Глава 2
Ультиматум Петера
Недавние приключения, помимо прочего, привили Киму маниакальную привычку по нескольку раз в день смотреть новости – мало ли что где случится. Ерик потешался над ним:
– Ты же в Городе! Если что важное – и так узнаешь, а о неважном и знать незачем.
Тем не менее Ким продолжал доставать друга просьбами одолжить пластфон: на собственный ему со стипендии стажера было еще копить и копить. Но в итоге прав оказался Ерик.
Ким только-только встал с постели и как раз измерял силу своего желания поотжиматься: не так давно он пришел к выводу, что физическая подготовка лишней не бывает. Шторка без предупреждения отъехала, и в ячейку влетел Ерик.
– Блин! – Ким скакнул к стулу, на котором болталась одежда, стукнулся о столешницу и уронил себе на ногу психостаб, прихваченный из Коллектора в качестве сувенира. Психостаб и так-то не оказывал своего умиротворяющего действия, потому что был сломан, а сейчас не умиротворил особенно: – Ерик, я сколько раз просил! Стучи!
– Пусть дятлы стучат, – отозвался Ерик, убирая в карман мастер-ключ, – Живо, пошли, там конец света самый натуральный.
Ничего не понимая, Ким наспех влез в штаны и позволил дикарю отвести себя в общий зал синтет-сити, к большой медиапанели. По дороге им встретилось несколько синтетов, спешивших туда же. В кои-то веки они выглядели не безразличными, и Ким понял: произошло что-то действительно серьезное.
Они с Ериком втиснулись в толпу перед экраном, и Ким, подняв глаза, с изумлением увидел увеличенное лицо Петера, старшего у синтетов-химиков с минус третьего. С непреклонным выражением он смотрел прямо на зрителей, отчетливо и сухо произнося слова, словно читал по написанному:
– Вы сделали нас тем, что мы есть, но вы не знаете ничего о нас. Вы не хотите знать правду. Правда в том, что наши тела изменены. Правда в том, что наш разум исковеркан. Синтеты – другие, но это вы сделали нас другими. Закон Города говорит, что все люди равны, и это ваш закон. Но вы вмешиваетесь в наше будущее еще до того, как мы становимся людьми. Это двуличие. И мы больше не потерпим его.
– И так везде, – проговорил Ерик Киму на ухо. – На всех новостных лентах он, ничего другого нет.
– Сегодня власти Города получили наши требования. Мы не просим ничего сверх того, на что имеем право. Мы получили это право, выполняя за вас черную работу, страдая ради вас, умирая из-за вас. Мы не хотим причинять вред, но за наше право мы готовы бороться. И если мы будем вынуждены идти на крайние меры – знайте, это вина ваших лидеров.
– О чем он? – пробормотал Ерик, – Их там, внизу, всего ничего… Вынесем на раз.
– Оглянись, – шепнул Ким в ответ. Синтеты обступили их плотным кольцом и жадно смотрели на экран. По их лицам ничего нельзя было понять, но глаза у всех были широко раскрыты и блестели. Хм, больно знакомый френч там, сзади… Нет, померещилось.
– Теперь я обращаюсь к синтетам. Вы вольны выбирать. Возможно, вам повезло больше нашего. Возможно, вы не захотите присоединиться к нам сейчас. Это неважно. Наша цель – новая жизнь и новое будущее для всех синтетов. И мы добьемся его для себя, для вас… – Здесь Петер в первый раз взял паузу. Зрители напряженно ждали следующих слов: – И для наших детей.
Ерик посмотрел на Кима, сдвинув брови:
– Что за фигня, у них же не бывает детей. Нам в Коллекторе говорили.
Судя по всему, окружавшие их синтеты подумали о том же. Но, посмотрев внимательнее на ближайших соседей, Ким разглядел за непониманием на их лицах еще что-то. Надежду?
Запись пошла по второму кругу. Кто-то остался стоять на месте, остальные начали расходиться.
– Что думаешь, друг? – Ерик поерошил затылок.
– Думаю, это то самое, о чем говорил Готам, – задумчиво проговорил Ким. – Их цель. Наверное, они давно готовились, раз сумели захватить все новости… А ты что думаешь?
