Книга: Найди в себе француженку. Искусство быть счастливой
Назад: Сезонные праздники
Дальше: Fin

Les fêtes des enfants – Детские праздники

«Что такое baby shower? – спросила меня Надин. – Вы действительно ставите ребенка под душ или используете ванночку?» Так начался мой разговор с французской подругой Надин о празднике для беременных. Как объяснить ей логику этого американского праздника, возникшего во времена послевоенного беби-бума? Мы радовались приходу в нашу жизнь новых, обеспечивающих комфорт технологий, таких как пластмасса, и мы производили на свет множество детей – а значит, нам нужно было больше детских товаров. В это время Франция вставала из руин и все еще жила реальностями XIX века, в том числе и деторождением.
«Зачем праздновать появление ребенка, который еще не родился? – настаивала Надин. – Разве это не плохая примета?» Призраки истории и привычка не обсуждать эту тему сделали совершенно невозможным появление праздника для беременных на радаре француженки.
Культура американцев стала такой детоцентричной, что им трудно представить себе день рождения маленькой француженки. Никаких красных динозавров, никаких надувных батутов высотой в пятнадцать футов. Никаких тортов размером с гараж. Просто маленькая вечеринка для нескольких детей, один-два милых, но не слишком дорогих подарка и настоящий домашний пирог. Именинница чувствует, что она в центре внимания, но ее не осыпают неумеренными дарами, и жизнь идет как всегда, по здравой, ровной колее.
Семья может поднять бокалы, когда юная француженка сдает экзамен на бакалавра. Baccalaureat, или просто bac, – это общенациональный экзамен, который в случае успешной сдачи эквивалентен нашему аттестату об окончании средней школы. Все дороги, все занятия ведут к этому экзамену. Если француженка сдает его (что очень непросто), она получает документ, дающий ей право на работу или поступление в университет. Родители полны гордости, а француженка вступает во взрослую жизнь!
Между буржуазным (Левый берег) и рабочим Парижем (Правый берег) – на другой стороне мира, на противоположном берегу Сены, в плотной многоэтажной застройке северных окраин совсем другой праздник отмечают в совсем другом Париже. Здесь росла Эдит Пиаф, здесь когда-то царили оборванцы и хулиганы; здесь Трюффо и другие режиссеры снимали блестящие черно-белые фильмы о жизни рабочих окраин. Когда-то здесь над городом нависали каменоломни и ветряные мельницы, и народ собирался выпить дешевого вина и потанцевать. Сегодня это ворота для прибывающих во Францию иммигрантов. Это многоязычный, мультикультурный, постколониальный Париж. Художники превратили старые булочные в просторные, наполненные свежим воздухом лофты и раз в год открывают свои двери во время знаменитого парада городского искусства. Они делят крышу с китайскими, североафриканскими и центральноевропейскими семьями. Это Париж акробатов и аккордеонистов, философов и актеров, предпринимателей из рабочего класса и богемных аристократов. Это Народный Париж.
Возможно, в попытке объединить этот стремительно меняющийся ландшафт, возможно, просто так, без причины, мэрия города решила ежегодно проводить уличный праздник, или День единства – в американской терминологии. И неважно, что во Франции нет такого понятия, как день единства. Или что французы не смешиваются с иностранцами, разве что на концерте или политической демонстрации. Или что они, возможно, обожают свой район и не стремятся встречаться с соседями и устраивать совместные ужины. «Я бы пошел на День единства только для того, чтобы подцепить хорошенькую женщину», – снисходительно фыркнул один из моих друзей. И все же, как многие другие, он пошел. И добился чего хотел.
