Глава 51
Да, я снова сбежала.
Оглядывалась в больничных коридорах, пережидала за углами, избегая ненужных встреч, мчалась со всех ног в общежитие, чтобы быстрее очутиться в своей комнате и, если понадобится, сказаться хоть больной, хоть мертвой, лишь бы остаться одной.
Мне нужен был сон-забытье, сон-путешествие. Зеленый луг, успокаивающий свет единорога и бог-мальчишка, который, хотелось верить, не будет так жесток, чтобы не понять и не помочь… если это в его силах…
Одно «если» — и я трусливо медлила. Боялась задать вопрос, на который мне могли ответить виноватым пожатием плеч. Неспроста ведь Мэйтин постоянно напоминал мне, что его власть не безгранична.
А комната пестрела подаренными Оливером Райхоном цветами и благоухала как летний сад. В глазах щипало, и глупо было убеждать себя в том, что у меня внезапно появилась аллергия на цветочную пыльцу. Хотя в таком случае появился бы повод избавиться от букетов. Но я и так могла: Мэг отсутствовала, наверное, проводила время с сестрой, и никто не помешал бы мне, усевшись на пол, обрывать разноцветные лепестки, гадая, что делать теперь.
Но в гаданиях я была не сильна. Зато знала, к кому можно обратиться прежде, чем беспокоить просьбами верховное божество.
— Элси? — удивилась Сибил, увидев меня на своем пороге. — А я сбиралась к тебе в лечебницу.
— Меня уже вылечили, — вздохнула я. — Но не от всего. Погадаешь мне? На одного человека? Имя не скажу, но у меня есть его подарки. И записка. Тебе ведь не нужно ее читать?
Браслет с волосом единорога, дракон из папье-маше и сложенный вдвое листочек я положила на расчищенный от бумажных завалов угол стола.
Провидица достала карты.
— Это тот же человек? — спросила, тасуя колоду. — Тот, кем ты интересовалась в прошлый раз?
Тогда я не интересовалась никем конкретным. Это она сказала, что я уже повстречала своего избранника — умного серьезного мужчину, на которого не произвела должного впечатления. Я подумала об Оливере и даже не вспомнила о визите в лечебницу, об усталом докторе, спавшем за столом после ночной операции, и не обрадовавшемся разбудившей его «малолетней пьянчужке»…
— Да, — кивнула я. — Тот же.
— Того, что он дарит тебе такие чудесные вещи, недостаточно, чтобы понять, как он к тебе относится? — гадалка коснулась браслета, после провела пальцем по драконьему гребню. — Чудесные вещи, — повторила с улыбкой. — Сделаны с душой. Браслет, мне кажется, — специально для тебя. Я сразу заметила, что он идет к твоим глазам, но здесь не только это. Запечатление. Тот, кто его делал, думал о тебе… Уверена, что нужно гадать на то, что и так ясно?
— На то, что ясно, не нужно, — согласилась я. — На то, что неясно. Я хочу знать, что нас ждет, если мы будем вместе. Точнее, стоит ли нам быть вместе?
— Странный вопрос. Если вы любите друг друга…
Я усмехнулась про себя. При чем тут любовь? Что это вообще такое? Существует ли она, если каждый зовет этим словом совершенно разные, непохожие, неповторимые чувства?
— Погадай мне, Сибил. Просто погадай.
Карты зашуршали в маленьких ручках провидицы. Легли на стол рубашкой вверх. Три по центру, с четырех сторон от них — еще по две.
Сибил поводила над ними ладонью и начала медленно переворачивать одну за другой. Нахмурилась — мое сердце пропустило удар — и покачала головой.
— Странно, — пробормотала, изучая расклад. — Наверное, ты неправильно задала вопрос.
С правильными вопросами у меня вечная проблема. Но сейчас я не сомневалась, что спросила именно то и именно так.
— Что говорят карты? — в горле пересохло, и голос прозвучал сипло. — Что-то плохое?
— Нет, — подруга неуверенно улыбнулась. — Непонятное. Для меня непонятное, с таким я не сталкивалась. Нужно будет спросить завтра у куратора.
— Сибил.
— Ну, не знаю я, — пожала она плечиками. — Карты показывают выбор. Постоянный выбор. Ты спрашиваешь, что будет, а они не дают ответа — только выбор.
— Какой? Между чем и чем?
