и навещал три раза в неделю. Сегодняшний визит прошел особенно удачно. Она проделывала в постели такие штуки, о коих другие женщины и не помышляли, и Орсатти искренне относил это на счет того, что она так сильно любила его. В организации Орсатти царил порядок: никаких проблем не возникало, потому что он знал, как разбираться с трудностями, пока они не превратились в проблемы. Как-то Орсатти объяснял свою философию Джо Романо: «Ни в коем случае не позволяй маленькой проблеме вырасти в большую, иначе все покатится, как снежный ком. Допустим, появился полицейский начальник, уверовавший в то, что ему нужно отстегивать больше. К ногтю его – и никакого снежного кома. Понятно? Или появляется выскочка из Чикаго и просит разрешения начать собственные маленькие делишки в Новом Орлеане. Знаем мы, как маленькие делишки оборачиваются крупными делами и начинают отщипывать от твоего дохода. Поэтому ты соглашаешься, а когда сучонок приезжает, берешь его к ногтю. И опять никакого снежного кома. Усваиваешь модель?»
Джо Романо модель усвоил.
Романо нравился Энтони Орсатти. Был ему как сын. Орсатти подобрал его, когда Романо еще зеленым пацаном шатался пьяным по переулкам. Сам обучил Романо, и теперь его выкормыш оборачивался не хуже его. Он был быстр, сообразителен и, главное, честен. За десять лет пребывания в организации Орсатти Романо поднялся до лейтенанта. Руководил всеми операциями семьи и отвечал только перед капо.
В кабинет постучала и вошла Люси, секретарша Орсатти. Двадцатичетырехлетняя выпускница колледжа имела такие лицо и фигуру, которые принесли ей победу на нескольких местных конкурсах красоты. Орсатти радовался, когда его окружали красивые молодые женщины.
Он поднял глаза на часы на столе. Без четверти одиннадцать. Но ведь он предупредил Люси, чтобы его не тревожили до полудня.
– В чем дело? – нахмурился он.
– Простите за беспокойство, мистер Орсатти. На проводе мисс Гижи Дюпре. Она словно не в себе, но не говорит, что ей надо, и просит соединить ее с вами. Я подумала, может быть, что-то важное.
Орсатти прокрутил имя в компьютере, помещавшемся в его голове. Гижи Дюпре? Не из тех ли сучонок, что он водил к себе в номер, когда в последний раз ездил в Лас-Вегас? Имя ничего не говорило ему, хотя Орсатти гордился тем, что ничего не забывал. Из любопытства он поднял телефонную трубку и махнул рукой Люси.
– Слушаю. Кто это?
– Это мистер Энтони Орсатти? – Женщина говорила с французским акцентом.
– И что из того?
– О, слава Богу, что я сумела с вами связаться, месье Орсатти! – Люси оказалась права: дама была не в себе. Орсатти начал терять интерес и собрался положить трубку, но в этот момент она выкрикнула: – Вы должны остановить его! Пожалуйста!
– Леди, я понятия не имею, о ком вы говорите, – ответил он. – И вообще я занят.
– Моего Джо. Джо Романо. Он обещал взять меня с собой! Comprenez-vous?
– Так вы не поладили с Джо? Сами и разбирайтесь с ним! Я ему не нянька!
– Он солгал мне! Я только что выяснила, что он уезжает в Бразилию без меня! Половина из этих трехсот тысяч долларов мои!
У Энтони Орсатти внезапно пробудился интерес.
– О каких трехстах тысячах долларов вы говорите?
– О тех самых, которые Джо прячет на своем чековом счете. О деньгах, которые – как это говорится? – он стибрил. – Интерес Орсатти возрастал. – Вы должны сказать ему, чтобы он взял меня с собой в Бразилию. Сделаете?
– Да, – пообещал Орсатти. – Не беспокойтесь, я все устрою.
Кабинет Джо Романо выглядел вполне современно: белое с хромом – недаром им занимался один из самых модных дизайнеров Нового Орлеана. Единственные цветные пятна на стенах – три дорогих полотна французских импрессионистов. Романо гордился своим хорошим вкусом. Он выбился из городских трущоб и сам всего достиг. Имел хороший глаз на живопись и слух на музыку. Когда с кем-нибудь обедал, мог на равных поспорить о винах. Да, у Джо Романо были все основания гордиться собой. В то время как его сверстники пробивали себе путь кулаками, он научился использовать мозги. Справедливо, что Новым Орлеаном владел Энтони Орсатти, но так же справедливо, что от его имени городом управлял Джо Романо. В кабинет заглянула его секретарша.
– Мистер Романо, пришел посыльный с авиабилетом до Рио-де-Жанейро. Оплата по доставке. Прикажете подписать чек?
– До Рио-де-Жанейро? – покачал головой Романо. – Скажите ему, что это какая-то ошибка.
На пороге появился посыльный в форме.
– Мне сказали, чтобы я доставил билет Джозефу Романо по этому адресу.
– Значит, вам неправильно сказали. Это что, новый рекламный трюк авиакомпаний?