– Что Лексус жуть как огорчен, – ухмыльнулся Ерик. – Такая тема, а он не при делах.
Город забурлил, как паровой котел. За пару часов в нем не осталось ни одного человека, который не посмотрел бы выступление Петера, а в мастерской весь день не прекращалась бурная дискуссия на политические темы. Даже глаза ссутуленного Ришата горели необычным для него, каким-то мрачным возбуждением. А вот Алекс, которая бы в другое время ни за что не упустила случая поразмахивать руками, бродила какая-то квелая – наверное, еще не окончательно оправилась после лихорадки.
– Да они охренели! – восклицал Ильнур. – Сначала травили нас, а теперь…
– Не знаю, у меня сосед синтет, и он…
– Всех под замок!
– Это же химики, они снизу.
– Всех вон из Города!
– А кто работать будет?
– А чего они хотят?
– Всех на фрикадельки!
– А остальные нормальные?
Ким знал о химиках побольше всех остальных в мастерской, но не видел смысла встревать. И все-таки, идя домой, он нервно косился на каждого встреченного по дороге синтета. А едва открыв ячейку, чуть не заорал в голос. На треугольном мешке у стены неподвижно сидел Готам, химик с «минус-три».
Синтет, у которого, если верить Индре, в сети был не очень приятный ник «Коса», повернул голову на звук и несколько секунд без выражения смотрел на Кима.
– Пришел вернуть, – наконец сказал он, доставая из кармана пластфон, который у Кима забрали химики.
– Мог оставить на столе, – раздраженно ответил Ким, захлопывая шторку. Шок от неожиданности прошел, и Ким немедленно начал злиться на себя за панику.
– Хотел увидеться, – объяснил Готам, – Ячейки слабо защищены, внутрь легко попасть. А мне сейчас лучше не светиться.
Ким прошагал к стулу, выкатил его в центр комнаты и уселся напротив синтета.
– Ну, увиделись, что дальше? – Ему совершенно не хотелось изображать горячее радушие. Но Готам этого и не ждал:
– Что ты тогда сказал консулам?
Ким вскинул брови.
– Сказал, что когда-то партию синтетов сгенерили с медленным метаболизмом для работы в химическом блоке. Сказал, что потом начали проводить опыты для разработки агента, который бы вернул синтетов в нормальное состояние. Сказал, что еще тогда в опытах на людях, у которых метаболизм и так в норме, этот агент вызывал голодную лихорадку. Сказал, что его надо колоть постоянно, и, значит, в карантине в «восьмерке» кто-то этим и занимался. И передал им твой эпитахин.
Готам помолчал.
– Если наши об этом узнают, меня убьют. Я дал вам оружие против нас.
– Ты людей спас, – ответил Ким, – Сектор открыли, там больше никто не умрет. Не знаю, что там у вас за цель, но она не может быть важнее.
– А мы не люди? – возразил синтет, – Старики десятки лет сидят на ежедневной дозе эпитахина и только поэтому не превращаются в растения. Каких еще уродов вы, самородки, пожелаете вывести – без ног, без глаз, без мозга? Мы не хотим, чтобы это продолжалось.
– А чего вы хотите? – Неприятное чувство, которое вызывал у Кима синтет, против его желания слегка ослабло.
Готам перевел взгляд куда-то в сторону и некоторое время думал. А потом сказал что-то несуразное:
– Мы хотим получить тринадцатый сектор.
Ким поднял бровь: синтет за дурака его держит, что ли?
– В Городе двенадцать секторов.
– Тринадцать. О последнем никто не знает, – Готам сцепил пальцы. – Он не используется, и его можно закрыть со всех сторон.
Это было настолько не похоже на нормальную картину мира, что Ким рискнул попробовать «почитать» синтета. На этот раз вышло лучше, чем с Зирой: похоже, Готам верил в то, что говорил.
– Так это ваша цель? Запереться там? – спросил Ким. – И чем это лучше минус третьего?
– Сейчас мы зависимы, – сдавленно произнес Готам. – Вещи, еда, лекарства. Тринадцатый сектор автономен. Среди нас есть все – биотехники, пищевики, технари. Синтеты смогут сами обеспечить себя всем необходимым.
