Григорий Степанович Рахивялли по паспорту числился финном.

Старожилы крымского городка Алушты, где родился маленький Гриша, помнят лишь одного финна, побывавшего в их краях – старшего оперуполномоченного НКВД, присланного из Москвы. Появился он внезапно, пробыл – совсем недолго и пропал… Ранним утром, едва пробудившийся город обнаружил исчезновение не только прикомандированного финна, но и нескольких десятков тысяч крымских татар, населявших старые кварталы: во дворах продолжали лаять собаки, кудахтать куры, сохнуть белье, но кормить голодных животных и снимать с веревок шаровары, было уже некому. Единственным живым человеком, оставшимся в татарской слободке, был небритый красноармеец, занявший на минарете вакантное место муэтдина. Призывать к молитве было некого по причине полного отсутствия правоверных. Тем не менее, красноармеец периодически осматривал опустевшие улочки сквозь прицел станкового пулемета, ласково взирающего на мирный город с божественной высоты, и нецензурно выражался по причине отсутствия смены. Произнесенные тихим шепотом слова громко разносились по городу, доводя до сведения граждан о приходе новой веры.

Населять опустевшие дома начали дня через три. Первой ордер получила дежурная местной гостиницы Белякова. Добротный дом с садом и сараем на три коровьих места принял ее под фамилией Рахивялли, законной жены залетного чекиста. Тощий финн в этих местах больше не объявлялся, но, судя по интенсивности заселения пустынных районов Казахстана, его таланты нашли применение во многих уголках нашей необъятной Родины. Через девять месяцев после появления в городе вездесущего финна, в доме Рахивялли раздался громкий крик маленького Гриши. Кто знает, сколько еще финских мальчиков и девочек начали сознательную жизнь в чужих домах, ожидая возвращения вечно командированного отца.

Редкая фамилия стала единственным наследством, полученным Гришей от родителя. Материально-воспитательные заботы были возложены исключительно на мать. Она проявила себя человеком постоянным настолько, что появившиеся вскоре брат и сестра тоже оказались Степановичами, правда с разными фамилиями.

Таким образом, Гриша был единственным финном не только в городе, но и в семье.

Попытка поступления в военно-морское училище закончилась полным провалом – финнов под воду пускать никто не собирался, несмотря на пролетарское происхождение. По мнению начальника Секретной части училища Тойво Тойвовича Тотсена, в крови прибалтов преобладали неистребимые гены шпионажа и диверсии. Конечно, полковнику Тотсену было виднее, тем более что по паспорту числился он самым настоящим белорусом. И даже пребывание Гришиной мамы на должности директора гостиницы, не смогло поколебать злобного «бульбаша».

То, что помешало в Севастополе – выстрелило в Одессе. Такой редкой национальности, как финн, в Одесской мореходке никогда не водилось, и курсант Рахивялли прикрыл своим телом графу «малые народности».

Учеба протекала на редкость успешно. За неполных два года Грише удалось осилить пять курсов мореходки, сдавая предметы направо и налево экстерном. Гениальность будущего флотоводца заключалась в планомерном перетекании денежных знаков из его карманов, в карманы требовательных педагогов.

Присланные заботливой мамашей купюры, тщательно переписывались по номерам и учебным дисциплинам. Это делалось на всякий случай, и когда тот наступил, нашему герою было о чем общаться со следователем.

Кафедры мореходки пустели прямо пропорционально Гришиному раскаянию, в чистосердечности которого не сомневался никто, даже прокурор. Лишь один участник аферы оставался вне подозрений – зам. декана. Не мог же Гриша отвлекать этого честного и порядочного педагога от работы над дипломом студента Рахивялли. Окончив училище с дипломом штурмана, Гриша благополучно отбыл в родную Алушту. Срок «три года условно» не давал возможности плавать дальше портового мола, но и не подразумевал длительного путешествия в места пребывания горячо любимых педагогов.

В отделе кадров местного управления гидромеханизации, не без материнской заботы, обнаружилось единственное место, полностью соответствующее Гришиным желаниям и возможностям. Должность капитана-наставника, не требовала выходить в открытое море, нести материальную ответственность, но предоставляла возможность широко раскрыться талантам молодого финна.

В Одессе Гриша понял – если поделится купюрами с другим гражданином, то возникает искреннее стремление последнего к решению насущных проблем первого. Побывав в шкуре дающего, Рахивялли решил на новом месте попробовать себя в другой, не менее интересной роли.

Ни одно назначение капитана, старпома и даже штурмана не промелькнуло мимо столика местного ресторана, а так как текучесть кадров была чрезвычайно высока, то заветный столик заказывался почти ежедневно. Три года, отведенных Родиной на полное исправление, промелькнули насыщенно и легко. Гриша постепенно перевоплощался в солидного Григория Степановича, человека с большими возможностями.

Первым сигналом об опасности, так и не услышанным Гришей, стал случай со старпомом Михелевым, которому основательно надоели ресторанные поборы капитана-наставника. Выслушав в очередной раз приевшиеся тосты финна, Михелев покинул ресторан, оставив на столе сверток. Ничего не подозревающий Гриша, не дождавшись старпома, поинтересовался содержимым пакета. Сто двадцать четыре рубля семьдесят две копейки мелкой монетой по 2 копейки каждая полностью соответствовали принесенному официанткой счету. Пересчет наличности занял несколько часов и вызвал искреннее возмущение работников общепита, выраженное в донесении внештатного сотрудника ОБХСС о странном расчете некогда солидного клиента. Сигнал был услышан, и делу дали официальный ход.

Собрание трудового коллектива управления рекомендовало исключить Г.С.Рахивялли из ДОСААФ, так как нигде больше членом он не числился. Исключение Григорий перенес стойко, пообещав совершать походы на предприятия общественного питания только в качестве народного контролера. Собрание пошло навстречу искренне раскаявшемуся и рекомендовало в районный комитет народного контроля.

Получив заветное удостоверение, Григорий вышел на тропу войны с прихлебателями и паразитами. Освобождая тело советского общества от мелких вредителей, контроллер Рахивялли не забывал и о своих скромных интересах. Делал он это настолько упорно, что приход в ОБХСС ветерана торговли Губоревича вызвал удивление всего состава отдела. За Губоревичем безрезультатно «ходили» десять лет. Ни одного нарушения выявлено не было. Семен Михайлович пришел сам, без посторонней помощи, и сдался: «Где вы нашли такого жадного финна?!!»

Последнее время контролер Рахивялли требовал с него гораздо больше, чем давала пена в его пивном ларьке. Губоревич понял, что терять ему нечего, и собрал котомку. Технология разведения пива водой была доведена стариком до такого совершенства, что чистосердечное признание не подтверждалось ни документально, ни следственным экспериментом. Прокурор растерялся настолько, что ветерану торговли дали полтора года за незаконное ношение ордена «Знак почета», купленного за десять рублей у спившегося передовика.

Новое собрание трудового коллектива было не менее беспощадным, чем прежнее. Гришу решительно заклеймили позором, беспощадно исключили из народного контроля и срочно отобрали заветное удостоверение. В качестве наказания он был взят на поруки с отбыванием исправительного срока на плавкране. Но уже в качестве помощника капитана.

Между прочим, другого финна в городе Алушта, так и не появилось. То ли южный климат не соответствовал северному темпераменту, то ли в министерстве внутренних дел закончились старшие оперуполномоченные.