– Нет, сэр. Я…
– Дайте-ка посмотреть. – Романо взял билет из рук посыльного. – Пятница… С какой стати мне лететь в пятницу в Рио-де-Жанейро?
– Интересный вопрос. – Позади посыльного стоял Энтони Орсатти. – В самом деле, Джо, с какой стати?
– Это идиотская ошибка, Тони. – Романо отдал билет посыльному. – Везите туда, откуда привезли.
– Не гони его. – Орсатти взял билет и прочитал написанное. – Первый класс, отдельное кресло в салоне для курящих, в один конец, вылет в пятницу, выписан на имя Джозефа Романо.
– Кто-то все перепутал, – рассмеялся Романо. – Мадж, – обратился он к секретарше, – позвони в агентство путешествий и скажи, что они облажались. А ведь где-то несчастный дуралей не может дождаться билета.
В кабинет вошла помощница секретаря Джолин.
– Извините, мистер Романо, принесли ваши чемоданы. Прикажете оплатить?
– Какие чемоданы? – вытаращился на нее Романо. – Я не заказывал никаких чемоданов.
– Пусть принесут, – распорядился Орсатти.
– Господи! – всплеснул руками Романо. – Здесь что, все спятили?
Вошел посыльный с вюиттоновскими чемоданами.
– Это что такое? Я ничего подобного не заказывал.
Посыльный сверился с накладной.
– Здесь сказано: «Джозефу Романо, номер двести семнадцать по Пойдрас-стрит, комната четыре-ноль-восемь». Это разве не тот адрес?
Джо Романо начал терять терпение.
– Мне плевать на то, что там сказано! Я не заказывал их. Уберите их отсюда.
Орсатти осмотрел чемоданы.
– На них твои инициалы, Джо.
– Что? Подождите-ка минутку. Наверное, это чей-то подарок.
– У тебя день рождения?
– Нет. Но ты же знаешь, как ведут себя девки. Засыпают подарками.
– А что тебе делать в Бразилии? – поинтересовался Орсатти.
– В Бразилии? – рассмеялся Романо. – Должно быть, чья-то шутка.
Мило улыбнувшись, Орсатти обратился к секретаршам и обоим посыльным:
– Вон! – И когда дверь за ними закрылась, продолжал: – Слушай, Джо, а сколько денег на твоем банковском счете?
Романо озадаченно поднял на него глаза.
– Тысячи полторы, может быть, пара кусков. А что?
– Просто ради смеха позвони своему банковскому клерку и проверь.
– Зачем?
– Прошу тебя, проверь.
– Хорошо, если это доставит тебе удовольствие. – Романо вызвал секретаршу. – Соедини меня с отделом счетов Первого торгового. – Минутой позже ему ответила женщина. – Привет, милашка. Это Джозеф Романо. Проверь-ка, что там у меня на счете. Дата моего рождения – четырнадцатое октября.
Энтони Орсатти взял отводную трубку. Прошло несколько минут, прежде чем из банка ответили.
– Извините, что заставила вас ждать. На сегодняшнее утро на вашем счете триста десять тысяч девятьсот пять долларов и тридцать пять центов.
Кровь отхлынула от лица Романо.
– Что такое?
– Триста десять тысяч девятьсот пять…
– Идиотка! – взвизгнул он. – На моем счете сроду не было таких денег! Ты ошиблась. Позови мне… – Романо почувствовал, что у него отнимают трубку. Орсатти положил ее на рычаг.
– Откуда у тебя такие деньги, Джо?
Романо побелел как смерть.
– Богом клянусь, я о них слыхом не слыхивал!
– Неужели?
– Верь мне! Это кто-то подставляет меня!
– Кто-то, кто тебя сильно любит. Подарил триста десять тысяч баксов. – Орсатти тяжело опустился на шелковую обивку кресла «Скаламандер», пристально посмотрел на своего воспитанника и очень спокойно произнес: – Все прекрасно спланировано. Билет в один конец до Рио-де-Жанейро, новые чемоданы. Похоже, ты намереваешься начать новую жизнь?
– Нет! – В голосе Джо Романо послышалась паника. – Ты же знаешь меня, Тони. Я никогда тебя не дурил. Ты мне как отец! – Его прошиб пот.
Раздался стук в дверь. Вошла Мадж и протянула конверт.
– Извините, что прерываю, мистер Романо. Вам телеграмма, но вы должны сами расписаться.
– Не сейчас. Я занят. – Инстинкт загнанного зверя заставил его мотнуть головой.
– Я за него приму. – Не успела секретарша закрыть за собой дверь, как Орсатти поднялся. Он читал не спеша, а потом поднял на Романо глаза. И тихо, очень тихо проговорил: – Хочешь знать, что тут написано, Джо? «С удовольствием подтверждаем броню на «княжеский» номер на два месяца, начиная со следующей пятницы, первого сентября». И подпись: «С. Монталбанд, управляющий отелем «Рио-Отон палас», Капакабана-Бич, Рио-де-Жанейро». Это для тебя броня? Боюсь, она тебе не понадобится.
13
Андре Жиллиан готовил на кухне ингредиенты для spaghetti alla carbonara, большого итальянского салата и грушевого пирога, когда раздался хлопок и вслед за этим прекратилось успокаивающее гудение центральной системы кондиционирования. Андре топнул ногой.
