Глава 7
СЛИЯНИЕ ДУШ
Эльф стоял неподвижно посередине просторной гостиной. Ему не хватало чего-то большого, значительного, привычного — ритуала посвящения с мечом, каких-то особых, возможно, выспренних слов; но этот мир подразумевал упрощение. Простоту.
В тех вопросах, в которых его соплеменники никогда не были просты.
Орк тем временем уже кипел, сновал, колготился — привычно делал одновременно тысячу дел в бешеном ритме этого странного мира.
— Телефон есть уже? — вопросил Котов от стеллажа в дальнем углу. — Тут без него никак.
— Нет. Я читать пока не умею, — усмехнулся эльф. — Так. Отдельные слова. Т-р-у-с-ы.
— С правильной лексики начал, — мурлыкал Котик. — Давай-ка… вот, модель не распоследняя, но тебе пока сойдет. Я поискал бы… может, вообще кнопочный…
Эльф пропускал суету мимо ушей. Подошел к паре африканских масок и замер перед ними.
— Значит, магия в этом мире все же есть.
— А, это. Это так, р-развлечение для тур-ристов… Ремесленники делают же.
Тайтингиль поднял брови.
— Да-а? — тормознул Котик свою бурную деятельность.
— Ну вот эта пуста. — Эльф указал на ту, что висела слева. — А вот в этой, правой, скрыт демон, из мелких. Досаждал… селению. Да. Селению. Заточили и продали, чтобы иноземцы увезли подальше. И вот он тут висит у тебя.
— В-выпустишь? — чуть заикаясь спросил Котик. — Что-то мне не понравилось то, что ты сказал…
— Мелкий демон. — Эльф пожал плечом. — Скисшее молоко, нежелательные насекомые, спутанные волосы у детей и животных. Тебе такое надо дома? Но то, что нашлись умельцы, которые его опознали, сделали для него ловушку и заточили, говорит мне…
— …что в нашем мире есть магия. Вот. Это мой старый номер. Один из. Я этим мало пользовался. И прррежний телефон. Живой вполне. Но-о-о… если позвонит женщина, любая, говори: я не Котик, я его начальник. Договорррились?
Тайтингиль усмехнулся. Иронично бросил:
— И правда, прижился.
— Тошнит тебя от этого, светлейший?
Эльф отвернулся к окну. Помолчал. Потом прошептал:
— Подташнивает…
— Р-раскажи. — Орк уже был рядом, и рядом уже было подставленное кресло и столик с коньяком, сыром, виноградом, клубникой, тонкими листочками каких-то крекеров. — Что ты собираешься делать?
— Что рассказывать… я шел в мыслях об осознании пути. В желании пресечь удел небытия для эльфов. В поисках ключа от новой жизни, мечтая о рождении детей после веков упадка, — чуть горько говорил Тайтингиль. — Но я вижу отравленную воду и людей, живущих в хаосе. В… блуде. В заблуждениях, взаимном вреде. Потерявших самих себя. Если у них и есть ключ — отыскать его будет сложно. А взять для эльфов еще сложнее.
— Думаешь, этот ключ найдется за звездами? В космосе? А как ты планир-руешь отправиться в космос? Самолет… самолет для начала. Посмотреть на Землю… на Эалу сверху. Мм?
— Можно самолет, Алина рассказывала.
— Алина… — Котов поболтал в стаканчике с яблочным соком лед. — Алинка. Я никак не подошел на р-роль папика. А Ирма, Тайтингиль? Мм?
Эльф посмотрел.
— Я понял, по-о-онял… не мое дело. Да?
Витязь все еще удерживал взгляд на выразительном лице орка. Наконец разлепил губы жесткого, похожего на шрам рта.
— Как странно, что все мы собираемся подле этой женщины. Обычной женщины… как странно. Ирма сразу помогла мне встретиться с двергами, последними в роду Чернобородов, которые тоже искали убежища в этой складке Эалы. И с тобой. Видно, через нее мне и… — Эльф осекся.
— Что?
— Позже, орк.
— Оррруженосец же, — искательно проворчал Котик. — Должен быть в курррсе. Вот. — И взял в руки айфон, отданный витязю. — Иррма, Ирррмочка, ты же не волнуешься? А, совещание? Хорррошо. Этот номер отдаю Тай…тингилю. Да-да-да, живы-здоровы, поговорили. Ну поговор-рили, ну-у… Все живы, не беспокойся. Да-да, отвезу я. Отвезу.