Раз так – Ким в упор не видел проблемы. Если сектор пустует, пусть забирают на здоровье.
– А почему сектор пустует? – вслух подумал он.
– Я не знаю. Но он существует, – синтет смотрел в одну точку, и в его внезапно оживших глазах мерцало темное пламя, – Внизу есть участок, защищенный системой активного отбрасывания. Туда не пройти. Петер считает, что это вход…
Голос синтета умолк, но Готам еще некоторое время пребывал в оцепенении. Замечтался? Они вообще умеют мечтать, синтеты? Ким бросил взгляд на его раненую руку, упакованную в жесткий пластиковый чехол, и ощутил всплеск раскаяния. Это ведь по его милости Готам угодил в измельчитель в цехе переработки.
– Я подожду ночи и уйду, – сказал синтет, возвращаясь к реальности. – На улицах патрули после сегодняшнего.
Это оказалось для Кима новостью: он ничего такого по дороге не заметил. Значит, Поляков не пропустил мимо ушей слова Петера о крайних мерах.
– Ты действительно думаешь, что у вас что-то получится? – тихо спросил Ким.
– Не знаю, – помедлив, ответил Готам, – Но я верю Петеру. Все мы верим. Он необычный человек, и он…
Киму не довелось услышать, чем еще так замечателен Петер: раздался стук в шторку, и Готам резко обернулся. Его тело моментально напряглось.
– Это просто Ерик, – успокоил его Ким, вставая со стула. Ну наконец-то дикарь внял его просьбам оповещать о своем визите.
Но это был не Ерик. Готам вскочил и скользнул к душевой, а Ким приоткрыл шторку и увидел старшего анализатора. Ниже, на лестнице за спиной консула, стояли двое внутренних силовиков-белокурточников, и Ким подумал: быть беде.
– Добрый вечер, Ким, – мягко произнес Эдо. – Я не мог дозвониться до вас. Можно войти?
– Нет! – быстро сказал Ким. Инстинктивно он кинул взгляд в сторону душевой, и консул наверняка это заметил. – У меня тут, э-э, девушка.
Ким выпалил это, и ему сразу нечаянно пришла на ум вполне определенная девушка – некая Лиз Полякова. Если бы он нарочно задался целью покраснеть как можно сильнее, то и тогда не добился бы лучшего эффекта.
– О, прошу прощения, – вежливо произнес Эдо. – Но я хотел бы все равно поговорить с вами, Ким. Давайте увидимся завтра утром.
– О чем поговорить? – Ким немного пришел в себя и вспомнил, как он подслушал Эдо на Совете. Консул говорил очень красиво – и очень трусливые вещи.
– Скажем так, о том, что с вами недавно произошло.
Ким нахмурился. Эдо больше не вызывал у него симпатии, как когда-то, и теперь его мягкие манеры казались слишком вкрадчивыми, а уклончивая речь раздражала. Будь консул таким же прямым, как Поляков, не говори он «необходимая жертва» вместо «убийство», он бы не обрекал людей на гибель с такой легкостью.
– Недавно меня чуть заживо не испекли, – вызывающе бросил Ким. – Но вы же не про это, да?
Эдо выглядел потрясенным:
– Неудачное испытание? У вас на работе?
– Неудачное убийство. В кухонной печи.
Наверное, не стоило этого говорить, но выражение лица Эдо доставило ему удовольствие. Консул определенно был шокирован.
– Я надеюсь, вы не пострадали?
– Память не отшибло, – буркнул Ким, – Отвечать на вопросы могу.
– Тогда давайте встретимся завтра в…
– Только не в вашем ведомстве, – перебил Ким. От владений анализаторов у него остались неприятные воспоминания.
– Хорошо. В десять в «один-шесть», кафе «Легран». Господина Макарова я предупрежу.
Ким согласно кивнул, подождал, пока Эдо спустится на несколько ступенек, и захлопнул шторку. Готам отлепился от душевой и, нахмурившись, посмотрел на него.
– Кто это был?
– А что? К тебе это отношения не имело.
– Мне послышался голос старшего анализатора. Но ты разговаривал с ним так…
– Как? – Ким отошел от шторки и пинком откатил стул под кровать.