– Merde! Угораздило же именно в вечер игры!
Он поспешил в кладовую, где находился предохранительный щит, пощелкал выключателями, но ничего не изменилось.
– О, мистер Поуп будет вне себя. Просто вне себя! – Андре знал, с каким нетерпением его работодатель ждал еженедельных пятничных игр в покер. Традиция соблюдалась много лет и всегда с одним и тем же составом уважаемых партнеров. Без кондиционера в доме станет несносно. Просто несносно! Сентябрь в Новом Орлеане не для белых людей. Даже после захода солнца нет спасения от зноя и влажности.
Андре вернулся на кухню и посмотрел на часы. Четыре. Гости соберутся к восьми. Андре подумал, не позвонить ли мистеру Поупу и не сообщить ли о том, что случилось, но затем вспомнил, как адвокат предупреждал, что весь день проведет в суде. Человек так сильно занят. Хотел расслабиться. И вот тебе на!
Андре вынул из кухонного шкафа маленькую черную записную книжку, заглянул в нее и набрал номер. После трех гудков ему ответил бесцветный механический голос:
– Говорит ремонтная служба кондиционеров «Эскимо». В настоящее время наши инженеры не могут подойти к телефону. Будьте любезны, назовите свою фамилию, номер телефона и оставьте краткое сообщение. Мы перезвоним вам, как только сможем. Пожалуйста, дождитесь сигнала.
Foutre! Только здесь, в Америке, людям приходится разговаривать с машинами!
В ухе раздался несносный, пронзительный писк. Андре сказал в микрофон:
– Говорят из резиденции месье Перри Поупа, Чарлз-стрит, номер сорок два. У нас сломался кондиционер. Пожалуйста, пришлите кого-нибудь побыстрее. Vite!
Он бросил трубку на рычаг. Естественно, никого не добьешься. В этом чертовом городе кондиционеры наверняка ломаются повсюду. Разве им под силу такая дьявольская жара и влажность? Хоть бы кто-нибудь пришел! Мистер Поуп – человек с характером. Крутым характером.
За те три года, что Андре Жиллиан работал у адвоката, он успел понять, как влиятелен его хозяин. Удивительно, сколько блеска в таком молодом! Перри Поуп знал всех и каждого. Стоило ему щелкнуть пальцами, и люди бросались к нему со всех ног.
Андре Жиллиану показалось, что в доме повышается температура. Зa va chier dur. Если что-нибудь срочно не предпринять, ему не поздоровится.
Андре снова принялся нарезать тонкие, как бумага, ломтики салями и прованского сыра для салата, но не мог отделаться от предчувствия, что вечер неминуемо провалится.
Когда через тридцать минут в дверь позвонили, его одежда промокла от пота, а на кухне было жарко, словно в духовке. Жиллиан поспешил открыть заднюю дверь.
На пороге стояли два техника в комбинезонах с ящиками для инструментов в руках. Один из них оказался высоким чернокожим, а его напарник – белым, на несколько дюймов ниже, со скучающими, заспанными глазами. На подъездной дорожке их ждал фирменный фургон.
– Проблема с кондиционером? – спросил черный.
– Oui! Слава Богу, что вы успели! Почините его быстрее! Скоро явятся гости!
Черный подошел к плите и повел носом.
– Вкусно пахнет.
– Да делайте же что-нибудь! – поторопил его Жиллиан.
– Надо глянуть, что у вас с агрегатом, – заметил коротышка. – Где он стоит?
– Сюда.
Жиллиан провел техников по коридору в кладовую, где находился кондиционер.
– Хороший аппарат, Ральф, – повернулся черный к напарнику.
– Да, Эл, теперь такие не делают.
– Тогда, ради всех святых, отчего он не работает? – спросил Андре.
Техники укоризненно посмотрели на него.
– За этим мы и здесь. – Ральф встал на колени и открыл небольшую дверцу внизу кондиционера. Затем достал фонарик, лег на живот и посмотрел внутрь. Через несколько секунд он поднялся на ноги. – Проблема не в нем.
– А в чем же? – удивился Андре.
– Должно быть, коротнуло в одном из вентканалов. Или закоротило всю систему. Сколько у вас охлаждаемых помещений?
– Все комнаты… дайте подумать… по крайней мере девять.
– Видимо, в этом все дело. Перегрузка в каналах подачи. Пошли разбираться.
Все трое снова оказались в коридоре. Когда они проходили гостиную, Эл заметил:
– У мистера Поупа губа не дура – красивый отгрохал домик.
Гостиная была изысканно меблирована и набита авторскими работами, каждая из которых стоила целое состояние. Полы устилали яркие персидские ковры. Слева от гостиной располагалась парадная столовая, а справа – комната для игр, в центре которой стоял стол, покрытый зеленым сукном. В углу уже был сервирован круглый стол для ужина. Техники вошли в комнату, и Эл посветил фонариком в находившийся высоко на стене вентканал.
– Гм… А что над нами?
– Чердак.
– Надо подняться.
