Множество силуэтов за высокой сетчатой оградой, увенчанной короной из колючей проволоки, пораженно замерли на месте, множество глаз устремилось на товарища, который сидел в кузове транспортера, выставленный на обозрение всем обитателям тюрьмы. Губернатор подтолкнул избитого гиганта к самой кромке кузова, и тот упал на колени лицом к своему лагерю, уронив голову на грудь. Странное зрелище напоминало какой-то загадочный азиатский ритуал жертвоприношения. Кузов грузовика словно превратился в театральную сцену. Запястья гиганта все еще были связаны, голова безвольно висела, словно весила целую тонну. На территории тюрьмы воцарилась гробовая тишина. Чувствуя, как ветер треплет его волосы, то и дело бросая их на глазную повязку, Губернатор картинно вытащил из ножен сияющий клинок.

– ПОКА ВЫ НЕ НАЧАЛИ ПАЛИТЬ БЕЗ РАЗБОРУ, – воззвал он к обитателям тюрьмы, занося меч над сгорбившимся Тайризом, – Я СПЕШУ СООБЩИТЬ, ЧТО ЖЕНЩИНА ТОЖЕ У МЕНЯ! – он прислушался к тишине. – ЕСЛИ МЫ С МОИМ ТОЛСТЫМ ДРУГОМ НЕ ВЕРНЕМСЯ В ЛАГЕРЬ ЖИВЫМИ И НЕВРЕДИМЫМИ, ОНА УМРЕТ!

Он сделал паузу, чтобы его вступительная речь улеглась в головах у людей.

– ТАК ЧТО НИКАКИХ РЕЗКИХ ДВИЖЕНИЙ. ДОГОВОРИЛИСЬ?

И снова пауза. Его голос эхом разнесся над переходами и тюремными блоками. Решив, что звенящая тишина – это знак согласия, он кивнул.

– ПОЛАГАЮ, ВЫ ПОНИМАЕТЕ, К ЧЕМУ Я КЛОНЮ. ОТКРОЙТЕ ВОРОТА. СЯДЬТЕ В ЭТОТ ТРАНСПОРТЕР И ВЕРНИТЕСЬ В ЛАГЕРЬ ВМЕСТЕ С НАМИ. ИНАЧЕ ВАШЕМУ ДРУГУ НЕ ПОЗДОРОВИТСЯ.

Губернатор позволил противникам обдумать это предложение, а затем продолжил было свою речь, но в этот момент пленник резко дернулся, и все взгляды обратились на него. Тайриз с трудом поднял голову и опухшими глазами посмотрел на территорию тюрьмы.

– Н-не пускайте их! – его голос был искажен от боли, в горле булькала кровь. – Не…

Филип ударил тупым концом меча по затылку гиганта. Раздался треск, пленник упал на металлический пол кузова. С его губ сорвалось нечто среднее между стоном и ревом.

– Заткнись! – Филип взглянул на него сверху вниз с таким презрением, словно смотрел на кучу мусора. – Заткни свою пасть! – затем он снова повернулся к пустой тюремной площадке, над которой висела тишина. – ТАК КАКОВ ВАШ ОТВЕТ?

Он с секунду помедлил, но не услышал ничего, кроме прерывистого дыхания Тайриза.

– У ВАС ОДНА МИНУТА НА РЕШЕНИЕ!

Минута тянулась бесконечно долго. За это время Губернатор успел понять, что за ним наблюдают из каждого закоулка тюрьмы: небольшая группа людей пряталась за одной из сторожевых башен, другая затаилась в темной нише главного тюремного блока, еще несколько силуэтов маячило в дальнем конце спортивной площадки – и все не сводили с него глаз. Одни держали в руках оружие, а другие яростным шепотом спорили друг с другом. Но очень скоро Филип понял, каков вердикт. Он знал, что делать дальше.

– ЗНАЧИТ, РЕШЕНО?

Поясницу покалывало, в голове звенел знакомый звонок, единственный глаз застилало кровавой тенью. Затем по коже пробежали мурашки, и разум успокоился – он стал спокоен, как кобра перед прыжком.

Первый удар был решительным, но немного неловким из-за проблем с координацией левой руки Филипа – ему пришлось неуклюже развернуться, чтобы встать под нужным углом к жертве. Клинок всего на полтора дюйма вошел в шею гиганта. Тайриз сдавленно зашипел. Все его тело вдруг задергалось, словно по нему пропустили электрический ток.