— Между всем, — гадалка развела руками. — Неограниченный выбор с неограниченным количеством вариантов, как хороших, так и плохих. Чтобы закончить расклад нужно просчитать их все, а это…
— Займет всю жизнь, — прошептала я.
Какая замечательная подсказка! Ну, спасибо тебе, боже.
Шарлатан белобрысый!
Я почти не сомневалась, что если у меня и получится встретиться с ним в подпространстве, ответа конкретнее я не получу. Но все-таки решила попытаться.
Однако сделать это сразу же после возвращения в свою комнату не получилось. едва успела поставить на место дракончика, надеть браслет и вернуть записку в книгу-шкатулку, как в дверь постучали с посланием от ректора. Через час мне нужно было прийти в главный корпус. «Хорошие новости», — радостно подпрыгивали буковки короткого письма, но меня эта радость не тронула. Видимо, задумка Крейга воплощалась в жизнь, и кто-то уже «вспомнил» пропавших. То, в чем Оливер углядел добрый знак, мне сулило лишь новую встречу с библиотекарем.
Но об этом никто, кроме нас с инспектором не знал, и настроение у членов экстренно собранной чрезвычайной комиссии было взволнованно-приподнятое. Брок с пергаментным шелестом потирал сухие ладони. Профессор Гриффит довольно улыбался, счастливый тем, что его идея с книгой дала положительный результат. Мисс Милс через слово повторяла, как замечательно, что «это» наконец-то скоро закончится. Одна леди Райс напряженно хмурилась, но лишь от того, что смотрела чаще других в мою сторону, и не обманулась ни натянутой улыбкой, ни тем, как горячо я поддерживала воодушевленные высказывания остальных присутствующих.
— Кажется, вы еще не совсем здоровы, Элизабет, — заявила она мне во всеуслышание. — Милорд Райхон, думаю, мы можем продолжить обсуждения и без протоколиста. Мисс Аштон только из лечебницы и еще нуждается в отдыхе.
Оливер слегка стушевался под обвиняющим взглядом целительницы и согласился с тем, что протоколист им, и правда, уже не нужен. А я порадовалась возможности опять сбежать от него: ведь останься я до конца совещания, он наверняка пошел бы меня провожать.
— И завтра можете не приходить, — сказала мне леди Пенелопа. — Отложим занятия, устройте себе выходной.
— Завтра? — какая-то часть меня, маленькая и трусливая, та самая, что привыкла прятаться от принятия решений, надеясь, что все устроится как-нибудь само по себе, уже ухватилась за это предложение, но я не позволила ей взять верх. — Нет, я приду. У меня есть вопрос… Да, завтра к восьми, как всегда.
У меня есть вопрос и мне нужен ответ.
Выбор? Хорошо, я выберу.
И пусть Мэйтин, если не согласен, засветит мне в лоб молнией. Но я очень надеялась, что этого не случится. Потому что хотел бы бог мне воспрепятствовать, пришел бы еще ночью, когда я ждала его несколько часов на промежуточном уровне. Но он не появился. Ни он, ни единорог, а стоящая посреди сочного луга дверь с тихим скрипом крутилась на петлях, и за ней был все тот же луг.
Хотела бы я сказать, что принятие решения сняло камень с моей души, и я, вдохнув полной грудью воздух свободы от всех обязательств, кроме обязательств перед собственным сердцем, радостно устремилась навстречу новому дню и грядущему счастью. И возможно, однажды я так и скажу. Когда буду пересказывать эту историю внукам, например. Не признаваться же им в том, что бабуля Бет, проснувшись, и с кровати вставать не хотела, малодушно мечтая, чтобы на нее рухнул потолок, после чего она либо навсегда избавиться от проблем, либо попадет-таки в лечебницу, минуя все стадии сборов и сомнений?
Но потолок падать отказывался.
Пришлось вставать, идти в ванную, умываться, причесываться, одеваться… И думать-думать-думать…
По дороге в лечебницу я размышляла сначала о том, что было бы неплохо, прояви себя библиотекарь именно сейчас, так как возможное покушение страшило меня меньше предстоящего разговора. Когда половина пути была пройдена, я резко изменила свое отношение к этому вопросу, решив, что со стороны преступника будет непозволительной наглостью вмешаться в мою жизнь именно сейчас, и лучше бы ему затаиться до поры. А завидев больничное крыльцо, вернулась все же к первоначальному плану: пусть меня лучше убьют… только не до конца. Чтобы невозможный мой доктор лечил меня, сидел рядом, поил чаем, держал за руку… А там, может быть, оно, и правда, как-нибудь разрешится само?