Андре провел их на чердак – длинное, заросшее паутиной помещение с низким потолком. Эл подошел к электрощитку на стене и стал разбираться в хитросплетении проводов.
– Ха!
– Вы что-нибудь нашли? – оживился Андре.
– Проблема в конденсаторе. Все из-за этой жуткой влажности. У нас за неделю не меньше сотни таких вызовов. Пробило. Надо менять конденсатор.
– Господи, это долго?
– Да нет. У нас в фургоне есть новый.
– Пожалуйста, поспешите, – умолял Андре. – Мистер Поуп скоро вернется домой.
– Положитесь на нас, – успокоил его Эл.
Вернувшись на кухню, Андре обратился к техникам:
– Мне надо закончить с заправкой для салата. Вы найдете без меня дорогу на чердак?
Эл ободряюще поднял руку:
– Никаких проблем, парень. Занимайся своими делами, а мы займемся своими.
– Благодарю вас! Спасибо! – Андре проводил техников взглядом. Те сходили к фургону и вернулись с двумя большими полотняными сумками. – Если вам что-нибудь понадобится, крикните мне, – сказал он им.
– Не сомневайся! – Они поднялись по лестнице, а Андре вернулся на кухню.
Забравшись на чердак, Эл и Ральф открыли полотняные сумки и извлекли из них маленький складной походный стульчик, дрель со стальным сверлом, поднос с сандвичами, две банки пива, цейсовский бинокль, позволявший наблюдать объекты на расстоянии даже в сумерках, и двух живых хомячков, которым вкололи по три четверти миллиграмма ацетилпромазина.
Затем они приступили к работе.
– Эрнестина будет гордиться мной, – фыркнул от смеха Эл.
Поначалу Эл упорно не соглашался.
– Ты, женщина, должно быть, спятила! Мне совсем не светит долбаться с Перри Поупом. Этот фраер так возьмет меня за задницу, что я света божьего не увижу.
– Не трепыхайся! Он больше никому не сумеет насолить.
Они лежали голые на кровати с водяным матрасом в квартире Эрнестины.
– Не понимаю, что ты с этого поимеешь, детка? – недоумевал Эл.
– Он – козел.
– Ну и что, крошка? Мир полон козлов. Нельзя же тратить жизнь на то, чтобы оборвать всем яйца!
– Я делаю это для подруги.
– Для Трейси?
– Угадал.
Трейси понравилась Элу. Они обедали вместе в тот день, когда Трейси вышла из тюрьмы.
– Классная девица, – признал он. – Но с какой стати нам рисковать своими шкурами ради нее?
– С такой, что если мы не поможем Трейси, ей придется договариваться с кем-нибудь еще, кто и вполовину не так хорош, как ты. И если Трейси поймают, то за милую душу опять упекут в тюрягу.
Эл привстал и пристально посмотрел на Эрнестину.
– А тебе не все равно, детка?
– Нет, милый.
Эрнестина понимала, что Элу не объяснить этого, но ей была нестерпима мысль, что Трейси снова посадят за решетку и оставят на милость Большой Берты. И дело не только в Трейси – дело в ней самой. Эрнестина произвела себя в защитницы Трейси, и если та попадет шведке в лапы, это станет ее, Эрнестины, личным поражением. Поэтому она ответила:
– Нет, милый, совсем не все равно. Так ты согласен?
– Я чертовски уверен в одном: одному мне не сладить, – проворчал Эл.
Эрнестина поняла, что победила, и начала выщипывать губами дорожку сверху вниз по его большому, стройному телу. И при этом мурлыкала:
– А разве старина Ральф не вышел несколько дней назад из тюрьмы?
Покрытые потом и пылью техники спустились на кухню после половины седьмого.
– Ну как, удалось? – бросился к ним Андре.
– Вот это была задачка, – начал просвещать его Эл. – Ты только представь: там конденсатор с отсечкой переменного и постоянного тока, и вот он…
– Мне это совершенно не важно, – перебил его француз. – Так вам удалось починить?
– Да, все поправили. Через пять минут запустим, будет как новая.
– Formidable! Оставьте счет на кухонном столе.
– Насчет этого не тревожьтесь, – покачал головой Ральф. – Компания выставит вам счет.
– Благослови Бог вас обоих. Au ‘voir.
Андре посмотрел им вслед. Техники вышли через заднюю дверь, но, как только скрылись из виду, обогнули двор и открыли уличный щиток питания системы кондиционирования. Ральф держал фонарик, а Эл скручивал провода, которые разъединил два часа назад. Кондиционер тут же ожил.
Эл списал номер сервисной фирмы на щитке и через несколько минут, когда механический голос компании кондиционеров «Эскимо» ответил на звонок, сказал в трубку:
– Говорят из резиденции Перри Поупа на Чарлз-стрит, номер сорок два. Наш кондиционер снова прекрасно работает. Так что не трудитесь посылать к нам людей. Успехов!
* * *
Еженедельная пятничная игра в покер в доме Перри Поупа была событием, которого с нетерпением ждали все участники. В игровую комнату приходили одни и те же избранные: Энтони Орсатти, Джо Романо, судья Генри Лоуренс, член муниципалитета, сенатор штата и, естественно, хозяин. Ставки были высокими, угощение потрясающим, каждый в компании обладал недюжинной властью.