– Черт! – тихо бросил Губернатор, когда кровь хлынула по лезвию катаны, зажатому среди хрящей и жил могучей шеи пленника. С территории тюрьмы послышались тихие вздохи и стоны, но Филип не обратил на них внимания. Он уперся ногой в плечо Тайриза и с чавкающим звуком освободил клинок.

Силы мгновенно покинули гиганта, словно кто-то щелкнул выключателем, шок сковал его, не давая подняться с пола кузова транспортера. Его голова подрагивала. Главные артерии были перерезаны.

Тайриз осел еще ниже, но каким-то образом – нервная система постепенно отключалась, невольно напрягая все мышцы, – остался стоять на коленях и локтях. Его руки и ноги дрожали в предсмертных муках, лицо было прижато к железному полу кузова, в легких скапливалось все больше крови, он просто тонул в кровавой луже, растекавшейся под ним.

Губернатор занес меч для второго удара и на этот раз вложил в него больше силы. Лезвие застряло в самой середине толстой шеи гиганта. Кровь хлестала, как гейзер, и брызгала во все стороны, пока не залила весь кузов транспортера. На этот раз Губернатор услышал ошеломленные крики обитателей тюрьмы. Он высвободил клинок.

Тайриз распластался на полу. Изувеченная шея изогнулась под странным углом к телу, лицо лежало в луже алой крови, из жуткой раны торчали обрывки жил и кровеносных сосудов, которые до сих пор пульсировали. Мускулы убитого пленника слегка подрагивали, но он не двигался, мертвый, бездыханный.

Губернатор торжественно нанес последний удар чудовищной силы, который окончательно перерубил шею гиганта. Хлынул новый поток крови, Губернатор отшатнулся, голова пленника отделилась от тела. Выражение мертвого лица было почти спокойным, почти безмятежным. В остекленевших глазах читалось странное облегчение. Голова откатилась на несколько сантиметров от тела, которое извергало потоки крови, водопадом струящейся на землю из кузова.

Запыхавшись в процессе казни, Губернатор глубоко дышал и отфыркивался. Он на шаг отступил от ужасного зрелища, все еще сжимая в левой руке окровавленный меч. Даже издалека он слышал испуганный шепот, доносившийся из тюрьмы. Сливаясь с ветром, этот шум казался ропотом недовольства и отчаяния и подпитывал ярость Филипа.

Губернатор пинком сбросил отрубленную голову на землю. Она покатилась по высокой траве и остановилась только ярдах в двадцати от транспортера лицом вниз. Филип выкинул из кузова и окровавленное тело Тайриза, которое с глухим ударом огромной бесформенной грудой осело на землю.

К этому моменту Гейб уже подошел к кабине, не сводя внимательных глаз с нескольких дюжин ходячих, которые приближались к ним с севера и с запада, возбужденные переполохом. Он раскрыл водительскую дверцу, а Филип тем временем выпрыгнул из залитого кровью кузова и обошел транспортер.

– Его тело оставим кусачим, – пробормотал Филип, неспешно подходя к кабине. Он не торопился и не показывал никаких намеков на страх. Поравнявшись с Гейбом, он сказал: – Поехали, пока кусачие не добрались до нас и пока ни один из этих контуженных идиотов не решил…

Его слова прервал сухой щелчок выстрела из мощной винтовки. Губернатор инстинктивно пригнулся, и пуля отскочила от переднего крыла транспортера, оставив на стали вмятину. В воздух взметнулся целый сноп искр.

– ЧЕРТ! ЧЕРТ!

Губернатор припал к земле. Раздалось еще три выстрела. Еще три пули отскочили от металлического крыла и подняли фонтанчики пыли всего в нескольких сантиметрах от головы Филипа. Он подполз ближе к кабине, а Гейб тем временем захлопнул дверцу и завел двигатель.

– ВПЕРЕД, МАТЬ ТВОЮ! ВПЕРЕД! – проорал Губернатор, заняв пассажирское сиденье.

Мотор взревел, Гейб вдавил в пол педаль газа и напрямик поехал к дороге в четверти мили от них. Из-под колес поднялись клубы пыли. Уже через несколько секунд они повернули на дорогу, ведущую в южном направлении…

…и исчезли в лучах утреннего солнца столь же быстро, как и появились возле тюрьмы.