Скользнул пальцем по экрану.
— Куда, эльф?
— К Беспрозванному. На Красные Ворота.
Орк замер. Потом улыбнулся:
— Быстр-ро учишься. Мне Лев Абрамович шить отказался, но не очень-то и хотелось.
Погода портилась — час назад казалось, что это не май, а душный июль, а теперь из редких туч капали тяжелые дождинки, обещая немного прополоскать столицу. Изя с готовностью впустил эльфа и весьма привередливо осмотрел орка, поигрывающего ключами от авто, сверкающего стеклами новых очков, мусолящего в руке дорогущий айфон.
Орка оставили на диване с двумя белошвейками, тощими, почти одинаковыми девицами — в московской квартирке наверху, на диванчике, обтянутом руколепным покрывалом пэчворк. Сара, поднявшись сюда ненадолго, издалека пульнула в него чашкой чаю и древней сахарницей синего хрусталя с металлическим ободком и двумя сильно обкрошенными кубиками рафинада на дне. Котик заглянул в чашку, проворчал: «Писи сиротки Хаси», обворожительно улыбнулся и через пятнадцать минут был лучшим другом белошвеек.
Сара удалилась молча, непреклонно покачивая тухесом.
Тайтингиль на час спустился в нижнее помещение, обсуждая со Львом Абрамовичем послание и новости, полученные с утра. Ненадолго вернулся наверх:
— Оруженосец, ты хорошо знаешь этот город?
Обе девы подпрыгнули от такого титула и защебетали затем втройне приветливее, нашивая вензеля Беспрозванного на готовые вещи.
Обсудив требуемое, витязь прошел мимо Котика, коротко сказав:
— Теперь к Ирме.
Оставив чашку и послав девам пламенно-обволакивающие взгляды, Котик рванул следом. Обогнал у машины, открыл дверь.
Алинка была уже дома. С ней на кухне сидел Макс; в духовке запекалась цельная индюшка, и ароматы витали по всему дому.
Увидав пришедших, Алинка помчалась к двери — коротюсенькая майка, яркие шортики, белые волосы до талии — и с ходу напрыгнула на Котова.
— Котик, привет, привет, Котик, какой ты черномазый, как папуас! Ма звонила, ты Тая… Тайтингиля привез ведь? Как он тебе, эльф наш?
Котов ворчал и мурлыкал, отлепляя и обнимая девочку одновременно, одновррременно. Витязь улыбнулся, дернул углом рта, похожего на шрам. Орк отчего-то уставился на узкие ступни эльфа, который сразу сбросил и туфли и носки, и прошел в дом босиком.
— Да, он чудной, с приветами, но клевый же, — уверенно сообщила Алинка. — Поужинаешь? Уже время подходит, когда и Тайтингиль питаться начинает. Тем более хорошим мясом. Птицей.
В квартире стояла некоторая суета — двое рабочих закончили заниматься душевой кабиной и выносили остатки старой. Котик тут же включился в процесс вместо Макса, который доселе исполнял роль старшего мужчины в доме. Алинка хлопала духовкой, рабочие объясняли, как невыносимо трудно было сделать замену панелей, Котов остро поглядывал на эльфа, который, сбросив жилет, сидел на подоконнике с ногами, поглаживая кота Пикселя, и смотрел на задернутую дождем Москву.
Пришел посыльный от Беспрозванного — принес еще пакеты с вешалками. Алинка забежала наверх, развесила, разложила обновки в шкафу в гостевой спальне. Там же висела и собственная одежда Тайтингиля; лежали кольчуга, плащ. И стоял в самом углу длинный меч в причудливых легких ножнах.
Девочка протянула руку — потрогать, но Тайтингиль шевельнул бровью, и все стало понято без слов. Воинское — под запретом. Ей, девчонке, да и вообще. Слишком серьезно. Слишком опасно. Слишком.
— А это… можно? — Алинка тронула плащ пальцами.
Эльф кивнул.
Девушка накинула плащ на себя и с гиканьем понеслась вниз.
Котик замер, как окаменевший, и некоторое время не сводил взгляда с коричневой плотной парчи, шитой золотыми цветами.
И довольно быстро попрощался, убедившись, что эльф понял тайну пользования телефоном и правила набора номера, записанного в телефонной книжке айфона как Azar.
