Полина первой узнала этот голос и, схватив кольт, воскликнула:

– Это он!

Катя, Васильцев и Викентий тоже выхватили пистолеты.

Слепченко, ничуть не боясь наставленных на него стволов, спокойно вошел в комнату. Никакого оружия в руках у него не было.

– Настала пора по-серьезному поговорить, – улыбаясь нехорошей улыбкой, сказал он.

Юрий, не ответив, выстрелил из своего парабеллума.

Но что за черт! Слепень сделал неуловимое движение, и пуля вошла в стену, словно пролетев сквозь него.

Да, Полина как-то раз говорила, что он умеет легко уходить от пуль. Он и «невидимок» своих этому обучал, но сам владел этим искусством в тысячу раз лучше.

– Вот как вы гостей встречаете! – осклабился он и вдруг так стремительно переместился к другой стене, что пули Кати и Викентия тоже ушли в «молоко».

Полина, держа свое грозное оружие, даже не попыталась выстрелить. Впервые Васильцев видел такую безнадежность в ее глазах.

– Не стану обещать вам жизнь, – сказал Слепень, все так же неуловимо перемещаясь от стены к стене, – вы мне все равно не поверите, зачем впустую сотрясать воздух?..

В эту секунду он стоял позади Полины. Вдруг она сделала сальто в воздухе и попыталась туфелькой ударить его сверху по голове.

Однако застать Слепня врасплох было невозможно. Он легко поймал девушку за ногу и отшвырнул к противоположной стене. Полина сильно ударилась головой и сползла по стене на пол.

Васильцев и Катя тоже выпрыгнули из-за стола, Кате удалось даже ногой ударить Слепня в плечо. Но в следующий миг они разлетелись в разные стороны, и Юрий, уже сидя на полу, после удара по голове едва удерживал ускользающее сознание.

Хуже всего пришлось Викентию. Молодой палач просто пошел на Слепня, как бык, и получил такой удар в солнечное сплетение, что его стало выворачивать наизнанку.

Однако теперь вступил в бой Николаев. Минуту противники, достойные друг друга, использовали приемы из кун-фу и еще каких-то восточных единоборств. Если бы Николаев не был так слаб после пыток в «Сухановке», то исход схватки был бы не однозначен. Несколько хороших ударов Слепень даже пропустил, но все же перевес был явно на его стороне. Еще миг – и Николаев, согнувшись пополам, рухнул на пол. Таким образом, не прошло и пяти минут, как их небольшая, но неплохо подготовленная армия была обездвижена.

– Да, поработали в «Сухановке» надо мной, – с трудом проговорил Николаев. – Иначе ты бы у меня сейчас кровью харкал.

– Так уж мир устроен, – усмехнулся Слепень, – одному жизни радоваться, другому кровью харкать. И уверяю – этим другим сегодня буду не я… Итак, ближе к делу. У вас есть то, что вам не принадлежит. Я имею в виду, конечно, не гайки, которые вы мне тогда, господин Васильцев, так ловко подсунули, а то, что прежде лежало в этом мешке. Повторяю, жизнь я у вас все равно отниму, другое дело – как отниму. Если вернете все – сделаю быстро и по-тихому, если заупрямитесь – буду из вас бефстроганов нарезать, и все равно вы мне расскажете, где бирюльки. Ну, выбирайте, да поскорей – я дорожу своим временем.

Васильцев увидел возле своей правой руки большой стеклянный шар, который скатился со стола во время схватки. Шар был с плавающими в нем стеклянными рыбками, он даже не знал, каким образом эта штуковина оказалась в этой конспиративной квартире. Весил шар килограмма полтора, и если его умело запустить… Когда-то он, Юрий, занимался метанием спортивного ядра…

Нет, эту сволочь шаром не уконтрапупишь, если ему и пистолет нипочем…

Слепень, видимо, угадал его мысли и сказал:

– Не советую дергаться, дело бесполезное… Ну, давайте! Ваш выбор!

Воцарилась долгая тишина.

– Ладно, – проговорил Слепень, – в таком случае начинаю вас рвать. По очереди. А с девушками сперва позабавлюсь. Ты мне, Поленька… или Уленька, как тебя там… ты мне всегда нравилась, – ты, честное слово, была лучшей из «невидимок». А уж в постели как хороша! Освежу-ка я это в памяти!

– Сволочь… – еще не восстановив дыхание, проговорил Викентий.

– Страшная сволочь! – отозвался Слепень с удовольствием. – А потом и миссис Сазерленд попробуем; как она, братишка Жорж, в мужских руках? Хороша?

Юрий хотел было запустить в него этим шаром, но потом решил, что сделает это позже, вдруг у этого упыря все же ослабнет внимание.