Когда Гейб выехал на петляющую дорогу, ведущую ко временному лагерю, вдалеке показались силуэты двух часовых. Рэймонд Хильярд и Лилли Коул подбоченясь стояли по обе стороны от дороги. За ними на солнце поблескивали припаркованные на поляне армейские автомобили. На лицах часовых читалась тревога.

Гейб проехал мимо них, пересек поляну, припарковал транспортер рядом с танком и с облегчением заглушил мотор.

Губернатор уже спустился на землю и заметил приближающихся к нему часовых.

– Ну? – первым спросил Рэймонд Хильярд, снимая бейсболку и вытирая пот с лысины. – Э-э… Как прошло?

– Как прошло?! – бросил Губернатор, даже не взглянув на Рэймонда, и сердито прошел мимо. У его бедра покачивались ножны катаны. – Плохо прошло, вот как! НИЧЕГО НЕ СРАБОТАЛО!

На глазах у Рэймонда Губернатор пошел ко временной палатке, разбитой у края поляны для хранения припасов. Лилли поспешила за ним.

– Что случилось? – спросила она, поравнявшись с Филипом и осторожно дотронувшись до его руки.

Он остановился и едва не прожег ее взглядом. Гейб стоял позади него и казался смущенным и виноватым.

– Мы пытались заставить их открыть ворота – пытались обменять пленника на доступ внутрь. Мы даже угрожали его жизни, – Губернатор смотрел прямо на Лилли, и его единственный темный глаз так и искрился безумием. – И эти ненормальные сукины дети подстрелили своего! – стоя за Филипом, Гейб опустил голову и неловко уставился себе под ноги. – Только у нас появилось преимущество, как они застрелили своего парня! Выстрелили ему прямо в голову!

– Но какого хрена… – пробормотала Лилли, пораженно смотря на Губернатора.

– Они убили его, чтобы мы не могли использовать его против них! – воскликнул Филип. – Ты вообще понимаешь, о чем я? Видишь, с кем мы имеем дело?

Остальные уже столпились за спиной у Лилли и слушали новости – одиннадцать добровольцев недоуменно раскрыли рты, на их лицах было написано изумление. Они на такое не подписывались. Такого никто из них и предположить не мог. Глория Пайн опустила глаза и переминалась с ноги на ногу, пытаясь осмыслить происходящее. Рэймонд Хильярд протиснулся между Гасом и Гейбом и спросил у Губернатора:

– И что мы теперь будем делать?

Губернатор медленно повернулся, навел фокус своего единственного глаза на лицо мужчины и очень тихо, очень холодно произнес:

– Что мы будем делать?

Рэймонд Хильярд кратко и испуганно кивнул, как потерявшийся ребенок.

– Мы убьем их всех к чертовой матери – ВОТ ЧТО МЫ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, БУДЕМ ДЕЛАТЬ! – проревел Губернатор.

Лилли сжала кулаки, услышав этот неожиданный взрыв, и невольно посмотрела на Филипа Блейка. Он отступил от нее, повернулся к остальной группе, с удивлением взглянул на катану, до сих пор зажатую в руке, как будто забыв о ее существовании, и наконец сухо произнес, изучая изящный клинок:

– Медлить больше нельзя. Пора положить этому конец.

Он вдруг фыркнул и часто заморгал, словно его дернуло током. Из-за его спины донесся шорох, Гейб что-то тихо пробормотал, но Губернатор не обратил на это внимания.

– ВЫДВИГАЕМСЯ СЕЙЧАС ЖЕ!

Несколько секунд никто не шевелился. Бойцы стояли как истуканы. Лучи утреннего солнца скользили по земле вокруг них, заливая ее желтым светом. Все смотрели на Губернатора, раскрыв рты. Кое-кто выдвинул вперед подбородок, другие потянулись к оружию. Губернатор взмахнул мечом.

– СЕЙЧАС ЖЕ! – он недоуменно взглянул на бойцов. – По машинам! Заряжайте оружие, мы выдвигаемся! Мы расправимся с этими монстрами, мы избавим мир от их зла – прямо здесь и ПРЯМО СЕЙЧАС! – обращенные к нему лица были бледны как мел. – Да что с вами такое, мать вашу?! Вы меня слышали – собирайте манатки и вперед!

Никто не сдвинулся с места. Губернатор услышал из-за спины тихий вздох Гейба, развернулся и посмотрел на него.

– Какого черта ты стоишь?

