Глава 15

Ефрейтор Карасёв с силой бросил телефон о землю. Экран пошёл трещинами, но корпус выдержал.

– Почему? Ну почему? – В его голосе звучала обида. Телефонный разговор с женой вывел Олега из равновесия. – Она что, не понимает? – задавал он сам себе вопросы, на которые силился найти ответы и не находил. – Я же могу, могу в любой день не вернуться!

В свои тридцать четыре старший снайпер ефрейтор Олег Сергеевич Карасёв повидал многое. Полтора года в Чечне, до этого три года «таджички» (службы в Таджикистане). И то, что теперь каждый выход мог стать последним, понимал не хуже Ефимова. Но вот принять логику жены Людмилы не мог. А ведь она, живя в общежитии части, была прекрасно осведомлена о его работе (о почти десятке «двухсотых» не знал разве что ленивый).

«А она меня пилит, пилит, пилит. И ладно бы было за что, а то сама напридумала и сама поверила! А если бы я даже и был виноват перед ней в чем-то, и что? Подожди ты, вернусь домой, тогда и пили! Мне же надо ещё вернуться. Неужели она этого не понимает? Смерть рядом. Один взмах косой. А может… Может, ей как раз это и нужно? Возможно, она меня давно не любит, я ей так, – на лице появилась горькая улыбка, – добытчик. Хотя какой из меня добытчик? – Его улыбка стала ещё горше: за последние годы инфляция сожрала всю былую прибавку. – Чёрт бы побрал эту Украину с её нациками! Заварили кашу! – Мысли ефрейтора перескочили было на другое, но тут же вернулись к состоявшемуся разговору: – Неужели нельзя меня не ругать, хотя бы пока я нахожусь в командировке? – Комок подступил к горлу. Олег провёл по лицу рукой, будто смахивая невидимую пыль. – Вот приеду, тогда пусть ругает сколько влезет. Лишь бы приехать». – Перед глазами мысленно промелькнули лица детей, стало тяжело дышать. Почувствовав, как наворачиваются слёзы, ефрейтор подставил лицо налетающему ветру. Попытавшись отвлечься, вспомнил, что не уложил в рюкзак маслёнку, – не забыть бы, – сделал в памяти отметку, пнул подвернувшийся под ноги камешек, постоял, поднял лежащий на земле телефон, одну за другой нажал несколько кнопок – прибор связи оказался исправен, морщинистая сетка трещин, покрывшая экран, не в счёт. Подумав, сунул телефон в карман. «Разведусь! – наконец решил он. – Приеду и разведусь! Теперь точно. Надоело, сколько можно? – вспомнив мелочные придирки жены, постарался вызвать в себе злость, вместо этого в груди растеклась боль. – Столько лет вместе… плевать… А дети? Как же дети? Они поймут, не маленькие, – попробовал сам себя убедить в их «взрослости» и понял – не получилось. – Всё равно разведусь. Дети подрастут, и разведусь…» – Он не заметил, как ноги сами принесли его в лагерь. Одного взгляда хватило, чтобы понять: идут сборы.

– Олег, – окликнули его сразу же, – на нас БР пришло.

– Понял. – Он даже не удивился. Боевые выходы следовали один за другим, с редкими днями отдыха. Пока им невероятно везло – все в группе оставались целы.

– Собираемся.

– Понял я, понял, – заверил Карасёв и даже слегка обрадовался предстоящему выходу – он позволял на время забыть домашние неурядицы. «А если даже и убьют, плевать!» – Ефрейтор полностью погрузился во всеобщую суету.

Незадолго до командировки от Семёна Ларина ушла жена. После глупой ссоры просто собрала вещи, взяла ребёнка и смылась – уехала к матери. «Ну и бог с ней!» – решил он, с беззаботностью одинокого мачо поплыв по волнам холостяцкой жизни. Но чем больше проходило времени, чем дольше длилось расставание, тем сильнее скучал он и по своей Надежде, и по пятимесячному сыну. И ведь поссорились из-за сущей ерунды, безделицы, не стоящей и выеденного яйца. Иногда, особенно по вечерам накануне выходов, Семёну становилось тоскливо, хотелось не то чтобы поговорить, хотя бы услышать её голос, узнать, как дела, как сын. Сегодня он понял, что дольше не выдержит. Его гордыня, уже давно дав трещину, окончательно лопнула, разлетевшись на мелкие осколки.

«А что, если она не захочет разговаривать? Пошлёт меня к чёрту? И пусть… всё равно позвоню», – достал телефон, всё ещё мешкая, нажал кнопку вызова. Она ответила, будто телефон лежал у неё в руках. Возможно, так и было.

– Сеня, я так рада! – донеслось вместо приветствия.

– Наденька, привет! – Он не нашёлся, чтобы сказать что-то ещё.

– Я люблю тебя, Сенечка, я так скучала, я так ждала твоего звонка, родной мой! – Этот поток нежности, обрушившийся на него целым каскадом слов, выбил Ларина из колеи, заставил забыть всё, что он собирался ей сказать. Слова оправдания и примирения вылетели у него из головы, стали вдруг ненужными, глупыми и неуклюжими.

– И я люблю тебя… – только и произнёс он.

А она всё говорила и говорила, рассказывала о себе, о сыне. Её голос лился успокаивающим и ласковым ручейком. Семёну стало так хорошо, что на глазах навернулись слёзы.

– А почему ты не позвонила? – получасом позже задал он вдруг вертевшийся на языке вопрос.

– Я боялась, – честно созналась она. – Боялась, что ты не захочешь со мной разговаривать, что ты меня не простишь.

– Дурочка ты моя! – ласково проворковал он. – Я сам каждый день порывался тебе позвонить, но боялся того же, чего и ты. Как хорошо, что я позвонил. – На душе у него было радостно. – Жаль, что Олежка спит, – назвал он сына по имени, – а то бы я и с ним поговорил.

– Он ещё не умеет, но пыхтит и канючит! – Она засмеялась задорно, весело. Разговор продолжался, и будущее казалось светлым и безоблачным.