— Элизабет!
Повернувшись на голос, я увидела Саймона Вульфа. Он стоял у больничной ограды, в тени разросшегося куста сирени, чьи крупные набухшие почки уже дразнились зелеными язычками будущих листочков.
— Доброе утро, — я подошла к боевику. Несмотря на волнения, ему я была искренне рада. — Что вы здесь делаете?
— Решил до начала занятий узнать, как у вас дела, — улыбнулся он. — Все в порядке?
— Да, конечно, — сказала и сама в это поверила.
— Вот и замечательно. Это, — он достал из кармана маленький бумажный мешочек, перевязанный розовой ленточкой, — вам.
— Спасибо, — поблагодарила я. Сквозь шелестящую обертку пробивался запах шоколада и миндаля. — А вы…
— Хорошего дня, Элизабет! — помахал рукой боевик уже от портала.
Хорошего, — согласилась я, с наслаждением принюхиваясь к подарку. Такие конфеты продавались в кондитерской, не на фунты, а поштучно, и стоили недешево. Но и вкус у них был — м-м-м…
Я развернула мешочек и намеревалась тут же съесть его содержимое. С кофе, которым наверняка напоит меня наставница, было бы лучше, но конфета одна, и жевать ее на глазах леди Пенелопы, не имея возможности поделиться, будет не совсем прилично. К тому же, мне не мешало пополнить запасы глюкозы…
— Доброе утро, Бет.
Я быстро спрятала сладкий подарок за спину и обернулась.
— Доброе утро, господин доктор.
Внутри все переворачивалось от страха и волнения, а губы невольно расплывались счастливой улыбкой.
— Что это у вас там? — он попытался заглянуть мне через плечо.
— Ничего, — зачем-то соврала я.
— Ай-ай-ай, не стыдно обманывать старших?
Вот только об этом не надо! Мне тоже, между прочим, не двадцать лет. Не совсем двадцать… в каком-то смысле…
— Конфета, — призналась я, выставив вперед ладонь с лежащим на бумажке шоколадным шариком. — Саймон угостил.
— Саймон, — насупился он притворно. — Мало мне одного героя, так у вас то оборотни с букетами, то боевики с конфетами. С этим, знаете ли, надо что-то делать.
— Что именно? — я попыталась изобразить серьезность, но улыбка становилась лишь шире.
— Ну-у… Видимо, придется на вас жениться, чтобы как-то воспрепятствовать наплыву соискателей.
Я медленно и тяжело сглотнула.
Конечно же, он шутил. Но… Мэйтин его разберет! С человека, признающегося в своих чувствах на лекции, станется сделать предложение посреди больничного двора.
Пока я думала, что сказать, он, как ни в чем не бывало, протянул руку и взял с моей ладони шоколадку.
— Верните мою конфету! — потребовала я, так и не найдясь с достойным ответом.
— Вашу конфету? — усмехнулся он. — Привыкайте, Бет. Когда мы поженимся, все конфеты будут общими. Я бы даже сказал, они будут преимущественно моими. На остальное ваше имущество я не претендую, но сладости…
Он подбросил обсыпанный миндалем шарик вверх и налету поймал ртом. Хмыкнул самодовольно, сопроводив это хмыканье победным взглядом и внезапно так и замер — с поднятой рукой, задранным вверх подбородком и медленно сползающей с лица усмешкой. Из уголка рта потекла тонкая шоколадная струйка.
— Доктор? — я невольно отступила на шаг, но тут же бросилась к нему.
Как раз вовремя, чтобы подхватить падающее на меня тело. Удержала каким-то чудом, не позволив рухнуть на землю. Уложила.
— Доктор…
По его лицу, как-то сразу вдруг посеревшему, прошла короткая судорога.
Такая же, видимо, сковала на миг меня.
— Кто-нибудь… — выдавила я хрипло, вцепившись в холодеющую руку мужчины. — Помогите! — заорала, срывая связки. — Кто-нибудь, пожалуйста…
Нащупала на груди кулон-передатчик и до отказа вдавила камень в оправу. С такой же силой стиснула неподвижные пальцы.
— Д-доктор Грин, пожалуйста, не… Эдвард! Эд…
Потом появились люди. Много людей.