– Чтобы говорить таким тоном с консулом Триады, надо быть или очень важным человеком… или дураком, – серьезно произнес Готам, – Тем более если этот консул – Эдо.
Ким не подал вида, но мысленно признал его правоту. Вел он себя и правда в высшей степени нагло. Поляков бы за такое…
– Ты не дурак, – задумчиво произнес Готам, садясь обратно на треугольный мешок и погружаясь в молчание.
Когда Ким проснулся на следующее утро, Готам, весь остаток вечера сидевший в кресле неподвижно и тихо, уже исчез. Ким с удовольствием включил вновь обретенный пластфон и убедился, что новых манифестов от Петера не поступало, а Тори Лексус стремительно пытается вернуть себе статус повелителя эфира. Последний выпуск его «Фрикиликс» был посвящен сравнительному анализу психологии синтетов и пластфонов.
Кафе «Легран» в первом секторе располагало просторным залом, стены которого почему-то украшали унылые черно-белые пейзажи древнего города, вроде тех, что показывали в кино в Коллекторе. В городе шел нарисованный дождь, под которым бродили одинокие фигурки с зонтами. Все это дополнялось на редкость слюнявой и нудной музыкой, и Ким прекрасно понимал, почему видит так мало желающих здесь завтракать.
Окинув зал взглядом в поисках укромного уголка, он вдруг замер и почувствовал, как ноги становятся ватными. В самом центре, за круглым столиком на одной узорной ножке, сидела та самая незабываемая Лиз Полякова.
Ким немедленно начал обходной маневр с целью скрыться у нее за спиной, но опоздал: Лиз подняла голову от маленькой чашечки и заметила его. Невероятно, но она его узнала: на хорошеньком лице вспыхнула улыбка, и Лиз помахала ему ладошкой.
Жариться в духовке было и то не так мучительно, как идти к ней под взглядами других посетителей кафе. Ким не помнил, как справился с этой задачей.
– Привет! – Голос у Лиз был одновременно звонкий и бархатный. Неужели такое бывает? – А я тебя узнала. Как поживает твой синяк?
Ким мысленно застонал, сразу вспомнив, при каких обстоятельствах он впервые услышал имя Самой красивой девушки в Городе. Потный, грязный, с фингалом и весь в кровище, он только-только вылез с «минус-три» и буквально сбил с ног ее – на глазах у господина Полякова. Старшего силовика, консула Триады и, как выяснилось, ее отца.
– Н-нормально, – выдавил Ким. – Спасибо.
– Я Лиз, – девушка неожиданно протянула ему руку, которую Ким кое-как сумел пожать. Неужели бывают такие тонкие, изящные пальцы? – То есть Елизавета, но это слишком долго говорить, поэтому Лиз. А ты Ким, да?
Неужели она знает его имя?! Лиз снова задорно улыбнулась, показав безупречные белые зубы:
– Я запомнила тебя на Дне Единения. Когда тебя тошнило.
О, ч-ч-че-ерт… Ким почувствовал, что и сейчас до этого недалеко. И зачем он только к ней подошел!
– Я рядом стажируюсь и иногда тут завтракаю. Ты тоже? Садись! – Когда Лиз улыбалась, ее темно-синие глаза улыбались тоже, и Ким страстно пожелал, чтобы консул Эдо сломал ногу и не смог прийти.
– Я… У меня встреча.
– О, жалко. Могли бы съесть мильфей напополам. Я хочу, но целого мне много, потолстею.
Ким ничего не знал про то, что за зверь мильфей, и ему было все равно: напополам с Лиз он бы съел ведро гаек.
– Ладно, – Лиз слегка наморщила нос. – Иди на свою встречу. Я только хотела сказать, чтобы ты не обижался на моего папу. На самом деле он очень добрый.
Наверное, по Киму было слишком хорошо видно, насколько эта характеристика не вяжется с его представлением о консуле Полякове, потому что Лиз слегка нахмурилась:
– Ну, может, не со всеми. Он же все-таки не коммуникатор. Просто он всегда говорит, что думает; это и плохо, и хорошо, понимаешь?