Ирма принесла из машины трость, сработанную двергами для эльфа, и, судя по всему, пребывала в умонастроении весьма сложном. Она была вежлива, отчуждена, суха и держалась на изрядной дистанции от всех.
Тайтингиль поглядывал с интересом.
— Ма, мы не собираемся же сразу рожать и все такое, — щебетала Алинка. — У Макса бабулька вредная, квартира ее. Она сказала, что переедет в комнату Макса к предкам и уступит квартирку, только когда Макс женится. Ну вот. Женимся, год играем в сладкую парочку, и свобода. Макс с квартирой. Всем хорошо. Мне не жалко. Мм? И да, да, только после того, как поступлю.
— Ох, еще и поступление, Алина… ты понимаешь, сколько денег надо — на все?
Тверденький кулачок стукнул в стол.
— Мам! Сама поступлю!
— Сама… ладно.
— Ты покладистая такая, мам!
— Да. Сколько денег на свадьбу надо?
— Ну… ну, полляма, Максик? Твои сколько дадут?
— Я не говорил еще. Пусть будет сюрприз. Я вот тут, Ирма Викторовна, и, э-э-э, Тайтингиль, прошу руки Алинки. Дадите?
Эльф молчал, спокойно занимаясь кусками сочной индейки на своей тарелке, Ирма отделывалась неопределенными фразами.
Поев, загрузив посудомойку, Алинка и Макс отправились куда-то покататься на машине.
Ирма ушла в свою комнату.
Эльф усмехнулся и снова оккупировал подоконник с азбукой и планшетом.
Ирма сдалась спустя полтора часа, когда Алинка позвонила и сказала, что переночует у Наташи.
Пришла к подоконнику в туго перепоясанном пеньюаре бежевого цвета, отделанном кружевами. Села в кресло напротив эльфа. В руке в невысоком стаканчике позванивал лед, умягчая вкус виски.
— Итак… то тебе Котик так нехорош, что ты готов убить за то, что я тебе принесла его халат. То он так хорош, что ты запросто уезжаешь с ним, берешь его айфон. То ты из другого мира, то ты знаком с Котовым вплоть до дружеского мордобоя. Поясни. А то и впрямь окажется, что ты не Тайтингиль. А Игорь Приходько.
— Я знал Азара в ином теле и в ином мире. Мы были непримиримыми врагами, но однажды он спас мне жизнь.
Ирма собралась что-то сказать еще — что-то ироничное, хлещущее; она не любила чего-либо не понимать или чувствовать себя одураченной. Но эльф гибко спрыгнул с подоконника, секунда — и он был рядом, еще секунда — и Ирма на его руках, обхватив стройную мощную шею, отдается поцелую; эльф беззвучно взбежал к себе на второй ярус квартиры, обнимая женщину, обвивая ее руками и не отпуская губами губ.
Ирму затрясло; повело по телу — горячим, горячим…
Эльф целовал глубоко, забирая губы, язык Ирмы; просто целовал. У кровати Ирма вцепилась в пуговицы его сорочки и, почти разрывая, стащила ее с широких плеч. Провела пальцами по едва видному шраму, белой ниткой пересекающему плечо и почти половину груди, достигающему соска. Тайтингиль безошибочно дернул за поясок, и пеньюар разлетелся, открыв тонкую короткую сорочку. Эльф коротко застонал. Ирма присела на корточки, расстегнула льняные брюки и освободила длинные ноги мужчины; но эльф, почти бросив ее на кровать, вдруг прошептал прямо в ее губы:
— Ш-ш-ш.
— Что, ну что-о?
— Это время, — витязь дышал так, что Ирма видела и ощущала могучие движения широкой груди, — время, которое я смогу быть с тобой… ты проживешь его по моим правилам.
— Это как?
— Я подскажу, когда придет пора… я в твоем мире, и я твой гость. Но если я буду твоим мужчиной — определенные решения останутся за мной.
— И первое же неповиновение с моей стороны…
— Я просто не могу иначе, — в самые губы сказал эльф. — Я не человек. Я просто не могу. Иначе. Не живу по-другому. Понимаешь?
Если Ирма что-то не выносила почти так же, как и предательство, — так это когда ей ставили ультиматумы. Сердце ее заколотилось, заметалось в поисках выхода из ситуации. Вот мужчина, вот его серые, причудливо меняющие цвет глаза, вот его тело… архангел, который, как ей казалось, теперь ее воздух, ее судьба, сама жизнь. И вот его слова. Разве нельзя получить счастье как-то попроще?
