Как-то раз приятель Брюллова художник Иван Дурнов хотел подшутить над ним и, указывая на весьма посредственную картину, сказал:

– А ведь тут много брюлловского стиля.

– Нет, – ответил Брюллов, – тут, Ваня, много дурного.

В Петербург приезжала одна англичанка, известная портретистка. Брюллова спросили, что он думает о ней.

– Талант есть, – ответил он, – но в портретах ее нет костей, все одно мясо…

Однажды Брюллов писал портрет одной состоятельной дамы, которая сильно злоупотребляла косметикой.

Когда портрет был закончен, он не понравился заказчице, так как был написан без всяких прикрас. Однако, не зная, к чему придраться, заказчица сказала:

– Уж я, право, не знаю, но портрет мне совершенно не нравится.

– Чем же, сударыня? – спросил Брюллов.

– Наверное, вы нехорошие краски покупаете, – проговорила дама.

– Краски, сударыня, я покупаю в лучшем петербургском магазине, в том самом, где вы покупаете свои белила и румяна, – ответил художник. – Так что портрет должен быть очень на вас похож.

Художник и его модель. Мецмахер Э. П.

Однажды в мастерскую к Карлу Брюллову приехало семейство, для того чтобы познакомиться с его учеником Николаем Александровичем Рамазановым, будущим известным скульптором и искусствоведом.

Брюллов был рассержен на Рамазанова и, обращаясь к посетителям, сказал, представляя своего ученика:

– Рекомендую – пьяница.

– А это – мой наставник, – ответил Николай Александрович.

Ученик Карла Брюллова Мокрицкий был родом из Малороссии и хорошо знал, как живут его земляки в Петербурге. Он и показал выдающемуся живописцу рисунки талантливого крепостного Тараса Шевченко, страдавшего от прихоти своего грубого хозяина, помещика Энгельгардта.

Шевченко был приведен к Брюллову и так заинтересовал его, что Брюллов сам отправился к Энгельгардту на Моховую улицу с ходатайством об отпускной, но после разговора с помещиком долго не мог прийти в себя от возмущения и иначе как «свиньей в торжковских туфлях» Энгельгардта не называл.

Тогда за дело взялся художник Венецианов и со свойственной ему практичностью сразу узнал цену, за которую помещик отпустил бы крепостного. Энгельгардт назвал ни много ни мало – 2500 руб. Брюллов обратился за помощью к Василию Андреевичу Жуковскому и графу Матвею Юрьевичу Виельгорскому, и они вместе составили план будущих действий.

Брюллов написал портрет Жуковского, который решили разыграть в лотерею, выпустив билеты на сумму, нужную для выкупа. Портрет должна была выиграть императрица. План был приведен в исполнение, портрет «совершенно неожиданно» достался императрице, Энгельгардт получил желаемую сумму, а Шевченко – отпускную и свободу…

В продолжение нескольких следующих дней юный Тарас не мог докончить ни одну работу, все валилось у него из рук: примется за рисунок, но вдруг отложит его, достанет из кармана отпускную, прочитает чуть не по складам, поцелует ее и заплачет…

Пушкин, будучи влюблен в юную Наталию Николаевну, писал ей в Петербург после знакомства с Карлом Брюлловым: «Неужто не будет у меня твоего портрета, им писанного? Невозможно, чтоб он, увидя тебя, не захотел срисовать тебя; пожалуйста, не прогони его, как прогнала ты пруссака Криднера…»

Однако невозможное оказалось возможным, и Наталии Николаевне не пришлось прогонять Брюллова, потому что… художник нашел модель недостаточно красивой, а в таких случаях Брюллов никогда не брался за кисть.

Карл Брюллов был характера независимого и писать не интересных ему людей не любил.

В 1837 году Брюллов проводил лето в Петергофе. Николай I пригласил его к себе – императору захотелось иметь портреты супруги и дочери, написанные самым знаменитым в то время художником.

В назначенный срок Брюллов явился в царскую резиденцию. Императрица Александра Федоровна и великая княжна Мария Николаевна пожелали быть изображенными во время прогулки верхом. Брюллов взялся за кисти, расположившись у окна одной из комнат садового павильона. Напротив окна гарцевали на лошадях императрица и великая княжна. Работа продвигалась быстро.

Между тем небо заволокло тучами и пошел дождь. Брюллов, казалось, весь ушел в работу и ничего не замечал. Обеспокоенный доктор Маркус настоятельно советовал прекратить сеанс: царственные особы могли простудиться. Художник словно не слышал. Императрица распорядилась не мешать художнику. Обе амазонки промокли до нитки…

Император, видя самозабвение, с каким работал живописец, рассчитывал получить картину в самое ближайшее время. Увы, вскоре Брюллов к работе охладел, поставил портрет к стене и никогда больше к нему не прикасался. Картина так и осталась незаконченной.