– Мм, ну да, – Ким увидел в дверях Эдо и поторопился воспользоваться этим. – А, ну вот, мне пора. Увидимся, э-э… как-нибудь.
– Как-нибудь, – переливчатым эхом отозвалась Лиз, и в ее устах это прозвучало как очень милое «пока».
Старший анализатор снова был в сопровождении двоих из внутренних сил, уже новых, не вчерашних. Один из белокурточников занял соседний столик, спиной к консулу и лицом ко входу, другой встал к раздаче.
– Приходится соблюдать осторожность, – с улыбкой сказал Эдо, садясь. – Наказ консула Полякова. Это и есть ваша девушка, Ким?
Ким вспыхнул и открыл было рот, но Эдо оказался быстрее:
– Простите, конечно, это не мое дело. Господин Поляков очень любит дочь, надо сказать. Благодарю…
Внутренний поставил перед ними поднос с приборами на двоих и отсел к напарнику.
– Следовало спросить вас, но я уверен, вам это понравится. Хочется верить, что именно такой горячий шоколад пили наши предки… Хотя, разумеется, наверняка мы не знаем.
Ким сделал глоток и постарался, чтобы на его лице ничего не отразилось. Было до одури вкусно, но ему не понравилось, что Эдо угощает его, как девчонку конфетами.
– О чем вы хотели поговорить, господин консул? – Ким решительно отставил чашку.
Эдо проницательно посмотрел на него.
– Мне нужна ваша помощь, Ким. Начинается что-то очень нехорошее. Всю жизнь я заботился о том, чтобы сохранить единство и мир в Городе. А сейчас мы на грани разделения… Может быть, на грани войны.
Консул замолчал, отщипывая кусочки от пышной пахучей булки. Что-то здесь не так, подумал Ким. В прошлый раз (не считая вчерашнего визита) они виделись с Эдо, когда Ким, наверняка нарушив с десяток правил, проник на заседание городского правительства. Эдо не откажешь в уме, он наверняка понял, что именно Ким убедил других консулов голосовать за снятие карантина. Поскольку сам Эдо был как раз против, он бы должен навечно занести Кима в черный список. А вместо этого приходит как ни в чем не бывало и вежливенько просит о какой-то помощи?
– Вы слышали обращение лидера синтетов. Они прислали всем консулам ультиматум. Пока не угрожают ничем конкретным, но… Бог знает во что это может вылиться, – Эдо, кажется, подавил вздох, – Поэтому я прошу вас рассказать обо всем, что вы видели на минус третьем этаже, когда были у них.
– Я ничего особенного не видел, – Ким пожал плечами. – Может быть, если бы я знал заранее, на что смотреть… Почему бы вам не послать туда кого-нибудь?
– Потому что сейчас сектор закрыт, – ответил Эдо. – Еще вчера я бы сказал, что настройки системы делают это невозможным, но… Каким-то образом они перехватили управление, и никто из нас не может попасть внутрь.
«Ну да, невозможным, – подумал Ким, – Почему им всем так трудно поверить в то, что настройки можно поменять?»
– Я мало что знаю, господин консул, – повторил он. – Там было только несколько человек. Все нездоровые, какие-то серые. И место, где они работают… оно ужасное.
Эдо опять замолчал. Непонятная выпечка уже засыпала весь столик крошками. Краем глаза Ким увидел, как Лиз поднялась с места; в дверях она бросила на него любопытный взгляд, и он чуть не перестал слушать Эдо.
– На экстренном заседании Совета я голосовал против того, чтобы «восемь-семь» был открыт, – неожиданно сказал консул, и Ким опомнился.
– Ага… – брякнул он, но тут же спохватился: они же с Ериком подслушивали. Подразумевается, что он не знает, кто как голосовал. – В смысле, вот как? Почему?
– Потому что такова жизнь, – печально проговорил консул. – Сто человек важнее десяти, Город важнее сектора. Не думайте, что меня не волнует судьба этих химиков внизу; если бы можно было что-то сделать для них – мы бы приложили все усилия. Но сейчас получается так, что горстка людей угрожает всем, и мой долг – защищать всех.
– Они перестанут угрожать, если вы отдадите им тринадцатый сектор, – предположил Ким.