— Я бы хотела точнее узнать, что потребуется, — осторожно сказала она. — Ты… не мог бы… больше рассказать о себе? И особенно о твоих правилах?
Эльф выдохнул и на секунду упал лбом на грудь Ирмы. Затем встал — трусы, злополучные трусы из тонкого трикотажа, которые она так вдохновенно подбирала ему, облегали тугие ягодицы, пах. Очень выразительный пах. Великолепный…
В животе Ирмы снова заныло.
— Н-ну вернись же…
— Ирма.
— Н-ну?
— Я не человек.
— Да объясни же! — взвизгнула женщина. — Ты сказал, ты — да… год… и вот… и… я никогда не волочилась за мужиками, у меня нет с ними проблем! Что происходит? Тайтингиль!
— За мужиками, — потерянно сказал эльф. — Ирма… прости меня.
— Нет, погоди. — Ирма метнулась к подоконнику. — Ты хочешь меня? Обрати внимание, к черту любовь; я спрашиваю про то, что проще. Ты — меня — хочешь?
— Хочу, — сказал мужчина. Острые уши его вырисовывались на фоне серого московского неба, подсвеченного снизу сполохами большого города. Волосы блистали золотым огнем.
— Так в чем проблема, ну в чем? — Ирма чуть не рыдала.
— Я… рискнул… поставить одно условие. — Тайтингиль говорил медленно, подбирая слова. — Чтобы… пока я с тобой… ты приняла мои определенные правила. Я не смогу считать себя… мужиком… венчающим ряд предшественников. С которыми у тебя не было проблем.
Ирма отшатнулась.
— Ты…
— Ты не скрывала же этого… и не скрываешь. Поэтому я… попросил.
— Ты что же, — медленно сказала женщина, — ты считаешь, что я смогу с кем-то путаться, когда ты… когда я… когда я сказала тебе у Беспрозванных…
— Я слышал, что и как говорили Алина и Макс за ужином, — медленно сказал Тайтингиль. — Они были готовы даже назвать друг друга мужем и женой, не придавая этому никакого значения. Я молчал. Но я слушал. Они в близости, но не будут думать о ребенке. Разве такое бывает? Если я… то я непременно буду. Ты не понимаешь, наверное… Я пришел оттуда, где мои соплеменники жили вечно, но долгие века не рождали детей. И так говорить при возможности зачать ребенка, как это делаете вы, люди… даже не говорить — делать так… Я не могу, правда.
— Ох-х… — Ирма, надежно защищенная гормональной спиралью, тем не менее всегда выдавала любовникам презервативы… а в случае отказа — вышибала их в единый миг. Она вела. Всегда вела в отношениях. И…
Споткнулась о взгляд эльфа. Жестко споткнулась, как об острый камень на дороге.
— Ты… — Ирма облизала губы, — о боже!
— Мне кажется, — так же осторожно, словно обходя рассыпанные на дороге острейшие осколки чьих-то надежд, сказал витязь, — мне кажется, нам нужно еще немного времени. Ирма. Говорить. Для начала.
У Ирмы было ощущение, что она стоит на краю пропасти. С чего? Почему? Что, собственно, меняется? Что так уж сильно может измениться?
Архангел!
Бороться, не отпускать. Она представляла себе борьбу с каким-то внешним миром; а борьба предстояла внутри ее самой. Для начала — смириться. И сказать — да, пока мы будем вместе, я буду слушать тебя. Я буду.
Слушаться.
Дотошно выяснить для начала все его эти правила. До того как. Обдумать их. Систематизировать, законспектировать…
Ирма тряхнула головой.
— Тайтингиль… я готова. На все. Я буду слушаться тебя всегда, когда ты напомнишь мне о твоих правилах. О том, что ты не человек. Я даю тебе обещание. Принять… все.
Внутри что-то сладко оборвалось. Будто давно подвешенная на нитке тяжесть вдруг перетерла упругий шелк и освободила часть души, выпрямившуюся живой веткой.
Эльф был рядом — во рту, внутри тела, внутри и вовне; Ирма, позабывшая о правилах и ритуалах плотских игр, самозабвенно кричала, извивалась, почти теряла сознание. Это был простой секс, простой, но настолько глубокий и чувственный, какой, пожалуй, могут представить себе только шестнадцатилетние девушки, осваивая первые ласки, подсунув при этом книгу стихов о вечности и смерти под подушку. Это не было похоже ни на что, доселе пережитое опытной и взрослой Ирмой.