Забудьте об упаковках баночного пива. Забудьте о бумажных тарелках и пластиковых вилках. Забудьте о больших пакетах чипсов. Французский День единства, может, и странная штука, но от этого он не менее французский. Люди идут во двор здания напротив главной церкви со своей посудой и фарфором, завернутым в тонкие полотенца и уложенным в корзины, а также горой идеально приготовленной еды. На самом деле именно еда и выпивка растопили лед: ягодные пироги, посыпанные сахарной пудрой. Трубочки с горячим шпинатом и домашний киш с козьим сыром и хрустящей корочкой. Кускус и жареный ягненок с мятными листьями и рисом с шафраном. Китайские пельмени и пирожные с медом и миндалем. Жареные помидоры и грибы размером с кулак. И огромное количество вина (Saint Emilion, Pomerol, Côtes du Rhône, Pauillac). Эта немного беспокойная и настороженная группа мультикультурных иностранцев в конце концов достигла определенного единства. В размеренной формальности Парижа, где районы разделяют город словно на множество кусочков идеально нарезанного сыра бри, здесь появилась непривычная возможность для консервативного мясника из рабочего класса посидеть за одним столом со своим соседом-африканцем; для слегка нудного школьного администратора опрокинуть стаканчик бренди с вьетнамским продавцом; для занятого менеджера, который ежедневно едет на работу в La Defence и обратно, – ослабить галстук и пообщаться с марокканским барабанщиком или тунисским механиком. Это был Париж нового тысячелетия, новый французский кипящий котел. Долговязый парень достал аккордеон и сыграл мюзет. Кто-то выволок через открытое окно пианино и заиграл Шопена. Еще один сосед, завсегдатай аптеки, запел оперную арию (ко всеобщему изумлению), пока пара бродячих котов дегустировала фуа-гра.
Вначале разговор касался городских дел и продолжался несколько часов. («Когда наконец у нас в районе решат проблему с собаками?», «Вы видели выставку в новом музее музыки возле Ла-Виллетт?», «Что там с нашим недотепой-мэром?», «Вы слышали, что улица де Мо скоро станет пешеходной?») Но в конце концов формируются парочки, на оборотной стороне билетов на метро пишутся телефонные номера, публичные персонажи дают волю личным чувствам.
К вечеру семьи расходятся по домам, а толпа молодежи продолжает буйную вечеринку за полночь. Разумеется, никто не вызывает полицию. В Париже никто этого не делает, неважно, насколько шумная ночная вечеринка. В Париже все уважительно относятся к веселью, даже если это означает, что вам придется признать право других лишить вас сна.
Однако в этом случае люди будут точно знать, кто именно веселится, и поэтому шум будет еще более приемлемым. Если изначально это не было целью городского совета, то теперь уж точно это так.
Пер Ноэль против Санта-Клауса
Из всех многочисленных различий между французским и американским Рождеством самое занимательное, возможно, различие – между старым, настоящим Пер Ноэлем (рождественским дедом) и нашим, спонсируемым крупной корпорацией мистером Клаусом. Вот их самые характерные черты:
ФРАНЦУЗСКИЙ ПЕР НОЭЛЬ
Пер Ноэль уже так давно раздает подарки в Европе, что его невозможно разжалобить. Маленькая Клодетта может получить на Рождество набор деревянных кубиков и маленькую куклу. И не больше!
Молоко с печеньем у камина совершенно неприемлемы. Пер Ноэль ожидает остатков ужина из восьми блюд и маленькую рюмку коньяка. Как все французские святые, он заботится о своей печени, но, черт побери, мы живем только один раз.
Пер Ноэль работает с партнером, и это не какая-нибудь девчонка. Это Пер Фуэттар, лишенный чувства юмора малый, чья работа заключается в том, чтобы напоминать Пер Ноэлю, как каждый ребенок вел себя в течение года. Маленькая француженка боится Пера Фуэттара, несомненно, потому что он, согласно поверьям, носит с собой плетку. («Fouet» по-французски означает «плетка».)
Пер Ноэль ненавидит публичность и не показывается раньше начала декабря. Маленькая француженка с нетерпением ждет его прибытия.
АМЕРИКАНСКИЙ САНТА-КЛАУС
У Санты есть новая банковская карта с низкой годовой процентной ставкой и неограниченной суммой кредита, а еще так много подарков на доставку, что они не помещаются в его санях. Поэтому он завел себе новые, четырехколесные, усиленные сталью спортивные практичные сани, делающие три мили в минуту.
Санта собрал эльфов, которые во время поездки сидят на заднем сиденье и смотрят оцифрованную версию «Снеговика Фрости». (Его олени были «освобождены» защитниками прав животных уже много лет назад.)