– Я… Ох!.. – Гейб не мог произнести ни слова и вглядывался в тени, сгустившиеся за кузовом ближайшего к ним армейского грузовика, в те самые тени, куда только что нырнул темный силуэт, заставший всех врасплох.

Губернатор проследил за взглядом Гейба, но не успел сделать ни шагу, почувствовав на затылке, как раз над верхним позвонком, ни с чем не сравнимый поцелуй холодной, голубоватой стали.

Филип не шевелился. Ствол автомата был вплотную приставлен к его шее. Вздохнув, он тихо произнес:

– Черт.

Гейб стоял ближе всего к нападавшему. Прежде чем заговорить, он облизнул губы. Часы уже отсчитывали время до следующего хода в смертельной шахматной партии. Рука Гейба лежала на прикладе винтовки, висевшей у него на плече.

– Ума тебе не занимать, – очень тихо обратился он к противнику, стоявшему позади Филипа. – Ты ведь понимаешь, что если убьешь его, то погибнешь следующей.

– Да… Я это понимаю, – прозвучал совсем рядом с ухом Филипа знакомый голос.

Голос принадлежал женщине и был спокойным и сдержанным, как голос телефонного оператора. От одного его звука внутри у Губернатора все похолодело. Очень медленно, очень осторожно стоящие вокруг наблюдатели начали вынимать пистолеты и снимать с предохранителей винтовки и автоматы.

– Тогда прикинь сама, – воззвал Гейб к голосу разума темнокожей женщины. – Ты видишь, как нас много. Ты в окружении, так что… понимаешь… все ясно как дважды два.

– А ты думаешь, мне не все равно? – ответила она. Ее худое тело было затянуто в кевларовую броню, дреды стягивала тугая повязка в самурайском стиле. Она угрожала Губернатору АК-47 – автоматом, способным производить до ста двадцати выстрелов в минуту патронами калибра 7,62. – Думаешь, у меня нет плана? – она удивленно хмыкнула. С момента начала разговора Филип не сдвинулся ни на миллиметр. – Ты глупец.

– Правда? – улыбнулся Гейб, быстрым движением выхватив пистолет. – Ты уверена?

– Гейб, не надо. – Губернатор заметил, как ствол пистолета поднялся в воздух. В единственном глазу Филипа полыхало пламя страха. – Гейб!

– Как насчет последнего желания, дамочка? – цель была совсем рядом с головой Губернатора. – Что ж… Я его исполню!

– ГЕЙБ!!!

Оглушительный выстрел раздался в тот же самый момент, когда Мишонн спустила курок и из-за отдачи слегка дернулась – за наносекунду до того, как пуля Гейба в цельнометаллической оболочке чиркнула по доспехам у нее на плече, вырвала кусочек кевлара и высекла несколько искр. Губернатор нагнулся вперед, и ему оцарапало челюсть прямо под изувеченным ухом.

Все вокруг либо припали к земле, либо нырнули в укрытие. Напряженная сцена рассыпалась на множество быстрых, как молния, движений – действий и противодействий, накладывавшихся друг на друга. Звуки борьбы отдавались глухим эхо и растворялись в небе. Губернатор тотчас рухнул на траву. Дыхание перехватило, изо рта брызнула кровавая слюна, меч вылетел у него из руки. Двигаясь с дикой грацией пантеры, Мишонн нырнула за катаной, пока остальные участники событий пытались прийти в себя. Лилли скрылась за передним крылом грузовика, сжимая в руках свой ругер – казалось, позиция Уивера, которую показал ей Боб, коронная тактика израильских десантников, уже была у нее в крови. Она пыталась поймать на мушку темнокожую женщину. Гейб припал к земле и остервенело стрелял по движущейся цели, одновременно ползком продвигаясь к поверженному Губернатору. Он опустошил весь магазин, но сумел лишь чиркнуть пулей по каблукам высоких ботинок Мишонн. К этому моменту она уже успела схватить обеими руками изящную рукоятку катаны и бросилась к Рэймонду Хильярду, который пятился назад. Дуло его винтовки AR-15 ходило из стороны в сторону, он никак не мог прицелиться. Одним ловким движением Мишонн развернулась, нанесла удар и вспорола Рэймонду живот.

Кровь хлынула Рэймонду на колени, он закричал, уронил винтовку и повалился на землю, после чего события стали разворачиваться с чудовищной, нереальной скоростью ночного кошмара, так не соответствовавшего яркому солнцу, пробивающемуся сквозь деревья.