Это было единение слитых душ — романтическая глупость, о которой он говорил в самом начале, это было оно, без чего не мог этот всамделишный, чудной, прекрасный, дивный эльф.
И не могла теперь она.
Ирма уснула в его руках, взорвавшись бесчисленное количество раз, мокрая ото лба до самых кончиков ног; опустошенная и наполненная — телесно. И еще как-то иначе.
Тайтингиль держал ее в объятиях и дышал в шею, не в силах уснуть — витязь на поле битвы, муж на ложе девы, гость в лоне этого мира. Сердце его колотилось в ее мягкую грудь и никак не могло утишить бег.
И он ни на минуту не выпустил ее — вплоть до звонка ее айфона, вплоть до сигнала будильника, который — эльф уже знал — являл тут собой подобие грома небесного.
Ирма дернулась и замерла в сильных руках.
— Черт бы подрал работу, — прошептала она в губы эльфа, встретившие ее дыхание. — Черт бы ее…
— Тшш. Для тебя это важно, — ответил едва слышно Тайтингиль, — а потому — вставай.
Ирма прислушалась к ощущениям тела. Глянула на циферблат часов.
— Я… я правда… я должна…
— Знаю.
— А… а что будешь делать ты? Ты будешь заниматься азбукой?
Тайтингиль улыбнулся ровному шуму дождя за окном.
— У меня тоже теперь есть дела в твоем мире. Есть… оруженосец. Не беспокойся обо мне.
— Оруженосец?
— Да, — задумчиво сказал эльф. — Хотя это странно. Я очень давно не брал оруженосца.
— Тайтингиль… — Ирму затрясло, — сколько… тебе лет?
— Если годы здесь и в моей Эале одинаковы, то одиннадцать тысяч пятьсот шестьдесят три.
— Что?
— Полагается, что эльфы бессмертны, — произнес Тайтингиль, — но у меня свое мнение на этот счет, Ирма. Свое.
— Мне надо умыться, — пролепетала женщина и юркнула в свой бежевый шелковый халатик. — Ты придешь? Ах, ты же не завтракаешь.
Эльф неспешно, очень неспешно оделся, спустился в кухню.
Алинки не было — в квартире тишина; Ирма сидела за столом с баночкой натурального йогурта и чашечкой кофе из кофеварки.
Напряженная, потерянная, странная. Уже в деловом костюме, подкрашенная, причесанная.
— Что ты? — Тайтингиль положил ладонь на руку женщине.
Ирма вздрогнула.
— Т-ты… я…
— Расскажи. — Эльф сел рядом.
— Я не могу поверить до конца, — потерянно сказала Ирма. — Потому что мне делается страшно.
Эльф потянулся и долго, нежно поцеловал ее в лоб.
— Теперь поздно, Ирма. Ты приняла решение. Ты…
— Да. — Она обвила его шею руками и на секунду замерла.
Встала.
— Мне пора ехать. Куда тебя отвезти… витязь?
— Я пройдусь сам. Пойду к липам, — сказал Тайтингиль. — Я столько туда собираюсь и все никак не дойду, это странно.
— Ты найдешь сквер?
— Несомненно. Оруженосец поможет.
Ирма ушла — со сложным, странным чувством счастья… и необратимости. Она унесла это чувство, как несут хрустальный кубок, до краев наполненный расплавленным золотом.
Теперь нельзя оступиться. Никак нельзя.
Эльф изучил выданные ему ключи, обулся, взял трость. Вышел из квартиры, запер ее, опустил связку в карман светлого плаща.
И направился к лифту.
Повседневные премудрости этого мира постепенно переставали изумлять его.
Постепенно.
Дождь полоскал голые ветки, и вот в парке, в старом парке, который помнил грохот и масляные фонари конки, листва старых лип после дождя зеленела задорно и молодо, будто и не пылилась в городском чаде.
В городе лужи отсверкивали перламутровыми разводами, машины проносились, оставляя за собой хвосты ядовитых миазмов. Хотя дождь старался выполоскать город, промыть его насквозь, сил небесных потоков хватило лишь на эти полтора-два часа свежести, которые эльф провел в парке.
Толстая кора старых лип, посеченная временем, дрожала жизнью, а витязь смотрел сквозь вязь веток на задернутое тучами небо и думал.