Слепень между тем достал из кармана странного вида очки. Васильцев слышал про такие: они усиливают свет в десятки раз и позволяют видеть в полной тьме. Надев очки, Слепень действительно стал похож на глазастую муху – настоящего слепня с картинок.

Вслед за тем он выключил свет и опустил черные шторы светомаскировки, оставшиеся еще с сорок первого года. Стало совсем темно, ни одна искорка света не пробивалась снаружи.

– Так-то будет лучше, – зазвучал из темноты голос Слепня. – Предпочитаю делать это в темноте… Поля, куда ползешь? Я тебя вижу…

Что произошло дальше, Юрий не сразу понял. Просто вдруг вспыхнул такой свет, будто зажгли лампы в тысячи свечей. Ослепленный, он на миг потерял зрение, а Слепень вдруг завопил:

– Сука!

Да, сквозь его очки этот свет, многократно усиленный, был как молния, ударившая прямо в глаза.

Через мгновение Юрий стал смутно видеть окружающие предметы, а Слепень явно все еще не мог прозреть.

Схватив стеклянный шар, Юрий изо всех сил швырнул его, как спортивное ядро. Шар с глухим звуком стукнулся о лоб Слепня, разбил его очки, и тот упал лицом вниз.

Викентий включил свет, и сразу все кинулись на Слепня. Юрий, вытащив ремень, связал ему руки, Полина оказавшейся у нее в сумке веревкой – ноги, а Викентий просто начал изо всех сил бить его ногами в живот.

– Нет, от пут он освободится, – остановил их Николаев, – это для него дело нехитрое. Мы лучше вот как… – С этими словами он взял валявшийся на полу пистолет Юрия и прострелил Слепню колени.

Тот, от боли придя в себя, взвыл. В глазах его было недоумение: он так верил в свои силы, такого с ним просто не могло случиться!

– Магний? – прошипел он.

– Сам же учил, чтобы «невидимки» всегда имели его при себе, – буркнула Полина.

– Хорошая ученица… Всегда считал, что ты – лучшая… Что, небось потащите в ГРУ? – морщась от боли, спросил он Николаева. – Вы же все равно не убьете меня, я владею кучей информации.

– Нет, – спокойно качнул головой Николаев, – я там с некоторых пор уже не служу, так что вы, Слепченко, похоже, приехали на конечную станцию.

– Пристрелить его тут? – оскалился Викентий.

– Ну уж так сразу и пристрелить, – хмыкнул Николаев, – вы же – Тайный Суд, вот и судите эту мразь, для вас это, должно быть, дело привычное.

– Погодите! – вмешалась Катя. – Мы с Юрой обещали сдать его Луке и Фоме, они ни за что не простят, если мы нарушим обещание.

– Но как же? – нахмурился Викентий. – Я сам должен пришить эту гадину.

– Может, все-таки – сейчас его? – с мольбой в голосе попросила Полина. – Он же и от них может откупиться. Ему нельзя на свете жить!

Юрий посмотрел на Катю:

– Ты что-то должна им, Луке и Фоме, за машину и за этот кольт?

– Да, собиралась заплатить из той китайской вазы.

– Заплати побольше. Отдай им все, а Слепень пускай будет наш. Думаю, они согласятся.

– Да, может быть… – Катя взяла телефонную трубку.

– Прачечная-хреначечная, – снова отозвался голос Луки.

Все решилось за пару минут разговора. Конечно, золото волновало подземных монархов несравнимо больше, чем Слепень.

– Ладно, что с вас взять, – вздохнул король, – играйте в свои игры судебные. Только учтите, что он еще и мальчонку нашего замучил, между прочим, сынка моего внебрачного.

– Да, суд все обязательно учтет, – пообещал Юрий.

– Ну а коли так… давайте тогда, судите. Смотрите только, чтоб не ушел.

– Не уйдет, – мрачно сказал Юрий и положил трубку.

Заседание Тайного Суда состоялось здесь, на квартире, в ту же ночь. Приговор был – «палка».

Слепня повезли в лес Полина и Викентий. Потом рассказывали, что, пока Викентий затачивал кол, Слепень ныл и как-то еще пробовал откупиться, он явно не верил, что когда-нибудь может достичь последней станции.

– Было мерзко, – потом, вернувшись, признался Викентий.

– Зато теперь – спокойно, – подытожила Полина. – Его нет, и теперь все наладится.

На ночь Викентий, как обычно, раскрыл в гостиной свою раскладушку и вдруг почувствовал, как Полина сзади прижалась к нему.

– Пошли ко мне, – прошептала она. – Слепня нет – и теперь на свете можно жить.