Перри Поуп переодевался в спальне в белые шелковые свободные брюки и белую спортивную рубашку. Предвкушая предстоящий вечер, он радостно напевал. В последнее время ему постоянно выпадала удача. «А если вдуматься, – решил адвокат, – вся моя жизнь – сплошная удача».
Если в Новом Орлеане человеку требовалась поблажка закона, обращались к адвокату Перри Поупу. Его могущество определялось связями с Энтони Орсатти. Поупа прозвали Махинатором: он мог уладить все, что угодно, – от выписанного штрафа за превышение скорости до обвинения в торговле наркотиками и покушении на убийство. Что тут скажешь – жизнь хороша!
На этот раз Энтони Орсатти привел нового гостя.
– Джо Романо больше не будет с нами играть, – сообщил он. – А инспектор Ньюхаус вам всем знаком.
Мужчины пожали друг другу руки.
– Напитки на серванте, джентльмены, – заметил хозяин. – Поужинаем позже. А пока не начать ли нам?
Игроки заняли привычные места за столом с зеленым сукном. Орсатти показал на пустующий стул Джо Романо и повернулся к инспектору Ньюхаусу:
– Отныне вот ваше место, Мел.
Пока один из игроков распечатывал новые колоды карт, Поуп раздавал фишки и объяснял инспектору Ньюхаусу:
– Черные фишки – пять долларов, красные – десять, голубые – пятьдесят, белые – сто. Каждый начинает, выкупая фишки на пятьсот долларов; ставки на усмотрение стола, можно утраивать; все определяет банкующий.
– Отлично, – прогудел инспектор Ньюхаус.
Энтони Орсатти испытывал раздражение.
– Ну давайте, начали. – Его голос понизился до шепота. Дурной знак.
Перри Поуп многое отдал бы, лишь бы узнать, что случилось с Джозефом Романо. Но адвокат понимал: соваться с расспросами нельзя – Орсатти поделится с ним только в том случае, если захочет сам.
А у того мысли были сплошь черными: «Я стал для Романо вместо отца, доверял ему, сделал его своим главным лейтенантом. А этот сукин сын нанес удар мне в спину. И ведь если бы не сумасшедшая француженка, он так и улизнул бы со всем награбленным. Ну ничего, теперь не улизнет даже налегке. Если он такой умный, пусть-ка покупается с рыбками в воде!»
– Тони, вы в игре или нет?
Орсатти сделал усилие и сосредоточился на картах. Здесь, за столом, выигрывались и проигрывались огромные суммы. Энтони Орсатти всегда расстраивался, если проигрывал, но это не имело никакого отношения к деньгам. Он терпеть не мог ходить в неудачниках. Всегда считал себя прирожденным победителем. Только победители занимали в жизни такое положение, как он. Но в последние шесть недель по-сумасшедшему везло Перри Поупу. И сегодня Орсатти намеревался изменить ситуацию в свою пользу.
Поскольку игра шла на усмотрение банкующего, каждый дилер выбирал ту тактику, в которой чувствовал себя сильнее. Но сегодня, как ни играл Орсатти – в пятикарточный «стад», в семикарточный «гвоздь», в короткий покер или в покер с одной открытой картой, – все равно ему не везло. Чтобы вернуть проигранное, он все больше повышал ставки и делал безрассудные ходы. И к полуночи, когда хозяин предложил прерваться на ужин, потерял пятьдесят тысяч долларов, которые выиграл Перри Поуп.
Угощение оказалось на славу. Обычно Орсатти радовала полуночная закуска, но на этот раз ему не терпелось вернуться к карточному столу.
– Вы совсем не едите, Тони, – заметил хозяин.
– Я не голоден, – ответил гость, протягивая руку к серебряному кофейнику. Наполнив викторианскую фарфоровую чашку с рисунком, Орсатти пересел к столу под зеленым сукном и, глядя, как остальные едят, напряженно ждал, когда они присоединятся к нему. Он горел желанием вернуть свои деньги. Начал помешивать ложкой кофе, и в этот момент в чашку упал небольшой комок. Брезгливо подцепив его ложкой, Орсатти убедился, что это кусочек штукатурки. Он поднял глаза к потолку, и тут что-то стукнуло его по лбу. Только теперь Орсатти различил какие-то торопливые звуки.
– Что, черт возьми, происходит наверху? – спросил он.
Перри Поуп как раз дошел до середины анекдота, который рассказывал инспектору Ньюхаусу.
– Извините, Тони, я не расслышал. Вы что-то сказали?
Торопливые звуки наверху стали отчетливее. На зеленое сукно посыпались кусочки штукатурки.
– Похоже, у вас мыши, – предположил сенатор.
– В моем доме – никогда! – возмутился Перри Поуп.
– Но что-то такое там есть! – прорычал Энтони Орсатти.
На зеленое сукно упал большой кусок штукатурки.
– Сейчас позову Андре, пусть разберется, – сказал хозяин. – Если все кончили есть, почему бы нам не вернуться к игре?