Они что-то делали, кричали, тормошили меня зачем-то, даже по щекам хлопали, словно это я лежала на земле без сознания.
Возникли откуда-то стены. Светлый проем окна в полупрозрачных волнах занавесок. Знакомая кушетка. Чьи-то руки, содравшие с меня пальто.
Стакан, в котором плескалась, грозя пролиться на пол, вода.
Стакан держали дрожащие женские пальцы, подсовывали мне под нос, чередуя со смятой салфеткой, и я долго не могла понять, зачем мне эта салфетка. Насморка у меня нет. Испачкалась, может быть?
Затем, будто спала невидимая завеса, пытавшаяся отрезать меня от реальности, и я почувствовала резкий запах спирта и гвоздики.
Тут же вернулись все остальные чувства.
Вскочила, но тяжелая властная рука надавила на плечо, вернув меня на кушетку.
— Посиди, девочка, — Крейг, которого я до этой минуты не замечала, никогда прежде не обращался ко мне на «ты» и девочкой не называл, и от этого ощущение, что случилось что-то из ряда вон выходящее, неординарное и ужасное. — Посиди. Там знающие люди занимаются, а ты мне про конфету подробнее расскажи.
— Откуда вы… — начала я, но умолкла: всплыло на границе сознания, что я говорила уже кому-то о конфете, когда пыталась объяснить, что произошло. Но не ему, кажется. Доктору Кленси. Или леди Пенелопе, сейчас стоявшей рядом с полицейским, время от времени глотая воду из пляшущего в ее руках стакана… — Что с… доктором Грином?
— Занимаются, — повторил Крейг.
— Там был яд? Яд, да? — я смотрела на старика почти с ненавистью. Добился своего? Расшевелил библиотекаря? — Вы о таком, естественно, не думали! Не магия, не убийца на поводке — просто яд!
— Не просто, — не смутился под моим взглядом инспектор. — Про яд мы сразу думали. Проще некуда — в еду что-нибудь подсунуть или книжные страницы специальным составом напитать. Потому защиту сделали хорошую. Распознавание заложили. Сеть сработала бы, ты и дотронуться не успела бы. Думаешь, легко было такую защиту вокруг тебя держать и днем и ночью? Думаешь, чего ты жива до сих пор?
Он не кричал, рычал рассерженным зверем, и причин винить в случившемся меня у него было, наверное, больше, чем у меня для упреков в его адрес. Это ведь я отдала эту чертову конфету Эду — его Эду, не моему. Моим он еще не стал, а с Крейгом, судя по тому, как они общались, их связывало многое. И если сейчас случится непоправимое…
— Саймон, — сказала я, отогнав последнюю мысль. — Саймон принес шоколад.
И заскулила тихонько, ссутулившись и закусив рукав платья, теперь уже из-за Саймона.
Я же верила ему! Верила.
Сама все рассказывала, не прося о помощи, уверенная, что не в его силах что-либо изменить. Рассказывала, лишь бы только слушал.
И он слушал. Успокаивал. Подбадривал. Выбивал из меня дурь на ринге и носил пироги своей мамочки…
Терпел боль, когда я вырезала на его груди имена пропавших.
Зачем? Чтобы получить достоверное оправдание тому, что помнит прежнюю реальность, если вдруг проколется?
Сейчас бы вернуться в ту ночь, чтобы я сидела на нем с ножом в руке, я бы…
— Не Саймон, — новый голос заставил меня вздрогнуть и поднять заслезившиеся глаза на Оливера Райхона.
Да, он тоже был тут. Я даже огляделась, чтобы проверить, кого еще не заметила в комнатушке для отдыха, примыкавшей к кабинету леди Райс. Никого больше: я, наставница, Крейг и ректор.
— Это был не Саймон, — повторил он. — Специалисты сейчас проверяют, чтобы полностью исключить, но… — Ректор скривился и выплюнул шипящее эльфийское ругательство, стукнул со злостью кулаком по стене. — Не Саймон! — припечатал уверено. — Саймон с семи утра был на полигоне со мной и еще с тремя преподавателями. Готовили площадку для итогового экзамена. Этого не было в планах, декан некромантов попросил передвинуть зачеты своего факультета, и освободилось окно для боевиков. Я сам посылал к Вульфу рано утром, чтобы предупредить. Тот, кто выбрал его личину, чтобы подобраться к вам, Элизабет, не мог этого знать. Хотя для него это вряд ли имело значение. Целью ведь было не Саймона скомпрометировать, а дать вам яд. Вы сами взяли шоколад?