Остальные бойцы ополчения нырнули в укрытие, встревоженные приближением сияющего меча смерти, а Гейб накрыл своим телом упавшего Губернатора, чтобы служить для него живым щитом. Мишонн тем временем скользнула за ствол древнего дуба, подняла автомат и открыла огонь.

Держа автомат одной рукой, она стреляла очередями. Пули взрывали растрескавшуюся землю, гнули бронированные бока грузовиков, высекали искры, отскакивали от решеток радиаторов, откалывали щепки от толстых стволов деревьев и превращали всю поляну в настоящий вихрь пламени и порохового дыма. Лежа на земле под тучным Гейбом, Губернатор зажмурил единственный глаз, чтобы туда не попали пыль и искры.

А затем – будто кто-то щелкнул выключателем – женщина исчезла.

Тишина, внезапно сменившая собой шквальный огонь, поразила всех и каждого. Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась, и Губернатор еще несколько секунд неподвижно лежал, припав лицом к земле, чувствуя, как боль из раны на челюсти расползается по всему телу.

– Слезай на хрен с меня, – наконец прошипел он, извиваясь под тяжелым телохранителем. – Девчонка, мать твою, ДЕВЧОНКА!

Гейб откатился в сторону, поднялся на ноги и принялся осматривать окрестности, одновременно вынимая из пистолета использованный магазин, вставляя новый и передергивая затвор. В конце концов он опустил оружие.

– Черт, – женщины нигде не было видно. – Черт, черт, черт!

Губернатор с трудом встал, прижимая ладонь к глубокому порезу на челюсти. Кровь сочилась сквозь пальцы. Он огляделся. В голубоватой пороховой дымке он увидел, что Рэймонд лежит в разливающейся луже крови, а остальные осторожно выглядывают из своих укрытий, ошеломленные, разгневанные и напуганные. Лилли вышла из-за грузовика и посмотрела на Губернатора.

Даже не взглянув на ругер и не сводя глаз с Филипа, она выбросила на землю пустой магазин. Лилли хмурилась и тяжело дышала, ее губы дрожали от ярости, глаза горели злобой. Казалось, теперь она готова была идти за Филипом хоть в самое пекло.

Филип повернулся к Гейбу, который все еще смотрел по сторонам, словно Мишонн могла в любой момент появиться прямо из воздуха. Заметив, что Губернатор прожигает его взглядом, Гейб с трудом сглотнул.

– Шеф, я…

– И что это было? – все еще прижимая руку к кровоточащей ране на челюсти, прервал его Филип густым, низким и хриплым голосом, в котором сквозило презрение. – Помнится, в прошлый раз ты «вышиб ее долбаные мозги» – разве нет?

– Шеф… – начал было Гейб, но тут же осекся, увидев, что Губернатор поднял окровавленную руку.

– И слышать не хочу, – он махнул рукой в сторону остальных. – Собирай всех, мы выступаем. Покончим с этим прямо сейчас – ПРЯМО, МАТЬ ТВОЮ, СЕЙЧАС!!!

Вместе с Остином Лилли проследила, чтобы все ящики с боеприпасами открыли, все оружие зарядили, все баки наполнили топливом, все патронташи укомплектовали патронами, а все имеющиеся у них в распоряжении доспехи надели на себя. При помощи Гаса она обработала рану Губернатора и наспех стянула ее парой швов, используя растворяющуюся нить из аптечки. Она проверила все рации, все машины, все колеса, все двигатели, все аккумуляторы, все жидкости, все оружейные башенки, прицелы, бинокли, шлемы, забрала и прочие предметы первой необходимости. Стоило ей услышать, что сборы приближаются к концу, как ее пульс участился, а напряжение дало о себе знать. На этот раз все было иначе.

Ненависть – это микроб, который передается от одного носителя другому, и он в полной мере передался от Губернатора Лилли. Теперь она ненавидела этих людей как никогда раньше – и ее ненависти было достаточно, чтобы начать резню, чтобы стереть их всех с лица земли. Она ненавидела их за то, что они сделали с ее городом, с ее будущим, с ее надеждой на лучшее. Она ненавидела их за жестокость. Она ненавидела их за все то, чего они ее лишили. В масштабах Вселенной жизнь Лилли теперь не имела никакого значения. Теперь ничего не имело значения, кроме ее ненависти. Лилли была сосредоточена и полна решимости, она была готова убивать… готова испепелить этих мерзавцев силой своего взгляда.