Орсатти не сводил глаз с дырки в потолке прямо над его головой.
– Подождите, надо пойти посмотреть, что там такое.
– Зачем? – удивился Перри Поуп. – Сейчас пошлю туда Андре, он все уладит…
Но Орсатти уже поднялся со стула и направился к лестнице. Остальные игроки переглянулись и поспешили за ним.
– Наверное, белка забежала на чердак, – догадался хозяин. – В это время года их повсюду полно. Прячет на зиму орехи. – Он улыбнулся собственной шутке.
Орсатти толчком открыл дверь на чердак, а Перри Поуп включил свет. Первое, что они увидели, были два белых, бешено носившихся по полу хомячка.
– Господи, да у меня завелись крысы! – испугался адвокат.
Но Орсатти не слушал – он обводил взглядом помещение. В центре чердака стоял складной стул. На нем пакет с сандвичами и пара открытых банок пива. Рядом на полу лежал бинокль.
Орсатти подошел и поочередно взял и рассмотрел каждый из предметов. Потом опустился на колени на пыльный пол и сдвинул маленький деревянный кружок, скрывавший просверленную в потолке дыру. Приложил к отверстию глаз и ясно увидел стоявший прямо под ним карточный стол. Ошарашенный Перри Поуп стоял рядом.
– Кто, черт побери, притащил сюда все это барахло? Душу вытрясу из Андре!
Орсатти не спеша поднялся и отряхнул пыль с брюк.
Взгляд Перри Поупа упал на пол.
– Негодные рабочие! Приходили сегодня чинить кондиционер и проделали в потолке дыру.
Он наклонился, заглянул в отверстие и внезапно посерел. Распрямившись, дико посмотрел на окружавших его мужчин:
– Эй, вы же не подозреваете, что я… Господа, что вы на меня так уставились? У меня и в мыслях не было обманывать вас – вы же мои друзья! – Сунув в рот палец, он начал неистово грызть костяшку.
– Можешь не беспокоиться на этот счет, – выдавил Орсатти, похлопав его по руке.
Адвокат вынул палец изо рта и увидел, что прокусил его до крови.
14
– Что ж, Трейси, двоих как не бывало, – хохотнула Эрнестина Литтлчеп. – В народе говорят, что твой любимый адвокат больше не сможет выступать в суде – угодил в серьезную аварию.
Они пили кофе с молоком и beignets в маленьком уличном кафе на Ройал-стрит.
Эрнестина громко хихикнула:
– А ты девчонка с мозгами. Хочешь, возьму тебя в дело?
– Спасибо, Эрнестина, у меня другие планы.
– Кто следующий? – оживилась чернокожая.
– Судья Генри Лоуренс.
Генри Лоуренс начал свою карьеру провинциальным юристом в небольшом городке Луисвилле в штате Луизиана. Лишенный дарования к юриспруденции, он обладал двумя важными качествами: внушительной внешностью и беспринципностью. Согласно его философии закон был дышлом, которым следовало вертеть в угоду клиенту. Неудивительно, что при таком образе мыслей Генри Лоуренс, перебравшись в Новый Орлеан, быстро обзавелся соответствующей клиентурой. Начал с мелких нарушений и дорожных инцидентов и кончил тяжкими преступлениями, вплоть до покушений на убийство. И к тому времени, как попал в лигу тяжеловесов, вполне овладел искусством подкупа присяжных, дискредитации свидетелей и вручения взяток любому, кто мог принести пользу в процессе. Другими словами, Лоуренс представлял собой такой же тип, что и Орсатти, и рано или поздно их дорожки должны были неизбежно пересечься. Брак был заключен на небесах мафии. Лоуренс был выразителем интересов семьи Орсатти, и тот, когда настало время, посадил его в судейское кресло.
– Не представляю, как тебе удастся прищучить судью, – покачала головой Эрнестина. – Он богат, влиятелен и неприкасаем.
– Богат – да, влиятелен – да. А вот неприкасаем – нет, – возразила Трейси.
Она разработала план, но, позвонив в кабинет судьи, сразу поняла, что придется менять его.
– Будьте любезны, я хотела бы поговорить с судьей Лоуренсом.
– Извините, судьи Лоуренса нет на месте, – ответила секретарь.
– А когда он будет? – спросила Трейси.
– Не могу сказать.
– Это очень важно. Я застану его завтра утром?
– Нет, он уехал из города.
– А нельзя ли позвонить ему куда-нибудь в другое место?
– Боюсь, это невозможно. Его честь находится в другой стране.
– А могу я спросить, в какой? – Трейси изо всех сил старалась скрыть разочарование.
– Его честь сейчас в Европе на международном юридическом симпозиуме.
– Какая досада!
– Кто его спрашивает?
Трейси лихорадочно думала.
– Я – Элизабет Ловейн Дастин, председатель южного отделения Американской ассоциации судей. На девятнадцатое число этого месяца мы назначили обед, во время которого произойдет вручение наград. Судью Лоуренса выбрали человеком года.
– Очень мило, – заметила секретарь. – Однако боюсь, что его честь к этому времени не успеет вернуться.