Я вспомнила лежащий на мужской ладони мешочек и то, как потянулась к нему.
— Сама.
Чуть отпустило зажатое в тиски сердце. Дышать стало легче.
Не Саймон.
Хорошо, что не Саймон.
Облегчение выплеснулось слезами.
Боже, за что? Почему не полосы даже, черные и белые, как у нормальных людей, а тонкие штрихи, распестрившие жизнь? Смех-слезы-радость-печаль, все чередуется так быстро, что нужно иметь канаты вместо нервов, чтобы остаться нормальной в этом безумии.
Мне почти предложение сделали, и я почти согласилась, а тут…
— Вы сможете показать место, где встретили того человека? — спросил ректор.
— Да.
Встала. Пошатнулась, но поднялась на ноги. Правое колено болело, и я не сразу вспомнила, как ударилась, стараясь удержать падающего мужчину. Колено — мелочи, сама потом вылечу, как он научил.
— Милорд, — я сделала вид, что не заметила протянутой мне руки, — Что с доктором Грином? Как… — обернулась на Крейга: — Вы же сказали, что защита сработала бы, что я не взяла бы яд? Или… не съела бы? А другой… Другой — да?
Полицейский и ректор хмуро переглянулись. Всхлипнула вдруг неожиданно громко леди Пенелопа.
— Защита основывается на распознающих яды заклинаниях, — проговорил Оливер медленно. — Базовое плетение сети включает информацию по большинству известных ядов и их компонентов. Но может не сработать, если речь идет об уникальной рецептуре или веществах, которые не включены в базу из-за их редкости. Мы не все проверили, и…
— Что там было?! — не выдержала я.
— Целители сейчас проводят тесты. Но по симптомам похоже на яд василиска.
— Яд василиска, — повторила я. Зашуршала страницами памяти. — Он же не смертельный? Только если запустить укус, да? Я читала…
— Не смертельный, — сдерживая рыдания, ответила мне леди Райс. — У тех тварей, что еще встречаются в природе. Но тут… тут использовали…
— Боюсь, тут использовали яд реликтового василиска, — закончил, сжалившись над целительницей, Оливер. — Настоящего василиска, обращавшего живое в камень.
— Но это… — показалось, что воздух превратился в удушливый горький дым. — Для него же…
Нет антидотов. Ни природа, ни люди, ни эльфы не смогли создать противоядия.
Этот яд, как и взгляд мистического змея, превращал отравленного в камень. Не мгновенно, но тоже быстро. Всего за несколько часов…
— Мне можно его увидеть?
Оливер с Крейгом снова переглянулись. Снова всхлипнула леди Райс.
— Увидишь, — пообещал мне инспектор, жалостливо погладив по плечу. — Только сперва покажи, где ты того человека встретила. Если следы остались, сама понимаешь, времени лучше не терять.
Я показала.
Ограда, куст сирени.
Пусть ищут. Каждый должен заниматься своим делом.
— Слепое пятно, — зло сплюнул полицейский. Поглядел на ректора, будто тот в чем-то виноват. — Слепое пятно, фон от портала, ты понял? Даже если бы она видела сквозь иллюзии, ничего не разглядела бы!
— А ваши люди? — спросил Оливер. Они переговаривались, как будто забыли обо мне.
— Мои говорят, что Вульф это был. Отклонений не заметили. Но время — не больше пяти минут. Если качественная маска: слепок ауры, кровь, личные вещи… Скажу, чтобы поработали с ним, как следует. Менталистов подключу, пусть вспоминает, где и с кем пересекался, что терял, царапины, кровь из носа…
Мне это было неинтересно. Промелькнула мысль, о том, как измучают Саймона полицейские спецы, выжимая нужную информацию, но в голове надолго не задержалась. Он же Стальной Волк, а ментальные щупы — это не больнее прямого в челюсть.
— Простите, если я уже не нужна, можно мне…
— Элизабет, мне кажется, вам не нужно…
— Вам кажется, милорд, — перебила я ректора, так же, как он не позволил договорить мне. Посмотрела на Крейга: — Инспектор, вы обещали.
Тот вздохнул по-стариковски, подставил руку:
— Раз обещал, пойдем. А ты, милорд, за старшего пока побудь.