Днем тут было безлюдно, почти совсем. Но Тайтингиль смотрел иначе и видел парк темным, пронизанным струями света — фарами проезжавших машин, фонарей, городских кричащих неоном реклам, витрин. Неживой свет. Здесь было тихо, почти мертво днем — потому что чересчур живо и бойко в темную пору, когда должна была властвовать исключительно ночная королева луна, дарящая сон и покой.
Все перемешалось в этом мире. И в старом парке тоже.
Тонкие ноздри дрогнули.
Сейчас, днем, все казалось мирным тут. Мимо изредка проходили собаки, которые вели на веревочках своих людей. Эльфу были одинаково забавны эти звери, очеловеченные до последнего возможного предела, и их хозяева. Он мог только качать головой, когда глядел на пожилую небогато одетую даму, тщательно собирающую сокровища своего животного в пакетик, чтобы аккуратно выбросить. Она единственная это делала. Остальные — перешагивали и спешили дальше, оставляя после себя грязь. Она — убирала, хотя выглядела беднее и слабее прочих. Эльф задумался: что за дама, на что она живет. Может быть, помочь? Деньги, каждый день повторяла Ирма, деньги тут имели первостепенную важность. Не мудрость, не доблесть.
Деньги.
Деньги, как выяснилось, у Тайтингиля были. Это решало все — здесь. За деньги люди могли обнажаться и танцевать на потребу публике, восходить на ложе к кому угодно, не думая о зачатии драгоценнейшего дара небес — детей.
Странный мир.
Эльф снова посмотрел сквозь ветки на небо. Ощутил мощь жизни пробудившихся цветочных почек. Послушал шевеление корней под асфальтом.
Чем пристальнее эльф всматривался через день — в ночь, тем сильнее ощущал беду. «Враг здесь, — шептали липы. — Витязь, бди». И Тайтингиль в самом деле ощущал на себе взгляд.
Взгляд врага.
Он вспомнил: толстые белые нити, зажатые в листе тонкого пластика. Прикасаться к ним не хотелось, эльф и так чувствовал: она — здесь. Оплетающая паутина, давящая энергетика липких тенет. Темная тварь, рожденная ранее, чем эта земля.
Сама.
Пришла сюда и уже начала плести.
И кажется, именно сейчас она смотрела на него, такого же чужака в этом мире — такая же чужая. Пусть не своими глазами, но…
Тайтингиль чувствовал. И пальцы с привычной силой сжались на рукояти двергского потайного клинка. Огляделся. Он был готов принять бой.
Но…
Он так стоял в омытом дождем пустом парке: пошитый у лучшего портного Москвы костюм, схваченный одной пуговицей пиджак, кожаные туфли, сорочка, открытая у ворота, — без галстука, сверху чуть расстегнута; ровно расчесанные золотые волосы были откинуты назад и текли по спинке пиджака под светлым плащом…
Постоял, подышал, подумал. И пошел к выходу, поигрывая тростью.
Вышел к дороге — поймать машину. Да, он понемногу осваивался с наукой московской жизни. Наукой жить в этом мире.
— О, привет! — послышался девичий голос.
Вздрогнул.
Повернулся.
— А… Алора? — вспомнил.
Имя лучницы, той, из бара, само всплыло из памяти. Она была такая же, как в их первую встречу: смуглая, гибкая, губы — вишни, глаз теперь не видно за стеклами темных очков. Жевала жвачку.
— Узнал меня? Ну, круто, — хохотнула, сдвигая темные стекла на кончик носа.
Взгляд не изменился — так же ощупывал.
— Офигенный прикид. Не играешь больше в эльфов?
— Я не играл, — сухо ответил Тайтингиль.
Опять засмеялась.
— Чего не заходишь? В бар, ну? Помнишь?
— Когда-нибудь я вернусь туда, — проговорил эльф. Ведь там, рядом с баром, было место, где сквозь асфальт горел невидимым огнем драконий камень.
— Ну, ясно, — помахала ладонью девушка. — Шмотки теперь нормальные, а как был ку-ку, так и остался… Пока!
Тайтингиль сдержанно кивнул и небрежно взмахнул узкой рукой, останавливая машину. Транспорт — вот что его по-настоящему зачаровывало здесь. Скорости, небывалые для его мира.
Сел, уже привычно пристегнулся и назвал адрес. Он запомнил, где жил его оруженосец. И позвонил, ткнув тонким сильным пальцем в строку записной книжки: Azar.
— Я иду, — сказал коротко.