В какой-то момент Остин заметил произошедшие с Лилли изменения. Она как раз размещала дополнительные магазины в кабине грузовика, чтобы в случае необходимости быстро достать их. За водительским креслом уже лежали две снайперские винтовки.

– Эй, ты в порядке? – спросил Остин, слегка коснувшись ее плеча. – Что напеваешь?

Лилли недоуменно посмотрела на него.

– Напеваю?

– Ты напевала что-то себе под нос. Песню я не узнал, но мне показалось, что это немного странно.

Лилли протерла лицо. Со всех сторон заводились двигатели, из выхлопных труб вылетали клубы газов. Хлопали дверцы грузовиков, стрелки занимали позиции у пулеметов, а Губернатор стоял на своем любимом танке, наблюдая за последними приготовлениями. Он был бледен и казался лишенным любых признаков человечности, как голем, поднимающийся из грязи. При виде него у Лилли перехватило дыхание. Ей хотелось увидеть, как он разрывает этих людей на части, как он зубами вгрызается в их шеи, как сжигает тюрьму дотла, а затем развеивает пепел и посыпает эту проклятую землю солью.

– Залезай, красавчик, – наконец сказала Лилли, усаживаясь за руль. – У нас, черт возьми, есть работа.

Они выехали из лагеря около полудня. Бледное солнце стояло высоко в небе.

Остин молчал почти всю дорогу, сидя на пассажирском сиденье, держа на коленях винтовку и то и дело бросая взгляд в боковое зеркало, чтобы проверить, все ли в порядке с четырьмя солдатами, которые стояли на подножке. Лилли тоже молчала и ощущала удивительное спокойствие. Человек, который готов потерять все, всегда в выигрыше – а ненависть стала единственным смыслом жизни Лилли, – и это осознание заряжало ее энергией, пока колонна виляла по узкой дороге, приближаясь к восточной оконечности тюрьмы. Лилли включила пониженную передачу и напевала себе под нос, хотя и не слишком мелодично. Когда она взглянула на Остина, в животе вдруг кольнуло, в голове промелькнула беспокойная мысль, уверенность слегка пошатнулась.

Голова юноши была опущена, волосы спадали на лицо. Остин Баллард никогда еще не казался Лилли таким молодым и таким уязвимым, как сейчас, и это словно пробудило ее ото сна, вернуло к реальности, окатило ее волной неожиданного ужаса. Его жизнь тоже стояла на карте, и Лилли внезапно поняла: он не готов к этому, он не приспособлен – а вслед за этим осознанием в голове у Лилли взорвалась еще одна бомба. Сначала она увидела что-то уголком глаза – и вряд ли еще хоть кто-то из армии Губернатора тоже обратил на это внимание.

Как только колонна оказалась на гребне холма к востоку от тюрьмы и сквозь деревья стала видна широкая долина, поросшая высокой травой, по которой в отдалении бродило несколько дюжин ходячих, Лилли заметила по обе стороны от дороги, далеко в тенистой чаще леса, среди темных стволов сосен, слабое движение, настойчивое и неумолимое, как возня муравьев на муравьиной ферме.

Десятки, может, сотни ходячих со всех сторон стекались к тюрьме, привлеченные шумом и гамом последних тридцати шести часов. Их число увеличивалось, как число амеб, растущих в гигантской чашке Петри, которую представлял собой весь лес. Лилли понимала, что это означает. Она уже имела дело со стадами мертвецов. Прошлой осенью во время безумной попытки государственного переворота в Вудбери стадо окружило в лесу группу заговорщиков во главе с Лилли, хлынув на них гигантской волной и едва не перевернув их фургон и не уничтожив все в радиусе нескольких миль. Лилли не понаслышке знала, насколько непредсказуемыми и опасными могут быть стада ходячих, особенно если они медленно двигаются в едином ритме. Легион неподатливых, неуклюжих, едва ковыляющих тел мог повалить любую, даже самую прочную, баррикаду, не оставить камня на камне от любого лагеря и прорваться сквозь ограду в любую тюрьму.

В то ужасное мгновение, когда колонна перевалила через холм и начала спускаться по склону, разум Лилли осознал жуткую правду. Она поняла, чем это наступление отличалось от предыдущего.