— Я и так тут за старшего, — горько прозвучало в ответ. — К сожалению.
Пока шли, Крейг не проронил ни слова. Может, чувствовал все же свою вину за случившееся. Может, думал, пытаясь вычислить библиотекаря.
У меня думать не получалось.
— Там он, — полицейский кивнул на закрытую дверь, перед которой мы остановились. — Только ты уж не плачь, постарайся. При нем не надо, не любит он этого. А выйдешь, тогда уж…
Сам он не зашел. Сказал, что был уже и после еще заглянет, а слишком часто или постоянно там сидеть — тяжко.
Правильное слово.
Мне тоже было тяжко. И тем докторам и сестрам, что находились в хирургической палате, где на высокой кровати лежал, по плечи накрытый простыней их заведующий.
Дышал. Тяжело, редко, но дышал.
Грудь вздымалась неровно.
Глаза закрыты.
Лицо не бледное даже — серое, словно запыленное. Но не каменное. Пока еще…
— Мисс Аштон, — доктор Кленси, увидел меня, заступил дорогу. — Вам нельзя здесь находиться.
— Почему?
— Это…
— Кленси! — знакомый хриплый голос заставил вздрогнуть не только меня и любителя поить чаем мертвых котят, но и всех, кто был рядом. — Выйдите. И остальные… кроме Бет…
— Но, доктор Грин, я…
— Во-первых, я пока еще тут главный. Во-вторых… — он сипло закашлялся, но все же закончил: — Уважайте желание умирающего, что ли…
Не знаю, какой из доводов подействовал, но и минуты не прошло, как в палате не осталось никого, кроме нас с Эдвардом. С Эдом. Теперь я могла его так называть. Пусть пока еще и не вслух.
— Бет, вы здесь? — глаз он не открыл, возможно, не мог, но голову с трудом повернул.
— Здесь, — приблизилась. Провела пальцами по щеке, надеясь, что мое прикосновение сотрет пыльный налет, но чуда не произошло.
— Наверное, я вас… скомпрометировал, когда выгнал всех, чтобы остаться с вами наедине.
— Не страшно, — я погладила его по волосам, убирая упавшие на лоб пряди. — Вы — достойный человек, вам можно.
— Бэт, я… умираю, кажется…
— Нет! — я затрясла головой. Выполнить просьбу инспектора и не заплакать с каждой секундой становилось все сложнее.
— Да. Так иногда бывает…
— Нет! Даже не думайте! Слышите? Даже не думайте! Вы у меня еще поживете!
— У вас? — на посеревших губах появилась знакомая усмешка. — Нет, Бэт, нет… Кто мне позволит жить в женском общежитии?
— Вы…
— Невыносим. Невозможен. Я помню. Но это ненадолго, потерпите…
— Не смейте так говорить, — всхлипнула я.
— Это правда, Бет. Я всегда говорю правду… почти всегда. А они не говорят… Василиск, да? На вас защита от ядов, но если это что-то экзотическое… Я подумал: василиск, гидра или мисайский гриб — редкие, но достать можно. А мне вводят антикоагулянты, разжижают кровь… значит, василиск. Я прав?
— Да, — сказала я коротко, чтобы он не услышал в моем голосе слез.
— Значит, голова работает… Вы понимаете… понимаете, что все, что я скажу дальше, тоже не предсмертный бред. А я скажу…
— Не нужно…
Он усмехнулся снова:
— Все еще убегаете, мышка моя?
— Нет. Не хочу, чтобы так…
— Думаете, я хочу? Но это… это скромная просьба. Две просьбы. Во-первых, сейчас вы уйдете. Уйдете и не вернетесь в эту палату, пока все не кончится. Не вернетесь, даже если вам скажут, что я хочу вас видеть. Я боюсь, что не до конца буду в здравом уме и… Видеть вас я все равно не могу. Глаза уже… Не приходите. Обещайте, что не придете.
— Нет…
— Обещайте, Бет. Давайте простимся сейчас, как… как друзья…
— Друзья? — мне уже не плакать хотелось — выть в голос.
— Да. Друзья. И вторая моя просьба, как к другу… Пойдите в мой кабинет. Там должно быть открыто. В верхнем ящике стола… мой ежедневник… Заберите его. Выбросьте, сожгите… Или оставьте себе, если хотите. Только чтобы он не попал в чужие руки. Там не рабочее… не только рабочее, но мне бы не хотелось…
— Рисунки, — улыбнулась я сквозь слезы. — Я видела. Извините.