Эдо наверняка не ожидал такого поворота, но в очередной раз сделал вид, что нет ничего особенного в стажере-технаре, который в курсе государственной тайны.
– Не перестанут. Мы, честно говоря, уже давно подозревали, что эти синтеты что-то готовят, и присматривали за ними. Но до сих пор их не в чем было обвинить. А сейчас – неужели вы думаете, что те, кто без жалости заражал людей смертельной болезнью, остановятся, если им уступить?
– Это не они!
– Они, Ким, – мягко проговорил Эдо. – Взгляните фактам в лицо. Синтетам нужно было запугать людей, показать, что́ они могут с ними сделать. Они готовы на все.
– Если так – тем более отдайте им сектор! Он же стоит пустой!
– Тринадцатый сектор создавался на случай непредвиденной катастрофы, – медленно проговорил Эдо. – Это самое защищенное место в Городе. Если что-то случится, он – наша последняя надежда. Но, даже если бы мы смирились с его потерей, мы не можем допустить, чтобы его захватили те, кто не считает себя частью Города и не признает его властей.
Старший анализатор прервался, чтобы глотнуть кофе. Киму показалось, что сегодня он выглядит старее, чем тогда, на Совете.
– Дело не в самом секторе, Ким, – произнес он тихо. – Дело в том, чего они хотят. А это больше, чем просто сектор. Они хотят…
– Свободы? – докончил Ким. Эдо поджал губы и вздохнул:
– Да. Свободы. Которая может привести всех остальных к катастрофе. Поэтому, если вы видели что-то, что могло бы нам помочь… – Эдо посмотрел ему прямо в глаза. – Если кто-нибудь из них что-то вам говорил…
– Мне никто ничего не говорил, – заявил Ким, – И я не уверен… Я не знаю, кто здесь прав.
Произнеся это, Ким подумал, что Готам ошибся на его счет: он все-таки кретин. По сути, он только что заявил консулу, что не хочет ему помогать. Отказывается быть полезным Городу.
Эдо покачал головой. Он не выглядел рассерженным – скорее печальным.
– Что ж, Ким, возвращайтесь к работе. И… Прошу, не стесняйтесь связываться со мной. Если что-то вспомните.
Ким вышел из кафе подавленным и озадаченным. Потребовалось несколько минут, чтобы он сообразил, что по-прежнему голоден: он ведь не съел ничего из того, что заказал Эдо. Ким решил спуститься на первый этаж и прихватить что-нибудь на рыночной площади.
Прикинув, что может позволить себе человек, если он хочет когда-нибудь купить окулус для «Космической угрозы», Ким встал у киоска с водорослевыми пирожками. Вдыхая дразнящий аромат сойурмы и машинально оглядываясь по сторонам, он вдруг заметил нечто такое, от чего мигом забыл про еду. Гейт открылся, выпуская незнакомую «звездочку», ее бойцы свернули и быстро пропали из виду. А за ними показался человек, которого Ким не видел уже давно, но очень даже хорошо помнил – Сенна.
Псикодер Коллектора шел не останавливаясь, и Ким, повинуясь странному желанию, двинулся за ним. В утренней толпе на «первом» было легко оставаться незамеченным. Когда они дошли до лифта, Ким спрятался за шумной компанией подростков-фитоморфов и увидел, как Сенна заходит внутрь, а индикатор сверху показывает цифру шесть. В этот момент открылись двери соседнего лифта, и Ким, недолго думая, запрыгнул в него.
Он не понимал, зачем это делает; он даже не мог знать, Сенна или кто-то другой в том лифте едет на шестой этаж. Но, когда двери открылись, Ким оглядел коридор и убедился, что не ошибся: спина синтета маячила в нескольких метрах впереди.
Здесь народу было куда меньше, и следить за Сенной стало труднее, но синтет облегчал ему задачу: он шел в ровном темпе и не оборачивался. Ким крался за ним как пришитый, но внезапно понял, что знает, куда он пойдет дальше. И через минуту его догадка подтвердилась. Псикодер на секунду задержался в дверях, словно ища кого-то глазами, а затем вошел в кафе «Легран».