– Жаль. Мы все надеялись услышать одну из его знаменитых речей. Судью Лоуренса единодушно поддержали все члены нашего отборочного комитета.
– Он огорчится, что не сможет присутствовать.
– Еще бы! Вы же понимаете, какая это честь. Только самые выдающиеся судьи нашей страны удостаивались подобного выбора. Слушайте, у меня возникла идея: как вы думаете, не напечатает ли судья краткую благодарственную речь – несколько слов, не больше?
– Право, не знаю, у него очень загруженное расписание.
– Будет много журналистов общенациональных телеканалов и крупнейших газет.
Наступила пауза. Секретарь судьи прекрасно знала, как любил его честь, когда о нем упоминали средства массовой информации. Насколько она могла судить, теперешняя поездка Генри Лоуренса была посвящена именно этой цели.
– Я спрошу, – пообещала она. – Может быть, он найдет время записать для вас несколько слов.
– Было бы замечательно, – подхватила Трейси. – Это придало бы атмосферу всему вечеру.
– Вы хотели бы, чтобы он высказался по какому-то конкретному поводу?
– Само собой. Нам хотелось бы… – Трейси замялась. – О, это довольно сложно. Лучше бы мне объяснить ему напрямую.
Последовало недолгое молчание. Перед секретаршей возникла дилемма. Ей было приказано никому не выдавать расписание патрона. Но с другой стороны, ему не понравится, если по ее вине он лишится такой престижной награды.
– Мне в самом деле не велено предоставлять какую-либо информацию, но, полагаю, его честь не станет возражать, если я сделаю исключение ради такого важного случая. Вы найдете его в Москве, в гостинице «Россия». Он проведет там еще пять дней, а потом…
– Прекрасно! Я свяжусь с ним немедленно. Спасибо!
– Благодарю вас, мисс Дастин.
Телеграммы были отправлены судье Генри Лоуренсу в Москву, в гостиницу «Россия».
«Информируем, что следующая встреча комитета судебного права назначена. Сообщите удобную дату согласно своему расписанию и договоренности.
Борис».
«Самолет сестры опоздал. Планы нарушены, но пассажиры прибыли. Утеряны паспорт и деньги. Сегодня вашу сестру поместят на время в первоклассный швейцарский отель. Не беспокойтесь, счет оплатите позже.
Борис».
«Теперь вашей сестре необходимо как можно скорее получить временный документ. Передам информацию, как только смогу. О новом паспорте узнаю в русском консульстве. Отправлю на корабле.
Борис».
НКВД не дремал и дожидался новых телеграмм, но поскольку они не поступили, Лоуренса арестовали.
Допрос длился десять дней и ночей.
– Кому вы передавали информацию?
– Какую информацию? Не понимаю, о чем вы говорите.
– Говорим о тех самых планах.
– Каких таких планах?
– Чертежах новой советской подводной лодки.
– Вы, должно быть, сошли с ума! Что я могу знать о новых советских подводных лодках?
– Вот это мы и намерены выяснить. С кем вы имели тайные встречи?
– Какие тайные встречи? У меня нет никаких тайн.
– Отлично, тогда расскажите нам, кто такой Борис?
– Борис – это кто?
– Борис – это тот человек, который переводил деньги на ваш швейцарский счет.
– На мой швейцарский счет?!
На него разозлились.
– Упрямый дурак! – сказали Лоуренсу. – Мы выведем вас на чистую воду. Вас и других американских шпионов, которые подрывают мощь нашей великой родины.
К тому моменту, когда к арестованному допустили американского посла, судья Генри Лоуренс потерял пятнадцать фунтов. Он не мог припомнить, когда тюремщики в последний раз разрешили ему поспать, и превратился в дрожащее подобие человека.
– Почему они так поступили со мной? – прохрипел он. – Я американский гражданин. Судья! Ради Бога, вытащите меня отсюда!
– Я делаю все, что могу, – заверил его посол, пораженный видом Лоуренса. Две недели назад он встречал судью и других членов комитета судебного права. Тот Генри Лоуренс ничуть не походил на этого забитого, съежившегося от страха человека.
«Что русские имеют против него? – недоумевал посол. – Судья Лоуренс такой же шпион, как я. – Посол криво усмехнулся и оборвал себя: – Мог бы придумать пример получше».
Он потребовал встречи с Президентом Политбюро и, когда ему в этом отказали, добился аудиенции у одного из министров.
– Я заявляю официальный протест! – сердито начал посол. – Поведение вашей страны в отношении судьи Лоуренса не имеет никаких оправданий. Человека его положения смешно называть шпионом!
– Вы все сказали? – холодно осведомился министр. – В таком случае взгляните вот на это. – Он подал послу копии телеграмм.
Посол прочитал текст и удивленно поднял глаза.
– Что в них такого? Они вполне невинны.
– Вы так считаете? Тогда извольте ознакомиться с этим. – Министр протянул послу расшифрованный вариант телеграмм. В тексте было подчеркнуто каждое четвертое слово:
«Информируем, что следующая встреча комитета судебного права назначена. Сообщите удобную дату согласно своему расписанию и договоренности.