С нежностью погладила его по щеке и закусила губу до боли, поняв, что он не чувствует уже моих прикосновений.
Но говорит еще. Улыбается, хоть и заметно, каких усилий ему это стоит.
— Видели? И как?
— Красиво. Эльфы. Эльфийки. Едино…
Я осеклась на полуслове. Сглотнула комом стоявшие в горле слезы. Вдохнула глубоко.
— Единорог, — проговорила осторожно, боясь спугнуть блеснувшую впереди робкую надежду. — Единорог, доктор. Вы говорили, что его кровь — абсолютное противоядие. Значит…
Он едва заметно покачал головой:
— Забудьте, Бет. Никто не позволит…
— Только не умирайте, — приказала я ему, с силой сжав в ладонях серое холодное лицо. — Дождитесь меня, хорошо? Я быстро. Обещаю.
— Бет…
Я не слышала, что он говорил мне в след. Гораздо важнее, что он скажет, когда я вернусь. И что скажу ему я.
Если я не кинулась бежать со всех ног, то только потому, что добираться в эльфийское посольство бегом было бы слишком долго. Но и портальной сетью я воспользоваться не могла. Нужно было найти проводника из старших магов. Любого.
Первым в коридоре мне встретился Крейг.
Я вцепилась в его рукав мертвой хваткой и поволокла к выходу, попутно объясняя свой нехитрый план. В глазах полицейского, сейчас ни капельки не косивших, вспыхнула было радость надежды, но очень быстро потухла. Потому что эльфы. Законы, правила, дипломатические отношения и прочая внешняя политика.
— Нужно хотя бы попытаться, — сказала я убежденно. — Я сама поговорю с лордом Эрентвиллем, как частное лицо. Никаких вмешательств в международную политику. Не можем же мы просто сидеть и ждать, пока он умрет?
То ли инспектор не хотел сидеть и ждать, то ли, посмотрев на меня, решил действовать по принципу «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало», но согласился меня провести, и через минуту — я даже за верхней одеждой не стала заходить — мы стояли у ворот посольства.
— Леди Элизабет Аштон, — церемонно представилась я дежурившему у калитки стражу. — Я хотела бы встретиться с лордом Эрентвиллем. Полагаю, он знает, по какому вопросу.
Общения с Грайнвиллем хватило, чтобы понять, что эльфы в курсе всего, что происходит в академии, и новости, неизвестно по каким каналам, они узнают одними из первых.
Страж, выслушав меня, склонил на несколько секунд голову, словно раздумывал, что ответить, а затем, распрямившись, проговорил с равнодушной вежливостью:
— Лорд Эрентвилль вас примет, леди Элизабет. Без сопровождения.
Крейг, сам не желавший влезать в международные отношения, не протестовал.
На крыльце особняка меня встретила леди Каролайн, прекрасная и печальная.
— Мне очень жаль, — проговорила она с почти человеческой искренностью и истинно эльфийской сдержанностью.
Ее отец, ожидавший меня в малой приемной на втором этаже здания, был еще более скуп на слова. Выслушал мою просьбу и бросил коротко и веско:
— Нет.
— Лорд Эрентвилль, я вас умоляю, — если бы думала, что это поможет, то и на колени перед ним упала бы, — это единственный шанс. Единственное средство против яда василиска.
В лице эльфа не дрогнул ни единый мускул, и рисунок на щеках оставался неподвижен, когда нелюдь решил расширить свой ответ:
— Эноре кэллапиа неприкосновенны. Это — незыблемый закон.
— Когда речь шла о вашей жизни, доктор Грин не побоялся пойти на нарушение незыблемых законов, — напомнила я. Хотелось верить, что мой голос звенел от гнева, а не от отчаяния. Как верить и в то, что пока я спорю с поборником идиотских, никому не нужных правил, не случится ничего непоправимого.
— Доктор Грин не нарушал законов, — выговорил невозмутимо посол. — Он нашел способ их обойти. И я не оспариваю того, что жив лишь благодаря его находчивости и целительскому гению. В данном случае обойти закон невозможно.
— Но я не прошу…
— Просите.
— Это исключительный случай! — сорвалась я на крик. Сложно держать лицо, когда это лицо уже в слезах. — Так сделайте исключение!
— Подобное исключение создаст прецедент, — парировал он ровно.