Санта следит за своим уровнем холестерина и за тем, сколько лишних фунтов набрал за последнее столетие. Он пьет только обезжиренное молоко и ест низкокалорийное печенье.
У Санты появился новый PR-директор, чья миссия – показать американским детям Санту еще до Хэллоуина. Маленькая американка притворяется, что верит в Санта-Клауса, чтобы родители подарили ей эту радиоуправляемую лодочку «Барби на Ривьере».
Из записной книжки француженки: традиции и праздники
Трать на праздничные традиции время, а не деньги. Как и во всем остальном, здесь для француженки меньше – это лучше. Готовь, ешь, пей и собирайся вместе с близкими, чтобы творить воспоминания и чувство общности. Создавай ритуалы праздника. Передавай их по наследству.
Французский Хэллоуин
Во время каждого Хэллоуина французы спрашивают меня, как случилось, что языческий праздник кельтского происхождения стал американским феноменом, – приносящим ежегодный доход в 14 миллиардов долларов. Поэтому, возможно, просто с испугу (а может, потому что хозяева магазинов надеялись подзаработать, продавая мадленки в форме тыквы) французы начали отмечать и этот праздник, правда, с некоторыми галльскими особенностями. Когда группа моих соседей-французов решила распространить ритуалы Хэллоуина в нашем районе, результаты оказались не совсем такими, каких ожидали.
Колядование по парижским квартирам имеет довольно ограниченные возможности – из-за кодовых замков и домофонов. Французы, не привыкшие открывать дверь кому попало, были озадачены самой мыслью о том, что банда ребятишек придет к их порогу требовать конфет. У лифтов и на первых этажах домов развесили объявления о том, что 31 числа ожидается приход группы упырей и гоблинов и им понадобится немного конфет. Но все же большинство французов ничего не поняли. («Mardi gras – это же бразильский праздник, разве нет?» – спросил один пожилой господин.)
На праздник пришли несколько малышей в костюмах клубничек и пчелок, непременный Бэтмен в вытянутых колготках и теплой куртке (в тот Хэллоуин было очень-очень холодно), но в целом французы были одеты каждый в своем индивидуальном стиле: то ли пират, то ли циклоп, цыганка-танцовщица, шпион в черном трико и красном берете, малыш в маске поросенка из папье-маше. Даже просто сказать «сладость или гадость» (во Франции нет точного эквивалента этой фразы, кроме «farce or friandise» («фарш или сласти») считалось неприемлемым (слишком коротко, грубо и невежливо по отношению к сладкому), поэтому один из соседей выступил сам, со сложной оперной арией, включающей отрывок, который дети пели в течение трех долгих минут. Все страстно желали получить сладкое, но были слишком хорошо воспитаны и поэтому ждали и не ныли, пока благонамеренный сосед экономно, одну за другой, распределял конфеты: «…эта конфета для Жака, а эта конфета – для Мари-Надин, а эта конфета для Пьера…» Далее детям сообщили, что эти конфеты они будут есть весь следующий год – и, похоже, они приняли это без особых огорчений.
На уши Бэтмена и береты начал накрапывать дождик, но труппа направилась к следующему дому, где их ожидала такая диковинная вещь, как тыквенный пирог. Тыква – не слишком популярный у французов продукт. Но наша соседка купила свежую тыкву, почистила ее и испекла настоящий тыквенный пирог, добавив сметану, свежемолотый мускатный орех, толченую гвоздику и ром. Нужно было проявить немного терпения, чтобы уговорить мальчишек попробовать пирог. «Я не ем пироги из овощей», – заявил Бэтмен, но, как только они решились, все остались довольны.
Книга
«ПРАЗДНОСТЬ: ГИД ПО ПАРИЖСКИМ ПАРАДОКСАМ»
Эдмунд Уайт
Прочтите эту блестяще написанную книгу ради легкого, соблазнительного портрета Парижа с присущей ему атмосферой праздника и чуда. Уайт – американский офицер французского Ордена Искусств и литературы.
Назад: Сезонные праздники
Дальше: Fin