Самолет сестры опоздал. Планы нарушены, но пассажиры прибыли. Утеряны паспорт и деньги. Сегодня вашу сестру поместят на время в первоклассный швейцарский отель. Не беспокойтесь, счет оплатите позже.
Теперь вашей сестре необходимо как можно скорее получить временный документ. Передам информацию, как только смогу. О новом паспорте узнаю в русском консульстве. Отправлю на корабле».
«Черт меня побери!» – подумал посол.
Журналистов и публику на процесс не допустили. Осужденный упорно отпирался, утверждая, что прибыл в СССР не в целях шпионажа. Суд обещал снисхождение, если он назовет своих боссов. Генри Лоуренс заложил бы душу, только бы что-нибудь сказать, но он никого не знал.
После суда в «Правде» появилась короткая заметка о том, что разоблачен известный американский шпион. Осужден на четырнадцать лет и отправлен в Сибирь в трудовой исправительный лагерь.
Дело судьи Лоуренса поставило в тупик американские разведывательные круги. В кулуарах ЦРУ, ФБР, Секретной службы и министерства финансов носились разные слухи.
– Он не из наших, – говорили в ЦРУ. – Наверное, из финансов.
В министерстве финансов отрицали всякую причастность к делу судьи Генри Лоуренса.
– Этот тип не из нашей конторы. Не иначе долбаное ФБР опять сует свой нос на чужую территорию.
– Никогда о таком не слыхивали, – открещивались в ФБР. – Поинтересуйтесь в администрации и разведывательном управлении.
В разведывательном управлении тоже пребывали в полном неведении и откликнулись коротко:
– Без комментариев.
Каждая служба не сомневалась, что судью Лоуренса забросили в СССР другие.
– Остается восхищаться его упорством, – заметил директор ЦРУ. – Крепкий парень. Ни в чем не признался и не назвал имен. Скажу откровенно, побольше бы нам таких.
* * *
В последнее время у Энтони Орсатти все как-то не клеилось, хотя он сам не понимал почему. Впервые в жизни удача отвернулась от капо. Началось с предательства Джо Романо, затем Перри Поуп, а теперь сгинул судья Генри Лоуренс – впутался в какое-то идиотское шпионское дело. Все эти люди были необходимыми винтиками, благодаря которым крутилась машина семьи Орсатти. На этих людей он мог положиться.
Романо был словно чека в колесе, и Орсатти никак не удавалось подобрать другого человека на его место. Делами управляли кое-как, и вскоре посыпались жалобы от тех, кто раньше никогда не осмелился бы жаловаться. Стали поговаривать, что Тони Орсатти стареет, не в состоянии приструнить людей и его организация рассыпается.
Последней каплей стал звонок из Нью-Джерси.
– Тони, мы слышали, что у тебя неприятности. Хотим помочь тебе выпутаться.
– Никаких неприятностей! – ощетинился Орсатти. – Была парочка проблем, но с ними я без вас разобрался.
– У нас другие сведения, Тони. Поговаривают, будто твой город маленько спятил, потому что его никто не контролирует.
– Я его контролирую!
– Может, он тебе не по зубам? Может, ты перетрудился и тебе пора на покой?
– Это мой город! Его у меня никому не отобрать!
– Ай-ай-ай, Тони! Разве речь о том, чтобы что-то у тебя отбирать? Мы просто хотим помочь. Семьи на востоке собирались на совет и решили подать тебе руку помощи – послать несколько человек. Что тут плохого? Ведь мы старинные друзья!
Энтони Орсатти прошиб озноб. Плохо было то, что рука помощи станет подгребать под себя все больше и больше. И этот снежный ком ему не остановить.
На обед Эрнестина задумала сварить суп из стручков бамии с креветками, и он кипел на медленном огне, пока они с Трейси ждали Эла. Сентябрьская волна жары допекла всех, и как только Эл появился в маленькой квартирке, Эрнестина не выдержала:
– Где, черт побери, тебя носило? Суп давно кипит, и я вместе с ним!
Но радужное настроение Эла не удалось испортить.
– Разнюхивал, где и что. И ты послушай, женщина, что я нарыл! – Он повернулся к Трейси. – Судачат, будто кое-кто решил наложить лапу на собственность Энтони Орсатти. Семья из Нью-Джерси хочет отстранить его от дел. – Эл широко улыбнулся. – Ты все-таки достала этого козла! – Он заглянул Трейси в глаза, и его улыбка угасла. – Ну как, счастлива?
«Счастлива? – подумала Трейси. – Какое странное слово». Она успела забыть его значение. Интересно, сможет ли она когда-нибудь снова испытать счастье, обычные человеческие чувства? Долгое время все мысли Трейси подчинялись одному: как отомстить за то, что сделали с ее матерью и с ней. И теперь, когда расплата почти свершилась, внутри осталась одна пустота.
На следующее утро Трейси зашла в цветочный магазин.
– Я хочу послать цветы Энтони Орсатти. Похоронный венок из белых гвоздик на каркасе с широкой лентой. На ленте пусть будут слова: «Покойся с миром». – Она подписала карточку: «От дочери Дорис Уитни».