— Но он же умрет!
Идя сюда, прекрасно зная о непробиваемости эльфов, я все равно отчего-то не сомневалась, что все получится. Загорелась этой идеей, как только вспомнила о единороге. Лорд Эрентвилль разбил мои иллюзии в прах еще до того, как открыл рот, одним своим видом, но надежда долгие секунды продолжала теплиться в душе. Теперь и этот робкий огонек медленно гас. Ощущение безысходности захлестнуло с головой, боль и вина, от которых не спрятаться, убеждая себя в том, что сделала все возможное.
— Доктор Грин — хороший человек, — сказал посол, и тон его можно было даже принять за сочувственный. — Я скорблю вместе с вами.
— Чтоб вы сдохли, — зло прошептала я. — Чтоб вы…
— Вам нужно на воздух, Элизабет, — леди Каролайн, достойная дочь своего отца, за время короткой беседы не вставившая ни слова, подошла ко мне и властно взяла под руку. — Я проведу вас по галерее.
Она потащила меня к двери, и ее родителю, к счастью для него, не пришло в непробиваемую остроухую голову сказать мне что-нибудь отмороженно-вежливое на прощание.
Полуэльфийка, как и обещала, вывела меня не на внутреннюю лестницу, а на открытую галерею, тянувшуюся на уровне второго этажа вдоль боковой стены здания. Но свежий воздух оказался плохим успокоительным для меня.
А вот пощечина подействовала.
— Полегчало? — процедила сквозь зубы внезапно растерявшая аристократичные повадки девица.
— Д-да, — я прижала ладонь к горящей щеке.
— Вот и хорошо, — Каролайн снова взяла меня под руку и медленно повела вдоль высоких арочных проемов. — Платье не помешает тебе прыгнуть?
— Куда? — растерялась я еще больше.
— Туда, — она кивнула вниз, на хорошо просматривающийся с галереи домик единорога. — Поговори с ним. Возможно, он придумает, как тебе помочь. Но придется меня ударить. По-настоящему ударить.
— Зачем?
— Затем, что твоя магия в этих стенах бессильна, — склонившись к моему уху, зашептала Каролайн. — А меня тут слишком хорошо знают, чтобы поверить, что я просто так тебя упустила. Поняла?
— Поняла, — кивнула я, в самом деле начиная что-то понимать.
— Ударишь меня, спрыгнешь. Отобьешься от стража, что бросится к тебе от ворот. Он плохой боец, это будет легко. Помнишь, как открывать дверь? Рычаг вниз. Внутри тоже есть рычаг, справа. Поднимешь и повернешь, и снаружи никто уже не откроет.
— Давно ты меня узнала? — это не имело значения, особенно сейчас, но я не могла не спросить, потому что сама узнала ее только теперь, по шипящему шепоту и ставшей хищной ухмылке, обнажавшей ровные белые зубы.
— Давно, — улыбнулась она снисходительно. — Ты двигаешься одинаково, и в жизни, и на ринге. И ведешь себя одинаково — всегда и во всем сомневаешься. А в последний вечер Волк назвал тебя по имени. Но думаю, ты все же не так проста.
Видимо, это был комплимент. Странный от дочери эльфийского посла и в чем-то лестный из уст Дикой Кошки.
— Пора, — шепнула она, когда мы дошли до середины галереи. — Только не вздумай обидеть его.
— Его не обижу, — пообещала я.
Сделала шаг в сторону и без предупреждения, по-настоящему, как она и просила, ударила Каролайн кулаком под дых, резко оттолкнула от себя согнувшуюся от боли девушку, и, подобрав юбки, забралась на широкие перила. Примерилась к высоте и спрыгнула на поросший молоденькой травкой газон. Недавно травмированная голень и сбитое сегодня колено тут же напомнили о себе, но я остановилась лишь на несколько секунд: сплела обезболивающее заклинание, которому нас учили на боевом как раз для того, чтобы после ударов и падений могли до конца пройти полосу препятствий, и побежала к жилищу единорога.
Что до бросившегося за мной стража, то Кара-Кошка сильно переоценила его способности: мне даже бить его не пришлось по той простой причине, что он меня не догнал.
Первый рычаг вниз. Второй — вверх и повернуть.
Перевела дух и открыла следующую дверь.
Ну, здравствуй, диво дивное. Я к тебе.
И прости, если все же обижу…
